Високосный год

Бегун пришел домой поздно вечером. Мария не спала, ожидая его. Он, первым делом, принял душ, а затем сел за кухонный стол. Мария уже успела положить ужин.

«Ну и денек выдался», – проговорил Бегун, прожевывая хлеб.

«Раз уж нас связала одна история, да и я живу у вас, может быть скажите свое имя и уже перейдем на ты?», – сказала Мария.

Она была сегодня очень спокойна, но без признаков приема успокоительного.

«Клемент, в честь коммуниста Готвальда», – буркнул Бегун.

А дальше он рассказал ей про свои сегодняшние приключения. Мария сказала, что весь день боялась и за него, и за себя.

«Почему это все с нами происходит?», – вдруг спросила его Мария и взяла Бегуна за руку.

«Завтра подумаем, – ответил Бегун и добавил, – иди спать».

«Ляжь сегодня со-мной, пожалуйста, мне это нужно», – ответила Мария и поцеловала его в щеку.

Бегун проснулся от звона будильника в четыре утра и сразу его выключил, чтобы тот не будил Марию, но она все равно проснулась и поставила чайник.

«Если они поймут кто ты, то и сюда нагрянут. А вот про дачу отца Кости никто точно не знает. Мы раньше ездили туда с детьми», – сказала бывшая счастливая мать семейства, провожая Бегуна в коридорчике.

«Значит, собирайся», – ответил Бегун и поцеловал Марию в лоб.

Волга остановилась на пустыре рядом с домом Мелешко. Водитель закурил и стал ждать. Минут через пять подошел Виктор.

«Где ты был, я могу на службу так опоздать», – начал он вместо приветствия. Затем продолжил:

«Я случайно узнал, почему ты тогда в опалу попал. Не только из-за неправомочного обыска того. На тебя донос был от Сидорова начальнику отделения. За антисоветские высказывания».

«Что за чушь?».

«Чушь не чушь, да ты слухай. Бабка-лотерейщица вышла неделю назад из колонии-поселения. Проживает по прежнему адресу. Дед тот с бабкой так же на колонке вместе и живут. Дед сам вроде пастухом трудится. Это где-то в Нижегородской области. Освобождаются через месяц. А что происходит-то вообще?».

«Да дрянь дело. Кто-то опять выкапывает покойничков. Как бы наши с ними не связанны были еще. Меня вчера на кладбище чуть не приняли не за что».

«Не на Ташлянском? Так это за тобой что ли Сидоров срочно ребят наших отправлял? Описал тебя, в черном пальто, мол, шляется какой-то персонаж, по описанию там на кого-то похож, ух ты…».

«Вот гад. Мальчика того, что я говорил, сына Агафонова, нет в могиле. Я смотрел с его матерью. У нее было подозрение».

Лицо прапорщика удлинилось от удивления:

«Так ты что, вообще, сам раскапывал, да ты в своем уме?».

«Сейчас не важно. Так нужно было»,

«Вот ты всегда нос свой совал в каждую дырку. Был бы поумней чуть, может еще бы и служил со-мной до сих пор».

«Дело в другом. Кто-то нас там видел. После этого, в квартиру к Агафоновой врывались. Ее дома не было».

«Пусть заявление пишет».

«Бестолку. Но главное то, что дело стариков-вандалов продолжается. А дедок тот на рынке стоял еще со свининкой, которой трупов скармливал, в свободное от сторожевания время».

«Не может быть».

«Я пытался сказать Сидорову, так выгнал меня. Узнай, кто там сейчас сторожует на Ташлянском, ну пожалуйста, очень нужно. Пробей все незаметно. Я завтра с утра к тебе».

«На дежурстве буду. Послезавтра приезжай. Только не сюда, а туда где в воскресенье меня высаживал».

Когда Бегун вернулся домой, Мария уже собрала вещи. И его и свои. Не став даже завтракать, они сели в Волгу и выехали в сторону полузаброшенных дач хутора Яблочный, что в 30 километров лежал от города. Дача была самой обычной. Не большой домик на две комнаты, в одной из которых была печка-буржуйка. Во дворе кучка дров. Жить можно. На участке даже была маленькая банька. Правда, не было электричества. Ну да черт с ним, решил Бегун.

Когда с вещами разобрались и немного освоились, новоселы сели пить чай, вскипятив его на буржуйке, которая немного задымила домик. Тогда Бегун рассказал Марии о том, что лотерейщица уже освободилась. Да и дед с бабкой на подходе. Скосили им срок.

«Отвези меня в город, – попросила Мария, – мне нужно повидаться с дочкой».

После чая они поехали по грязной грунтовой дороге. Мария молчала. В центре города она попросила остановить машину и сказала, что ждать ее не стоит. Вернется сама на такси. Волга взяла курс на дачи. Бывшему капитану хотелось еще раз посмотреть на дом старика-зека, некогда торговавшего свининой, да понаблюдать за кладбищенской сторожкой. Но он понимал, что его уже там приметили и могут ждать. Вернувшись в дачный домик, Бегун растопил печку, прилег на диван и стал читать пожелтевшие от времени газеты, скопившиеся на даче. Незаметно он задремал. А когда проснулся было уже темно, но Марии все еще не было.

«Может быть, осталась переночевать у матери», – подумал он, но все же больше не ложился до поздней ночи, ожидая сожительницу. Ближе к полуночи Бегуна стали терзать какие-то нехорошие предчувствия. Но отогнав их, ему все же удалось заснуть.

Проснулся бывший капитан в четыре утра. Без будильника. Когда организм был полон сил, то Бегун мог просыпаться в любое время, назначенное самому себе вечером. Марии все еще не было. Бегуна этот факт слегка огорчил, но он не дал переживаниям вкрадываться в его душу. Выпил чаю, покурил и, прогрев машину, выехал на встречу к товарищу.

Мелешко влетел в салон к Бегуну тяжело дыша, сверкая глазами. Чем ни мало удивил однополчанина. Было видно, что Виктор чем-то очень обеспокоен. Без приветствия, он стал говорить:

«Ты с ума действительно сошел. Прав был Сидоров. Зачем я только связался с тобой? И сам влип по уши, и меня под эшафот подводишь. Вот надо было сегодня ждать тебя с ребятами, да задержать».

«Что с тобой, случилось чего?», – спросил его бывший сослуживец.

А дальше Мелешко и вовсе удивил приятеля. Оказалось, что лотерейщица была убита прошлым вечером. Милиционер сокрушался тем, что сам рассказал Бегуну о том, что та уже освободилась и где живет. Приятель стал клясться и божиться, что это всего лишь совпадение. Мало ли кто мог держать на нее зуб. А ему какой смысл? Успокоившись, Мелешко поведал Бегуну и то, что Сидоров подозревает его, Бегуна, в вандализме и бродяжничестве. Просит сейчас прокурора выписать ордер на его арест. Мол, постоянно видят Бегуна на кладбищах, пьяным, в общем, антисоциальный элемент он.

«Дом свой ты зачем поджог то, – наконец спросил Виктор, – еле потушили. Соседи могли сгореть. Хорошо, что пожарных еще вовремя вызвали».

Кровь отошла из кистей Бегуна, отчего они мгновенно похолодели. Видимо милиционер заметил его удивление, потому что произнес:

«Не ты?».

«Все сгорело», – выдавил из себя Бегун.

«Да нет. Ерунда, в общем-то. Так, стены прокоптились, диван сильно обгорел. Все живы. Все подумали, что это ты пьяным заснул с сигаретой».

«Не плохо копают, но моя жизнь и так разрушена. Черная месть это все, – заключил бывший капитан и продолжил, – по сторожам что?».

«Ах да, совсем забыл,– спохватился Мелешко, – дело темное. Сейчас там три сторожа. Сутки через двое работают. Никого не хотят вроде как брать в коллектив. Да и этот Ефремов скоро выйдет. За него уже разговаривали с заведующим управлением городскими кладбищами, мол, надо брать снова его, исправился. Один из сторожей, кстати, двоюродный брат его. Некто Артюхов. Пенсионер. Не привлекался. Второй нам вообще неизвестен. Какой-то Громов, еще не на пенсии даже. Лет сорок вроде ему. Правда, жена его числится заведующей в нашем сельхозинституте опытной мясо-станцией. Это вроде как подсобное хозяйство, что ли, да эксперименты еще там ставят на свиньях. Однако мясо продают иногда для нужд института. Есть у них договор с администрацией Нижнего рынка. Про третьего сторожа я пока вообще ничего не узнал. Но ты это, пока ко-мне не приезжай, пока все не уляжется. Пока, значит. Да, и мы с тобой вообще не встречались никогда после твоего увольнения. Усвоил».

