Любовь и революция

– И как ты это себе представляешь на практике? – поинтересовался Рикардо. – Правящий класс проникнется идеями гуманизма, откажется от посягательства на общинные земли и станет в ущерб себе готовить учителей и врачей для бедняков?

– Не проникнется, не откажется и не станет, – согласился доктор. – К счастью, это и не нужно. Новый мир необходимо начинать строить «снизу», теми силами, которые есть, и тогда со временем с ним придётся считаться.

– Не дадут, – уверенно возразил Рикардо.

– Не дадут, если смогут не дать, а это ещё неизвестно. Право народа на самооборону никто не отрицает, нельзя только превышать её пределы, играя, таким образом, на поле противника, то есть заведомо проигрывая.

Доктор Серхио взглянул на часы, которые носил на внутренней стороне запястья, и поднялся с места.

– Пора проведать раненую. Ручку и тетрадь я тебе дам, идём!

2

Остроносая моторка лежала днищем на прибрежной отмели. Худощавый улыбчивый парень, присев на крепкий борт, насвистывал какую-то незамысловатую мелодию. Автомат с тяжёлым деревянным прикладом и длинным, слегка изогнутым рожком он поставил между колен.

– Привет! Я – Рикардо.

Рикардо аккуратно опустил в лодку фанерный ящик с медикаментами, сверху кинул полупустой армейский рюкзак. Присел рядом. Вчера он таскал от реки вёдра с водой, помогая дежурным по кухне, и теперь с непривычки болели мышцы.

– Привет! А я – Антонио.

– Не помешаю?

В ответ парень только фыркнул и расплылся в широкой улыбке, сверкнув большими белыми зубами. Обменялись рукопожатиями.

– Это «АК»? – Рикардо кивнул на оружие.

– Он самый, – охотно отозвался партизан. – Женщины у нас носят «Эм шестнадцать» – более лёгкие и меньше отдающие при стрельбе. «АК» достаются нам, мужикам.

– Я видел здесь и мужчин с «эмками».

– Это кому как повезёт. – Антонио добродушно засмеялся. – Конечно, оружие тяжёлое, но надёжное. Три года ношу, в реках с ним купался, в грязи валялся – ни разу меня не подводило.

– Три года?

– Три года в партизанах. До того ещё два был связным, с пятнадцати лет.

Рикардо помедлил, прежде чем задать следующий вопрос:

– А что тебя привело сюда?

Антонио провёл по губам фалангой согнутого указательного пальца – будто снял налёт празднословия – и только после этого ответил:

– Нищета и бесправие. Семья, в которой я вырос, была бедная. Я хотел учиться, но не мог, потому что должен был с детства работать…

– А теперь?

– Теперь всё по-другому. – Он снова жизнерадостно сверкнул белозубой улыбкой. – Партизан не только может, но и должен учиться, должен читать – как иначе сражаться за справедливую жизнь?.. А вот и Карлос. Снимаемся!

Моторку столкнули с отмели. Второй партизан – тот, кого звали Карлос, – вооружившись шестом, занял место на носу лодки. Антонио перебрался на корму, поправил съехавшее набекрень кепи, затем резко потянул на себя заводной трос. Двигатель чихнул и заурчал, лодка сделала широкий разворот и полетела вниз по реке. Над водой промчалась стайка мелких пташек и, заложив пологую дугу, скрылась в береговых зарослях.

Они прошли до впадения в более крупную водную артерию и по ней повернули навстречу течению. Солнце поднялось и протаяло сквозь облака. Искрящиеся воды реки неслись навстречу, подмывая обрывистые берега, журча вдоль вытянутых каменистых отмелей.

– Антонио, мы не опрокинемся, если я пересяду сюда? – Рикардо похлопал ладонью по лодочному борту.

– Садись, если не боишься, – перекрикивая шум двигателя, ответил Антонио. Он стоял на корме, щурясь на яркие солнечные блёстки в воде, и держал поворотную рукоять мотора. Рикардо пересел. Надвинул поплотнее панаму. Ветер приятно овевал лицо.

