Ам Тракт. Материалы по колонии меннонитов

Переселение меннонитов в Россию началось с 1787 г., в Новороссию. Это «нищее, беззащитное братство», как они себя называли в Германии, следует учению Менно Симонса (ум. 1561 г. См. Fundamente der seligmachenden Lehre unseres Herrn Jesu Christ aus Gottes Wort, kurz zusammengefasst von Simons Menno). Менно Симонс отвергает духовную иерархию и вообще священство, присягу, войну и всякого рода возмездие; требует крещения не младенцев, а исключительно одних взрослых; запрещает своим последователям отправление каких-либо правительственных должностей и военной службы, хотя правительство признаёт необходимым. Менно, признавая личную свободу своих последователей, указывает и дисциплинарные средства благочиния – церковное отлучение. Около 1540 г. последователи Менно перешли из Нидерландов в Запад. Пруссию, в окрестности Данцига, и заняли здесь так называемую Мариенвердерскую низменность. Эту бесплодную низменность в короткое время братство обратило в цветущий сад, богатые нивы. До 1780 года меннониты, пользуясь правами собственников данной им земли, не были привлекаемы к отбыванию воинской повинности; но с этого времени, взамен военной службы, на них наложен был сбор в 5.000 талеров. Девять лет спустя, прусское прав. лишило их права приобретать поземельную собственность; право это возвращалось лишь тем из них, которые обязывались подчиниться рекрутской повинности. Вследствие этого меннониты стали готовиться к выселению в Россию. Пруссия, хотя и сознавала, что она много теряет от выселения из государства этих испытанных, лучших хозяев, медлила однако сделать им уступку и только в 1868 году в Пруссии прошёл закон, по которому меннониты обязываются нести воинскую повинность только в фурштатах, лазаретах и подобных недействующих оружием командах.

Поселения меннонитов в Сам. губ. относятся к 1855 году. В то время взгляд правительства на дело колонизации совершенно уже изменился. Меннонитам, водворяющимся с 19 ноября 1851 года в Сам. губ., никаких исключительных привилегий не дано, кроме обыкновенных кратковременных льгот; земли им отводятся не иначе, как со взносом обеспечения от 350 до 700 прусских талеров на каждого хозяина и с обязательством, по истечении льготного времени, нести все общие податные сборы и повинности, в том числе деньгами и рекрутскую повинность. Наконец, в виду совершившихся уже важных реформ, Высочайшим Указом Правительствующему Сенату, 1 января 1874 года, от рекрутской повинности меннониты Сам. губ., как поселившиеся после 1851 года, не освобождены. В настоящее время меннониты Самар. губ. живут в двух уездах: Новоузенском и Самарском, в следующих селениях:

Примеч. Земли, занятой в Новоузенском уезде и предназначенной к поселению меннонитов, 17.301,3 дес. Не наделённых участков 8, в Ганс-Ау. На семейство приходится по 65 дес. В Лизандерге предназначено ещё переселить 23 семьи.

Количество всей земли в Самар. губ., отведённой под поселения меннонитам, 25.028,3 дес. Всего семейств меннонитов в Сам. губ. по 10 ревизии 246, всего дворов 265, всего душ 449; не наделённых участков 8. Колонии меннонитов Сам. губ. устроены по образцу молочанского братства. Как у молочанского меннонитского братства личность поглощается обществом, так и у наших меннонитов община зиждется на двух началах: общинном, как факторе консервативном, господствующем и личном, как факторе прогрессивном, но подчинённом первому. Эти два базиса дают направление всей деятельности братства. Каждая единица в братстве не является абсолютно-самостоятельной, она связана религиозными убеждениями, нравственность находится под контролем общины, личность поглощается общиной. Вот причины солидарности меннонитов. Естественно, что при таких условиях братство это является единоличным в своих стремлениях. Заключаясь в тесные рамки своего религиозного общества, оно выработало девиз: «колонизировать пустые места», и, как результат этого положения – «один только труд возвышает человека в глазах других и в собственных глазах». Нисколько неудивительно поэтому, что солончаки обращают они в плодоносные поля, болота в сады. etс. «Весь свет с удивлением смотрит на меннонитов, весь свет считает их лучшими хозяевами…» пишет Контениус о новороссийских меннонитах в одном из своих писем.