Озадаченный Бегун ехал в сторону дач, размышляя по дороге. Квартиру кто-то сжег. Личностью органы заинтересовались. Все это точно последствия моего расследования. Но что теперь делать?

Приехав домой, там он застал Марию. И что тоже очень удивительно, она была в стельку пьяна. Сидела за столом, держа в руке рюмку. А на столе стояла бутылка хорошего коньяка. Только начатая. Значит, начала не с нее. Бегун решил для поднятия настроения присоединиться и задать шутливый вопрос:

«Тетенька, а вы теперь на другие антидепрессанты перешли? Валерьяночка уже не помогает?».

Отчего-то довольное лицо Марии повернулось к нему и спокойно произнесло:

«Присаживайся, любовничек. Выпьем за праздник с тобой».

«Ну, кричи тост, раз так, праздник это хорошо. У меня их почти год не было. За что пьем?».

«Она сдохла».

«Кто?»

«Я убила эту ведьму», – сказала заплетающимся языком радостная Мария.

И вот тут Бегун все понял. Рюмка вывалилась у него из рук, а руки второй раз за день похолодели. В горле у него образовался какой-то ком, проглотив его и набрав побольше воздуха Бегун закричал:

«Ты понимаешь, что теперь будет? Тебя посадят. И меня заодно. Чем ты думала? Это самая большая глупость, до какой можно было додуматься!».

«Не кричи. Меня никто не видел. Я подкараулила ее в подъезде вечером», – Мария сделала глоток и, не запивая, продолжила:

«Представляешь, крови совсем не было. Капелька только. Я ей прямо в сердце попала спицей. Она в белой блузке была. Никаких почти следов», – Мария рассмеялась.

«Могла со-мной посоветоваться, прежде чем на такое идти, я все-таки бывший опер».

«Ко мне муж позавчера приходил. В последний раз. Он отпускает меня к тебе. Но сказал, что дочку нашу только одним способом можно спасти. Убив ведьму, наславшую порчу. Так надо было. Мне он помогал потом при этом. Так что теперь все».

Мария сделала еще один глоток.

«А давай уедем куда-нибудь далеко-далеко отсюда, а? Ты возьмешь меня с дочкой?»

«Да, возьму. И обязательно уедем. Только я хочу сначала закончить здесь. Это не на долго», – сказал Бегун и опрокинул стопку. Мария обвила руками его шею и стала страстно целовать в губы, заваливая его на пол.

На следующий день пошел сильный снегопад. Бегун завел машину и, оставив для прогрева включенный двигатель, зашел в дом. Мария собрала на стол.

«Я с тобой», – проговорила она.

«Нет. Я не хочу рисковать тобой, отвечал Бегун, – сделай, как я прошу, а потом мы уедем. Навсегда и далеко».

Провожая его, Мария прошептала в ухо Бегуну:

«Я успела тебя полюбить. Теперь я лишь твоя. Возвращайся ко-мне. Буду очень ждать».

Медленно двигаясь по дороге, ввиду осадков, Бегун слушал местное радио. После песни «Раскаленное солнце» начались новости. Поприветствовав радиослушателей, ведущий представил гостя программы. Это был начальник опер отдела городского РОВД капитан Сидоров.

«Вот козел, и здесь он», – сказал вслух Бегун.

А Сидоров начал с того, что стал предупреждать слушателей о участившихся случаях неповиновения органам и убийств.

