А ведь все было именно так. Рассказы

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей».

47. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: «Я слышал от него, что Христос умер позорной смертью и что все пророки, равно как и Христос, умерли как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью».

57. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что Христос совершал смертный грех, когда творил молитву в саду, отрекаясь от воли отца, говоря: «Отче, если возможно, да минует меня чаша сия»».

Пролистнув ещё:

«ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: «Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии, и сказал, что невозможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей».

Открыв наугад:

«ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: «Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы большее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это – нелепость, невежество и величайшее поношение величия божия».

ПРОТИВ ПРИЗЫВАНИЯ СВЯТЫХ

136. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что молиться святым – смешно, и не следует этого делать». Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

141. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: «Он терпеть не мог слышать о заступничестве святых, говоря, что это смешно».

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕРХОВНОГО ПРЕОСВЯЩЕННИКА

206. Джованни Мочениго, после заключения брата Джордано, по прошествии двух лет, явился снова и показал: «Я вспомнил, как он говорил мне, что в одной своей книжке, озаглавленной «Песнь Цирцеи», которую я тогда представил инквизиции – она была в красной обложке – он имел намерение говорить обо всей церковной иерархии; что в образе свиньи он подразумевал Папу (римского), и поэтому представил его в почтительных терминах в окружении эпитетов, что можно видеть в этой фигуре, а также прилагая другие фигуры одну за другой к другим духовным званиям. Это легко понять благодаря данному им освещению, читая книгу со вниманием. Говоря это, он смеялся, хохотал, что есть мочи». Повторно по этому пункту не допрошен».

«Да уж… – подумал Беккария, – чего тут только нет! – И что ада нет, и против пророков и Моисея, и против икон, и против почитания святых реликвий – всего и не перечислишь».

Далее шло интереснее:

«СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ

83. Джованни Мочениго: «Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды – это миры и что это утверждается в изданных им книгах. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог, поэтому только и делает, что создает новые миры».

84. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что имеется множество миров, что все звезды – это миры и что величайшее невежество – верить, что существует только этот мир».

86. Брат Джулио, о коем выше: «Я слышал от него, что все – мир, что всякая звезда – мир и что сверху и снизу существует много миров».

87. Франческо Вайа Неаполитанец: «Он говорил, что существует множество миров и великое смешение миров и что все звезды – это миры».

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: «В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры, что этот мир – звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды».

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: «Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно, – это миры».

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА

104. Брат Джулио де Сало, сосед Джордано по камере, показал: «Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог. Я ему сказал, что это противоречит книге Бытия: «Вначале бог создал…» и т. д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит».

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров, и из одного тела в другое».

Ввели Бруно. Беккария молча разглядывал приговоренного. Это был уже не тот моложавый 45-летний мужчина, которого он помнил еще тогда, 7 лет назад; и это был не тот крепкий и седоватый мужчина, которого он видел и с которым беседовал несколько дней назад, перед вынесением приговора. Весь облик Бруно говорил об обреченности, смирении с неизбежностью предстоящего и напряженной работе мысли: он был как будто вне этого мира, но где-то внутри себя. Теперь это был седой старик, и вроде еще худей: одежда на нем висела. И только взгляд – этот взгляд(!), который он мельком бросил на Беккария, по-прежнему выражал твердую уверенность в себе, показывая, что он знал то, что не знает никто. «Да… безумец!» – подумал Беккария.

– Садитесь, брат Бруно, – предложил Беккария.

Бруно продолжал стоять.

– Садитесь, садитесь. У нас сегодня просто неофициальная беседа. Вы же видите, что нет двух священников-свидетелей, нет писаря, чтобы записывать ваши показания, – мягко и вкрадчиво произнес Беккария. Ему нужно во что бы то ни стало получить ответ на тот единственный вопрос, выяснить который просил его сам Папа.

Немного поколебавшись, Бруно все-таки сел на стул рядом с дубовым столом инквизиции.

За годы, проведенные в стенах римской тюрьмы, он много раз видел этот стол, но только сейчас промелькнула мысль: «Сколько же горя видел этот старый стол? Сколько признаний и упорств хранит он в своей памяти? Сколько сломленных людей, искренне ищущих истины, помнит он? А ведь за этим столом было записано всё, что я говорил последние 7 лет. И записи эти, эти бумажки, единственная моя надежда, что когда-нибудь будущие поколения узнают обо мне».

Беккария молча наблюдал за Бруно и, видя, что тот о чем-то размышляет, не мешал ему. И только когда взгляд обреченного вновь стал блуждать по комнате, Святой отец начал говорить:

– Бруно, наверняка вас мучают какие-то вопросы, на которые перед тем, как вас… – он замялся. Ну… в общем… которые вам хотелось бы прояснить, подводя итог, и которые для вас являются принципиальными. Вы могли бы задать эти вопросы, и я отвечу вам с максимальной откровенностью, – по-прежнему мягко и вкрадчиво сказал Беккария, тщательно скрывая свою антипатию к этому непреклонному еретику, отрицающему практически все догматы Святой церкви.

Видя, что брат Бруно собирается с мыслями, Беккария размышлял: «Ну хорошо, возьмем триединство Бога, Сына и Святого духа. Действительно, спор о триединстве велся еще до первого Никейского собора, на котором был осужден Ария, не верующий в единство трех лиц в одном лице. Сколько еретиков спотыкается на этом вопросе. Вопрос, философски очень сложный, и триединство просто надо принять на веру. Или, например, непорочное зачатие Девы Марии… Но ведь Бруно пытается отрицать и то, что всем, очевидно. Ну, например, Каин и Авель. Ведь очевидно, что Каин гнусный убийца, поскольку убил брата своего Авеля и осужден Богом. Так ведь нет! Согласно Бруно, Каин правильно поступил, что убил Авеля, поскольку именно Авель, занимаясь скотоводством и убивая несчастных животных, и был гнусный убийца, недостойный жить. Ну что тут скажешь – бе-зу-мец!..»

Да, действительно, у Бруно был вопрос, которым он мучился в сомнениях все эти дни после оглашения приговора.

– Скажите святой отец, в приговоре указаны 8 положений, которые окончательно признаны еретическими, как то: троица, непорочное зачатие, Христос и т.д. – и ничего не сказано о моем философском учении. Неужели мое учение не оказало на мою судьбу никакой роли? – спросил Бруно с надеждой в голосе.

– Что ж, я обещал и отвечу откровенно, – ещё очень сомневаясь в этом, задумчиво проговорил Беккария. Он ожидал этого вопроса и понимал, что никто его не уполномочивал раскрывать тайны следствия. Встряхнув, наконец, головой и выйдя как бы из минутного оцепенения, Беккария начал говорить:

– Да Бруно, я ожидал, что-то вроде такого вопроса. Учитывая ваши амбиции на создание новой философии, основанной на бесконечности вселенной и множественности миров, которую вы именуете «Философией рассвета», ваш интерес, в общем-то, предсказуем.

– Итак… – продолжил Беккария, – ваши еретические высказывания по вопросам догм Священного писания действительно ничего нового в себе не содержат. Мы сталкиваемся вот уже на протяжении многих веков с подобной ересью. Ересь эта обусловлена… ну скажем так, слабой верой, иными словами, там, где надо принимать догмы церкви на веру, еретик задумывается и начинает рассуждать. Отсюда и появляются сомнения в истинности Священного писания. А далее у всех одно и то же – троица, непорочное зачатие и так далее, и так далее. Но понять умом человечку вот и не дано – не дано понять Божий промысел.

Беккария начал входить в азарт. Все-таки он окончил два университета!

