Филлеман и…

Андрей Бестужев

Филлеман и…

Филлеман и вороватый тролль

Знакомство

Переступив порог таверны, я попал в магию. Менестрель только закончил балладу, в воздухе ещё висел высокий струнный звук. Мощный и печальный, его можно было ощутить кожей, ухватить рукой. Посетители замерли, глядя на исполнителя. Он сидел в освещённом углу, в серой рубахе и кожаных штанах, с длинными седыми волосами, перехваченными ремешком. В руках какая-то странная маленькая арфа с изогнутыми рогами. Несмотря на яркий огонь тростниковых светильников, лицо было почти неразличимо, теряясь в отсветах пляшущего пламени. Хлопнула дверь. Все вздрогнули.

– Тьфу ты, чёрт! – покосился на меня ближайший. Судя по простой одежде – земледелец-арендатор, зашедший пропустить кружку после тяжёлой работы.

– Здорово сыграл, шпильман, еее! – зарычал здоровенный мужик рядом, по виду наёмник, и застучал по столу, – всё правду сказал, лови! – бросил блестящую монету в угол через весь зал.

Оцепенение, какое бывает, если музыка и текст заходят в душу, спало и слушатели оживились. В сторону менестреля полетели ещё монеты, угол наполнился задорным звоном.

– Эй, бродяга, а «Пастушку» можешь? – заорал какой-то пьяница из угла, видимо только проснувшись.

– Могу. – певец усмехнулся в усы.

Он ещё долго играл, и пел о том, как пастушка встретила весёлого школяра, что может случиться, если на рыбалке зайти в реку без штанов, как монах наткнулся в темноте на винную бочку с плохо пригнанной пробкой, и ещё много подобных историй. Песенка о монастырском погребе вызвала не один взрыв хохота у посетителей, но явно пришлась не по душе двум монахам братства Негасимого Пламени, сидящим в углу.

– В пристойных заведениях уже не принято пускать вагантов. – процедил сквозь зубы старший, расплачиваясь с хозяином и направляясь к выходу, – их пение навлекает проклятие!

– Скорее уж я монахов перестану пускать! – с усмешкой произнёс хозяин, когда они вышли, – на них не набивается полный зал, да пьют с ними не так охотно!

Веселье продолжалось, а у меня денег было только на миску пареной репы и кружку пива. Миска быстро опустела, кружка показала дно.

– Хозяин, не найдётся ли в конюшне местечка переночевать?

– Конюшня для коней. – угрюмо глянул он, – а ты вроде, на своих двоих ковыляешь! – зашёлся хохотом. Обидно. – Ладно, зайди к конюху, за грош даст тебе пук сена, чтоб на земле не валяться.

***

Серое утро. Роса. Туманная сырость не позволит разлёживаться до полуденного солнышка, это точно! Выбрался из-под куста, забросал тлеющие с ночи угли костра землёй. Вышел на дорогу, повернулся от деревни. И увидел перед собой уходящего менестреля. Опираясь на посох, шагает в плаще с капюшоном, за спиной та странная арфа. С другой стороны дороги, между мной и им, из густого подлеска вышли трое. Один, с короткой дубинкой на поясе, окрикнул:

– Эй старик, обронил что-то!

Менестрель обернулся. Оглядел троицу, заметил меня поодаль.

– Всё моё при мне.

– А я говорю, потерял. – Тот наклонился, поднял из пыли камень, подкинул его на ладони, – вот гляди, точно твоё. Мы нашли, нам награда! – его товарищи согласно закивали. – Давай свой кошель! Монахи сказали, ты вчера неплохо деньжат собрал.

– Ну что ж, думаю, мне есть чем вас наградить. – Старик пошатываясь, приближался к этим бандитам, запустив руку за пазуху.

Я не сдержался.

– Вы, как смеете грабить старого человека!? – От возмущения голос предательски сорвался ввысь.

– Это ещё что за петушок? – развернулся первый, с дубинкой, – солнышко вот-вот покажется, тогда и споёшь! – все трое весело захохотали.