«Например, позавчера, – вещал он, – была убита прямо в своем подъезде женщина, недавно освободившаяся из-под стражи. Убийца подкараулил ее поздно вечером и нанес свой подлый удар. Ввиду преступного прошлого жертвы, есть основания предполагать, что в преступлении замешаны криминальные элементы. Которым, однако, очень помог случай, а точнее, нелепая случайность. Как раз перед убийством в подъезд должен был зайти сосед жертвы. Спортсмен, крепкий мужчина. Но вот уже перед самым входом, сорвалась и упала ему на голову небольшая сосулька. Пока мужчина приходил в себя, преступление было совершено. А он, посидев на лавочке возле дома несколько минут пошел домой и обнаружил на лестничной клетке умирающую соседку. Попытался оказать ей первую помощь, но безрезультатно. Сам вызвал скорую и милицию. Несколько мгновений, по сути, не хватило ему для того, чтобы если не предупредить убийство, то хотя бы увидеть лицо преступника. Или преступников.

Бегун призадумался, вспоминая слова Марии, а Сидоров, после короткого общения с ведущим, продолжал разглагольствовать:

«На последок мне бы хотелось обратиться к одному человеку, который, возможно, нас сейчас слышит. Это бывший милиционер, мой товарищ, который, к сожалению, на почве алкоголизма сначала был с позором уволен из органов, а затем, на той же почве, сошел с ума. И вот уже из-за этого, сначала сжег свою квартиру, а теперь его стали часто видеть на городских кладбищах, где он собирает с могилок оставленный родственниками помин, пугает прохожих, скорее всего, обзавелся преступными связями среди бродяг, воров и тунеядцев. Так вот, Клемент Бегун, если ты слышишь меня, то приди к нам в отделение. Мы тебя подлечим, отмоем от вшей, может быть, отправим в санаторий…».

Не в силах удержать руль, Бегун съехал с дороги, и чуть было не врезался в дерево, но резко остановился. Затем, не двигаясь с места, он минут десять вслух выкрикивал ругательства в адрес своего бывшего подчиненного. О том, как того самого стоит подлечить и прочее, прочее…

Затем он, придя в себя, продолжил движение. А направлялся он к своему бывшему заклятому недругу, смотрящему за районом Мамайка, человеком, много раз, в свое время, отбывавшем наказания, по прозвищу Монгол. Тот принадлежал к так называемой социальной группе «блатных», если уж говорить жаргонными терминами, которыми и сам Монгол предпочитал оперировать. Не раз таскал его Бегун на допросы, в бытность свою начальником опер отдела городского РОВД. Не раз пытался предъявить обвинения. Правда, доказательств было каждый раз – кот наплакал. Блатарь уже успел отойти от непосредственного участия в преступлениях. Но вот, как полагал Бегун, продолжал контролировать криминальные круги района. А, может быть, и воровской общаг вверенной ему преступным миром территории. В общем, немало крови попил Бегун этого человека, но чувствовал одновременно, помимо ненависти, и уважение к нему. За твердость воли и неукоснительное следование, может быть и диким, но четким традициям. А один раз, Монгол даже помог Бегуну в поимке педофила, держащего некоторое время в страхе детей и их родителей, проживающих на Мамайке.

«Таким не место у нас», – сказал тогда Монгол и попросил своих ребят отыскать любителя грубой любви с несовершеннолетними. К Бегуну тот негодяй попал уже после, с переломанными костями и выколотым глазом. Но в состоянии, после лечения, предстать перед судом.

И вот сейчас бывший капитан ехал именно к нему. Почему Монгол? Шутливое прозвище человека, с явными признаками азиатских черт лица, которого, не смотря на это, все воспринимали как своего русского мужичка. А дело в том, что его отец, русский труженик села, позже погибший на войне, взял себе в жены калмычку.

К его-то дому и подъехал бывший опер, уже ближе к полудню, из-за сильного снегопада. Который, правда, был радостно оценен Бегуном. Мол, на руку это нам. Но все-таки, один раз останавливался водитель Волги по дороге к Монголу. Возле уличного телефона. Для того чтобы вызвать такси на два часа дня на ту дачу, где находилась Мария.

Подъехав к дому Монгола, Бегун заглушил мотор и вышел из машины. Через несколько минут он услышал из-за забора, прятавшего подворье от уличных прохожих, громкий мужской бас:

«Какие люди, дорогой начальник-гражданин кум, заходи, заходи, таким товарищам мы всегда рады». И уже тише и ироничнее, когда Бегун открыл калитку:

«Вы с обыском, или как? Если что, могу понятых сам назвать, они у меня вон, в хате, всегда рады помочь родной милиции».

