Иные жизни. Книга II

Он поднялся по коридору, освещаемому светом люминесцентных ламп, на третий этаж. Электронным ключом открыл входную дверь. Никто его не встречал, и он тихо, стараясь не шуметь, прошел к двери ее комнаты. Она спала, укрывшись одеялом. Дуглас оперся плечом на дверной проем. Наблюдая за мерным дыханием Сьюзен, он размышлял о закономерностях судьбы.

Рамона. Глава I.

Рамона изучала на экране монитора только что скачанный из взломанной ею системы глобальной сети перечень аккаунтов, подлежащих удалению. Пару лет назад государством под предлогом снижения финансовых и энергозатрат на содержание серверного оборудования был выдвинут законопроект, запрещавший мемориализацию аккаунтов в глобальной социальной сети. Ранее созданные мемориальные аккаунты, согласно этому законопроекту, также подлежали удалению.

Принятие закона о хранении в глобальной сети исключительно данных пользователей, подтвержденных биометрической информацией, стало отправной точкой в будущей деятельности Рамоны. Вскоре после вступления закона в силу спрос на мемориализацию аккаунтов оказался настолько высоким, что привел к формированию подпольного бизнеса. Для ведения такого бизнеса требовались опытные хакеры, в числе которых оказалась Рамона. Навыки в обходе брандмауэров, взломе государственных аккаунтов, разработке и запуске вирусных кодов значительно выделяли ее среди конкурентов и привлекли внимание хакерской группировки с анархическими взглядами на устройство государственной системы. В свою очередь, Рамона согласилась на их предложение не из-за антигосударственных убеждений, характерных для большинства лиц ее поколения, а лишь из потребности в байткоинах.

Просматривая список аккаунтов, добыча которых была ее ежедневной работой, в связи с постоянным изменением конфигураций системы безопасности глобальной сети, ее взгляд зацепился за данные одного из профилей.

– «Этого не может быть», – вслух произнесла она.

Перейдя к идентификационному номеру, Рамона ввела его в портал глобальной сети. На экране отобразились данные аккаунта с аватаром его владельца. Ее рука машинально потянулась к телефону.

– «Нет, этого точно не может быть. Мы только что общались», – она судорожно вспоминала, сколько, согласно принятому законопроекту, составлял срок удаления аккаунта после гибели его владельца.

Она держала в руках смартфон и быстрыми движениями пальцев рук вводила код для его разблокировки. Рамона проверила чат. Все верно, он писал ей не более трех часов назад, когда она была еще в зоне доступа. Судя по тексту, это был он, а не кто-то другой. Значит, все в порядке, просто сбой в программе, успокоила она себя. Больше она ничего не могла предпринять, так как должна была придерживаться правила – никаких звонков при нахождении на территории «берлоги». Это правило было установлено для безопасности всех членов группировки, а значит, пока Рамона не покинет зону, которая включала в себя несколько районов мегаполиса относительно ее места дислокации, она не была в праве совершать звонки. Сделав отметку о возможном баге в журнале сообщений, с помощью которого поддерживалась связь между членами группировки, она еще раз перечитала сообщение:

«Малышка, мне так одиноко без тебя. С нетерпением жду, когда ты вернешься. Захвати на обратном пути похавать».

Рамона несколько раз прочитала последнее слово. Это был их условный код при приобретении спидов. Когда они только познакомились, Том работал в крупной компании по информационным технологиям и был успешным программистом. Со временем объем работы, валившийся на него, стал расти, и он попросту не смог с ним справляться. Тогда-то в их жизни и появились спиды – запрещенные вещества, усиливающие работу коры головного мозга. Вот только запретило их государство после того, как на них подсел Том и миллионы людей во всем мегаполисе.