Посмотрим теперь, остались ли верны наши меннониты своему положению: «труд возвышает человека». Нам случалось слышать отзывы о меннонитах ещё в Каз. губ., от одного опытного, ведущего образцовое хозяйство в своём имении профессора В. Он говорил, что «в хозяйстве русского хозяина, не смотря часто на отличное ведение дела в частях, нет гармонии в целом: я хороший пчеловод, но плохой хозяин относительно обработки земли; у нас одно сельское занятие исключает другое, между тем как хозяйство наше никогда не является односторонним. Вот главная причина малодоходности наших имений. Подобное явление не замечается у меннонитов несмотря на то, что часто они владеют значительными участками, пригодными не для одного только земледелия, но и для различных промыслов. Я был в Кёппентале два раза и всякий раз проникался всё более и более уважением к этим труженикам, к этим разумным труженикам, между тем как рядом с ними же, в других колониях, особенно у католиков, нет этого разумного труженичества…» Вот отзыв известного труженика науки.

Кёппенталь, не смотря на недавнее своё основание (1856 г.), служит предметом удивления всех там бывших. Некоторыми колония эта называется Коpfenthаl и не без основания: она может считаться самой лучшей, самой образцовой по применимости построек. Трудолюбие здесь превзошло себя. Мне случалось разновременно побывать во всех колониях меннонитов Сам. губ., но я не нашёл ничего лучшего как Кёппенталь. Чистенькие постройки тянутся в одну улицу. Ручей, протекая по деревне, окопан и берега его засажены деревьями. Вот эти-то деревья и придают ту особенную прелесть, особенную красоту, которая заставляет обратить на себя внимание. Сады и всякая лесная растительность в здешнем краю считаются роскошью, в Кёппентале же необходимою принадлежностью каждого дома. Позади каждого дома расположен сад. Деревья отличаются разнообразием пород: здесь вы встречаете акацию, орешник, осину, эльбаум, тутовое дерево, виноградное, крыжовник, малину и т.д. Всё это не перемешано в беспорядке: всякому кусточку, каждому дереву отведено здесь определённое место. Хозяйский глаз виден в мелочах. Видно, что каждый кустик, каждое дерево не выросло здесь само собою, что этот уголок для отдыха после трудов создан рядом усилий, что каждый кустик привезён сюда из других мест. Между кустами тутового и виноградного деревьев расположены беседки. Густая зелень этих кустарных растений даст тень и прохладу даже в знойные часы дня. В одной стороне сада насажены огородные растения, отличающиеся также своим разнообразием. Перед входом в сад, разбиты клумбы для цветов. Из сада вход прямо в дом. Дом разделяется на несколько комнат; кухня отделена от комнат холодными сенями. Хозяйственные постройки отличаются своей приложимостью, миниатюрностью. Постройки, предназначенные для содержания скота, малы по величине, но уютны по расположению. Пол отличается чистотой, редко встречающейся в крестьянских избах. Миниатюрность построек здесь, как выразился одновременно бывший со мной в Кёппентале один русский хозяин, «доходит до смешного». С известной точки зрения, пожалуй, и правда. Мы вместе осматривали с конным приводом мельницу (в первом доме на левой руке при въезде в Кёппенталь с дороги из села Воскресенского). Мельница вместе с помещением привода едва ли занимает 8 квад. сажень. Она устроена на два постава; жернова французские, по 5 1/2 четв. в диаметре. Под жерновами устроены сита, а сверх жерновов сортировка. Для избежания распылки муки, жернова устроены в глухих шкафчиках, спереди плотно завешанных полотном. Одна лошадь приводит в движение обе снасти. Помещение перед жерновами на столько мало, что двум человекам едва возможно разойтись. Ящик для ссыпки обработанного хлеба едва вместит до 5 пудов. Пыли же, свойственной вообще мельницам, здесь положительно незаметно. «Всегда из копеек рубли делаются», отвечал хозяин на замечание о миниатюрности постройки, малодоходности её. Подобного устройства мельницы встречаются почти во всех меннонитских колониях, они для них важны тем, что у мельниц, построенных на речках, напр. Тарлыке, Еруслане, благодаря бурным весенним водам, каждогодно сносятся плотины и вследствие этого мельницы не работают 2-3 месяца, а между тем меннонит не имеет привычки запасаться обработанным хлебом на долгое время. Постройка их имеет отчасти и другие мотивы. Меннонит в общине любит иметь всё своё.

Касаясь описания хозяйства меннонита, невольно увлекаешься порядком, аккуратностью до мелочей. Впрочем, в этом нет ничего удивительного; удивляются даже немцы не меннониты. Они называют его хозяйство не иначе, как «бьёт на шик», «мало пользы». Действительно, с точки зрения нашего хозяйства, у меннонита много педантизма, всё на лоске, всё приготовлено как будто для показа; застать хозяина врасплох невозможно. Аккуратность даже не немецкая. Вот почему наши русские хозяева, осмотрев хозяйство меннонита, относились к нему недоверчиво, критически. Здесь у него всё является как бы для других. Характер русского хозяина никак не может понять, к чему эта чистота, эта «мелочная чистота», поглотившая, кажется, всё существо меннонита. Чистота и аккуратность, проявляясь в мелочах, представляют целое в гармонической связи, что особенно резко проявляется, когда мы осмотрим всё его хозяйство.

Переселясь в Россию 20 лет тому назад, они выказали на первых порах, всю свою непрактичность относительно России и её жителей. Известно, что меннониты пришли в Россию не с пустыми руками, что они пришли с капиталами. На первых порах, получив земли, они в приобретении хозяйственных фондов не раз служили игрушкой наших крестьян. Покупая, напр., лошадь, корову, они, по обычаю в Германии, спрашивали продавца, что он заплатил за лошадь и какие желает иметь проценты, как выгоду за продаваемую корову или лошадь. Веря на слово о стоимости лошади, они охотно давали 10% пользы. Подобные покупатели, естественно, создали целую коллекцию поставщиков; но меннониты вскоре же увидели себя весьма часто обманутыми. Открытие это заставило их кинуться в другую крайность, они прекратили почти всякие сношения с русским населением и в крайних только случаях сносились с русскими, относясь к ним, по составленному заранее понятию по первым поставщикам, крайне недоверчиво, чем не мало вредили своему младенчествующему хозяйству, требовавшему поддержки извне. При таких-то условиях выросло чрез 20 лет меннонитское хозяйство. Устраивая, по небывалому в этой местности образцу, своё хозяйство, борясь с препятствиями извне и внутри, меннониты убили все свои деньги или в землю, или в недвижимость, и таким образом невольно прикрепили себя к земле. Таким образом, этот неуживчивый, самостоятельный народ закрепил себя за Россией, стал оседлым.

Порвавши, на первых порах, сношения с русскими, предоставленные исключительно самим себе, они обошлись без посторонней помощи, и вот у них создаются свои мастерские, являются кузнецы, слесари, столяры и проч. Таким образом в этой маленькой общине, с первого же шагу, является правильное разделение труда, и здесь, в ремесле, как и в хозяйстве домовом, лежит таже, присущая только меннонитскому хозяйству, аккуратность, чистота отделки. Отдельные члены, поддерживая солидарность в своих стремлениях, становятся самостоятельными от постороннего элемента, получают самостоятельное отправление своей деятельности. Ранее я сказал, что отдельная личность в меннонитском обществе поглощается всем обществом. Там единица не имеет того абсолютного значения, которое замечается в среде других немцев-колонистов; там нет кулаков, эксплуататоров, нет того, что мы называем «уметь пользоваться обстоятельствами». Отдельная личность, находясь под нравственным контролем общества, солидарная в интересах с целым, легко, с готовностью, ради собственных своих выгод, подчиняется общему желанию без всяких понудительных мер. Эта-то солидарность и служит краеугольным камнем благосостояния меннонитов. Член общины, нравственно подчиняясь общине, в то же время является свободным в своей деятельности, лишь бы деятельность эта не нарушала общей гармонии. Как аккуратность в хозяйстве поставлена в основу хозяйства, так и аккуратность, честность лежат в основе отношений хозяйственных членов общины между собою. Ремесленник обязан честно, добросовестно исполнять данные ему заказы; иначе он будет лишён работы и на место неисправного выдвинется другой ремесленник, созданный потребностью. Таким образом хотя здесь и нет конкуренции, но ремесленник боится общины, деятельность его находится под контролем общины, и если бы он захотел обмануть одного члена, то, по теории меннонитов, он обманывает целую общину и лишается её покровительства. К несчастью, подобные понудительные меры, по своей узкости, не сдерживают меннонита-ремесленника от искусственно сдерживаемых в его общине замашек при работах не для меннонитов. Здесь предоставляется ему полная свобода обманывать, и действительно здесь вся его грубая, недальновидная природа заявляет свои права. Вот почему у нас до сих пор, при полной возможности выдвинуться своими работами, меннониты-ремесленники, при всей своей способности к работам, даже в своём районе не пользуются доверием. Естественно, благодаря такой близорукости в отношении не к меннонитам, они теряют многое.