Это было возмутительно. Ладонь нашла рукоятку, и меч сам выскользнул из ножен.

– А это ты брось, дурачина! – нахмурился первый.

Все они отвернулись от старика, двое подошли к обочине и подняли из травы длинные жерди.

– Давай бросай, в нашей деревне запрещено такими штуками размахивать! Не то щас тебя к войту оттащим!

– Грабители, я сам вас туда отведу, на верёвке!

Жерди имеют преимущество из-за длины. Надо атаковать, пока они не разошлись по сторонам для удара. Я заорал и ринулся на того, что поближе. Он опешил, и даже не успел перехватить жердину двумя руками. Что на него замах тратить, сильно пнул его в голень. Он завыл и повалился на дорогу. Второй замялся, размахиваясь поудобнее, чтобы не задеть товарища, но получил по плечу лезвием плашмя. Не руку же ему рубить. Здоровяк завопил, рука обвисла, жердина упала на землю. Но тут в глазах у меня потемнело, и я отключился.

***

– Повторяю, что произошло? – громкий требовательный голос раздавался, будто с неба.

Открыл глаза, валяюсь лицом в пыли. Затылок саднит жутко. Попытался перевернуться, и боль пронзила как шилом, так что не удержался от крика.

– Живой, слава богине! – какой-то знакомый противный голос, – давай братцы, поможем рыцарёнку подняться, живее!

Сильные руки подхватили меня и поставили перед сердитым мужчиной, восседающим на гнедой лошади.

– Мы же говорим, запнулся, упал он, о камень головой ударился! Делов-то!

– Так было? – обратился сердитый к менестрелю, который оказался тут же.

– Точно так, войт! – подтвердил он. На мгновение я забыл о боли, от изумления. – Эти добрые люди караулили юношу, чтобы его никто не ограбил, пока он в беспамятстве.

– Милиция называется! – прошипел сердитый, обращаясь к троим, – пока вы здесь по кустам шарахаетесь, на том краю деревни у монахов ночью лошадей свели! Быстро за мной!

Обернулся к старику.

– И вы милсдарь, тоже пожалуйте. Хозяин таверны приметил знак особый у вас на груди, когда вы у колодца из ведра обливались. Сразу мне и донёс. Не подумайте, мы ведьмаков уважаем. Наоборот, монахи такое о пропаже лошадей рассказывают, что возможно и для вас работа найдётся.

Он осмотрел остолбеневшую троицу, перевёл взгляд на меня. В голове так мутило, что не было сил удивляться.

– А ученика Вашего думаю, мы пока на постоялом дворе разместим. Больно бледный он от падения.

На этом войт развернулся и потрусил в сторону деревни. Двое со вздохом отпустили меня, и я снова осел в пыль.

– Кажись, пронесло! – сказал старший, – Вы извиняйте, милсдарь ведьмак, это мы пошутили так.

– Понимаю. – кивнул старик, – топайте, куда вам сказано. И камень свой заберите, на память.

Насупившись, те пошагали вслед войту.

– Здорово, ученик! – менестрель протянул мне руку, оказавшуюся неожиданно крепкой, и рывком поднял на ноги. Откинул капюшон. Несмотря, что длинные волосы были совсем седыми, на меня взглянули ясные глаза вовсе не старого человека. – Дай посмотрю.

Положив ладонь мне на лоб, поводил пальцем другой руки перед глазами справа налево. Тепло разлилось от его ладони, и саднящая боль прошла.

– Здоров, ходить можешь. Дойдём до двора, дам тебе зелья кое-какого, к вечеру уже прыгать будешь.

Вдруг ощутив неладное, я схватился за пояс.

– Где мой меч?

– Вот он, не боись. – протянул мне меч в ножнах, – запомни, без головы он тебе без надобности. Как зовут, ученик?

– Андвари.

– Меня будешь звать Филлеман. Последнее время меня именно так называют. Сейчас пойдём, у нас кажется, есть дела.

