Цвета бури

Отец успокоил меня, сказав, что, скорее всего, причиной такого отношения было рассмотрение призывника в качестве кандидата в элитные подразделения. Такой вариант был вполне реален, учитывая мою родословную, высокий рост и достаточно серьезную подготовку к прохождению армейской службы – занятия стрельбой и боевыми искусствами. Но эта подготовка имела своей целью совершенно другую перспективу. Я грезил службой именно в погранвойсках и именно поэтому последние два года тренировался в армейском клубе «Пограничник», откуда, благодаря договоренности с военкоматом, все выпускники клуба гарантированно отправлялись служить на границу. Это подтверждала и первичная запись в моем приписном свидетельстве – «команда 220», что означало, что при прохождении срочной службы я должен был отправиться в один из пограничных округов. Но потом началась какая-то кутерьма – мне периодически звонили и приглашали в военкомат, чтобы я донес то одну, то другую справку, какие-то дополнительные характеристики и фотографии. Так в моем приписном свидетельстве сначала поменялся номер команды, из «220» став почему-то «210 А». Потом вообще там появился какой-то четырехзначный номер, который никто из сотрудников призывной комиссии не мог (или не хотел) мне расшифровать. Мрачный прапорщик с переломанным носом борца, заведующий кадровым оформлением, пожал широкими плечами на мой вопрос и усмехнулся:

– Какая разница, что за номер. Куда надо, туда и пойдешь служить.

Я засуетился, бормоча что-то про «Пограничник», но прапор посмотрел на меня своим тяжелым взглядом и веско произнес:

– Призывник, Родина сама разберется, где тебе службу проходить. Вот на сборах попадется «покупатель» с командным предписанием и поедешь с ним туда, куда он скажет. И никто разбираться не будет, что у тебя в приписном написано.

Видя мое замешательство, он чуть смягчился и, посмотрев в протянутое свидетельство, покачал головой:

– Ну, тут ты, конечно, вряд ли потеряешься по случаю. Так что не переживай – пойдешь куда надо. Хорошие войска.

И все. Ни больше, ни меньше. Выйдя из военкомата, я тут же помчался на первом автобусе в спортклуб и, найдя там своего командира, взволнованно показал ему свидетельство. Тот внимательно пробежался взглядом по его содержимому, нахмурив лоб:

– Хм, вот здесь похоже на дивизию Дзержинского. А вот этот номер не понятен пока. Хотя, надо уточнить. Не переживай, разберемся. Недоразумение какое-то. Вечером позвоню военкому. Никому я вас не отдам. Завтра приедешь на тренировку, может, что прояснится.

Но на тренировку на следующий день я не попал. Моя жизнь опять сделала крутой вираж, выбрасывая меня с уже наезженной колеи на совершенно другой путь, о котором я даже не думал. И как всегда, представителем этой неведомой силы, управляющей моими судьбоносными «прыжками», оказался очередной незнакомец, один из тех, кого я называю Проводниками. На этот раз в моей жизни появился Куратор, определив мой жизненный формат на ближайшие десять лет.

О том, что в квартире есть кто-то посторонний, я понял сразу, закрыв за собой входную дверь. При входе стояли незнакомые черные ботинки, а из отцовской комнаты слышались голоса, и еле уловимо тянуло сигаретным дымом. Услышав, что я пришел, отец выглянул из комнаты и кивнул мне, приглашая зайти. Незнакомец оказался поджарым мужчиной, наверное, одного с отцом возраста, со светлыми русыми волосами и цепким взглядом зеленоватых глаз. Все в его облике неуловимо, но явно выдавало в нем военного.

«Сослуживец отца, наверное», – подумал я и вежливо поздоровался за руку с гостем.

– Суханов Борис Геннадьевич, – представился мужчина, разглядывая меня, словно это было не эпизодическое знакомство, а он специально ждал именно меня, всего лишь коротая время ожидания в беседе с отцом. Так и оказалось. Он снова сел в кресло, изящным жестом поддернув брюки и откинувшись на спинку, опять устремил на меня изучающий взгляд. Отец похлопал меня рукой по плечу и направился к выходу из комнаты:

– Ну ладно, оставлю вас.

Суханов согласно кивнул ему в ответ. Когда в комнате остались только мы двое, он чуть наклонился вперед и, улыбнувшись, сказал:

– Ну, здравствуй, Всеволод. Ты, наверное, думаешь кто я такой? Я сейчас все тебе объясню. Разговор у нас будет долгим и очень важным.