– Вы, Бруно, возможно, скажете: «И не надо, пусть каждый думает, как хочет». Не соглашусь с вами. Как же тогда мораль, нравственность, законы, по которым должно жить государство, да и не только государство, но и все общество? Соглашусь с вами, что, говоря вашей терминологией, именно множество религий и ведет к разделению Мира на отдельные сообщества верующих, что, в свою очередь, и предопределяет многие бедствия, такие как войны. Ещё Николай Кузанский в 1454 году (кстати, он был кардиналом Римской католической церкви) высказывал идеи о единстве истинной основы во всех религиях и на возможность христианского соглашения со всеми народами. И вслед за тем старался указать на тесную связь мусульманства с христианством, чем предлагал основания для мирного диалога… Католическая церковь ведет борьбу за единую, истинно правильную религию и… – увидев насмешливый взгляд узника, Святой отец добавил, – согласен, согласен… как, впрочем, и другие религии.

Задумавшись на мгновение, Беккария добавил:

– Но, повторяю, нам не дано понять промысел Божий.

«Вот так, все эти богословы, считая себя образованными людьми, чуть упираются в философское осознание проблемы, сразу же – вера, Божий промысел…» – подумал Бруно.

– Мы отвлеклись… вернемся к вашему вопросу, – сказал Святой отец, и, видя, что Бруно успокоился и готов слушать, продолжил. – Как я уже говорил, ваши взгляды на чудеса Христа, на его богочеловечность и на другие догмы Священного писания ничем оригинальным не отличаются от взглядов других еретиков. Заметьте, что вы отказались от всего, что вам было предъявлено в области догматики церкви: «не говорил», «не помню, чтобы говорил такое», «меня неправильно поняли», «разъяснял не свои, но взгляды других»… И Святая служба не применяла к вам, брат Бруно, методы физического воздействия в той мере, которые можно было применить, чтобы склонить вас к сотрудничеству со следствием. А почему? Для нас это было не главное, ведь все ваши ереси доказаны неоднократными свидетельскими показаниями, да и в книге «Изгнание торжествующего зверя» вы изложили свои взгляды с полной откровенностью.

– Теперь, как я понимаю, о самом главном для вас… – медленно вполголоса произнес Беккария и замолчал. Он прошелся из угла в угол комнаты для допросов. Все те же 16 шагов. Беккария по-прежнему сомневался, имеет ли он право продолжать. Чтобы получить ответ на тот вопрос, который просил задать приговоренному сам Папа, Беккарию надо было вывести Бруно на полное откровение. Вернувшись очередной раз к тому самому столу в комнате, он остановился спиной к Бруно, постоял некоторое время и вдруг, повернувшись, начал говорить:

– 8 лет, целых 8 лет, длилось ваше следственное дело, столько же соответственно длилось и ваше заключение, включая 1 год в Венеции и 7 лет в Риме. В 1592 году вы попали в поле зрения Святой службы в Венеции случайно, после доноса. До этого вы не привлекали внимания Святой службы и не были под наблюдением, как другие проповедники-еретики. С помощью мнимого раскаяния тогда, в Венеции, вы надеялись на мягкое наказание – на ссылку в монастырь, откуда намеревались убежать или в Германию или в Англию, это доказано материалами следствия. Но Римская Святая служба вовремя заинтересовалась вашим учением, и вы были переправлены в Рим для более тщательного расследования. Чем же заинтересовало ваше учение Римскую католическую церковь? – риторически произнес Беккария, но, увидев наконец-то вспыхнувший взгляд Бруно, тут же добавил, – сейчас объясню:

– Вспомним… – и Беккария замолчал, собираясь с мыслями. Он ведь только хотел поговорить по душам с этим человеком, но по его глазам чувствовалось, что такой разговор просто невозможен, нужна конкретика, тогда можно надеяться на ответную откровенность.

– Итак, – начал Беккария, – признанная церковью модель Мира описана ещё Аристотелем (384-322 до н.э.): в центре Мира – Земля; Солнце, как и другие планеты, вращается вокруг земли, Вселенная ограничена сферой, на которой находятся неподвижные звезды.

– Коперник (1473-1543), – продолжал Святой отец, – помещает в центр Мира Солнце, вокруг которого вращается Земля и все небесные тела. Вселенная по-прежнему ограничена сферой, на которой размещены звезды. Сам Папа, тогда ещё это Климент VII, прослушал в 1533 году лекцию о гелиоцентрическом подходе, подготовленную ученым кардиналом Вигмандштадтом. Коперник так и не был осужден как еретик. Его книги до сих пор не запрещены!!! Само учение Коперника восприняли как остроумную математическую уловку, позволяющую более точно рассчитывать движения планет и Солнца, в чем была большая потребность в преддверии предстоящей реформы календаря, которую задумало провести католическая церковь.

– Николай Кузанский (1401-1464), – углублялся все дальше Беккария, – предполагал, что Земля всего-навсего одна из прочих планет, и все планеты и Солнце совершают некое движение, и никто из них не занимает какого-то особого положения – таким образом, центра Мира вообще нет. Кузанский также предполагал, что небесные тела (планеты) обитаемы, как и Земля. По его мнению, Вселенная безгранична, но конечна, поскольку бесконечность может быть свойственна одному только Богу. Он верил в существование небесных сфер, включая внешнюю из них – сферу неподвижных звёзд. Сфера неподвижных звезд, т.е. последняя сфера, за которой ничего нет, не занимает фиксированного положения в пространстве, она не имеет четкой границы, и только в этом смысле Вселенная у него безгранична. И заметьте, что Вселенная конечна, хотя границы её и размыты и бесконечность, по его словам, «свойственна только Богу». Святая церковь так и не осудила взгляды Кузанского, очевидно, потому что он относился к высшему духовенству, т.е. был кардиналом, да и обязанности свои он выполнял очень ревностно.

– Теперь ваше, именно ваше учение, брат Бруно. Вы пошли дальше Коперника и Кузанского, – Беккария собрался с мыслями и продолжил:

– Итак, ваши утверждения, которые вы с таким энтузиазмом проповедовали:

– Вселенная вечна;

– Вселенная бесконечна;

– центра Вселенной не существует;

– существует бесконечное множество Миров, в центре которых Звезды, как и наше Солнце. Звезды удалены от нас на разные расстояния, вокруг них вращаются планеты. На этих планетах существуют разумные существа, которые могут быть не похожи на нас;

– души людей после смерти переходят в других людей или животных в других Мирах у других звезд.

«Прямо реинкарнация, – подумал и усмехнулся Беккария. – Наверное, он вычитал это, изучая буддизм».

– Сейчас я продолжу, – произнес Святой отец, – но ответьте мне на вопрос, – Беккария медленно, как лиса подкрадывался к главному, что интересовало Папу. – Вопрос этот о воскрешении душ в других Мирах, на других планетах и около других звезд!!!

– Бруно! Брат Бруно! – вскрикнул Беккария, – ну скажите, неужели же вы действительно верите в это? Ведь если вы считаете себя философом, то должны понимать, что такое утверждение к философии, как методу изучения мироздания никакого отношения не имеет – это вопрос веры и только веры – верить или не верить, а в вопросах веры ведь есть же Священное писание!!!

Беккария замолчал и с удовлетворением отметил про себя, что ответ не прозвучал мгновенно, не задумываясь. Святой отец, как богослов, хорошо разбирался в человеческих душах, а как человек, получивший образование в двух университетах, разбирался и в вопросах философии.

Бруно вспомнил детство и как он по ночам смотрел на звезды, которые необъяснимо будоражили душу. «С них всё начиналось и с ними для меня заканчивается все, в том числе и жизнь», – думал Бруно.

Наконец Бруно, поняв, что молчание может быть истолковано, как сомнение, громко сказал:

– Верю!