Многие считали это коррупционной сделкой между главами крупных корпораций и чиновниками государства: первые получали высокую производительность труда, при этом не неся дополнительных финансовых расходов, вторые – меньше негативной критики в адрес государства в глобальной сети из-за постоянной загрузки людей рабочими процессами. Только, как показала практика, руководители обеих сторон допустили значительный просчет, который привел к коллапсу. Спиды, наравне с другими наркотическими веществами, обладали обратной стороной медали, а именно, после их употребления мозг начинал активно работать, потребляя значительное количество энергии, которую требовалось восстанавливать. Восстановление же организма посредством постоянного употребления спидов не представлялось возможным, потому что они выполняли своего рода функцию катализатора, который только запускал процесс, но не обеспечивал его постоянное функционирование. Добавки и питательные вещества, которые имелись в фармакологических клиниках, попросту не были предназначены для восстановления такого количества энергии. Помимо восстановления энергии, остро вставал вопрос о завершении процесса действия спидов. На начальной стадии Том мог не спать более суток, затем уже более двух, что неизбежно приводило к истощению его организма.

Независимые средства массовой информации стали писать о тайной сделке между чиновниками государства и преступными группировками, в чьих подпольных лабораториях создавались вещества для частичного восстановления энергии и замедления действия спидов. Но, как и у спидов, у них был побочный эффект – со временем, при постоянном их употреблении, они полностью гасили когнитивные способности. Вскоре мегаполис стал наполняться безработными тощими скитальцами с нарушенным мышлением. Государство больше не могло закрывать на это глаза и ввело запрет как на спиды, так и на их антиподы.

Но любой запрет лишь порождает еще больший спрос. Люди, подсевшие на спиды, в их числе был и Том, попросту не могли отказаться от них. Государство же не проявило инициативу по созданию реабилитационных центров, отдав этот процесс корпорациям, тем самым выстроив сложную многоуровневую схему бизнеса, в которой, опять же, просматривалась коррупционная составляющая. Преступные группировки продолжали делать спиды в своих лабораториях, а корпорации предоставляли услуги по реабилитации за существенную оплату, которой у многих пострадавших попросту не было, поэтому они были вынуждены вновь идти к преступным группировкам за антиподами к спидам.

Когда зависимость Тома стала необратимой, Рамона стала изучать синтез спидов и их антиподов, в попытках найти идеальный баланс, который позволял бы останавливать процесс истощения с обеих сторон. Несмотря на то, что ей это практически удавалось, и Том находился в относительно адекватном состоянии, каждый раз это могло закончиться крахом. Именно поэтому, увидев в списке аккаунт Тома, ее рука машинально потянулась к телефону.

Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, Рамона продолжила работу. Она выбрала из списка данные и стала пробивать их по информационным кодам родственников и близких усопших. Найдя необходимые соответствия, она делала всем, связанным с усопшим, информационную рассылку с предложением сохранить данные о нем в глобальной сети. Наиболее часто на подобные сообщения откликались не родные усопшего, а его друзья, желавшие сохранить воспоминания из личных переписок.

Рамона знала: многие осуществляли привязку к базовым формам искусственного интеллекта, создававшим портрет личности, и с помощью этого машины могли общаться от лица усопшего. Как бы странно это ни звучало, но подобное общение было своего рода психотерапией, позволявшей услышать слова поддержки от самого близкого человека. Рамона, чувствуя неизбежность конца, и сама не раз задумывалась об этой идее, но так и не смогла решить для себя, способна ли она на такое пойти в случае гибели Тома.

Закончив работу, Рамона вышла из «берлоги», заперев дверь на замок со сканером отпечатков пальцев. Она прошла по тротуару, отделенному от одноэтажных построек лужайками с низкими заборами. Практически рядом с каждым домом стоял флагшток, на котором развевался красный флаг государства. Ухоженность домов вскоре сменилась запустением: в окнах отсутствовали стекла, и они были заколочены досками, разбитые входные двери, стены были сплошь укрыты слоями граффити, каждый из которых был меткой преступной группировки. Под ногами Рамоны ветер кружил пластиковые пакеты, выпавшие вместе с бутылками и остатками пищи из переполненных мусорных баков.

Свернув за угол, она подошла к точке сбыта веществ. Рамона остановилась возле одного из мусорных баков, стоявших возле стены заброшенного дома. Постучав специальным перестуком по его крышке, она тем самым обозначила, что пришел проверенный клиент. Рама окна приподнялась, и из нее выглянул молодой парень, лицо которого было скрыто под капюшоном. Рамона протянула ему пачку байткоинов. Внимательно посмотрев на деньги, парень забрал их, жестом указав на место, где Рамона могла забрать вещества. Она подошла к стене здания напротив. Парень подсветил лазерной указкой точное место расположения. Рамона приподняла сваленные доски и забрала оттуда пакет с веществами, положив его за пазуху куртки.

Выйдя обратно к дороге, она ускорила шаг. Если с байткоинами на нее могли и не напасть, то вещества были желанной добычей для зависимых, которым дилеры отказывали в продаже.

Оказавшись на остановке надземного транспорта мегаполиса, Рамона облегченно выдохнула, увидев приближающийся автобус. Войдя в него, она расплатилась байткоинами и села на последний ряд, прижавшись головой к окну. За стеклом она наблюдала, как высотки мегаполиса постепенно приближаются, и опускающаяся на город ночь украшает монолит и витрины зданий яркими огнями. По шоссе сновали электромобили на магнитных подушках, освещая на трассе желтыми лучами фар дорожную разметку. В небе сновали боевые вертолёты государственной полиции, изучая прожекторами наиболее, на их взгляд, криминальные участки мегаполиса. Один из прожекторов скользнул по пустынной местности, выхватив участок, наполненный кактусами. Рамона не смогла рассмотреть, что именно выделял луч прожектора, и в ее воспоминании всплыл луч лазера, указывающий место хранения веществ.

Она достала смартфон. Автобус только что заехал в район, находившийся за границей зоны безопасности «берлоги», а это значило, что можно было позвонить Тому. В динамике послышались долгие гудки. Ответа не последовало. Ее разум понимал, что при выгрузке данных об аккаунтах из глобальной сети попросту возник баг, но что-то внутри нее вызывало тревогу.

Автобус остановился на ее остановке. Выйдя из него, она ускорила шаг, пробираясь сквозь толпу, наполненную зеваками, разглядывавшими неоновые вывески реклам, прохожими, погруженными в мир дополненной реальности, людьми в последний момент уклонявшимися от столкновения, и кошками, снующими под ногами в поисках пищи.

Время вокруг Рамоны будто замедлило свой ход. Лифт очень долго следовал до первого этажа. Когда его двери раскрылись, в него хлынула толпа. Каждый из вошедших нажимал кнопку нужного ему этажа. Она тяжело вздохнула, осознав, что неизбежные остановки лифта на этажах будут для нее невыносимой пыткой.

Наконец двери лифта открылись на нужном этаже, и она поспешила в конец коридора. Открыв электронным ключом дверь, Рамона в темноте комнаты увидела голубоватое свечение, исходившее от монитора. Том, как всегда, работал без освещения.

– Том, я дома, – громко произнесла она, закрывая за собой дверь.

Ответа не последовало.

– Том, у тебя все в порядке?

Не дождавшись ответа, она бросилась в его комнату. Тело Тома лежало возле рабочего стола. Рамона подбежала к нему и перевернула на спину. Она увидела, что его рот был наполнен пеной, из уголков рта стекала тонкая струйка слюны. Указательным и средним пальцем она стала прощупывать пульс в артерии на шее. Он был слабым. Она кинулась на кухню. В верхнем ящике гарнитура хранился адреналин. С учетом затруднительного положения Тома это был один из обязательных медикаментов, хранившихся в аптечке. На ходу она сорвала упаковку и, нажав на кнопку, активировала шприц. Сенсорная панель, находившаяся на его цилиндре, замигала оранжевым. Спустя секунду цвет сменился на зеленый. Рамона приставила его к бедру Тома и повторно нажала на кнопку. Острие иглы прошило тонкую материю брюк и вошло в мышцу. Через пару секунд легкие Тома стали засасывать воздух, и она услышала его хриплое дыхание. Положив его голову себе на колени, Рамона разглядывала в тусклом свете монитора разбросанные упаковки спидов – их доза значительно превышала выведенный ею баланс.