Бегун вошел во двор и, не здороваясь за руку с хозяином, произнес:

«Ты же знаешь, что я больше не работаю в милиции».

«Знаемо, слышали. Так зачем тогда к нам? Не для того ли, чтобы влиться в банд группы? Тогда, милости просим, нам бойцы завсегда нужны».

Прошли в дом, который начинался узким коридором, с разбросанными по нему мужскими ботинками. Бегун сосчитал их. Четыре штуки. Значит, в доме еще двое. Разулся сам и подождав, пока разуется хозяин, вошел на кухню, расположенную сразу за коридором. Там за столом, сидели двое мужчин, по виду весьма похожие на уголовников. В майках и куря приму. У одного из них на груди был изображен тигр с оскаленными клыками.

«Тигриную пасть на советскую власть?», – сказал, обратившись к нему Бегун.

«Все верно, дядя, а сам-то из каких будешь, какой масти?

«Ментовской», ответил за него Монгол.

Сидящие за столом переглянулись, а Монгол продолжил:

«Вы ребятушки, пойдите, прогуляйтесь на улице, да выпить принесите, а нам с дяденькой потолковать надо о делах житейский, да за судьбы людские».

«Денег нема на кисленькое», – отозвался тот, что был с тигриной головой.

«Мне что вас учить, что ли? А ну живее, знаете, что делать», – гаркнул на него Монгол и кинул пустую сигаретную пачку, целясь ему в голову, но не попал.

Когда те мужички вышли, Монгол закурил и, глядя с хитрецой в глаза Бегуну, сказал:

«Начинай, гражданин бывший начальник, слушаем вас».

Ближе к вечеру пьяные представители мелкого криминального круга загружали в Волгу одну дымовую шашку, девять зажигательных бутылок и полтора десятки армейских взрывпакетов. Выпивать с ними Бегун не стал, как его не пытались уговорить приятели Монгола. Он понимал, что делать этого нельзя. И дело не в том, что ему предстоит еще ехать за рулем. Просто, они и из разного слоя общества, да и становиться с ними на одну ступень недопустимо. Нужно держать марку. Потому что потом обязательно начнутся пьяные разговоры, медленно перерастающие во взаимные обвинения ввиду скопившихся обид, опять-таки между их кругами. Ведь известно, что бывших ментов не бывает. Как и бывших зеков. Они бывают лишь временно оказавшимися на свободе, теми самыми прежними осужденными. Как их называл сам Бегун – вольные зеки. Потому и всегда старался оградить от них общество. Появившегося у него в зоне ответственности недавно освободившегося заключенного, он всеми правдами и не правдами стремился отправить его обратно. Потому как знал об уже неизгладимом психологическом уродстве этих элементов. Их моральных ценностях и приоритетах.

Провожая Бегуна, Монгол сказал ему на прощание:

«Удачи, гражданин мент, может, свидимся еще, ну да лучше бы для тебя, чтобы не встречались. Больше не обращайся. Один раз помогаю. И только потому как, непорядочно это с харчами для людей мухлевать, нечего в пайку отраву подбрасывать. Человек доверяет и кушает, а там что? Нечистоты! Не по-людски это». А на последок протянул боевой ПМ со стертым номером, внутри которого была полная обойма. Восемь патронов девяти миллиметров каждый.

На расстоянии с километр от кладбищенской сторожки, в поле, на грунтовой дороге, занесенной снегом, остановилась Волга, когда уже начало темнеть. Из нее вышел силуэт с армейским рюкзаком за плечами и направился в сторону кладбища. Людей на нем не было. Бегун, а это был он, тем не менее, последние метров сто до сторожки прополз ползком по-пластунски, чему хорошо выучился в армии.

Приближаясь к ней, он хорошо рассмотрел, как горит свет в окне. Бегун, спрятавшись за одним из могильных памятников, достал дымовую шашку, привел в боевое положение и кинул рядом с домиком. Медленно дым пополз вверх. Бегун встал в полный рост и, приближаясь к строению, стал одну за одной кидать в него зажженные бутылки с коктейлем, названным в честь одного из министров иностранных дел былых времен. Снаружи домик вспыхнул, залаяла собака.