Куратор. В СССР к кадрам относились очень серьезно, особенно, если дело касалось каких-то важных стратегических тем. Кадры подбирались самым тщательным образом, проходили систему фильтров и отборов, тестировались, проверялись на профпригодность, лояльность и наличие необходимых качеств. Но одним из самых надежных методов формирования кадрового состава всегда считался «метод контролируемого наблюдения и дистанционной подготовки». Что это значило? То, что кадры готовили с детства. Особенно, если речь шла о династии, обеспечивающей необходимый морально-этический уровень воспитания, патриотизма и наличия профессиональной мотивации. И неотъемлемой частью подобной стратегии считался Куратор, человек, собственно и осуществляющий это самое «контролируемое наблюдение».

Все это и многое другое я узнал от Бориса Геннадьевича, который, как выяснилось, как раз и был моим курирующим наблюдателем. Он незримо присутствовал в моей жизни с самого детства, хотя я и не подозревал о его присутствии. Он был где-то рядом, когда меня, семилетнего пацана, вопреки правилам, приняли наравне со взрослыми ребятами в Клуб служебного собаководства, когда в нашу школу пришел тренер по боксу из ДСО «Урожай», когда я пришел заниматься армейским рукопашным боем в «Пограничник». Ну и конечно, стала понятной природа моих «успешно пройденных тестов» в ДЮТО «Радуга», куда принимали далеко не всякого даже одаренного ребенка. Вся цепочка моих жизненных увлечений и достижений вдруг сложилась в понятную и упорядоченную схему, которую, ранее я не то что не мог увидеть и осознать, она просто в принципе не могла быть мне понятна. И теперь я сидел напротив этого, как выяснилось, совершенно не случайного человека в моей жизни и пытался заставить свой ум мыслить связанно.

– Какие у тебя планы после школы?

Суханов разговаривал со мной так, как если бы на самом деле был моим дядей, периодически приезжающим к нам в гости. Я пожал плечами.

– Хочу в армию сначала. В погранвойска. Потом по стопам деда и отца – в милицию.

Куратор внимательно слушал и только глаза его, казалось, усмехались, оценивая мои планы, которым, судя по всему, не суждено было сбыться.

– А цель? Чего ты хочешь добиться?

Я замешкался, пытаясь достойно сформулировать свою мотивацию.

– Хочу, чтобы наше общество стало чище. Чтобы ублюдков всяких меньше было.

Суханов понимающе покачал головой.

– Достойная цель, Всеволод. Только нужно очень четко представлять себе, насколько она достижима. Потому что если ты неверно рассчитаешь свой ресурс, то можешь приложить уйму сил и времени, но цели не достигнуть. Ведь стремиться к благой цели и достигнуть ее – это иногда два совершенно разных результата.

Я развел руками.

– Я понимаю. Но я думаю, что трезво оцениваю свои возможности.

Суханов, прищурившись, посмотрел мне прямо в глаза.

– Я думаю – не совсем. Это твой юношеский максимализм, а он всегда не очень объективен. Поверь мне, я ведь тоже был таким как ты – молодым, дерзким, обостренно справедливым, бесстрашно рвущимся в бой. И отец твой, – куратор кивнул в сторону двери, – тоже был таким. Но если ты сейчас откровенно поговоришь с ним, вряд ли он будет в восторге от твоего выбора. Посмотри на него, он тоже мечтал о благородной честной службе, но потом завяз в этом болоте, где благородство и честность стали уже редкостью. Милиция сейчас совсем другая, не та, в которой служил твой дедушка. А будет еще хуже. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Я проглотил ком, возникший в горле.

– И что, вы меня отговариваете от моих планов?

Суханов продолжал смотреть на меня с улыбкой, в которой чувствовалось неуловимое сожаление.

– Нет, что ты. Иметь честь и совесть и мечтать о том, чтобы наше общество стало чище и ублюдков стало меньше – планы, достойные уважения и всяческой поддержки. Поэтому я и хочу, чтобы ты не перегорел, встретив на своем пути множество непреодолимых препятствий. Чтобы не разочаровался. Чтобы сохранил свой настрой и свою силу. Я как раз хочу, чтобы ты достиг своей цели. Поэтому я должен предупредить тебя о ловушках, с которыми ты можешь столкнуться, и которые могут стать для тебя фатальными.