Рэй. Глава II.

Стоя на поминальной службе, Рэй смотрел на тело Маргарет. Теперь он явственно ощущал присутствие смерти. Ее тело, некогда наполненное кровью, что придавала румянец светлой коже, теперь было стянутым и бледным. На ней было черное платье с зеленой бахромой на воротнике, которое она бережно хранила в своем шкафу, и из всех обитателей пансионата о ее желании быть похороненной именно в нем знал только Рэй.

Они нечасто заговаривали о смерти, хоть каждый и понимал, что ее приход в скором времени неминуем. Однажды, в одном из таких разговоров Маргарет упоминала похороны своего мужа.

– Ох, Рэй. За все эти годы я и не представляла, что он был способен причинить боль не только мне одной, – вспоминая это, она всегда тяжело вздыхала. – Столько лиц, безучастно смотрящих на него, я и представить не могла. А ведь это были его родственники, близкие друзья и коллеги, с которыми он был бок о бок на протяжении всей жизни. Но вот, стоя у крышки его гроба, я видела: на лице у каждого не было ни единой эмоции. Они все, словно зомби, с отсутствующим взглядом взирали на тело, произносили пару заранее подготовленных безэмоциональных фраз и покидали трибуну, освобождая место для следующего, чья речь была столь же холодна. И несмотря на все пережитое горе, лишь на моих щеках были слезы. Вспоминая об этом, я до сих пор не могу понять, почему они были столь безжалостны, а я – нет.

Рэй аккуратно притронулся к ее плечу.

– Ты раньше мне никогда не рассказывала, что была несчастна в браке.

– Несчастна? Рэй, если бы ты знал, сколько раз я задумывалась о разводе, но так и не смогла на это решиться.

– Насколько я понимаю, это был суровый человек.

– Суровость – это лишь часть его характера. В большей степени она доставалась окружающим. Я же, глядя на его тело, начала осознавать, что по отношению ко мне он был таким же холодным, как и его тело, лежащее в гробу. Но хуже отсутствия чувств было то, что он никогда не выражал эмоций. В любой ситуации – будь то рождение нашего ребенка или его занятия хобби – у него всегда был безэмоциональный взгляд.

– Но как ты могла столько лет жить с ним? – возмутился Рэй.

– Терпение. Вот о чем я слышала от окружающих. "Надо терпеть, Маргарет", – говорили мне подружки. "Такого статного мужчину, да еще и при деньгах, в наше время не сыщешь". "Мы с твоим отцом, – вторила им мать, – тоже долго притирались. Зато посмотри – живем до сих пор вместе". От этого мне всегда казалось, что я не такая, как все. Они покорно сидели под кровом своих жилищ, обеспеченные, довольные пустой жизнью. Как будто девчонки, некогда сдувавшие лепестки одуванчиков в лица завороженно смотревших на них парней, отказались от счастья и навсегда заперли свои чувства в угоду размеренной жизни. И, Рэй, ты даже не представляешь, как много таких было в моем окружении. А те, кто не поддался, – что с ними? Общество попросту от них отворачивалось. "Смотрите, – кричало оно, – идет без мужа и без ребенка! Ну ничего, скоро побежит за первым встречным, чтобы зачать. А он, естественно, бросит ее, оставив на попечении государства. А мы знаем, откуда у государства деньги, – наши мужья исправно платят налоги, которые идут на таких содержанок". Ты даже не представляешь, Рэй, сколько раз я слышала подобное. И сколько яда было в этих словах. Все мое окружение в унисон твердило, что иной жизни нет.

– И ты попросту боялась, что тебя осудит общество?

– Не только. Зная прагматичность моего мужа, я была уверена: он не упустит возможности оставить все имущество себе. А у нас был ребенок, и я не могла позволить себе оказаться на улице с младенцем на руках.

– Разве он мог быть настолько жестоким?

– Да. И я в этом убедилась. Если ты думаешь, что жестокость проявляется в действиях или насилии, ты глубоко заблуждаешься. Отсутствие эмпатии – вот настоящая жестокость. Я бы не хотела рассказывать… Пансионат сам по себе является местом скорби, как по угасающим день за днем жизням, так и по непрожитым.

– Я понимаю, тебе тяжело, но, может, стоит выговориться, сбросить эту ношу?

Маргарет тяжело вздохнула. Она внимательно посмотрела на Рэя, оценивая, готов ли он к этому разговору.

– Ты справишься, – подбодрил он ее.

– Как я тебе уже говорила, у нас был ребенок. Так случилось, что его смерть наступила слишком рано. Ничьей вины в этом не было. Тяжелая болезнь, которая на тот момент не поддавалась лечению. Но, Рэй, ты не представляешь насколько я была счастлива, что это дитя уходит так рано, не успев осознать, что человек, давший ему жизнь, не испытывает ни боли, ни горя от этой утраты.

На ее глазах стояли слезы. Рэй смотрел на нее с сочувствием.

– И, несмотря на все, ты так и не ушла от него, – с печалью произнес он.

– Нет. Все продолжалось как прежде. Каждым утром, перед уходом его на работу, я готовила ему завтрак. Потом весь день занималась домашними делами, стараясь не оставлять себе времени на мысли. Но иногда читала газеты – и от прочитанного мне становилось по-настоящему страшно. Не прошло и полугода после гибели нашего ребенка, как государство вынесло на рассмотрение законопроект о контроле рождаемости. Ужасная новость для большинства молодых пар, планировавших строить большую семью. Но самое страшное – его имя стояло во всех заголовках как инициатора этого закона. Тогда мне казалось, что он старается выместить свою боль на других. Вечером за ужином я попыталась с ним поговорить об этом. Он молча выслушал и, впервые с момента смерти нашего ребенка, предложил мне пойти в спальню. Я обрадовалась, что он услышал меня и хочет согреться теплом наших тел. Но, войдя в спальню, я почувствовала толчок в спину и упала на кровать. Как я была наивна, что могу предоставить ему ласку, которая способна растопить в нем жестокость ко всему миру! Он набросился на меня сзади, зажав в позе, где я не могла сопротивляться. Движения его рук и чресел были грубы. Он рвал мою плоть, впивался в нее зубами. И я была рада тому, что не вижу его лица. Как только он кончил, его рука ослабила хватку на моей шее. Ничего не сказав, он молча покинул спальню. Тогда все было иначе и слезы не катились по моим щекам, как в день его смерти. Я часто думала: а был ли он достоин моих слез?

Санитары принесли витамины. Для них это уже был привычный ритуал, поэтому Рэй и Маргарет закинули их горсти в рот и запили водой.

– И к какому выводу ты пришла? – выждав немного времени спросил Рэй.

– Только к одному. Я бы хотела, чтобы по мне кто-нибудь скорбел. Неважно кто. Ты видел эти безучастные лица на поминальных службах. Эти люди ведь жили друг с другом в пансионате на протяжении нескольких лет и встречались каждый день. Но там, перед телами усопших, их лица, они безлики.

– Не стоит их в этом винить. Жизнь в пансионате – это постоянные встречи со смертью, и это меняет ее восприятие. Я думаю, все обитатели пансионата уже давно смирились с тем, что скоро придет их погибель и погибель окружающих и, именно поэтому, их эмоции слегка притуплены. Но поверь мне, они не бесчувственны.

Он решил сменить тему для разговора.

– А ведь по меркам города мы жили совсем недалеко друг от друга, – сказал Рэй. – И волею судьбы могли встретиться в каком-нибудь кафе или пабе.