Кровь на стене

– У вас есть ведьмачий серебряный медальон, мастер?

– За побрякушками отправляйся на ярмарку, брат!

Беседа с потерпевшими монахами не заладилась. Он (Cтарик? Менестрель? Наставник?) и Старший брат ордена Негасимого Пламени волками смотрели друг на друга. Все стояли в горнице дома войта.

– Так не пойдёт! – хлопнул ладонью по столу войт, – Брат Гардик, я свидетельствую принадлежность мастера Филлемана к ведьмачей гильдии. Мастер Филлеман, прошу Вас с вниманием отнестись к заявлениям братьев. И хватит здесь чертовщины, что прямо при мне вытворяете! – он вскочил с места, побагровел и выкатил глаза на собравшихся.

Быстро остыл:

– Ладно, пойдёмте лучше на место, поглядим что да как.

Монахи шли впереди. Следом шагали мы с войтом, за нами бравые утренние милиционеры. Замыкал шествие угрюмый Филлеман.

– Господин войт…

– Просто Зоран.

– Зоран, почему мы направляемся на окраину? Хочу сказать, отчего братьям было не остановиться у кого-нибудь позажиточнее, в середине деревни?

– Ты не местный, Андвари. Времена изменились. С юга и востока идут переселенцы. Кто-то идёт дальше к морю, некоторые оседают здесь.

– Я слышал об этом, какая связь?

– Перебиваешь, юнец! Я говорю, приехал к нам лет семь назад переселенец со степного пограничья, при деньгах. Позволили мы ему отстроиться с краю. Он скупил несколько участков, и давай разводить там овец. Тьфу! Всегда мы землю возделывали, а теперь там только трава и растёт!

– Это из-за овец?

– Ну да, его родственники прошли подальше, к реке, и заделали там ткацкую мануфактуру. А он здесь выпасывает овец, стрижёт, и отправляет туда по осени шерсть. Здоровенными тюками, целыми караванами! Глянуть не успели, как уже вся земля вплоть леса была его.

– Так, а монахи?

– А монахи остановились у него, потому что вера общая, в Негасимое Пламя. Они так и спросили, когда приехали: «Есть ли у вас приверженцы истинного Пламени?» Только Нажир, у него и остановились.

Мы подошли к месту. Дом выглядел впечатляюще. За высоким забором, резными воротами, выглядывал двухэтажный терем.

– Прошу вас, милсдари. – открыл ворота хозяин.

– Покажи нам, где всё произошло. – распорядился войт.

Широкий двор, справа амбар, слева просторная конюшня. У забора, перед амбаром, валялась свиная голова. Над ней кружила туча мух.

– Вчера свинью забили, к празднику. – пояснил хозяин.

– Какому празднику? – тихо обернулся я к Филлеману.

Тот недоумённо пожал плечами.

– Вот, так мы и нашли. – распахнул Нажир двери конюшни.

Было чему ужаснуться. Уздечки у привязи порваны. Стены забрызганы кровью. Часть соломенной крыши оказалась разобранной. Я обомлел:

– Кто мог сотворить такое?

– Проклятье пришло в это селение! – пробормотал Гардик, – где не чтут Негасимое Пламя как следует!

Вмешался войт:

– Добрый хозяин, расскажи, как это обнаружилось?

– С утра рано, пошёл мой батрак Богша лошадям корм насыпать. Я спал ещё. Но слышу, орёт, будто режут его. Вскочил я, выбежал, а тут такое. Богша говорит, двери конюшни закрыты были, а внутри ни лошадки. И кровища повсюду.

– И что же, как ты полагаешь, произошло? – вмешался мой задумчивый спутник.

– Ясно, тролль унёс животин! Кто ещё мог крышу разобрать, и пожрать их, да ноги унесть? Да так, что никто в доме ничего не услышал!?

– Это тролль снопы соломы с крыши в скирду сложил? – продолжил Филлеман.

– Нет, это мы. Чтобы не мешали по двору. А Вы о чём говорите, милсдарь ведьмак?

Мой друг промолчал. Хозяин отвернулся от него, с недовольным видом.

– А всё-таки, Нажир, почему именно тролль? – поддержал ведьмака войт.

– Да вот же, следы его! – показал тот на земляной пол.

Действительно, в полу под дырой в крыше были глубокие вмятины, как от огромной пятки и подошвы с четырьмя пальцами.

– Всем известно, что у троллей по четыре пальца на ногах! – заявил он.

– Точно, известно всем. – угрюмо подтвердил Филлеман, – и три ноги, судя по вмятинам.

Никто не обратил внимания.

– Я хотел бы понять, каким образом деревня возместит нам ущерб? – вмешался Старший брат.

Войт выпучил глаза:

– Что значит деревня, какой ущерб?

– Если бы случилась кража, то по закону гостеприимства, хозяин бы нёс ответственность. Но в данном случае явное вмешательство злых сил. Один человек не мог такого предотвратить. Вся община повинна в том, что в её окрестностях бродит скверна, вредящая святым посланникам. Мы ожидаем компенсацию за наших боевых коней и ущерб репутации. А прибыв в Баргус, непременно нанесём визит посланнику ордена Белой Розы, который стоит на защите интересов братства!

До войта начало доходить.

– За мулов. – пробурчал ведьмак.

– Что, простите?

– Два мула. Уздечки слишком низко повязаны, даже для рабочих лошадей. Не говоря уж о боевых скакунах.

Монах сжал зубы и побелел от гнева.

– Ладно, это детали. – рассеянно пробормотал войт. Явно представляя, как в его деревню въезжает отряд воинов Белой Розы. – Мастер ведьмак, вы хотите что-нибудь узнать?

– Очень. – он усмехнулся, – хозяин, где были ночью остальные ваши лошади?

– Вечером мы отправили их в ночное, время от времени им полезно выгуляться.

– Почему мулы были привязаны за уздечки, ведь у каждой лошади в Вашей конюшне отдельное стойло, с перегородкой?

– Это незнакомые животные, мы привязали их, чтобы они не пугались.

– Сколько у вас батраков?

– Пятеро. Вот один, ещё два со вчера с лошадьми, и двоих я с утра послал отнести им еду.

– Вы всегда даёте лошадям корм рано утром?

– Нет.

– На каком этаже дома вы были этой ночью?

– На первом.

– А на каком ваша спальня?

Нажир побледнел, перевёл взгляд с Филлемана на войта, потом на монахов.

– Что вообще, такое! Здесь был тролль! Войт, ты обещал привести ведьмака, чтобы он защитил нас! А это что!?

Войт заметно смутился.

– Да, милсдарь ведьмак, дело вроде ясное. Дом на окраине. Кто, кроме тролля, мог шагнуть через забор, разобрать крышу, и покромсать лошадок?

– Мулов.

– Мулов, конечно. – войт покосился на недовольного монаха, и вздохнул – община заплатит вам пятьдесят монет, если вы прикончите этого тролля.

– Сто.

Все ошалело уставились на вчерашнего менестреля.

– Не круто берёте, мастер ведьмак? – сжав губы, произнёс войт.

– В самый раз. Потому что это не тролль. А кое-кто гораздо опаснее.

– Кто же? – ужаснулись мы.

– Увидите. – ухмыльнулся Филлеман, – оплата по факту.

– Лады. – процедил Зоран, – но мне нужен его труп на главной площади.

– Ручаюсь!

По следам тролля

– Пора выпить пива.

– Филлеман, едва рассвело!

– Вот именно, и ещё никто не сказал нам: «С добрым утром!»

У входа в таверну стоял довольный трактирщик, руки в боки.

– А, доброе утро, певец! Думал, ты уже далеко отсюда.

– Вот, задержался помочь юноше.

– Слышал, как же. Молодёжь, торопятся, под ноги не смотрят. Заходите, прошу!