В семейном быту меннонит хотя и находится под контролем общины, но здесь он является самостоятельным, единоличным представителем семьи; его жена ведает только домашнее хозяйство, не имея ни малейшего права вмешиваться в дела своего мужа. В отдельном семействе резче всего заметно разделение труда. Едва подрастёт ребёнок, его приучают, смотря но полу, к систематическому труду. Не позволяются даже детские игры, если они не имеют в виду труд, если они не имеют в виду известную пользу. Ребёнок здесь учится жить не по книжке, а берёт пример с своих родителей, со всеми их дурными и хорошими сторонами. Более всего меннонит обращает внимание на воспитание мальчиков. Он знает в деле воспитания только одно педагогическое правило, что хороший пример для ребёнка даёт хорошие результаты в развитии характера. Создать характер из своего сына – награда за всю тревогу, за все попечения меннонита-отца. Он ощупью дошёл до многих, только недавно ещё выработанных педагогических приёмов воспитания. Фрёбелева73 метода известна им давно, далеко прежде появления её в свет. Школьное воспитание, по понятию меннонита, не должно идти в разрез с жизненными требованиями общины, и потому учителя они поставили под контроль общины. Девочка с малолетства приучается к домоводству: выходя замуж, она приходит в семью своего мужа уже опытною хозяйкою. Семейство сходится вместе только за пищей; остальное же время каждый из членов семьи при своём деле. Замечательно, что ни в одной колонии меннонитов не встретите маленьких детей на улице без присмотра. В летнее время колония точно вымерла, остаются только женщины, которые никогда не сносятся с посторонними лицами, если только они не близкие люди в доме. Вечера, преимущественно зимние, праздничные дни после обеда и вечер посвящаются чтению газет, журналов. Редкий можно встретить меннонитский дом, где не выписывалась бы хотя одна немецкая газетка; чаще всего встречаются дешёвенькие иллюстрированные газетки или газетки «всезнающие», всё сообщающие вроде Echo, Ueber Land und Meer еtс.

До сих пор я говорил о экономических и социальных началах меннонитского братства только с хорошей стороны, показал только наружную сторону медали, не относясь критически к этим «образцовым, выдержанным людям». Прогресса, по-видимому, к личной самостоятельности не замечается, а между тем общество это, так ревностно охраняющее чистоту своего братства, невольно поддаётся постороннему веянию. Прогрессивное, индивидуальное начало начинает заявлять свои права. Отдельная личность, замкнутая в узкие рамки общественной воли, требует своих человеческих прав; церковное отлучение является уже редким и не ведёт за собой общего отчуждения. Единственная связь общества – нравственный, общественный контроль над единицей – едва-ли прочна, едва-ли вследствие нового «веяния» не изменится строй братства. Вероятно, недалеко то будущее, когда замкнутость, отчуждение общины от общества рушатся сами собою и примут начала нашего сельского населения. Время это тем более желательно, что даровитые, опытные искусные силы вращаются до сих пор в узкой сфере своего братства, относясь к обществу с точки зрения своего братства – «служить только братству», не внося до сих пор ещё в общественную кладовую своих дарований. Реформа о земских учреждениях начала уже приводить в исполнение, а общая воинская повинность вероятно окончит означенное желание.

МЕНОНИТСКИЕ КОЛОНИИ (Краснопёров И.М., 1889 год)

Статья И.М. Краснопёрова в журнале «Юридический вестник» Московского юридического общества.74