– Рикардо! Ты правда писатель? – снова крикнул Антонио. И – в ответ на его утвердительный кивок: – А о чём пишешь?

– О людях нашего континента… О борьбе за свободу…

– Тогда я буду твоим читателем! Удачи тебе! – Антонио показал большой палец.

Потом они снова свернули в один из притоков. Берега придвинулись. Местами густые ветви нависали над водой, образуя высокий зелёный свод. Вскоре справа открылся пологий участок берега с деревянными мостками, служившими лодочным причалом. Антонио сбавил обороты мотора. Карлос, толкаясь длинным шестом, направил лодку к причалу.

Дома здесь сооружали на сваях, стены сколачивали из вертикально поставленных широких досок. Через узкие щели между ними, а также через квадратный проём окна без рамы в помещение проникал дневной свет. Спиной к окну перед длинным раскладным столом сидели двое партизан.

Первым поднялся навстречу плотный и очень смуглый мужчина с жёсткой щёткой чёрных, с проседью, усов.

– Мануэль Перес Марин, командующий… – Он назвал номер фронта РВСК. – Товарищи называют просто Мануэль. – Широкая мозолистая ладонь крепко сжала руку Рикардо. Голос был низкий и хрипловатый.

– Эмилио Гусман, – назвал себя второй партизан. Его карие глаза смотрели на Рикардо сквозь стёкла очков в тонкой оправе задумчиво и немного печально, высокий лоб и аскетически впалые щёки завершали типаж революционного интеллигента первой трети века. Внешне Эмилио выглядел полной противоположностью Мануэля, но его рукопожатие оказалось таким же уверенно твёрдым.

– Располагайся. – Команданте указал на единственный свободный стул из штампованного пластика. Рикардо уже успел убедиться, что такие сидения в сельве популярны: достаточно прочные, непромокаемые, лёгкие при транспортировке.

Прежде, чем сесть на предложенное место, Рикардо запустил руку во внутренний карман куртки и протянул Мануэлю сложенный блокнотный лист – записку от доктора Серхио.

– На словах доктор просил передать, что приедет работать с населением завтра. Сегодня не может оставить раненую.

– Как она себя чувствует?

– Воспаление пока держится.

Команданте молча кивнул и погрузился в чтение. Затем передал письмо Эмилио, а сам поднялся с места и закурил, выдыхая дым в оконный проём.

– Ты знаешь, что пишет доктор Серхио?

– В подробностях – нет. Но знаю, что обо мне.

Его рассматривали. Внимательно, строго, но как будто без настороженности или, тем более, враждебности. Потом слушали, иногда задавая короткие вопросы, пока он рассказывал о себе. Как работал художником в городской газете, одновременно публикуя в ней свои литературные опыты; как после новости об аресте в Мексике Энрике Горриарана7 за два дня написал рассказ об операции «Рептилия», который их редактор отказался печатать, но опубликовало анархистское издание; как, продолжая разрабатывать партизанскую тему, начал собирать материал для романа – тогда его и могли вывести на кого-то, связанного с РВСК, но этого он уже вспомнить не может. Да, он согласен, это очень странная и нелепая потеря памяти – и очень досадная лично для него, – но в ней нет ничего сверхъестественного! Доктор Серхио говорит, амнезия, психогенная амнезия. Что было после, нетрудно реконструировать: билет на самолёт, Богота, путь в сельву, контузия… И вот, он здесь и желает только одного: работать.

Наступило молчание. Мануэль потянулся за новой сигаретой. Передумал, отошёл от окна и снова сел напротив.

– Товарищи из сети поддержки, которые встречали аргентинского писателя по имени Рикардо Ормигас, пропали. Скорее всего, убиты. У тебя при себе никаких документов. Получается, мы должны поверить тебе на слово.

– Получается, – усмехнулся Рикардо. – Я ничем не могу подтвердить свою личность. Напомню только, что в госпиталь к доктору Серхио меня привезли абсолютно голым и без каких-либо вещей, так что если я и шпион, то оставшийся без шпионского снаряжения. Или где я его, по-вашему, спрятал? Ну до чего же дурацкая история!

– Не горячись. – Команданте развернул карту. – Не всё сходится в этой истории. Вот здесь, – он ткнул указательным пальцем в участок береговой линии в левом нижнем углу карты, – наши товарищи должны были встретить Рикардо Ормигаса. Здесь… – палец переместился вправо и вверх, – находимся мы. Но тебя подобрали вот в этом месте, где Рикардо Ормигас находиться не мог.

– Значит, что-то пошло не по плану, – уже спокойно ответил Рикардо.

– Это путь в госпиталь, – заметил Эмилио. – Может, кто-то из товарищей был ранен?

– Возможно, – согласился Мануэль. – Никаких следов – ни обломков лодки, ни тел. Пусть. Но время! Его, – кивок в сторону Рикардо, – нашли второго мая утром. Они просто не успели бы оказаться там… если только аргентинец не ночевал уже в Тагачи.

Оба вопросительно посмотрели на Рикардо, но тот лишь виновато развёл руками.

Партизаны переглянулись, после чего Эмилио спросил:

– Тот твой рассказ, который ты упомянул, можно прочитать?

Подумав несколько секунд, Рикардо уверенно ответил:

– Да. Я смогу его восстановить по памяти.

– Обязательно сделай это. И ещё кое-что… – Эмилио пододвинул к нему блокнот, раскрытый на чистой странице, поверх которой лежал карандаш. – Ты сказал, что работал художником в газете. Нарисуй что-нибудь.

Рикардо ощутил привычный азарт. Повертел в пальцах карандаш, сощурился, коротко взглянул на команданте и уверенно набросал его портрет, придав ему лёгкие черты шаржа.

Эмилио весело улыбнулся. Мануэль хмыкнул и поднял удивлённый взгляд на Рикардо. Произнёс не то в шутку, не то серьёзно:

– Если ты шпион армии, то тебя очень хорошо подготовили.

Снаружи дневной свет с непривычки казался особенно ярким, и Рикардо надвинул на глаза панаму. Дом, занимаемый штабом фронта, был в деревне крайним. Улица, что вела к реке, уходила от рассохшегося деревянного крыльца направо. За ней были разбиты огороды, а к ним подступал лес. Налево дорога превращалась в тропу, быстро терявшуюся в зарослях.

– Антонио! – окликнул Мануэль уже знакомого Рикардо партизана, который сидел на сложенном в траве штабеле досок и поднялся при появлении командования. – Объявляй построение на большой поляне.

Он ещё не успел закончить фразу, когда над лесом раздался, проламывая тишину, стремительно нарастающий грохот реактивного двигателя. В следующую секунду Рикардо уже лежал в сырой канаве, брошенный на землю сильной рукой. Мануэль и Эмилио растянулись по обе стороны от него, умело вжавшись в землю. Земля содрогнулась, Рикардо подбросило, швырнув в сторону, и присыпало твёрдыми комьями грунта…

Он сел, отплёвываясь от набившейся в рот пыли. Ватная тишина обволакивала. Пахло землёй, разогретым железом и чем-то ещё, незнакомым и тревожным. Рикардо не сразу понял, что кто-то трясёт его за плечо.

– Жив, аргентинец?! – кричал Мануэль, наклонившись ему к самому уху. – Руку давай!

Рикардо отмахнулся и поднялся на ноги самостоятельно. На месте дома, из которого они вышли полминуты назад, дымилась воронка от взрыва. Эмилио, потерявший очки и берет, стоял на коленях возле кого-то распростёртого поперёк дороги и старался дрожащими пальцами нащупать пульс на его сонной артерии. Затем опустил руку, поднял беспомощный взгляд – из не то разбитой, не то прикушенной губы стекала, теряясь в щетине на подбородке, струйка крови – и отрицательно покачал головой. Поперёк дороги, раскинув руки и повернув голову на бок, лежал Антонио. Под его виском расползалось, пропитывая пыль, бурое пятно.

3

Так Рикардо уже на второй день очень осязаемо убедился в той, в общем-то, тривиальной истине, которую раньше знал лишь абстрактно и умозрительно: война – это грязное и кровавое дело. Антонио погиб в результате налёта колумбийских ВВС на колумбийскую деревню. Профессионализму лётчика следовало отдать должное: ракета легла точно в цель, не зацепив соседние дома. Несчастного, который навёл авиацию на дом, занимаемый штабом фронта, быстро вычислили и расстреляли, им оказался житель соседней деревни. Был ли он банально подкуплен властями, хотел ли рассчитаться за какую-то старую обиду, нанесённую партизанами, или же мстил за близкого человека, случайно подорвавшегося на партизанской мине, для Рикардо осталось неизвестным. Череда убийств и ответных актов возмездия, зачёркивая индивидуальные судьбы, уходила в прошлое, в историю страны…

«Насилие давно стало хроническим недугом Колумбии, прочно вошло в традиции этой земли, – записал Рикардо в дневнике. – Более ста лет либералы – сторонники буржуазных реформ – и консерваторы – партия латифундистов – воевали друг с другом руками бедняков. Теперь бывшие политические враги исправно, как часы, сменяют друг друга у власти, а война бедняков, часть которых носит солдатские погоны, продолжается в новых обличьях».

– Партизаны это понимают, это даже отражено в нашем фольклоре, – комментировал ситуацию Эмилио. С ним Рикардо теперь много общался, поскольку был оставлен при штабе фронта помогать с наглядной агитацией.

Эмилио здесь был кем-то вроде комиссара времён русской революции – отвечал за политическую подготовку и моральный дух партизан. С Россией ассоциации оказались неслучайны: в восьмидесятые годы, прежде чем вступить в РВСК, он успел пожить в СССР, где учился на инженера-химика. В Москве они могли даже встречаться с братом Рикардо, хотя Эмилио и не помнил аргентинца по имени Бруно. Для Рикардо Россия всегда ассоциировалась с космосом и классическим балетом. Умом он понимал, что сейчас там многое изменилось – неолиберализм, как повсюду, война на Кавказе, как при царях… – но продолжал надеяться, что русские рано или поздно начнут выздоравливать и снова предложат миру какую-нибудь объединяющую идею. Впрочем, выздоравливать нужно было не только русским.

– «…Все эти тридцать два года, вопреки противодействию официального руководства страны, мы прилагали самые разнообразные усилия для того, чтобы найти пути к демократическому миру в Колумбии через достижение соглашений…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Твоя революционная любовь… (исп.)

2

Парáкос – кличка, которой во время гражданской войны в Колумбии леворадикальные повстанцы называли военизированные отряды ультраправых (парамилитарес).

3

Революционные вооружённые силы Колумбии – Армия Народа, РВСК-АН, или просто РВСК (исп. FARC-EP, FARC, в русской транслитерации – ФАРК) – крупнейшая леворадикальная повстанческая группировка Колумбии, созданная в 1964 году. После подписания мира с колумбийским правительством в 2016 году преобразована в легальную политическую партию.

4

Перевод Алексея Скаредова.

5

Гринго – здесь: белый житель США.

6

Пабло Эмилио Эскобар (1949—1993) – колумбийский наркобарон, один из основателей и руководитель Медельинского кокаинового картеля. Убит в перестрелке с полицией.

7

Энрике Горриаран Мерло (1941—2006) – аргентинский революционер, участник сандинистской революции в Никарагуа, руководил операцией «Рептилия» по ликвидации бывшего никарагуанского диктатора Сомосы в столице Парагвая Асунсьоне. В 1995 году в Аргентине приговорён к пожизненному заключению за организацию нападения на военную базу. Помилован президентом Нестором Киршнером в 2003 году. После выхода из заключения отказался от вооружённой борьбы.