В ту же минуту из домика выскочили на улицу три силуэта и стали пытаться рассмотреть того, кто же подпалил хату. Двое из них достали пистолеты. Третий же стал пытаться потушить возгорание. Когда Бегун кинул очередную бутылку в сторожку, те двое, наконец, увидев его, стали стрелять. Забежав за одно из старых деревьев, бывший опер выстрелил сам пять раз по стреляющим, в результате чего они попадали на землю.

Бегун подбежал пригнувшись к одному из них. Это был молодой, судя по всему, уже мертвый парень, с до боли знакомым лицом. Боковым зрением бывший опер заметил, как третий человек из этой компании, кинулся в сторону леса. Прицелившись, Бегун выстрелил ему в спину. Тот упал. Стрелок подбежал к нему и добил. Затем вернулся к тому, которого подстрелил, но еще не успел рассмотреть. А, добравшись до него, впал в состояние легкого шока. Это был милиционер Сидоров. Он, лежа на спине с измученным лицом, рассматривал темное беззвездное небо. Быстро придя в себя, Бегун обратился к нему, в надежде, что тот все же его услышит.

«Как же так, Сидоров, какого дьявола тебе здесь нужно?».

Медленно переведя взгляд на говорившего, лицевые мышцы Сидорова изобразили злую улыбку, а рот нечленораздельно выдал:

«А, это ты. Бегун, Бегун. Не думал я, что так получится».

«И я не думал. Зачем ты водил шашни с торговцами тухлых змей, сукин сын?».

«Ты не представляешь, что это за деньги, дурачо…».

Не договорив, Сидоров закрыл глаза, медленно и вяло. Как будто он не хотел спать, а его заставляли. Но было видно, что он хоть и не в состоянии говорить, но еще жив. Перед тем, как Бегун выстрелил ему прямо в лицо последним патроном, изуродовав оное, у Сидорова перед глазами всплыла картина, где он доказывал группе мужчин, что много людей ему не понадобиться. Он и один сможет взять зазнавшегося бывшего капитана. Ну, максимум, с одним напарником. А потом все пропало в его воображении. Ее поглотила пустая чернота.

Бегун, между тем, закидал оставшимися у него бутылками всё и вся в округе, включая уличный туалет и понесся к машине, в багажнике которой оставалась еще одна бутылка зажигательного коктейля. Через час, оставшаяся без номеров Волга, горела в лесу на опушке, далеко за городом.

Поздно вечером следующего дня, громыхающий железом длинный монстр-змей, уносил в себе куда-то много-много человечков, суету которых хорошо можно было рассмотреть через горящие дырочки в его брюхе. Кто-то накрывал простынь на койку, кто-то читал книжку, кто-то ужинал. Среди этих человечков была одна троица, которую легко можно было принять за счастливую семью. Маму, папу и их дочку. Соседи по вагону часто-часто спаривали у нее самой, как ее звать, больше в шутку.

«Алина», – отвечала симпатичная малышка.

А, сопровождавшие ее взрослые сидели молча на нижней полке в обнимку. Они оба были теперь по-настоящему счастливы, впервые за последние многие месяцы этого уходящего високосного года. Они оба надеялись, что вместе с ним уйдет с земли вся та грязь, свидетелями которой им пришлось стать. Что ее смоет приходящий новый год, как майский дождик маленькие грязные сугробики снега. А они сами навсегда обретут мир и благополучие. Женщина целовала мужчину в щеку, он гладил ее по руке и они оба не догадывались, что в это время, в каштановом городе, некая группа лиц подсчитывала свой урон и ставила планы на будущее. У нее в наличие еще оставался десяток свиноферм, свои люди в органах и, что не маловажно в их деле, все сторожа всех городских кладбищ каштанового города и двух соседних поселков. За исключением одного убитого сторожа, на чье место вот-вот вернется дедок с черной родинкой на носу, да двух милиционеров. Одного из них данной группе лиц и впрямь было жаль. Они потеряли целого начальника оперотдела, которого так долго, всеми правдами и не правдами тянули на эту должность. Вот это, по сути, и было их главной заботой. И все…