Из Покровской слободы (в Новоузенском уезде, Самарской губ.) к югу вы едете ровной, гладкой степью, точно гуменным током, где ни кустика, ни деревца. По временам, вдали на горизонте виднеются какие-то чёрные точки, превращающиеся, по мере приближения к ним, в отдельные хутора или постоялые дворы, а по большой дороге к Новоузенску там и сям попадаются земляные курганы, в которых в незапамятные времена схоронены татарские или киргизские военачальники. Некоторые из этих курганов давно уже разрыты невежественными кладоискателями. Деревни очень редки: иногда едешь 30 – 40 вёрст и нигде не встречаешь признаков человеческого жилья, только в ложбинах кое-где попадаются совершенно одинокие колодцы, вода в которых нередко находится на 20 – 30 саженной глубине, из чего вы убеждаетесь, что по дорогам в летнее время перегоняются массы рогатого и рабочего скота. Но за то, когда вы подъезжаете к селению, то это уже будет настоящее громадное селище, в 600 – 800 и более домов, в котором вы встретите всевозможные лавки и лавочки с безграмотными вывесками, нередко на русском и немецком языках, массу хлебных амбаров и целую урву новейшей формации кабаков: трактирных заведений, питейных лавок, ренсковых погребов, винных складов и т.д., но, наверное, одну, редко две школы. В летнюю страдную пору селения эти кажутся точно вымершими, ставни многих домов закрыты, по всем улицам изредка бродят только понурые собаки, даже ребятишек и девчонок след простыл, – все от мала до велика на полевой работе. Так продолжается от воскресенья и до воскресенья. Маленькие посёлки принадлежат в большинстве случаев мещанам или крестьянам – арендаторам казённых участков, пришедшим сюда Бог знает откуда и нередко принадлежащим к какой-либо раскольнической секте. В одно время они скажутся вам молоканами, в другое мормонами или монтанами, а если копнуть хорошенько, то окажутся или штундистами, или хлыстами. Даже немцы-колонисты, поселившиеся здесь первоначально небольшими колонками, до того расплодились теперь, что колонии их – те же громадные селения, с бесконечно длинными улицами, избами и банями на русский манер. Исключение из этого правила представляют менониты, которые живут маленькими колониями, в 15 – 20 домов, да и то потому, что они поселились здесь лет 15 – 20 тому назад. Как редки здесь селения, видно уже из того, что от Покровской слободы и до первой ближайшей менонитской колонии считается 60 вёрст и на всём этом пространстве мы встретили только небольшой посёлок, в 8 убогоньких избушек, заселённый мещанами-арендаторами. Посёлок носит название «Подольский Умет».

– Далеко ли отсюда до менонитов? спрашиваю я у домохозяина, у которого мы остановились для смены лошадей. Хозяин посмотрел на меня с недоумением, очевидно не понимая предложенного вопроса.

– До немцев далеко ли здесь? снова пристаю я к нему.

– До которых немцев? возражает хозяин: их здесь много.

Признаюсь, это возражение меня несколько озадачило: как теперь сказать, к каким немцам еду я.

– У них колонии Гансау, Фрезенгейм, Кёппенталь. Они не больно давно сюда приехали… годов этак 20.

– А-а! точно, точно есть «Гансавка», поправился хозяин. Волостное правление у них в Капентале – такой большущий каменный дом.

– Ну вот, их-то мне и надо! обрадовался я. Далеко ли?

– Да вёрст 25 будет.

– Ну, а что хорошо они живут, богаты – немцы-то эти?

– Больно хорошо. Дома какие – страсть! Лучше всякого барина.

– Отчего же они хорошо живут? Ведь вот и у вас земли много, и хлеб вы тот же сеете, что и менониты, а вот у вас плохо.

– Оттого, видно и хорошо, что умны больно, а мы что, мы люди тёмные.

Нанять мужика довезти вас до какой-нибудь немецкой колонии здесь довольно трудно, потому что ни одно общепринятое официальное название колонии не соответствует крестьянскому, и поэтому беда вам, если вы, отправляясь к немцам, не усвоили предварительно терминологии русского мужика. Все 80 немецких колоний крестьянин знает, как свои пять пальцев, но только каждую колонию он называет по-своему, почему – этого ни он сам, ни отцы и деды их не знают.

Так колонию Шафгаузен он перекрестил в Хафузен, Мариенберг – Бисюк, Хутор Бир – Пыр или Поп, Розенфельд – Нахой, Визенмиллер – Кресты, Гнадентау – Собачий колонок, Гансау – Гансавка и т.п.

Дальше мы ехали опять ровной, гладкой степью, где ни кустика, ни деревца. Но вот мы въезжаем в зеленеющий, цветущий сад. Менонитские колонии, расположенные одна от другой на расстоянии 2 – 3 вёрст, представляли собой одну сплошную, густую аллею из тополей, лип, вязов, берёз, вишен, дуль, слив, яблоневых и даже тутовых деревьев. Утверждение ямщика, что они «пробовали садить деревья, но не растут, да и на поди», или: «не растут, хоть ты что хоть», – оказалось совершенно фальшивым, в виду представившейся моим глазам роскошной зелени, обязанной своим появлением умелым рукам небольшой горсти людей.

Менониты поселены в 2 уездах Самарской губернии: Самарском и Новоузенском, в числе 303 дворов и 1.666 душ обоего пола. Новоузенские менонитские колонии в числе 9 расположены в почти безводной Малышенской волости. Такая речонка, как Малышевка, с притоком Тарлыком, протекает лишь по 3 колониям и пригодна для одного водопоя скота, – все остальные колонии расположены при колодцах, из коих в некоторых вода добывается на глубине 25 – 27 сажень (к. Лизандергее), в других – на глубине 6 – 12 сажень. Земля менонитов состоит из суглинистого чернозёма, перемешанного местами с солончаковыми пространствами, местами – перерезанная оврагами, как, напр., колония Валуевка, земля которой вся изрезана глубокими оврагами и потому осталась незаселённой. Земли было отведено колонистам 15.339,2 десятин удобной и 1.198 дес. неудобной, всего по 65 дес. на семью в личное потомственное пользование, но без ограничения права относительно способа пользования землёй, так что менониты могли придерживаться какой угодно формы землевладения. В момент заселения менонитами назначенной местности последняя представляла собой совершенно открытую безлесную ковыльную степь, на которой местами выстроены были правительством колодцы, по 1 на колонию, но никакого жилья не было, так что менониты первоначально расселились по оврагам в землянках. Это не то, что более счастливые их немецкие колонисты Николаевского уезда, для которых заранее были выстроены избы, заготовлен лес для строений, скот и семена на посев. Главным основанием для обзаведения хозяйством послужила внесённая ими правительству сумма в 14.644 р. 60 к., которая была возвращена им немедленно по прибытии на место. Большинство колонистов были люди небогатые; только трое из них: Вааль, Эпп и Янцен привезли с собой капитала по 10.000 р. Первая партия менонитов прибыла в 1854–56 годах, последняя в 1873–4 годах, причём первые заняли сравнительно лучшие земли, последним достались худшие, и потому они остались почти совсем незаселёнными. Менониты явились сюда из Западной Пруссии, преимущественно из городов Данцига, Мариенбурга и Эльбинга.75 Некоторые из них, кроме своего багажа, привезли с собой 17 голов овец, принадлежащих к породе Vagas Schaaf, отличающейся особенно длинной шерстью; но из них прибыл на место только один баран. Менониты колоний Гансау и Кёппенталь привезли несколько штук овец голландской породы.76 Впоследствии менониты должны были прикупить овец в Южной России, рогатый скот – на Мариинской ферме, в Саратовской губернии, лошадей и свиней – у соседних крестьян. Крестьяне соседнего села Воскресенки передавали нам, что в первое время менониты были «больно просты». Бывало, приедет к нам менонит, спросит: «почём свинья?» – «20 рублей». «Ничего не говоря, он вынимает деньги и платит. А потом не стали верить и научились торговаться».

Менонитские дома построены по тому же типу, как и дома менонитов в Самарском уезде. Это чисто барские хоромы, отличающиеся чистотой, уютностью и всяческими приспособлениями к хозяйственным потребностям. Из 159 домохозяев, имеющих дома, 98 живут в деревянных, 42 в каменных, 9 в полукаменных и 13 в глиняных. Большинство менонитов прекрасные столяры и потому вся мебель, начиная со столов и стульев и кончая гардеробами и шкафами, сделана ими самими. Усадебные места у всех совершенно равные, заключая в себе площадь в 70x90 сажень, на которой помещаются дом с небольшим двором, сад и гумно. Разведение садов и деревьев требовало от менонитов гигантских усилий и много денег. Сначала они произвели опыты посадки плодовых дикорастущих дерев, посеяли семена акации, крымской липы и ели; но успеха не было: за множеством других работ не успели подготовить для них почвы. Пришлось снова плодовые и дикорастущие деревья добывать из приволжских немецких колоний и у крестьян из-за Волги, за 45 – 60 вёрст. Труды их увенчались успехом. В настоящее время 61 менонитский двор развёл у себя 5.050 плодовых деревьев, не считая множества простых дерев, а также массы ягодных кустов – малины, смородины, крыжовнику и др. Теперь фрукты менониты во множестве сбывают на соседних русских базарах. В 9 менонитских колониях населения числится по переписи в 1887 г. 189 дворов, в числе 493 муж. и 508 ж. пола, или 1.001 душ обоего пола. Собственно менонитов состоит на лицо 177 дворов, в числе 944 душ обоего пола, остальные дворы – лютеране и 1 русский двор. В колониях числится дворов: