Тайна заброшенного монастыря

– Ваше благородь, на минутку, – позвал Елисеев командира.

Кабанов извинился перед хозяином и выскочил за вышедшим казаком.

– Ну что? Где остальные? – нервно спросил он.

– Всё хорошо, ваше благородь, – удивился возбужденности есаула Елисеев. – А казаки тута, рядом, на улице курят.

Кабанов повернулся в сторону улицы и увидел столпившихся в кучку, разговаривавших между собой казаков.

Он успокоился и посмотрел на Елисеева:

– Что у тебя?

– Были они в деревне, но уехали в сторону этого… как его… Погоста, – ответил бородатый казак. – Думаю, здесь переночевали и утром рано уехали. А были они в крайнем доме у деревни. Туда следы ведут.

Кабанов уже хотел сойти с крыльца и двинуться к этому крайнему дому, как его поразила одна мысль. Он остановился и достал из планшетки схему, нарисованную им со слов Ивана Силантьевича. «Да! Если это не так, то я совсем ничего не понимаю!» – подумал есаул, осмотрев схему, и вошел обратно в дом.

– Скажите, Семён Андреевич, – обратился он к хозяину. – А есть какая-нибудь… лесная, что ли, дорога из Погоста в Яшезеро? Не через Пухту, а ближе?

– Есть такая! – утвердительно сказал Терехов. – Зимняя дорога. Её монахи из Яшезерской пустыни прокладывают каждый год. Лес и камень на станцию возят. Она, если на Погост ехать, налево будет, версты две не доезжая до Погоста. Племянник-то Семёна Лазарева, что вы спрашивали, Григорий звать, в эту зиму монахам помогал лес возить.

– Здесь рядом монастырь есть? – заинтересованно поднял брови Кабанов.

– Давно уже! Мужской монастырь на озере Яшезеро. Так-то до него обычно через Тахручей или Еремеев посад добраться можно, – ответил хозяин.

Есаул, довольный, вышел на улицу. Какова конечная цель этих служителей церкви, он не знал. Об этом можно только догадываться. Но то, что они упорно лезут в сторону Яшезеро и Еремеев посада, он теперь не сомневался. И был уверен, что обнаружит их следы на зимней дороге, а может, и их самих. Вскоре Кабанов зашёл в дом на краю деревни. Хозяйка настороженно встретила вошедшего офицера.

– Где твои ночные гости? Где сын Григорий? В монастырь поехали?! – резко и громко, без приветствий спросил есаул.

Стоявшая у плиты Клавдия Ильинична от неожиданности села на стул. Глаза у неё округлились, губы затряслись, во взгляде читался страх.

– Не знаю, – еле выдавила она из себя. – А вы кто? – истерично выкрикнула женщина. – Зачем они вам?

Кабанов ухмыльнулся и молча толкнул дверь на улицу. Может, хозяйка и не знала, куда запропастились её гости и сын, но для есаула это было неважно. Клавдия Ильинична своим ответом и видом подтвердила то, о чём есаул догадался.

А Клавдия Ильинична прильнула к окну и увидела, как в сторону, куда рано утром прошли сани с её братом и сыном, ринулась группа вооруженных всадников во главе с этим страшным военным, бывшим только что у неё. Она охнула, опустилась на лавку и завыла диким голосом, прикусив нижнюю губу и раскачиваясь из стороны в сторону.

Небо заволокло тучами. Деревню накрыл мягкий снегопад.

10.

Вислоухая, крепкая лошадка, часто моргая от падавших на ресницы белых хлопьев, неторопливо тянула розвальни. В санях полулежал Семён. Рядом с ним держал вожжи его племянник Гриша, то и дело покрикивая на лошадь:

– Шевелись, окаянная! Поддай жару! Не кормили тебя сегодня, что ли?

Лазарев с теплотой в душе поглядывал на племянника. «Вот ведь как вырос сорванец! Мужик! Давно ли его на коленке качал? Есть теперь хозяин в доме у Клавдии», – с удовлетворением думал он.

– Не загони лошадь-то, – притворно рассердился он на Гришу.

– Да я так, дядя Семён, – улыбнулся подросток. – Для порядка! И чтоб скучно не было ни мне, ни лошади. Лошадь-то любит человеческую речь слушать. А то как! Я всегда с лошадкой разговариваю, когда еду. Она всё понимает. Молчит только.

Позади раздувала ноздри и бойко фыркала лошадь, запряженная в зимнюю бричку. В бричке дремал иерей Мифодий. В бок священнику упирался Баженов, который периодически оглядывался назад и прислушивался к тишине, царящей в обступающем дорогу лесе. Впереди показались длинные сани-дровни. Прокопий насторожился и встряхнул вожжами, заставив лошадь бежать быстрее. Он поравнялся с розвальнями Семена, думая их перегнать, и замахал напарнику рукой, указывая прижаться к обочине и остановиться. Гриша, также увидевший идущие навстречу сани, крикнул:

– Не бойтесь, дядя Прокопий! Это обоз из Погоста! С товаром в Петрозаводск едут. Они, почитай, в это время всегда ездют.

Баженов осадил лошадь и снова пристроился за розвальнями Семена, но на всякий случай ощупал гранату «лимонку» в кармане и приготовил наган. Вскоре посланники протоиерея действительно стали разъезжаться с обозом в восемь груженых дровней. Сидевшие в них мужики, проезжая мимо, здоровались, кивая головой. Гриша также с почтением кивал и приветствовал каждого возчика по имени. Когда обоз остался позади, Гриша довольно крикнул Прокопию:

– Я же говорил! Наши мужики. Погостовские! Я когда лес с монахами возил, часто их видел. А у некоторых гостил иногда, чайку пил по пути на станцию.

Через некоторое время Гриша привстал в санях, обернулся и снова обратился к Баженову:

– Дядя Прокопий! За тем пригорком, – подросток указал рукой вперед, – поворот к пустыни Яшезерской будет.

Баженов кивнул в ответ и толкнул в бок священника:

– Отец Мифодий! Сейчас поворот будет на монастырь.

Иерей открыл глаза и сладко зевнул:

– Слава Богу, часть пути одолели! – И беспокойно добавил: – Была бы дорога не занесена.

Прокопий и сам волновался. Идущие впереди розвальни с ходу свернули влево от дороги, пробили небольшой слой снега и, не напрягаясь, прокатили несколько метров и остановились. С розвальней, потягивая застывшие мышцы, вылез Семён Лазарев и подошел к подъехавшей бричке.

– Ехать можно, – сказал он и, поглядев тревожно на небо, добавил: – Только бы снег поменьше валил. Вона как распогодилось!

Снег действительно повалил хлопьями, густо, быстро скрывая следы полозьев саней на основной дороге на Погост.

– Делать нечего, ехать всё равно надо, – молвил Баженов. – Назад дороги нет. Ты вот что, – обратился он к Семёну, – двигай-ка дальше пока без нас. Мы вас нагоним. А я немного тут замаскирую, чтоб, мало ли что, не видно было, куда мы свернули. И снежок нам в этом тоже поможет. Нет худа без добра, – усмехнулся бывший разведчик. – Дай-ка мне лопату!

Семён вернулся к розвальням, достал деревянную лопату и протянул подошедшему Прокопию, затем залез в сани и махнул рукой племяннику:

– Трогай, Гриша!

Баженов у развилки нарастил лопатой снег вровень с сугробом обочины дороги, по которой они приехали с Пухты. Около нового сугроба со стороны леса воткнул две только что срубленные им ёлочки. Сломанной рядом еловой лапой стал заметать следы. Сделав около пятнадцати шагов, остановился. Удовлетворенно посмотрел на свою работу и хотел пройти в глубину леса к бричке, в которой его ожидал Мифодий. Вдруг до слуха Баженова донесся первоначально слабый, но всё более усиливающийся топот копыт коней. Он спрятался за широкий ствол рядом растущей ели и взвёл курок нагана. Мимо него по дороге в сторону Погоста пронеслось восемь всадников. Прокопий сразу узнал надетую на них зимнюю кавалерийскую форму. Точно в такой же форме и были те военные, двух из которых он убил из своего нагана в нескольких верстах от Педасельги. Бывший разведчик вспотел: «Черт! Это же по нашу душу! Быстро же они нас нашли. Недооценил я казачков. Ну я и скотина! Разведчик хренов! Как не допёр?! Они же по нашим следам шли!» Но от другой мысли он похолодел: «Они же по следам на хату сестры Семёна выйдут! И вышли, скорей всего! Что будет?» Баженов побежал к бричке, прихрамывая на больную, занывшую от старой раны ногу, заскочил внутрь и, взяв вожжи, хлестнул ими лошадь: