Российская история с точки зрения здравого смысла. Книга первая. В разысканиях утраченных предков

Идём далее. Помните, я писал о возможных причинах нападения: месть за нанесённые оскорбления? Поведение греков патриарх осуждает и поясняет, что причина бед – они сами, и сокрушается по поводу того, что сейчас все стали вести себя добропорядочно, но так надо было делать раньше и не накликать беду: «He теперь надлежало рыдать, а быть благоразумными во (всю) жизнь; не теперь – раздавать богатство, когда и самъ ты не знаешь, будешь ли владѣть имъ, а раньше воздерживаться отъ чужаго, когда настоящая кара еще не постигла насъ; не теперь – оказывать милость, когда торжество жизни готово прерваться отъ наступившихъ бѣдъ, а не дѣлать несправедливостей тогда, когда возможность этого была въ (нашей) власти» (Патриарх Константинопольский Фотий «Две беседы по случаю нашествия россов на Константинополь», изд. «СПбПДА», Санкт-Петербург, 2010, стр. 422).

Есть пояснения русского историка, что происходило в городе во время нападения: «закабалявшие должников смягчились, ростовщики теперь стали творить милостыню» (Х.М. Лопарев «Старое свидетельство о Положении ризы Богородицы во Влахернах в новом истолковании, применительно к нашествию Русских на Византию в 860 году» Византийский временник, том II, С.-Петербург, 1895 г., стр. 624). Греки резко поменяли скаредное отношение к иностранцам при виде людей с оружием. К чему бы подобная смена настроений, если нападение не было связано с поведением жителей столицы? Почему они раньше вели себя совсем по-другому? Странное совпадение: ужасный набег – и горожане неожиданно начинают прощать долги и раздавать деньги неимущим. Лишь осознав, по чью душу пришли страшные варвары, жители столицы поменяли мелочную придирчивость на благородное снисхождение к должникам.

Во второй гомилии преподобный Фотий прямым текстом вопиет о злодеяниях ромеев по отношению к росам: «Ибо эти варвары справедливо разсвирѣпѣли за умервщленiе соплеменниковъ ихъ, и благословно требовали и ожидали кары равной злодѣянiю» (Архимандрит Порфирий (Успенский) «Четыре беседы Фотия святейшего архиепископа Константинопольского», тип. Императорской АН, Санктпетербург, 1864, стр. 17).

Поведением ростовщиков Константинополя подтверждается предположение, что они жадностью и неразумием накликали беду, а скорый уход нападавших свидетельствует, что конфликт удалось разрешить дипломатическим путём, дальнейшее развитие событий тому доказательство. Кстати, когда будет «разбор полётов» договора с греками, обратим взор на вопрос торговых уступок русским купцам и подумаем, с чем они могут быть связаны.

Почему нападавшие пришли незамеченными? Выдержка из первой проповеди: «…неожиданное нашествіе варваровъ не дало времени молвѣ возвѣстить о немъ, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности, но въ одно и тоже время мы и увидѣли и услышали и пострадали, хотя напавшіе и отдѣлены были (отъ насъ) столькими странами и народоначальствами, судоходными рѣками и безпристанищными морями» (Патриарх Константинопольский Фотий «Две беседы по случаю нашествия россов на Константинополь», изд. «СПбПДА», Санкт-Петербург, 2010, стр. 424). Есть версия, что большого скопления кораблей в море можно было избежать посредством распыления сил. В таком случае часть должна идти одним направлением, часть другим и на подходе к городу объединиться в один мощный кулак. Судя по тому, как было организовано предприятие, приходит следующая мысль: решение «взять Константинополь» было не спонтанным, а глубоко продуманным. Выбрав удачный момент, пришельцы из далёкой страны сделали набег, хотя возможно, что великие ромеи просто не ждали нападения со стороны Чёрного моря. Наученные горьким опытом, они будут оповещать столицу в дальнейшем.

Помогла ли риза Богородицы грекам? Было ли им Божеское заступничество и провидение? Можно сказать – да. В то время как, распростёршись ниц, византийский император молил Бога о спасении собственной жизни (не случайно переоделся из царского платья в мирское), осаждавшими врагами внесено предложение говорить лично с Михаилом.

Фотий не спонтанно говорит: «Я ручаюсь за ваше спасеніе; говорю это, полагаясь на ваши обѣты, а не на свои дѣла, – на ваши увѣренія, а не на свои слова. Я ручаюсь за ваше спасеніе, если вы сами твердо сохраните свои обѣщанія; я – за отвращеніе бѣдствій, если вы – за твердое исправленіе, я – за удаленіе враговъ…» (Патриарх Константинопольский Фотий «Две беседы по случаю нашествия россов на Константинополь», изд. «СПбПДА», Санкт-Петербург, 2010, стр. 429). Он не мог ничего обещать, не имея сведений о желании нападавших говорить с царём. Вот ещё выдержка из «Слова о положении ризы» хартофилакса Георгия: «Казалось же, и это убедило вернейшего царя, что начальник стольких тех народов, для утверждения мирных договоров, лично желал его увидеть». С Божьей помощью до сознания Михаила дошло: хватит молиться, пора идти разговаривать с неожиданными пришельцами.

Предложение о переговорах поступало грекам в самом начале нападения. Патриарх уже был осведомлён о желании напавшей стороны вести дипломатический диалог с царём, в то время как Михаил лежал на полу церкви: «Итак, когда явившаяся та саранча опустошала все окрестности города, царь покинул дворец и, пребывая в одежде частного человека, на сколько можно было, трудился и подвизался с проливанием слёз, распростёршись на земле в храме Богородицы, который называется "Иерусалимом" и лежит внутри ворот, именуемых "Золотыми" по работе» (Хартофилакс Георгий «Слово на положение Ризы Богородицы во Влахернах», Византийский временник, том II, С.-Петербург, 1895, стр. 594).

Дабы ускорить процесс принятия решения поговорить тет-а-тет, за крепостной стеной происходили ритуальные жертвоприношения. На глазах у оцепеневших обитателей города убивали соотечественников, принося в жертву языческим богам людей и животных. Страх и ужас потрясли души вынужденных очевидцев гибели несчастных собратьев, и их плач наконец достиг ушей монарха. Государь, переборов страх, вышел на переговоры с предводителем варваров. Разговаривал он скорее всего с крепостной стены, сложно представить, что Михаил отважился спуститься к врагам. Не важно, где происходила встреча на высшем уровне, главное – результат.

Дословно, в каких тонах происходил диалог, никто не знает, постараюсь передать его суть, что подтверждают последующие действия сторон. Михаилу III объяснили причину нападения, его недружелюбное отношение привело к весьма печальным последствиям. Люди пришли не разрушить город, а мирно торговать в нём, чтобы их никто их не обижал и считал равными. Наиболее вероятно при разговоре присутствовал патриарх, в результате чего грекам удалось провести встречное предложение: во имя мира и согласия, народ, пришедший с недобрыми намерениями, но переменивший гнев на милость, крестить в христианскую греческую (Православную) веру. Во второй проповеди слуга Божий обнародовал применённую им формулу противодействия лютым врагам: «Ибо народу возлюбленному и богоизбранному не должно надѣяться на крѣпость рук своихъ, величаться силою мышцъ своихъ, опираться на запасныя оружiя, а надобно овладѣвать супостатами и господствовать надъ ними съ помощiю Всевышняго, помощь же Его умѣть снискивать наилучшими дѣлами и множествомъ доблестей» (Архимандрит Порфирий (Успенский) «Четыре беседы Фотия святейшего архиепископа Константинопольского», тип. Императорской Академии Наук, Санктпетербург, 1864, стр. 28).

Вернее сказать, именно Фотий был посредником между Михаилом и вождём напавших, в проповеди есть намёк на возможность решить вопрос со снятием осады, для чего патриарх требует от многочисленной паствы клятвы в соблюдении условий договорённостей, каковые в первую очередь должен был принять на себя император и возложить обязанность исполнения на подданных, вот почему он внезапно появился в городе, по дружному консенсусу разнообразных летописцев. Дальше просто не имело смысла скрывать, что самодержца нет, Фотий в конце концов уговорил Михаила объявиться и выйти на переговоры. По поводу крещения ответ сразу не был дан, судя по тому, что сторона нападения предложила прислать к царю посольство для ознакомления с ритуалами и проектом мирного договора. Возможно, с условиями дипломатического документа могло быть увязано решение по столь важному вопросу, как крещение? После окончания переговоров стороны разошлись по своим делам, одни сели на корабли и отправились домой, а патриарх, следуя логическому проистечению событий, занялся написанием второй проповеди. Невообразимые легенды рождаются усилиями вовлечённых в тему интересантов. Очень надеюсь, что после знакомства с документами эпохи, наивных простаков, не исключающих воздействия потусторонних сил, станет поменьше. Слепая вера в чудеса блокирует области мозга, ответственные за познание.

Спустя годы византийскому историографу Симеону Логофету пришла в голову мысль, что не иначе как священная Риза помогла избавиться от супостатов, а к тому времени греки уже имели сведения о том, что на обратном пути корабли варваров попали в шторм, часть налётчиков погибла, Киев встретил чуть более половины эскадры. Первым об этом должен был написать местный летописец, видевший своими глазами возвращение воинов. Он сделал запись в отечественной летописи, не покривив душой, рассказав нам о несчастии, постигшем охотников за удачей на обратном пути. Заранее забегая вперёд, поясню, что в его летоисчислении поход состоялся в 860 году или, точнее, в 6368-м (почему и в венецианской хронике год верный), видел он и количество вернувшихся кораблей и был непосредственным свидетелем плача по погибшим, посему надо полагать, что войско действительно попало в шторм при прохождении морем. Позже слух о том, что корабли нападавших варваров разбила буря, дошёл до Византии. Грек (не обязательно Симеон Логофет, хроника периода 842–944), творивший позже киевского коллеги (или параллельно с ним) вписал индикт, от себя добавил историю о божественном избавлении от супостатов с помощью чуда, совершённого при помощи священного предмета, что его опускали в воду, и о немыслимой страшной буре додумался написать он же.

Красивую сказку сочинил не Логофет. Историю выдумал ещё до него греческий писатель-фантаст, пожелавший остаться безымянным. Доказывается факт выдумкой второго уровня: «Затем, вынеся с песнопениями святой омофор Богородицы, они окунули его край в море» («Хроника Симеона Магистра и Логофета» в пер. А.Ю. Виноградова, изд. «Университет Дмитрия Пожарского», Москва, 2014, стр. 186). Соавтору-последователю пришло на ум создать собственную вариацию апофеоза сказки. О святом омофоре в описываемом событии ни у кого из предшественников нет никаких сведений. Уже после написания фантастического рассказа загадочным греком, переписывая рукопись своего российского коллеги, болгарин исправил текст: дописал вымысел в новую интерпретацию событий прошлого и поменял год на его национальное летоисчисление – 868-й от Р.Х. После них Нестор (годы жизни около 1056–1114), проявив эрудицию подкорректировал цифру на 866.

Дополнительным доказательством служит представленное выше сообщение из Брюссельской хроники. Ни у одного из очевидцев, кто непосредственно видел нападение, не указано число кораблей. Сильно напугались греки? Некогда было считать? У монаха Киево-Печёрского монастыря 200 штук, такая же цифра у европейского автора из хроники, найденной Кюмоном, и лишь один сторонний наблюдатель, предшественник Иоанна Диакона, добросовестно пересчитал корабли, коих получилось 360. Кто написал верную цифру? Оказывается, правы все! А сейчас разгадка.

Видевший русские корабли своими глазами итальянский посол посчитал правильно – 360. Под стены Константинополя пришло именно такое количество! Нестор, переписавший у болгарина, правившего летописца Аскольда, также не ошибся, единственное – напутал с датами, а от него «пошла плясать вся Ивановская», таинственный грек от наших добросовестно переписал количество кораблей (200) и дату, добавив индикт и рассказ о заступничестве Божьей матери, а неизвестный европейский хронист всё скрупулёзно перевёл на латынь со наслоившимися ошибками, благодаря чему мы обладаем ценнейшими сведениями. Тот, кто первым написал о двухстах кораблях, был свидетелем их возвращения, действительно плач был в Киеве, из 360 ушедших в поход вернулось чуть более половины. Автор самой первой летописи указал точно год 6368-й, а болгарин по-своему́ вписал соответствующий национальному 868-й от Р.Х. Почему у Нестора 866? Всё по порядку. Дойдёт время и до него. Самый первый наш летописец не был христианином, для него дат от Рождества Христова не существовало, он указал привычный 6368-й, Нестор попробовал добросовестно переписать дату болгарина от Р.Х., но возникла проблема с годами жизни Михаила III. Путаясь в древнеболгарском летоисчислении и годах царствования ромейских самодержцев, монах от себя накрутил 6374, что не попадает в индикт. Благо, кто-то из хронистов (уточнение: неправильную цифру вписал второй соавтор – болгарин) обсчитался с годами царствования императора Михаила, от него и начала путешествовать ошибка по хроникам. До европейской она дошла вместе с 200 кораблями и сообщением о заступничестве Богородицы, значит, европейский писатель списывал у грека, который списал у нашего начального летописца8.

Дополнительное пояснение: ошибка в годах царствования Михаила III с Феодорой находится в одной из работ Симеона Логофета. Сообщение о 200 кораблях и стихийном бедствии (на обратном пути) грекам сообщили устно послы русов прибывшие в византийскую столицу в 860 году после набега9. Написал рассказ о нападении и об омовении Ризы с наибольшей долей вероятности Фотий, а Симеон Логофет добавил правку словом «омофор». Кто-то из них внёс ошибку в период правления сына с мамой. Греческий текст оказался в руках болгарина-переводчика после 944 года и уже затем попал в русскую летопись как исправление статьи о походе Аскольда. Европейский хронист Кюмона скорее всего писал с одной из копий греческого первоисточника, так как в нашем отсутствует точная дата. О переписывании ПВЛ от начала хронографа расследование представлено далее по тексту.

Необходимо вступиться за византийских тружеников пера и внести ясность в рассказ о набеге росов. Продолжатель Феофана из всех небылиц вкратце упомянул, что царь во время набега отсутствовал – воевал с исмаилитами. Полностью нелепую версию изобразил Симеон Логофет. У него: Оорифа – комендант Константинополя; император – на реке Мавропотам; в море окунают омофор Богородицы. Надо признать, у отдельных писателей разыгралась буйная фантазия, но так как не только Логофет упомянул отсутствующего императора, значит, был до них первоисточник упомянутого бреда. Какой документ мог послужить исходным? Может следует признать «изобретателя» омофора автором фантазии?

Вспомните первую проповедь Фотия, в ней патриарх убеждает сограждан в отсутствии в городе царя Михаила, в то время как не позднее ночи они возлежали на полу храма рядышком! Как развивалась фантазия выдумщика? Некоторые строки второй проповеди имеют отблеск реализма: «Ея одѣянiе для отраженiя осаждающихъ и огражденiя осаждаемыхъ носилъ со мною весь городъ…» (Патриарх Константинопольский Фотий «Две беседы по случаю нашествия россов на Константинополь», изд. «СПбПДА», Санкт-Петербург, 2010, стр. 435).

При переносе ризы из одного храма в другой действительно присутствовала масса жителей города, правда, налётчиков уже «след простыл», о чём автор скромно умолчал, а дальше «Остапа несло»: «Поистинѣ эта пречестная риза есть одѣянiе Матери Божiей; она кругомъ обтекала стѣны, и непрiятели необъяснимымъ образомъ показывали тылъ; она ограждала городъ, и ограда непрiятелей разрушалась какъ бы по данному знаку; она облекала его, и непрiятели обнажались отъ той надежды, которою окрылялись. Ибо, какъ только эта дѣвственная риза была обнесена по стѣнѣ, варвары принялись снимать осаду города, а мы избавились отъ ожидаемаго плѣна и сподобились неожиданнаго спасенiя» (Патриарх Константинопольский Фотий «Две беседы по случаю нашествия россов на Константинополь», изд. «СПбПДА», Санкт-Петербург, 2010, стр. 435 – 436).

Автор слегка слукавил, приписав себе доблесть, залезть на крепостную стену с накидкой в руках и обойти весь город по периметру, слава Богу, не приврал про омовение в воде и налетевшую бурю. Дальнейшее развитие воображения случилось после встречи с послами Аскольда, они поведали грекам, что далеко не все воины добрались до Киева целыми и невредимыми, вот тут фантазия сказочного писателя распустилась буйным цветом. Кто первым придумал омовение? Наиболее правдоподобная версия – сам Фотий, отступать ему было некуда, а так сделал доброе дело, восхвалил Божественную заступницу. Последующие плагиаторы могли не напрягать мозг, всё уже придумано до них, правда, Симеону Логофету удалось добавить от себя импровизацию с омофором. Разбирательство с переписываниями рукописей сложное, но увлекательное занятие. Может быть для поиска дополнительных доказательств, кто-то увлечённый более детально займётся делом полезнейшим для познания истины?

Картина, происходившего под стенами Царьграда за много веков до настоящего времени чуточку прояснилась, остаётся невыясненным вопрос, что за люди приходили к городу. Какого они роду-племени, откуда пришли, где их родина? Если вам интересно продолжение, будем распутывать клубок загадок дальше, но прежде чем мы отправимся по следам нападавших, чтобы не оставалось никаких сомнений по поводу поведения императора Византии в момент страшной опасности, обсудим его биографию детально, насколько позволяют накопленные сведения. Выясним, что за человек был Михаил III, как он вёл себя в отношении подданных, за что получил обидное прозвище, каким был правителем и как закончил жизненный путь. Попробуем найти ответ на вопрос: кто куда ходил летом 860 года? Нас ждёт весьма занимательная история.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Михаил III Пьяница

Наследник коронован императором практически с пелёнок. Отец успел венчать малыша на царство при жизни, а умер, когда сыну исполнилось всего-навсего четыре года. Находившийся без движения захворавший василевс очень сильно переживал, что власть в стране может захватить иноплеменник, которого император очень любил, посему, на смертном одре находясь в сознании, как последнюю просьбу уходящего в мир иной, приказал доставить на ложе голову шурина. По словам Продолжателя Феофана (неизвестный автор византийских хроник), отец Михаила испустил дух, обнимая руками голову родственника. Должность регента при малолетнем царе официально замещала мать, но рядом находились влиятельные опекуны: дядя юного императора Варда и оставленный при должности канцлер империи евнух Феоктист. Кроме обязанностей каниклия (хранитель императорской чернильницы), начальник канцелярии исполнял должность логофета дрома (министр иностранных дел) и по очевидному недоразумению – полководца. Через влияние на императрицу он сумел свалить собственные военные неудачи на брата царицы и добился удаления о́ного опекуна подальше от города.

Затаив обиду, Варда нашёл сочувствие императора через дружбу с его паркимоменом (постельничий) Дамианом и получил разрешение вернуться во дворец. Варде и Феоктисту роль исполняющего обязанности главы государства не нравилась, каждый страсть как хотел стать самостоятельным правителем, и тот, и другой испытывали жгучее желание любым способом избавиться от назойливого коллеги и от законного наследника. Опасаясь быть разоблачёнными, опекуны искали способы достичь желаемого. Ещё в ранней юности для Михаила возникла угроза от Феоктиста, мечтавшего выдать мать или одну из сестёр императора замуж10 за своего ставленника, а маленькому василевсу вырезать глаза, чтобы он никогда не смог самостоятельно управлять вверенным царством. Государственного переворота с изуверским ослеплением венценосного ребёнка не случилось благодаря заступничеству дяди, с Божьей помощью Михаил дожил до возраста юноши. По наущению родственника, наслушавшись от него рассказов о давних замыслах канцлера, молодой император согласился участвовать в заговоре. 20 ноября 855 года Варда с готовыми к услугам подручными зарубил Феоктиста в одной из палат дворца. Михаил III получил возможность править самостоятельно, а Варда – чин магистра и должность доместика схол (командующий корпусом столичных войск). Мама императора, сильно возмущаясь поведением родного брата, через несколько месяцев не по собственной воле покинула дворец. С марта 856 года11 сын начал править, выражаясь канцелярским языком – юридически и фактически, согласно версии Симеона Логофета. Неопознанный автор, именем Никита Пафлагонянин в «Житии патриарха Игнатия» сообщает более интимные подробности склоки в царственной семье. После устранения конкурента Варда стал нашёптывать императору Михаилу: «…зачѣмъ, владыко, ты уступаешь царство своей матери и сёстрамъ? неужели ты всё ещё ребёнокъ? не совершенъ возрастомъ? но вотъ ты уже женатъ и считаешься мужчиною: нужно тебѣ показать и разумъ мужчины: пригласи патрiарха и вели постричь свою мать и сестёръ». (Хр.М. Лопаревъ «Греческiя житiя святыхъ VIII и IX вековъ», часть I «Современныя житiя», тип. Императорской АН, Петроградъ, 1914, стр. 271). Святой отец воспротивился, заявив, что дал клятву при вступлении в должность не творить заговора. По приказу Михаила мать с сёстрами отправили в Карианский монастырь и постригли там, вскоре был удалён с кафедры Игнатий.

В 858 году по просьбе императрицы старший конюх Михаила участвует в заговоре против Варды. Покушение сорвалось на этапе подготовки, неудачникам отрубили головы, а на освободившуюся должность старшим конюшим заступает Василий, о нём пойдёт речь далее, а дядя получает в подчинение дворцовую стражу. Феодора закончила жизнь монахиней, за время регентского правления успела сделать несколько добрых дел: добилась возвращения иконопочитания на Соборе 843 года, за что была причислена к лику святых, к тому же сумела накопить немало денег в казне. Впоследствии её сын благополучно растранжирил накопленное родителями золото.

После удаления с царственного Олимпа тяжеловесных политических фигур управлять государством самостоятельно юному императору всё равно не доверили. Делами империи единолично занялся дядя. Благонравием родственник царя не отличался, сожительствовал с женой собственного сына, за что был отлучён от церкви в январе 858 года. Месть не заставила себя долго ждать: «…в среду светлой недели (следующая после Пасхи) Михаил царь дядю своего Варду поставил Кесарем» (В.М. Истрин «Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе», т.1, Петроград, 1920, стр. 527).

Получив титул, по рангу лишь на ступень ниже императорского звания (видимо, за помощь в удалении сестры из дворца), в отместку за унижение Варда сместил патриарха (со слов Никиты, Игнатия арестовали 23 ноября 858 года), отправив в заключение на тяжкие муки. На патриаршую кафедру был возведён муж светского сословия, наш старый знакомый – Фотий.

В 859 году дядя уговорил Михаила отправиться на войну с арабами. Странности военного предприятия отметил византийский хронист под псевдонимом – Продолжатель Феофана. Выступив в поход, греки дошли до Самосаты (руины древнего города находятся на дне водохранилища имени Ататюрка реки Евфрат на юге Турции) и приступили к осаде. В чём был глубинный смысл военной операции? Прочитав о приключениях императора и дяди в походе, возможно, вы догадаетесь. Предшествовала нападению запутанная комбинация.

К точке отсчёта, во взаимоотношениях с арабами сложилась нейтральная диспозиция. Тремя годами ранее с агарянами более-менее успешно воевал брат Варды, стратилат (командующий) востока Петрона. Он совершил нападение в область Самосаты, греки разорили многие селения, взяли большое количество пленных и вернулись домой, арабы в отместку отвечали набегами на области империи. Информации о том, что Михаил принимал участие в относительно удачном мероприятии, ни у греков, ни у арабов в летописях нет.

По версии отечественных тружеников пера, до похода на агарян император со старшим родственником с успехом «сходили» на болгар. Хан Борис не решился вступить в битву и запросил мира. Молодой самодержец Византии, которому едва стукнуло 19 лет, лично воспринял из купели принявшего христианство болгарского хана и нарёк при совершении таинства своим именем. С предводителем Болгарии крестились немногочисленные приближённые. О дальнейших перипетиях новоиспечённого православного государства пойдёт речь в другой главе.

Совсем по-другому описывают крещение хана Бориса сами участники священнодействия. Кому верить – решать вам. Сестра архонта Болгарии находилась в плену в Константинополе, жила во дворце, была крещена и получила образование. Вернувшись на родину после обмена на пленного греческого монаха, родственница стала внушать брату необходимость принять Православную веру, к тому же в Болгарии случился неурожай и страну постиг голод, Борису настоятельно втолковывали обратиться с просьбой о помощи к христианскому Богу. Греки не пишут о средствах избавления страны от недостатка продуктов, но лишь об отправлении к Борису епископа, что более правдоподобно. По существующим христианским канонам хан сподобился купели от священника и получил духовное имя Михаил. Никаких походов не было, возможно, с религиозной миссией греки могли послать голодающим гуманитарную помощь. Летописи скромно умалчивают о благодеяниях греков, хотя ради обращения новой паствы вполне могли оказать поддержку продовольствием или вспоможение зерном для посадки нового урожая. Исключая спорную историческую подоплёку, в остальном рассказ Продолжателя Феофана выглядит более реалистичным. Михаил никуда не ходил с войском, Борис никуда не ходил креститься и не император лично окунал его в купель, а назначенный епископ, согласно церковному уставу.