скачать книгу бесплатно
…Он уехал с работы поздно. Даже позже, чем обычно, не в десять вечера, а в половине двенадцатого. День промелькнул словно один миг. В десять, как обычно, позвонила жена и спросила:
– Леша, ну ты едешь? Ужин греть?
– Да. Еду. Греть, – ответил он, заранее зная, что через полчаса она позвонит еще раз с этим же вопросом. Своеобразный ритуал. После третьего раза он обычно выбирался из осточертевшего офиса и шел к своей машине.
Добираться до дома ему было с полчаса, не больше. Но Леонидов с некоторых пор оставлял машину на платной стоянке. Осенью из его «Пассата» сперли магнитолу с колонками. Кто-то ловко расправился с сигнализацией и очень аккуратно вскрыл машину. Даже стекло оказалось не разбито. Леонидов спохватился, только увидев пустое отверстие там, где раньше был «Panasonic». И оставлять машину возле дома и дальше не рискнул.
Вот и пришлось теперь после получаса езды в теплой машине идти пешком еще минут двадцать с платной стоянки до дома. Можно было, конечно, подождать автобус, но, вспомнив свое отражение в зеркале в синих атласных трусах, Алексей тяжело вздохнул, и до самого верха застегнул молнию куртки. Ведь была же у него когда-то сила воли!
…Этих людей, сгруппировавшихся между своим подъездом и соседним, Алексей воспринял поначалу лишь как досадное препятствие. Он замерз как собака, пока шел, а эти деятели дорогу перегородили! Ночь на дворе, а возле дома родного целая толпа! Две милицейские машины, «Скорая помощь», его, Леонидова, бывшие «Жигули»… Год отъездил, еще бы не узнать! «Жигули»! Он же их Сереге Барышеву продал этим летом, когда купил свой четырехлетний «Пассат»! Можно сказать, практически подарил. По старой дружбе.
Почти двухметрового Серегу Барышева было труднее не заметить, чем заметить. Дамочка, к которой он нагнулся, пытаясь расслышать ее сбивчивую речь, выглядела словно растерявшаяся школьница. «Мы любили дядю Степу за такую высоту…» – невольно вспомнил Алексей и усмехнулся. Нет, дамочка Барышеву готова сейчас не в любви признаться, а сковородкой его по голове треснуть. Если достанет, конечно. Ведь полпервого ночи! Дамочке, бедняжке, небось спать сейчас охота. Как и ему, Леонидову.
Алексей зевнул и громко крикнул:
– Барышев! Серега!
Тот легким движением руки смахнул с дороги дамочку и кинулся к другу:
– Леха! Привет, коммерческий! Я думал, ты уже спишь! Вот, стою и раздумываю: подняться к тебе или нет? С одной стороны, Александра с Ксюшкой небось давно спать улеглись, а с другой…
– А что с другой? – насторожился Алексей.
– А с другой – вот, – Серега кивнул куда-то в сторону, и Леонидов заметил, наконец, голые женские ноги в луже с водой, а рядом яркий целлофановый пакет в желтых подсолнухах. Лицо и плечи лежащей на асфальте женщины широкой спиной загораживал эксперт. Леонидов сообразил наконец, что у его подъезда работает опергруппа.
– Труп? – спросил он и, не удержавшись, заглянул за спину эксперту. Как всегда, сработало любопытство профессионала. Сколько он в милиции-то отработал! Тем более что Алексей опытным взглядом сразу оценил необычность этого дела.
Женщина лежала на тротуаре и была целиком одета, только ботинки и носки с нее сняты, и голые синие ноги будто нарочно опущены в лужу с водой. Шрамы на ее лице и шее Алексея крайне удивили.
– Никогда еще такого не видел! Ясно, что не бритва, но и не нож, это уж точно. Раны какие-то странные. Такое ощущение, что лезвие было тупым. И почти в миллиметр шириной, а? Он ее не резал. Бил, что ли, с размаху?
– Давил, – поднял голову эксперт. – На последней стадии прижал к земле и этим металлическим предметом давил на шею до тех пор, пока жертва не перестала дышать. А вы, молодой человек, собственно, кто?