Он наклонился еще ближе к столу, его взгляд при этом стал более пронзительным.

– Есть более эффективные способы стать полезным Родине. Если правильно использовать свой ресурс, то можно достигнуть результатов в разы больших, чем ты даже планируешь. Это как стрельба по площадям. Можно палить без разбора в своих врагов, в яростном гневе и ненависти, и может быть, при этом даже попасть в кого-нибудь, но при этом растратить весь боезапас и погибнуть, не выполнив задания. А можно, как снайпер, тихо и взвешенно, сделать один лишь выстрел и решить им исход атаки, сохранив свою жизнь для дальнейших подвигов.

Я усмехнулся.

– Вы что же, меня в снайперы вербуете?

Суханов рассмеялся.

– Нет, что ты. Снайперов у нас хватает. Этому неплохо обучают, хотя и здесь тоже важен талант. Но, если ты действительно хочешь продолжить дело своих родителей, я предлагаю тебе более ответственное задание.

Я молча ждал продолжения, по-прежнему пытаясь собраться с мыслями. Суханов неуловимо понизил голос, что указывало на то, что он приступил к основной части своей речи.

– Твоя подготовка к армии, твои увлечения стрельбой и боевыми искусствами, конечно, важны, но скорее с точки зрения воспитания волевых качеств. В армии они все равно будут в очень значительной степени подкорректированы. Там по-другому стреляют и по-другому дерутся.

Суханов показал на меня указательным пальцем.

– Твое преимущество в другом.

Он сделал небольшую паузу, словно давая понять, что разговор перешел к самому главному моменту.

– Во-первых, это твой патриотизм, впитанный с раннего детства в семье на уровне сформированного мировоззрения. Поверь, это дорогого стоит. Он не позволит тебе погибнуть там, где другие дрогнут и побегут. И этому невозможно научить в «учебке». Это либо есть, либо этого нет. Это наслаивается с воспитанием годами, став потом клеем, который склеивает тебя крепче любого металлического каркаса. Ну, и во-вторых, это то, чему тебя обучают на Алтае те, кого именуют «Охотниками» или даже «шаманами».

Я изумленно посмотрел на куратора, но тот, не переставая улыбаться, подмигнул мне.

– Пойми, Всеволод, в нашем деле очень важно обращать внимание на ключевые вещи. Конечно, я знаю и об этом. И вот именно эти навыки, которые уж точно ни в одной учебке не получить, могут привести тебя к реализации задуманного. А я и служба, которую я представляю, готовы помочь тебе в этом, используя твои преимущества для служения Родине, в самом эффективном формате, который только можно себе вообразить.

Пробуждение Чувств.

АЛТАЙ.

«Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится».

Рю Мураками. «Дети из камеры хранения».

Дождь. Струи прохладной воды, еще несколько мгновений назад летящие высоко сквозь тучи, а теперь падающие на зеленую траву, тут же впитываясь в теплую нагретую почву.

Сева вдыхает запах дождя, различая все его тончайшие нотки – от холодка поднебесья до соединения с поверхностью земли. Айрук сидит напротив него и тоже, казалось, втягивает носом запахи леса, но на самом деле он внимательно читает всю сложнейшую гамму чувств, которая гуляет по телу молодого тайшина, сидевшего напротив.

– Что ты ощущаешь? – спрашивает он.

– Я ощущаю небо через воду, – улыбается Смехов, – вода несет в себе его аромат. А когда она только касается земли, она раскрывает много других запахов, до этого не таких ярких и острых.

– Получается, что вода делает все вокруг более ярким и живым?

Смехов согласно кивает.

– Да, вода пробуждает все вокруг и смешивает между собой. Дождь, как нити, сшивает небо и землю.

Айрук закрывает глаза. Непонятно, делает он это чтобы еще более четко ощутить окружающий лес или, наоборот, уйти еще глубже в чувственную сферу молодого Охотника.

– Ты мог раньше так остро ощущать дождь? Нюхать небо и замечать, как меняется запах травы, лишенной пыльного покрова?

– Нет, раньше я не обращал на это внимания. Разве что в детстве. Мне нравился запах асфальта после дождя. Но даже тогда я никогда не думал о том, что капли, которые падают мне на кожу, еще совсем недавно были частью дождевого облака, находящегося очень высоко от земли.

– Ты и сейчас не думаешь, ты ощущаешь, а это совсем другое.

Смехов опять улыбается. Ему очень нравится, что теперь он может чувствовать гораздо больше, чем мог позволить ему его городской образ жизни. Тайшины открыли для него совершенно новый мир, который и раньше вроде был рядом, но как выяснилось, на самом деле был недоступен для привычного восприятия. Айрук, казалось, уловил не только его эмоции, но даже прочитал его мысли.

– Да, мир не совсем такой, каким мы привыкли его воспринимать. Все зависит от того, на что настроены наши органы чувств. Если они имеют привычку – мир будет для них заперт в границах этой привычки. Если твои чувства свободны, то мир может раскрыться безгранично и стать совсем другим.

Тайшин открыл глаза, словно закончив путешествие по внутреннему миру своего ученика.

– Это наше самое главное преимущество перед жителями городов. То, чему мы научились у наших таежных Братьев.

Айрук постучал себя рукой по груди.

– ЧУТЬЕ. Способность воспринимать мир глубже, чем могут позволить наши уши, глаза и нос. Чутье спасет тебя, когда все привычнее органы чувств обманут и предадут. Без Чутья мы обречены быть в этом мире слепыми и глухими, полагаясь лишь на наш ум. Но ум – ненадежный помощник. Он фантазер, а не охотник. К тому же он напуган и пойман в ловушку. Если ты следуешь в этом мире по тропам, которые выбираешь с помощью ума, то, скорее всего, они заведут тебя в те же ловушки, потому что других путей он просто не знает.

– А что это за ловушки?

Айрук проводит рукой по траве, собирая в ладонь прозрачные капли и с наслаждением проводит ей по лицу, будто смывая с него невидимую маску.

«ИНЖЕНЕР».

БАРНАУЛ.

«– Вот это поворот!».

Найт Шьямалан.

Куратор приходил еще несколько раз. Мы неизменно встречались в нашей квартире. Борис Геннадьевич перебрасывался с отцом несколькими отвлеченными фразами, после чего отец оставлял нас наедине в своей комнате. Мой новый Проводник ничего не говорил конкретно, но постепенно подводил меня к некоему общему пониманию ситуации, что меня готовили для прохождения службы в подразделении, имеющему отношение к военной разведке.

Сначала мы обсуждали какие-то общие темы, а потом переходили к получению мной четких рекомендаций. Некоторые из них так существенно корректировали мои планы, что у меня захватывало дух от скорости перемен, словно я несся на крыше поезда, не имея возможности сойти с него, отчего приходилось просто подставлять лицо встречному ветру, срывающему с меня все иллюзии моей еще неспелой юности.

– Если ты все-таки намерен начать со срочной службы, то проходить ее будешь в нашем подразделении, в оперативном взводе. Официально ты будешь числиться в составе московской дивизии особого назначения. Оттуда будут приходить все письма домой. На самом деле дислокация службы и функции будут несколько иными, но об этом ты узнаешь уже на месте.

Куратор отпил из чашечки обжигающий кофе и осторожно поставил ее на стол.

– Однако, у меня к тебе другое предложение.

Он откинулся на спинку, доставая из кармана пиджака пачку сигарет.

– Я предлагаю тебе не торопиться со срочной. Службы на твой век, поверь мне, хватит.

Он закурил, пододвигая к себе хрустальную пепельницу.

– Я думаю, тебе надо поступить в ВУЗ с военной кафедрой. После него ты получишь звание лейтенанта, и мы сможем оформить перевод в состав нашего подразделения, но уже в офицерском звании.

Я заерзал на кресле. Куратор сразу «считал» мое замешательство.

– Что тебя смущает?

– Насколько я знаю, у нас только один ВУЗ с военной кафедрой, и это «Политех».

Куратор молча ждал продолжения.

– То есть – технический институт. А я с техникой на «вы», я ни поступить туда не смогу, ни учиться нормально.

Суханов помахал перед собой рукой.

– Это уже не твоя забота. И поступишь, и отучишься. Ты ведь знаешь Устав? «Воинская дисциплина обязывает каждого военнослужащего выполнять свой воинский долг умело и мужественно, добросовестно изучать военное дело. А также беспрекословно выполнять поставленные задачи в любых условиях, в том числе с риском для жизни, стойко переносить трудности военной службы».

Я смущенно пожал плечами.

– Ну, так это военной службы, а тут…

Куратор затянулся и, выпустив сигаретный дым, веско произнес:

– Считай, что это и есть для тебя военная служба. В нашем деле она чаще всего как раз и происходит не в окопах, а среди обычной городской жизни. Но от этого менее важной она не становится. Твоя передовая будет, скорее всего, связана с информацией, потому что информация является одним из важнейших элементов военного дела, сравнимым по значению с применением оружия высокой эффективности. «Политех» даст тебе инженерную специальность, высшее образование, звание офицера. Поверь, Сева, то, с чем тебе предстоит столкнуться, потребует от тебя комплексных знаний в самых разных сферах жизнедеятельности.

Я ошарашено молчал, пытаясь собраться с мыслями. Куратор встал с кресла и прошелся по комнате, остановившись перед большим книжным шкафом, открыл створку и провел руками по ровному строю корешков, разглядывая их. Стругацкие, Ефремов, Ян Флеминг, Грэм Грин, Алан Милн, Сомерсет Моэм, Даниэль Дефо, Тургенев…

Суханов удовлетворенно покачал головой, оставшись довольным изучением содержимого библиотеки. Он бережно закрыл створку и развернулся ко мне.

– Подумай пару дней. Все взвесь. Учеба будет интересная. К тому же для «Политеха» очень престижная – кафедра ИИТ, Информационно-измерительная техника, считается самой элитной специальностью в институте. Там конкурс пятнадцать человек на место.

Я усмехнулся.

– Так вот я и говорю. Я же дундук полный в физике и математике. Как я туда поступать буду? Может, мне в Высшую школу милиции поступить лучше? Оттуда тоже офицером выйду.

Куратор промолчал, давая понять, что за его предложением кроется гораздо более широкий диапазон причин, о которых мне пока, видимо, просто не следовало знать.

Восьмидесятые заканчивались для меня совершенно неожиданно, словно ветер перемен подхватил меня и понес, действительно разгоняясь, подобно скоростному поезду, в мое волнительное будущее – в девяностые, время новых надежд, новых возможностей и новых приключений.

Начало 90-х.

ВОЙНА.

«Нежное море непривычно в игноре,

Нас пытаются снова скинуть за борт и слить на дно,

Черти на нервах, дожидаются первых,

И сгущаются тучи – просто начался новый Шторм…»

Кукрыниксы. «Шторм».

Гранит науки…

БАРНАУЛ.

«На протяжении всей жизни во мне работали поэт в инженере, инженер в поэте, и оба в архитекторе».

Фрэнк Райт, архитектор-новатор.

Моя учеба в Политехническом институте давалась мне крайне тяжело. Высшая математика, программирование, «сопромат» – все это приходилось буквально насильно вдалбливать в свою голову. Мне до сих пор было не понятно, как получилось так, что набрав каким-то чудом девять балов на двух экзаменах, при конкурсе пятнадцать человек на место, меня зачислили в списки студентов. Видимо, у Бориса Геннадьевича были на это счет свои рычаги влияния. Мы по-прежнему периодически встречались, и во время наших бесед я рассказывал о своей учебе и получал от Куратора очередные вводные. Сегодня, например, он дал мне телефон некой фирмы, которая занималась установкой видео-передатчиков, позволяющих вещать видеофильмы на целый подъезд. Когда я спросил, зачем мне это нужно, он невозмутимо ответил:

– Ну, тебе же нужен дополнительный заработок. Вагоны по ночам разгружать на овощной базе – это для студента технического вуза не самый лучший способ подработки. А тут как раз понадобятся еще и твои спортивные навыки.

– Это что, – улыбнулся я, – заставлять клиентов через удары по печени видео себе в дом заказывать?

Куратор рассмеялся.

– Что ты, криминал студенту технического вуза тем более противопоказан. На самом деле все просто. Ребята мотаются по городам, сам понимаешь, заказов на «видюшники» сейчас полно. Но перед установкой видео-передатчика им необходимо сделать специальные замеры. Они отправляют в командировку несколько специалистов, чтобы провести аппаратные исследования. Техника у них очень дорогая, да и командировки в наше время связаны с риском для жизни, поэтому им нужно сопровождение. Ну не милиционера же им с автоматом с собой возить. Вот и возникла идея твоей кандидатуры. Ты же, получается, универсальный специалист – без пяти минут инженер по ИИТ, ну и по совместительству будешь у них телохранителем. Ну и деньги там хорошие платят. Однако, самое главное, – Куратор понизил голос, что означало постановку акцента на том или ином контексте сказанного, – это постоянные командировки, легальные передвижения по стране, ну и наконец… официальная причина пропуска учебы.

Он опять рассмеялся, похлопав меня по плечу.

– Тебе это включат в практику, так что везде сплошные плюсы. Ну, я же тебе говорил, что жизнь инженера при правильном подходе не обязательно должна быть скучной и однообразной.

Так начались мои командировки по «городам и весям». Мы колесили в основном по районным центрам, таская с собой большой тяжеленный ящик с аппаратом, стоимостью в несколько десятков тысяч долларов. Мы – это я и еще один инженер, Игорь, который преимущественно и составлял «дневник замеров». В мои функции входило охранять его самого и наш дорогой инструмент, а также ассистировать при проведении самих измерений, диктуя моему напарнику показатели приборов, пока он вносил их в распечатанную таблицу. Работа действительно была не сложная. Учитывая очень хорошую зарплату и то, что можно было легально прогуливать институт, мне она нравилась все больше и больше. Единственным неудобством были постоянные ночевки то в затрапезных гостиницах, то на вокзалах, то в плацкартных вагонах, среди вонючих мутных личностей, попрошаек, пьяных дебоширов и откровенных жуликов. Но в эти моменты я напоминал себе про «беспрекословное выполнение поставленных задач в любых условиях, в том числе с риском для жизни, стойком переносе трудностей военной службы» и мне становилось намного легче.

Упоминание про службу было не случайным. Я уже привык к мысли, что моя повседневная жизнь является частью моей подготовки к участию в более серьезных событиях. Ну и к тому же, Куратор ничего никогда не делал просто так. Если меня взяли на работу в эту контору, значит, это было сделано не ради улучшения моего финансового состояния. И события, подтверждающие это предположение, не замедлили проявиться.

Суханов опять сидел со мной в отцовском кабинете, неизменно покуривая сигарету и попивая черный кофе, любезно приготовленный для гостя моей бабушкой. Куратор смотрел на меня, прищурившись от табачного дыма.

– Сева, ты же понял уже, что ваши командировки – это не просто установка систем видеотрансляции?

Я деловито кивнул. Суханов продолжал:

– И это даже не элемент легендирования, необходимый для формирования видимой личной истории.

Он выждал несколько секунд, отвлекаясь на кофе, а потом рассмеялся:

– Все-таки инженер из тебя так себе, если ты до сих пор не понял, что вы измеряете.

Я тоже рассмеялся. Эта тема была причиной частых шуток, которыми Куратор снимал напряжение перед очередной важной темой.

– Прибор, которым вы делаете замеры, на самом деле нужен не для того, чтобы установить видео-передатчик, по которому десяток квартир будет смотреть эту низкопробную американщину.

Характерным движением Куратор наклонился вперед, понизив голос:

– Он измеряет показатели другого поля, которое может влиять на людей, управляя их поступками. Да-да, это не фантастика, разработки в этом направлении ведутся уже давно и, конечно же, под самыми секретными грифами. Поэтому, можно сказать, я раскрываю тебе закрытую информацию, к которой имеют доступ только немногие штатные сотрудники нашей службы. Однако у меня есть на это веские причины.

За тридцать минут разговора я узнал, что эксперименты по волновым воздействиям уже давно проводятся не только на закрытых военных полигонах, но и в городах, в условиях, максимально подходящих для осуществления акций влияния на большое количество людей. В частности – на смену настроения, на принятие решений, на формирование необходимого эмоционального фона. Куратор, конечно, обрисовал лишь общие черты этой полностью засекреченной сферы военных разработок, но мне и этого было достаточно, чтобы мое сознание опять пребывало в легком шоке от услышанного. Ведь одно дело читать о подобном в научно-фантастических романах или на страницах «желтой прессы», и совсем другое, слышать от офицера разведки, являющегося непосредственным участником этого процесса. Впрочем, я понял, что отдел, сотрудником которого являлся Суханов, занимался не разработкой волновых технологий – для этого существовали специальные КБ и технические центры. Его интересовали несколько иные аспекты этой отрасли.