Ведьмак расположился за стойкой.

– Два пива.

– Мне воды. – выдавил я, – ну или квас.

– Два пива, хозяин. И воды. Или кваса.

Никогда так дурацки себя не чувствовал.

Филлеман сделал глоток в полкружки.

– А что дружище, бывает у вас, что какая-то непонятная ерня происходит?

– Ты про тролля? – усмехнулся трактирщик, – отродясь не видали. Трендит Нажир, пришлый он. Вот русалки, да… – мечтательно закатил он глаза.

– Всегда где-то какая-то маета случается. А в ночь на день Лита все бабы русалками становятся.

– Это точно! – закатился трактирщик, – до утра лови-не перелови! И насчёт маеты верно. К югу за лесом озеро. Да и не озеро, а почти болото. Огни по ночам, хоть не живёт никто. Бывало, тихо в лесу, ночь глухая, а вдали младенец плачет. Только нет там никого, точно. Вот это страшно.

– Что ж ты там делал в лесу у озера, ночью?

– Русалок ловил, сам сказал! – расплылся ухмылкой рассказчик. – А что Нажир про тролля метёт, так это он давеча в Чёртовом овраге заплутал, всего-то миль пять к западу отсюда. Через два только к деревне вышел. Чуток умом и поехал. Вихтов там говорит, навиделся.

– Ну встретил бы вихтов, наверное не вышел бы. Эти мертвяки если б не сожрали, так с собой увели. Тронутый он у вас, видать.

– Точно! Ещё пива, милсдарь ведьмак? А коли вечером снова придёте на арфе поиграть, себя и народ потешить, то еда-питьё за мой счёт. И ночлег. Для друга Вашего юного тоже. – добавил, бросив на меня быстрый взгляд.

– Благодарю. Сегодня вечером у нас дела. – приложил монеты на столешницу.

– Как скажете. Удачи в делах! – многозначительно ухмыльнулся трактирщик и смахнул деньги в широкий карман передника.

***

Мы уже час вышагивали по полям, разделённым перелесками.

– Филлеман, не надо ли нам поискать следы?

– Чьи?

– Ну, тролля.

– Ты не знал, что тролли – магические существа, и перемещаются, не оставляя следов?

– Но мы ведь видели, в конюшне! Ты сам подтвердил. И сказал, что у них по четыре пальца на ногах.

– Это не я сказал. И тролль был тогда с добычей, потяжелее.

Странное чувство, вроде с тобой разговаривают серьёзно, но как будто держат за дурака. И что он бормочет?

– Эта тварь полночи разбирала крышу… До свету успел смыться из деревни. Сейчас должно быть, где-то отлёживается, чтобы следующей ночью задать дёру подальше.

– О чём ты, Филлеман?

– Мы пришли! – войдя в очередной перелесок, он внезапно остановился. Прямо под ногами круто обрывался склон. – Чёртов овраг!

На дне тёк ручей. Даже не верится, что поток, который можно перепрыгнуть, проточил овраг такой глубины. Иногда солнца не видно.

– Он старался несколько сотен лет! – вдруг произнёс мой вожатый, – и по весне вовсе не так уж мал!

Читает мысли? Впереди поворот.

– Тихо! – подавшись вперёд, ведьмак опёрся на посох и выставил другую руку назад, ко мне. – Сейчас очень осторожно выглянем, что там.

Я наклонялся, будто мышь ловлю, которая под мешком затаилась. Но стоило разглядеть, что за земляным выступом, как всю осторожность сдуло.

– Это те лошади! – заорал я, выскакивая.

На лужайке, у разлива ручья, паслись два стреноженных мула, про которых нам рассказывали утром монахи.

– Они живы, смотри! – и наступил на зелёную кучу, которая начала медленно подниматься.

– О, ёжть! – зарычал мой товарищ, и прыгнув вперёд, с размаху ударил посохом по горбу кучи.

– Ааа! – стряхивая с себя листья, оттуда поднялся огромного роста человек, откинул плащ, широко развёл руки и вытаращил на нас глаза. – Лесники поганые! – и ринулся в атаку.

От неожиданности я отступил назад, и попав ногой на скользкий берег ручья, повалился в воду. Пусть и неширокий, поток оказался холодным и быстрым. Меня снесло. Захлёбываясь, я ухватился за торчащие корни, пытаясь держать голову над водой. Филлеман тем временем сделал молниеносный выпад, целя посохом в живот противника. Тот будто и не заметил, что происходит, отмахнулся от палки. Ведьмак полетел в сторону. Лесной боец медленно повернулся и двинулся к нему, чтобы добить.

– Волею князя! – глотая холодную воду, захрипел я.

Силач остановился, слегка повернул голову на звук.

– Волею князя, ты задержан за браконьерство! – продолжал я.

– Я не браконьер! – взревел гигант, оборачиваясь. – Это преступление – кормить себя и свою семью!? – он тяжело зашагал ко мне.

Огромная ладонь опустилась мне на голову, сжав виски. Неодолимая сила погрузила в воду. Я видел, как пузырьки поднимаются вверх. Воздух заканчивался. Вода заливалась в нос, рот, и конечно же в уши. Мне, наверное, конец. Глаза закрываются.

Хватка ослабла. Что-то подняло меня за шиворот вверх и бросило на землю. Я закашлялся, сел, протёр глаза, снова закашлял, стал бить себя кулаком в грудь.

***

– Быстро учишься, школяр! – прозвучал весёлый голос, – использовал тот же приём, как утром против тебя. Отвлёк противника, чтобы я мог его вырубить. Откуда про князя выдумал?

С трудом соображая, я взглянул на Филлемана. Наш грозный враг лежал связанным, не шевелясь.

– Он сказал «лесники». Это служащие князя, ловят браконьеров.

– Умно! Правда, неплохо.

Связанный заворочался. Филлеман пнул его: «Очнись!»

Тот распахнул глаза, рывком попытался встать, повалился – к шее привязан здоровенный камень. Он зарычал:

– Достали, падлюки!

– Мы твои друзья, здоровяк. – ласково обратился мой старший друг, – были бы враги, ты бы уже наглотался воды. Или висел на суку за конокрадство.

Великан нахмурился.

– Нажир сказал, лошадки его. У монахов не нашлось заплатить за постой, он взял натурой.

– Никакой постой столько не стоит. На цену этих двух животных можно выстроить дом, хоть и небольшой. Ты это знаешь.

– Лесники всегда складно болтают. Но чтобы не лечь голодным, надо рассчитывать на себя.

– Верно говоришь. Мы тебе поможем. Если сделаешь, что мы скажем, то не только в петлю не попадёшь, но и уважение от людей заслужишь.

– Сладко льёшь, лесник. А, всё равно я связан. Что надо?

– Сейчас объясню. Кстати, где твой друг?

– Пошёл к Нажиру, рассказать как прошло. Вечером будут здесь.

– Ну, вот ты сдал своих. Теперь пути назад нет.

– Падлюки! – заметался он в путах, угрюмо зыркнул, – говори!

– Сначала поклянись… Во что ты веришь? Ладно, матерью клянись, что не побежишь, когда я развяжу тебе ноги. Затем… Плавать умеешь? Хорошо.

***

– Филлеман, что мы делаем, куда идём?

– Вечные вопросы, школяр… Сейчас мы идём к озеру, которое почти болото. Ловить чудовище.

– Мы нашли мулов, что ещё?

– Ты помнишь стены в крови, Андвари?

– Конечно.

– Мы должны наказать того, кто это сделал. Пролита кровь, кто-то за это заплатит. И у нас контракт. Теперь нас трое, мы этим займёмся.