– Ну ладно, бог с ним,– Беккария мысленно перекрестился за такое богохульство, – как говорится, с этим вашим убеждением. Пойдем дальше, вас интересует, почему в приговоре указаны только ереси и ничего о Вселенной и о других Мирах? Извольте! – с готовностью произнес Святой отец и убежденно начал:

– Возможно, что именно из-за вас, Бруно, сложится в будущем стереотип, будто Святая служба преследовала ученых и была против науки, – начал Беккария, чувствуя наконец-то в этом вопросе себя уверенно, сейчас он решил дать последний бой заблуждениям этого человека. – Но вы-то, брат Бруно, сами были монахом в Доминиканском монастыре и прекрасно знаете, что церковь всегда сотрудничала с университетами. Это и пользование библиотеками монастырей, в том числе и теми, где содержатся запрещенные книги, если они нужны богослову, философу или ученому для его работы. Это и организация философских и богословских диспутов по различным вопросам, в том числе и на тему еретических взглядов. Представители Высшего духовенства нередко имеют университетское образование, а то и два образования. А комнаты, которые сдавались студентам университета в том же Доминиканском монастыре; свободное общение монахов и студентов? Я уж не говорю о монастырских школах, которые позволяют получить прекрасное образование людям, не имеющим средств для обучения в университетах. Причем такое образование, которое находится на уровне университетского. Вы сами-то, брат Бруно, получили образование именно в монастырской школе Доминиканского монастыря! И знания Ваши, судя по книгам, если говорить только об их разносторонности, весьма обширны: здесь и знание различных религий – от религии древнего Египта до мусульманства, и знание развития философской и религиозной мысли, а также знание поэзии и прозы различных времен. Так вот, брат Бруно, церковь никогда и никого не осуждала за научные или философские взгляды – только за еретические, таково её предназначение.

– В чем же антихристианская сущность ваших взглядов? – риторически произнес Беккария. – Из вашего учения следует, что Бог не создал Вселенную, поскольку она, по вашему утверждению, вечна, человек не венец творения Бога, Христос не совершил подвиг самопожертвования, спасая человечество от греха, нет потустороннего мира, а значит, нет ни рая, ни ада, а следовательно, нет и наказания за…

– Хватит, святой отец, все это я слышал уже не раз, – с раздражением произнес Бруно.

– Понимаю, понимаю, брат Бруно, – мягко и якобы уступчиво сказал Святой отец, – в общем-то, ваша «Философия рассвета» – та же ересь. Возвращаюсь к тому, что вас может интересовать, – сказал Беккария. – Несмотря на то, что вы объехали всю Европу и проповедовали свои взгляды во многих странах, и даже преподавали в Оксфорде и Сорбонне, за вами не было слежки, вы нам были вообще неизвестны. Но с момента, как вы, брат Бруно, попали в поле зрения Римской католической церкви, сопоставив цепочку Кузанский – Коперник – и вы, Бруно, высшее духовенство крайне заинтересовалось тенденциями развития философской, как вы называете, а по сути антирелигиозной мысли в обществе, посчитав, что она находится уже за гранью дозволенного и далее может грозить единству Церкви и стабильности в обществе. Решено было со всей тщательностью изучить ваше учение, чтобы понять, куда дальше может пойти философская мысль, и как в будущем противостоять этим ересям. Ведь кому, как не нам, знать, что мысль, вновь появившаяся в обществе, уже не умирает, а получает свое, то или иное, продолжение и развитие. Именно поэтому следствие длилось целых 8 лет. Только на изучение ваших книг ушло 3 года, с 1595 по 1597 год. Именно поэтому на допросы приглашались ученые-богословы, и допросы превращались фактически в диспуты. Именно поэтому к вам не применялись пытки.

– Надеюсь, я ответил именно на то, что вас больше всего волнует перед… – Беккария замялся, – в общем, перед судьбой. И не скрою, изучение ваших взглядов и вашего учения для нас имело огромное значение, – на этой фразе Беккария заранее решил закончить, удовлетворив полностью, как он считал, самолюбие Бруно.

