Маньяк в городе

Дима же, был искренне благодарен Надежде Филипповне за знакомство с Таней. За жену он готов был простить тёще все. Даже неприкрытую неприязнь.

Таня обожала мужа, терпела мать и не могла простить себя, за то, что не способна помешать Надежде Филипповне, постоянно терроризировать Димку. Вот такой вот треугольник. Неразрывный поневоле, неравнобедренный по определению, с разнонаправленными векторами чувств.

Когда три года назад в эту сложную схему вмешалась очаровательная и крикливая Ленка, Татьяна решила: хватит. Будучи человеком скромным, но твердым она сказала мужу: “Ищи квартиру. Нельзя, что бы взрослые ругали друг друга при ребенке”. Так появился сначала кирпичный завод, на котором Дима квартиру зарабатывал. А потом и домик в поселке, в котором можно было дожидаться обещанного жилья, без вмешательства дедушек и бабушек.

Дима снова по кускам восстановил вчерашний день. Он совершенно отчетливо вспомнил звонкое клацанье защелки. А что было дальше?

– Тань, а Таня. – Позвал он негромко.

– Сейчас. – Таня зашла со стаканом воды.

–У тебя все в порядке? – Дима попытался заглянуть ей в глаза.

– Конечно, все в порядке. У нее все в порядке. Только муж валяется с проломанной головой. И работу Танюша сегодня прогуляла. А так… – Надежда Филипповна развела руками. – Всё отлично! Замечательно!!

– Мама, пойди, покорми Ленку, пока мы не поругались. – Таня дождалась пока Надежда Филипповна выйдет и спросила: – Ты, о чем, Дима?

– Как ты с этими … – Дима замялся, подбирая слово, и не найдя подходящего, закончил коротко. – Разобралась. – Не дав ей ответить, быстро добавил: – Извини, я сразу выключился. Ничем тебе не помог….

– Дурачок ты у меня, Кириллов. Какой из тебя помощник был? Помощник. – Таня помолчала. – Знаешь, как я испугалась, что ты умер. Куда бы мы с Ленкой без тебя?

“Умеет Таня сказать так, что от пары слов становишься глупым и счастливым.” – Дима взял жену за руку. Разбитые пальцы слушались плохо. Осторожно, чтобы не поцарапать ее нежную кожу своей, покрытой присохшей коростой, он погладил Танину ладошку.

– С чего бы это я стал умирать? Глупости. Сначала квартиру нужно получить, потом Ленку в институте выучить, потом замуж выдать, потом …. – Что намечалось на потом Дима рассказать не успел. В дверь позвонили.

– Врач, наверное, пришел. Пойду, открою. – Таня поднялась и вышла в сени. На кухне теща включила телевизор. По РТР начались “Вести”. “Сколько же времени?” – Прошедшая ночь все перемешала Диминой голове. Он взглянул на настенные часики с кукушкой. Они показывали без трех четыре. Часы отставали минут на пять. Дима проспал весь день. Через час заканчивалась смена на заводе.

–Гражданин Кириллов Дмитрий Валентинович? – В дверях стоял незнакомый мужчина. Седая голова, рассеянный, неуловимый взгляд. Серое, изрядно мятое пальто. Правым локтем вошедший прижимал к себе потрепанный кожаный портфель. В руках, как баранку автомобиля покручивал серую, в тон пальто, фетровую шляпу. За ним виднелись двое в милицейской форме.

– Да. – Дима попытался приподняться.

– Вы проходите, берите стульчики, садитесь. – Пригласила Таня.

Мужчина в сером пальто прошел, огляделся. Было видно, что ни проходить, ни садиться, ни вообще появляться здесь ему не хотелось. Заложив крутой вираж шляпой, господин в сером подрулил к единственному стулу с мягким сиденьем. С сожалением оторвав левую руку от шляпы прихватил стул за спинку и. и со страшным грохотом подволок его к Диминой постели.

– Ну, рассказывайте. – Сказал гость, шумно отдуваясь и расстегивая пальто.

– О чём? – Дима действительно ничего определенного сказать не мог. Да и не очень хотел. Надежд на то, что криминальный квартет прямо сейчас возьмут под белы ручки и увезут в “кутузку”, по правде, никаких. Сдать их милиции, значило окончательно испортить отношения с поселковыми. И во что это “окончательно” может вылиться, предположить сложно. Судя по ночным событиям, после этого Кирилловых в Поселке ничего хорошего не ждет. А без компетентных органов, глядишь, все можно будет утрясти по-соседски. Поселковая шпана – они же тоже люди.

– А вы подумайте. Если сами не вспомните, мы поможем. – Это “мы поможем” прозвучало угрожающе, хотя лицо сидевшего выражало скорее благодушие и скуку. Но Таню эта скрытая угроза буквально взорвала.

– Что значит “мы поможем”? Сначала человека избивают до полусмерти. Потом день ждем милицию и врача. Врача так и нет, а милиция заявляется с какими-то угрозами. – Таня говорила негромко, но накопившиеся переживания придавали словам такую энергию, что любой крик в сравнении с этим выглядел бы как пигмей рядом с Джорданом.

– Избивают? – Удивленно сказал человек в сером пальто.

– А вы вообще кто такой? Чего вам надо!? – Насторожилась Таня.

–Я старший следователь городской прокуратуры Сергеев Иван Иванов. – Сказано это было с таким видом, будто старший следователь так же популярен, как Майкл Джексон, Мадонна или Филипп Киркоров, а не узнать товарища Сергеева – преступление его против человечества.

– Разве прокуратура занимается хулиганством и грабежами? – В свою очередь удивился Дима. По прошлогодней истории он усвоил, что прокуратура ведет только особо опасные дела: убийства с отягчающими обстоятельствами, серийные убийства и тому подобные безобразия.

– А мы к вам не по поводу хулиганства. И не из-за ограбления. С такими мелочами милиция и без меня разбирается.

– Вы так думаете? – Таня не скрывала сарказма.

– Должна разбираться. – Чуть смутившись, поправился Сергей Иванович. – Вы знаете табельщицу Маргариту Владимировну Завьялову?

– Да. Мы работаем на одном заводе.

– Так, Игорь, заводи понятых и садись, пиши. – Распорядился Иван Иванович.

– Проходите, товарищи понятые! – Рыжий милиционер с погонами сержанта заглянул в сени. Зашёл сосед – отец Шварца и женщина из Посёлка. С ней Кирилловы периодически встречались на улице или в магазине, но имени её не знали. Сержант уселся за стол и разложил бумаги. – По нашим данным вчера около двенадцати часов вечера именно вы пошли провожать ее от завода до дома?

– Именно я. – Дима не понимал, к чему клонит этот человек, рассеянно почесывающий щетину на небритых щеках и упорно изучающий унылый пейзаж через окно за Диминой спиной.

– Я же говорила: кобель он! Я всегда это знала, а ты не верила! – Не утерпела теща.

– Мама, если ты не замолчишь, я тебя убью. На глазах у милиции. – Таня была на грани срыва.

– Ну, нет! Хватит мне одного убийства! – Отстраненный взгляд следователя Сергеева, на мгновенье зажегся искренним возмущением. – Они свои семейные проблемы выяснить не могут. Убивают друг друга, а я из-за этого должен утром обходиться без завтрака. Вы мешаете исполнять служебные обязанности. – Немного остыв, он продолжил: – Расскажите, пожалуйста, о вашем свидании подробнее.

– А чего рассказывать? Не было никакого свидания. – Дима никак не мог понять, что от него хочет этот странный тип в сером пальто. – Варили решетки для директорского коттеджа, закончили поздно. Рита, зачем-то, тоже задержалась: попросила проводить. Я отказать не мог. Темно уже, да и не безопасно сейчас по ночам в городе. – Дима непроизвольно потянулся к забинтованной голове. – Всякое может случиться.

– Никто другой проводить не мог?

– Остальные домой не пошли. Они в цехе заночевали.

– С какой целью?

– С известной. Выпить и выспаться.

– Дальше. И быстрее, пожалуйста.

– Вы что, не видите: Дима чуть живой? – Вмешалась Таня.

– Ладно, Тань… Проводил до подъезда. И пошел домой.

– И все?

– Нет. До дома не дошел. Что случилось – не знаю, но очнулся ни денег, ни одежды.

– Значит, как я понимаю, к гражданке Завьяловой в квартиру вы не заходили?

– В квартиру не заходил.

– Вы проверьте, товарищ следователь. Если не заходил, где же он до пяти утра шлындал? – Теща забыла про Танино обещание и окончательно перебралась из кухни в комнату. Таня не обращала на нее никакого внимания. Она сидела напряженная, предчувствуя, что не все плохое сегодня уже произошло.

– Не беспокойтесь. Все, что нужно мы проверим. В котором часу вы с Завьяловой расстались?

– Точно не скажу. Но, минут пятнадцать первого. – Дима прикинул расстояние от проходной до дома табельщицы. – Нет, наверное, двадцать минут первого. Мы еще минут пять около подъезда разговаривали.

– О чем?

– Да не о чем. Она, Завьялова, в гости приглашала. Я отказался. А что случилось? – У Димы начало неприятно давить в “солнечном сплетении”.

– Ничего подозрительного около дома не заметили? – Следователь пропустил Димин вопрос мимо ушей. – Петрович, ты пишешь? – Не оборачиваясь, поинтересовался он у сержанта.

– Да. – Буркнул милиционер, старательно выводя закорюки на бумаге.

– Пиши. Старайся. – Одобрительно кивнул Сергеев. – О чем я? А, да видели что-нибудь странное у её дома?

– Нет. Что случилось? – Еще раз повторил Кириллов.

– Ночью, приблизительно в половину первого, соседи Завьяловой услышали шум в квартире и вызвали милицию. Прибывший наряд обнаружил в комнате труп гражданки Завьяловой. Труп в в луже крови и прикрытый ковром. – Сергеев выдержал длинную паузу и уточнил. – Сильно изуродованный труп. Вот такие дела.

Следователь тяжело вздохнул.

– Грехи мои тяжкие. И это за полгода до пенсии…. – Повернувшись к милиционеру за столом, спросил: – Все записал?

– Да.

– Давай сюда. Прочитайте, Дмитрий Валентинович. Вот здесь напишите: “С моих слов записано верно.” И распишитесь.

Дима, обескураженный новостью о смерти Риты, и совершенно сбитый с толку словами о пенсии, прочитал и расписался. Ручка плохо лежала в негнущихся пальцах.

– Все?

– Не совсем. – Сергеев достал из папочки, лежавшей до этого на его коленях без дела, бланк. – Еще здесь распишитесь. – Он ткнул пальцем в нужное место.

– Это что? – Дима задал вопрос скорее по инерции. На бланке все было отпечатано черным по белому.

– Подписка он невыезде и надлежащем поведении.

– Поведение у меня просто лежащее. А выехать в моём положении я могу только в больницу.

– А в моем?! – Неожиданно возмутился следователь. – Резина совсем “лысая”. Того и гляди: в аварию попадешь.

Странные реплики следователя настолько запутали Диму, что, все происходящее, на минуту ему показалось сном. Или экскурсией в сумасшедший дом. Вдруг до него дошло: подписку о невыезде просто так у человека не берут.

– Вы думаете, что я убил Ритку? – Эта мысль показалась Диме настолько несуразной, что, появление её в чьем-либо мозгу можно было объяснить только полным умственным помешательством.

Следователь молча поднялся со стула и, не торопясь, направился к самодельным полкам с книгами. Проведя пальцем по корешкам, он заметил:

– У вас приличная библиотечка. Томов триста. Наверное, больших денег стоит?

– Наверное, больших. – Дима еще не оправился от услышанного и следил за Сергеевым с плохо скрываемой неприязнью.

– Чья: ваша, жены или хозяев дома? – Руки следователя осторожно извлекли из тесного ряда потертый томик Стефана Цвейга.

– Димины. Он их еще в школе собирать начал. – Вмешалась в разговор Таня.

Сергеев аккуратно поставил книжку на место.

– Странно. Зачем рабочему книги? Что до преступления, то пока я ничего не считаю, но все выясню. До свиданья. – Следователь Сергеев дискутировать не собирался. – Да, кстати, где вы говорите, на вас напали?

– Где напали – не помню. А очнулся прямо около мостика через Звонкую. Со стороны Поселка. Там такое дерево большое растет. Перед ивняком.

– Понятно. Да, чуть не забыл. Хозяйка, если вам не сложно: отдайте мне, пожалуйста, одежду, в которой ваш супруг последний раз ходил на работу. – Сергеев забрал Димины вещи, внимательно осмотрел их и повернувшись к рыжему сержанту, сказал: – Оформите, пожалуйста, изъятие. И пусть понятые распишутся и в протоколе изъятия, и в протоколе опроса. Я в прокуратуру. Жрать хочется. До скорого свидания, господин Кириллов.

– Ага. – Только и смог сказать совершенно растерянный Дима.

7

-Кончай бузить. Сгоняй за пивом! – Шах был раздражен. Голова, после вчерашней гулянки, весила, казалось, килограмм двести. И все эти двести килограмм ощущали себя отвратительно больными. “Строить” пацанов в таком состоянии души и тела занятие – неприятное и обременительное. Но Шестерку нужно держать в узде. Умный, падла. Ему дай волю – через пять минут перестанешь быть боссом и превратишься в подсобную силу.

– Гони, башка болит. – Поддержал шефа Гиря.

– Ладно, на х…, орать. Уже иду. – Вася-Шестерка взял канистру и вопросительно поглядел на Шаха. – Башли давай.

– Шварц поит. Давай-ка Славик, выгребай, что осталось. – Шах даже не повернулся в сторону прыщавого компаньона. – Братва на волю вернулась, угощай, не жмись.

– Я и не жмусь. – Шварц стал рыться по карманам, собирая остатки денег. – Вот, все… – В руке у него сиротливо устроились две скомканные десятки и серебристая стайка мелочи.

– Литров на семь. – Не считая, определил Шестерка.

– Семь, так семь. – Разговаривать Шаху не хотелось. Не та форма, чтобы по пустякам трепаться и в бессмысленных диспутах участвовать. К тому же семь литров для разминки – тоже не плохо. Во всяком случае, лучше, чем ничего.

Вася вернулся быстро. До ларька всего квартал. На улице льет дождь. В такую погоду не многим приспичит организовывать очередь за пивом. Тем более: утром в будний день.

Разлили. После первого стакана полегчало.

– Короче, пацаны, пора бы вам узнать, как мы с нар соскочили. – Каждое слово, которое предстояло сейчас сказать, Шах просчитал еще вчера. И правильно сделал. Сегодняшнее самочувствие надежд на удачные импровизации не оставляло.

–А мне пох.., почему. Не в СИЗо и всё! – Отозвался Гиря и сделал большой глоток.

– Заткнись, Гиря. Сначала я скажу, а потом тебя спрошу. Если будет нужно. Базар пойдет за работу. Понял?

– Не-а. – Честно признался Гиря.

– Ладно. – Гену Шахова очень мало трогало: дошло что-либо до крохотных мозгов Гири или нет. Его значительно больше интересовало, что сейчас происходит в коротко стриженной башке Васи-Шестерки. Шах, на сколько позволяла головная боль, резко повернулся к Шестерке. Но тот молча разглядывал белый островок пены на поверхности пива в своем стакане.

– Есть человек. С серьезной для нашего города фамилией. – Шах говорил неторопливо. Так, чтобы все, даже Гиря, успевали понять, о чем идет речь. – Если бы не он, мы бы сегодня не пиво пили, а парашу нюхали.

Шах замолчал, дожидаясь вопросов. Но любопытства никто не проявлял.

– Он нас вытащил и обещал закрыть дело вообще. За недоказанностью. Вчистую. Но не за красивые глазки. Свободу придётся отработать.

– Не тяни жилы. – Наконец не выдержал Вася-Шестерка. Он поглядел на Шаха исподлобья. Шахов почувствовал удовлетворение. Пока все шло по его плану. Сейчас следовало Васеньку осадить и по резче. Что бы знал свое место, другие не забывали: кто здесь главный.

–Ты, пи…, чего пасть разеваешь? Я тебе слово давал? Нужно будет – я из тебя не то что жилы, жизнь вытяну. – Шах упёрся взглядом в зрачки Шестёрки. Смотреть он умел так, что его испепеляющий, бешенный взгляд, сжигал волю противника. Не попадалось ему пока такого человека, который смог бы одержать над ним верх в таком поединке. Шестерка опустил глаза. – Девку свою торопить будешь! А я все скажу, когда решу, что нужно! Понял?!

Шестерка молча кивнул.

–Не слышу: чё сказал? – продолжал давить Шах.

– Всё понял.

– Вот так. – Шахов помолчал, делая вид, что восстановить нить прерванной мысли.

– Не кипятись, Шах, если кого замочить нужно – замочим. Не сомневайся. Все будет тип-топ. – Гиря не ловко попытался сгладить резкость шефа.

– Никого “мочить” не надо. Мы просто должны сыграть в ковбоев.

– Лучше в “дурака”. У меня и картишки с собой. – Сострил Шварц. Шах пропустил прикол мимо ушей. Славику можно простить всё. Он не конкурент. Мозги, такие же прыщавые, как и физиономия. Любит потрепаться. Одно слово – шут. Но безоговорочно исполнит любой приказ Шаха. Если нужно будет, то угонит у родного отца единственную отцовскую отраду – старый “Запарожец”.

– В дурачка играть не будем, будем грабить магазин.

– Во, клево! – Обрадовался Гиря. – Вломимся ночью. Всем к чертям разнесем.

– Ночью, на х…, любой магазин на сигнализации. – Мрачно оценил предложенный план действий Шестерка.

– Правильно соображаешь. – Шах встал из-за стола и одобрительно похлопал Шестёрку по плечу. Настало время Васю приласкать. В отношении потенциального конкурента Шахов проводил последовательную политику под девизом: “Гнобить и гладить”. Шестерка должен был постоянно находиться в напряжении. Получать пинки и ожидать ласки. – Грабить будем днем.

Гиря в один глоток опорожнил стакан, смачно утерся:

– Всем на пол, суки! Кто шевельнется, замочу на месте. – Он, состроив свирепую рожу, навел ствол воображаемого автомата на Шварца. – Та-та-та-та-тах!

Шестерка неодобрительно покачал головой и открыл рот, собираясь что-то сказать. Но Шах раньше всех успел осадить разбушевавшегося битюга.

– Кончай с детским садом, Гиря. А то, на х…, в угол поставлю. А на дело без тебя поедем.

– Ладно, Шах. Все тип-топ.

–К магазину нас привезут. Заходим перед самым закрытием на обед через служебный вход. В дверях надеваем маски. Шварц блокирует входную дверь. Шестерка – перекроешь вход из торгового зала. Мы с Гирей вламываемся к директору и заставляем открыть сейф. Всех дел на пять минут. Потом попарно, на двух разных машинах уезжаем с добычей. За это дают десять “штук”.

– Десять тысяч за пять минут?! – Проявил недюжинные математические способности Шварц.

– Да. Десять тысяч. Причем не рублей, а долларов. – Эффектное сохраняя нарочитую невозмутимость, подтвердил Шах.

– Не понял. – Вася-Шестерка водил кругами полупустой стакан по столешнице, размазывая пивную лужицу.

– Дурак, потому и не понял! – Бросил Шах с издевкой. Настала время очередной “порки”.

Но Вася не успокоился:

– Может и дурак. Только сложно больно все выходит: мы берем магазин, а нам еще за это платят?

– Ну и чего здесь сложного? – Насмешливо поинтересовался главарь.

– Чего голову забивать. Сейф возьмем и башли получим – клево, на х…. – Гиря взялся за канистру и принялся наполнять порожние стаканы.

– Понял, что большой человек сказал? – Шахов отпил глоток и демонстративно отрыгнул на Васю.

– Не понял.

– Что именно?

– Всё. – Шестерка не желал играть в темную. – Какой магазин, когда и, главное, зачем?

– Ладно. Объясняю для особо тупых. – Смилостивился Шах. – Берем гастроном на Дзержинского. Сейф нам откроют без сопротивления. Комедию “Операцию “Ы” помнишь?

Вася кивнул головой. Он, кажется, начал понимать, в чем состоит их миссия.

– Переворачиваем все вверх дном и делаем ноги. А чтобы поощрить нашу старательность, заказчик бащляет зелёными баксами.

– “Сибирские узоры”? – уточнил Вася.

– Да. – Спокойно подтвердил Шах.

– Это гастроном Седых. – Было видно: Шестерка пытался все увязать в одно целое, но что-то у него явно не сходилось.

– Верно, Седых. – Подтвердил Шах.

– Он нам за это башку оторвет.

Упоминание фамилии Седых заметно испортило настроение и Шварцу, и Гире.

– Будь спокоен: не оторвет. Он нам за все и платит. – Три пары глаза вопросительно уставились на главаря. Шах был полностью удовлетворен произведенным эффектом.

– Хорошо, пацаны, хорошо. Раскладываю все по полкам. Папа с мамой подарили Витечке Седых к двадцати пятилетию магазин: отпустили свое чадо в самостоятельное плавание. Бизнес достаточного дохода не приносил. Витя посчитал, что деньги из кассы можно вынимать как из своего кармана. Точнее из маминого. – Все понимающе хохотнули: мама у Виктора Седых была вице-президентом банка. – Повынимал месяц, другой – денег не осталось. У мамы с папой просить – значит признать себя неудачником. Он и так родителей редко радует. Вот здесь и появляется команда спасателей. Мы. Устраиваем шухер, вскрываем сейф. Витя Седых становится стороной пострадавшей. А уж в такой беде его родители не бросят. Вот и вся сказка.

– Класс! – Мгновенно оценил комбинацию Шестерка.

Шахов довольно хмыкнул. Вася во всей этой компании был единственным, чье одобрение льстило самолюбию Шаха.

– Да, чуть не забыл. Квартирантов, которые дом Селивановых снимают, в Поселке не трогать. А ты, Шварц, курточку этому шибзику верни. Все равно она тебе мала.

– Чего ради? Я ее лучше загоню.

– Я сказал: верни, значит верни. – Жестко обрубил спорщика Шах. – Наши мужики подходили.

8

Нет ничего хуже болезни. Жизнь за окнами дома Кирилловых неслась галопом вперед, ежечасно преподнося согражданам сюрпризы. По большей части – неприятные. Дима валялся в постели, не имея возможности хоть как-то улучшить финансовое положение семьи. Тане пришлось взять неделю за свой счет, чтобы выходить мужа. А это означало увеличение прорехи в семейном бюджете до катастрофических размеров.

Болеть приходилось в экстремальных условиях. Диму это даже радовало. Ничто так не стимулирует быстрое выздоровление, как отсутствие возможности всласть полечиться. “Забавно устроен человек” – философствовал Дима на третьи сутки своего невольного затворничества.

«Если Homo Sapiens, начинает ощущать боль, он старается максимально ограничить себя в движении. Чтобы с болью, по возможности, не сталкиваться. Хотя доподлинно известно: выздоровление приходит только через борьбу. Собственно, старость и смерть, ни что иное, как следствие боязни боли, боязни жизни, стремление поместить себя в искусственно созданные рамки абсолютного комфорта. Эко я завернул!» – Сам себе удивился Дима. Впрочем, похвалив себя за философский изыск, Кириллов сразу честно признался, что не он является автором идеи. Эту теорию в различных интерпретациях периодически озвучивал Серега Ларьков. Его, богатое травмами, боксерское прошлое, давало право на определенные выводы. И Сергей щедро делился своим опытом с окружающими.

У Димы условия выздоровления были жесткие. Удобства во дворе заставляли вставать с первого дня. Ходить на Ленкин горшочек Дима категорически отказался. Еще чего: взрослый мужик не малыш из детских яслей. Поднимался, плёлся вдоль стеночки через весь дом. Танька, на всякий случай находилась все время по близости. Вплоть до того, что стояла за дощатыми дверями отхожего места и сторожила. А вдруг супруг потеряет сознание или еще что произойдет.

– Тань, ну неудобно мне, чего ты меня как маленького пасешь? – Дима действительно до сих пор немного стеснялся жены, боялся показаться ей слабым, беспомощным. Боялся разочаровать.

– Выздоровеешь: смотреть на тебя не буду, а пока терпи.

Следователь заглядывал еще раз. Заставил повторить всю нехитрую историю провожания. Опять под протокол. Не поленился сходить на то место, где Дима провалялся без сознания половыину ночи. Вернулся, похмыкал, поинтересовался: кто бы мог такое вытворить из местных, поселковых парней. Но Дима только плечами пожал: “Темно было. Били, скорее всего, сзади. Во всяком случае, я никого не видел”.

На следующий день после происшествия заходил сосед, хозяин “Запарожца”. Он сел в комнате за стол, оглядел пустые стены, допотопные часы с кукушкой и сказал:

– Говорят, вчера милиция была?

– Да. – Коротко ответил Дима. Он не винил соседа за поступки сына, но и изливать ему душу в теплой дружеской беседе намерения не имел.

– К нам не заходили. – Сосед говорил, тщательно подбирая слова.

– А зачем? – Дима на соседа не глядел. Лежал и изучал покрытый ромбиками потолок. Рейка, набитая под штукатуркой, просвечивала сквозь известку, как ребра у тяжело больного.

–И я говорю: зачем? Нечего у нас милиции делать. – Хозяин “Запарожца” оглядел обстановку и резюмировал: – Живете-то, гляжу, не богато.

Таня, стоявшая все время рядом и готовая в любую минуту броситься на защиту мужа, насупилась:

– Нормально живем. Как все.

– Конечно, соседка, как все. – Он помолчал, потом расстегнул телогрейку и бережно извлек из-за пазухи полиэтиленовый пакет. – Мы тут подумали на Поселке и вот собрали. – Сосед положил пакет на стол.

Таня подошла к мужу и встала рядом с кроватью:

– Что это?

– Денег мало-мало. На лекарства, то, се, больничный-то, небось, не оплатят.

– Нам не надо. – Дима оторвался от изучения анатомии потолка и поглядел на соседа. Тот сосредоточенно разглядывал свои руки. Крупные сильные пальцы с траурным кантиком вокруг ногтей перебирали полы телогрейки.

– Надо, не надо: это сами разберетесь. Ну, значит, я пошел. Что нужно будет – заходите. – Он поднялся. – Да, чуть не забыл. В поселке вас никто не тронет. Здесь баловать не позволим. А в городе будьте осторожней. – Повернулся и, не дожидаясь, когда Таня его проводит, вышел.