Нападение

В утреннем тумане не видно, где начинается вода. Бреду по берегу, не чувствуя ног. Будто в облаках. Мягкий шелест вокруг. Длинные листья тростника. Не чувствую тела, рук, мысль плывёт над клубами тумана, в прохладном воздухе. Я иду по воде. Кто зовёт меня сзади? Обернулся. Стоит на берегу, туман перед ним рассеивается. Так похож на меня… Косой кровавый след по рубахе. Поднимаю руку ко лбу. Что произошло этой ночью? Не надо думать об этом! Ужасная боль. Ноги подкосились. И я провалился в холодную воду. Как сквозь толстое стекло, вижу рассветные отблески на поверхности надо мной. Тишина. Невесомость.

***

Плыть нам не пришлось. Озеро оказалось неглубоким, заросшим камышами и тростником, с прогалинами чистой воды. Ведьмак кажется, наугад выбрал островок вдалеке. И мы долго брели, погружаясь в воду то по грудь, то по шею. Ёль, имя нашего пленника, впереди разведывал илистое дно. Филлеман за ним, держа на поводке из длинной верёвки. На суше он повязывал ему петлю на шее, в воде привязал к запястьям, заставив Ёля положить руки на затылок. «А то вдруг поскользнётся.» – так сказал. Арфу нёс, подняв свободной рукой над головой. Я замыкал болотное шествие, над головой держа меч в ножнах.

– Костёр разводить не будем.

– Нам надо обсохнуть! Вымокли же, пока добирались.

– Дым расскажет всем на этом болоте, что мы пришли. А запах от углей спугнёт того, на кого мы охотимся. Развесь одежду на ветках. Подсохнет, пока солнце не закатилось. Вот выпей, согреешься. И побегай, разгони кровь. Ёль, тебе тоже.

Через время мы с Ёлем просто рухнули, где стояли, и уснули. Проснулся я совершенно согревшимся и полностью отдохнувшим. Ёль ещё спал. Пространство вокруг наполнено звуками, запахами, отчётливо видны прожилки на каждом листке, ветер широкими волнами гладит кожу. Взглянул на небо и обомлел. На солнце появились пятна, рисунки, похоже на лицо, замершее в безмолвном крике. И оно на востоке. Хотя уже закат.

– Что это? – прошептал я.

Ведьмак покосился на меня.

– Луна. Полная.

Я оглянулся вокруг. Совершенно светло.

– Как? Почему Луна взошла днём?

– Андвари… Зелье, которое я тебе дал, обостряет чувства. Сейчас ты видишь, слышишь, чувствуешь получше иного волка. Уже глубокие сумерки. И скоро мы начнём охоту. Оденься, будь добр. Одежда подсохла.

***

Он перебирал струны, воздух дрожал под пальцами. Звук завывал, захватывал, потом отпускал и ласкал, убаюкивал. Дрожал в лунном свете. Подкрадывался хищным зверем, затем ластился и обволакивал. Согревал, разжигал, разгонял в стремлении опрокинуть землю и достичь звёзд. Сталкивал с ледяной стеной. Звуки звенели, пронзали, жгли и утешали. Потом пришла тайна.

Краски земли, воды, деревьев изменились. Воздух ожил. Мир распался на мелкие частицы и осыпался, как песок. Тело стало прозрачным и перешло в другой мир, где обрело новую плоть. Там чёрная ночь. Шелестит тростник. Издалека всё ещё слышна музыка. Воздух затрепетал и отхлынул. Появилась Она и шагнула ко мне.

Восхитительные ясные глаза. Изящные стройные ноги. Удивительной красоты тело. Тонкое платье обволакивает, струится, светится. Она чудесна. За спиной широкие крылья. Она мне послана свыше. Сияющий взгляд. Вечернее и утреннее небо, огненный закат и нежный рассвет – она смотрит на меня, уже прямо передо мной. Приоткрыла губы. Голова закружилась. Схватился за рукоять меча, чтобы не упасть. Она протянула мне руки, рукава спали вниз, обнажив плечи. Чуть не касается меня. Чувствую её дыхание. Губы шепчут… Не понимаю слов. Она так очаровательна. Улыбка. Движения губ, шёпот. Я должен понять…