Бруно молчал, молчал теперь и Беккария.

Видя, что взгляд Бруно уже стал рассеянным и смягчился, Беккария добавил, чтобы окончательно расположить к себе узника:

– Согласен с вами, брат Бруно, что ваше учение так и не получило известности до настоящего времени, хотя вам уже 52 и учение свое вы проповедовали по всей Европе. Повторяю, что Святая служба вообще о вас ничего не знала, пока вы случайно, повторяю – случайно, по доносу, не были арестованы. И это несмотря на столько книг! Даже если вы раскаетесь и будете помилованы, то вас сошлют в заключение в какой-то монастырь, скорее всего, опять в Доминиканский, и вы сойдете с ума или убьете себя, но уж сказать о себе и о своем учении, а тем более написать какой-либо труд, вам не позволят. Единственная надежда на то, что ваше учение заинтересует будущих историков и станет широко известно, это… – костер. Что ж, Брат Бруно, должен согласиться с тем, что логика в таком рассуждении, если я, конечно, угадал, безукоризненная. И все, что вам для этого нужно – только время, а его у вас будет предостаточно, – вкрадчиво сказал Святой отец.

После некоторого молчания Беккария начал мягко и назидательно:

– Брат Бруно, через короткое время вам вставят кляп в рот и поведут на казнь, таков порядок – только с кляпом. Вы уже ничего и никогда не сможете сказать. Ответьте сейчас на вопрос Папы, и пусть это останется только между нами – Папой, вами и мной. Где бы Вы хотели, чтобы оказалась ваша душа после смерти?

В комнате нависла долгая, трагическая и вместе с тем торжественная тишина – тишина о вечности.

Бруно в задумчивости встал, не осознавая того, и стал ходить те же 16 шагов из угла в угол. Беккария сел за стол и не мешал. Он понимал!!! Молча, одними глазами он наблюдал за обреченным, которому дали еще одну, последнюю, возможность выбора перед вечным молчанием.

Беккария ждал…

Подойдя к столу, Бруно, уже решившись, как-будто (Беккария это почувствовал) хотел было что-то сказать, но вдруг, резко повернувшись, снова пошел свои, последние 16 шагов. Остановившись в дальнем углу комнаты, не поворачиваясь, с опущенной головой, тихо, еле слышно сказал:

– В раю.

Иуда

Учитель сделал едва заметное движение и Иуда Искариот, и так, сидевший ближе всех к Учителю подвинулся к нему вплотную, готовый ловить каждое слово Иисуса. Для остальных апостолов все это осталось незамеченным: шла вечеря все были увлечены разговорами друг с другом.

– Слушаю тебя, Учитель, – шепотом сказал Иуда.

Наклонившись к самому уху Иуды, Иисус так же тихо прошептал:

– Нам надо серьезно поговорить с глазу на глаз.

Как бы никому конкретно, но громко Иуда сказал:

– Пойдем, Учитель, нам надо посоветоваться насчет общинной казны: мне кажется, что завтра мы не сможем накормить всех апостолов, в нашей общинной казне мало денег.

Они вдвоем вышли из-за стола, отошли в сторону.

– Слушаю тебя, Учитель, – сказал Иуда, вопросительно посмотрел на Иисуса и склонил колена.

– Встань сегодня, мы будем говорить как те, которым суждено вскоре умереть, приняв страшные муки: одному – на кресте, другому – в ужасных сомнениях. У обоих из нас есть только этот путь, другого пути не дано, – сказал Христос тихим, но уверенным голосом.

– Но почему, Учитель, почему? Ты еще многому должен научитесь нас, мы еще слабы, ты должен дать нам силу духа и знаний, чтобы повести за собой иудеев и иноверцев, – вскрикнул Иуда. – А у нас даже так мало денег, что мы не сможем накормить всех, кто завтра придет на твою проповедь, если ты не преломишь хлебы, как в прошлый раз.