– Я здесь живу, – ответил Алексей.
– Свидетель? – тут же обернулся мужик в штатском, в котором Леонидов опытным глазом мгновенно вычислил старшего группы. Барышев тут на подхвате, это уж точно. И вообще, как он здесь оказался? Леонидов отвел друга в сторонку.
– Серега, а ты как здесь?
– Работаю.
– Не понял. Что значит работаешь?
– Леха, ты о чем-нибудь или о ком-нибудь еще помнишь, кроме своей фирмы? Я же тебе перед Новым годом звонил, сказал, что иду на работу в милицию. Опером.
– Да. Было. Теперь вспомнил. Но зачем? Тебе же в охране неплохо платили.
– Квартиру обещали, – хмуро сказал Барышев. – Сколько можно по частным хатам кочевать?
– Квартиру?! И ты поверил? Не смеши.
– Надо кому-то верить. А насчет денег… Так меня жена теперь содержит. – Алексею показалось, что Серега горько усмехнулся. – Ты же сам ее недавно директором филиала назначил. Ее целыми днями дома нет, и меня теперь не будет. Это называется современный брак: любовь по сотовому телефону и дети через Интернет. Чужие, на картинках. Смотри и радуйся.
– Да я как лучше хотел! Хочешь опером работать, работай, но почему именно в этом районе?
– Может, к тебе поближе захотелось быть?
– Так. Ладно. Я все понял, только мне домой пора. Сашка ждет.
– А может, глянешь? – Барышев кивнул на мертвое тело. – Кроме странных ран ничего больше не настораживает?
– Не хочу. Я ничего этого больше для себя не хочу! Ты понял? Если собираете показания со всех жильцов дома, то так и запиши: я только что с работы, можешь позвонить и проверить. Алиби у меня железное, жена из дома вообще так поздно никогда не выходит. У нас двое детей, если ты еще не забыл. Живых, не виртуальных. Так что свидетели мы никакие. Ничего не видели, ничего не знаем. Еще вопросы есть?
– С каких пор вы стали таким, Алексей Алексеевич?
– С тех самых.
– Ты же был лучшим. Да что там лучшим! Ты был человеком. Я-то с тобой без колебаний когда-то на чужую дачу полез! Когда тебе было нужно.
– Черт с тобой, – Леонидов снова приблизился к трупу. – Подвиньтесь, мужики.
– А вам чего, свидетель? – ощерился старший.
– Капитан? Майор?
– Капитан Степанов. Кирилл Семенович.
– Леонидов. Алексей Алексеевич. – И пока озадаченный капитан туго соображал, что перед ним за чин, Леонидов внимательно оглядел место происшествия. – Не похоже, что ее изнасиловали. И на ограбление не похоже. Сумочка на месте, пакет рядом валяется. А ботинки? Неужели он ботинки с собой унес?
– Вон они лежат, – качнул головой эксперт. – Снял и в сторону отбросил.
– Ну, что скажешь, Леха? – напряженно спросил Барышев.
– Ничего не скажу. Тухлое дело. Не изнасилование, не ограбление. А раны такие, что на маньяка тянет. Зачем он ее бил перед тем, как удушить? Или после? И что в пакете? Смотрели?
– Смотрели. Пол-литровый пакет кефира, 0,5 %, один йогурт, пара сдобных булочек и туфли.
– Туфли? Зимой? Покажи.
Барышев аккуратно вытащил из пакета с подсолнухами черную туфлю на невысоком удобном каблучке, показал. Алексей удивленно пожал плечами, покосившись на голую ногу убитой:
– Да. Туфля-то размера тридцать девятого. А у этой ножка маленькая. Как у Золушки. И не в подарок маме купила, туфля-то старая, стоптанная. Набойки совсем отесались. Чепуха какая-то. Хочешь, Серега, чаю?
– Чаю?! Тут еще работать и работать!
– А мне завтра работать. У нас с тобой, Барышев, графики теперь разные.
– Жаль. Ну что ж, давай. Извините, гражданин, что задержали. – Серега козырнул, издевательски приложив руку к своей черной кожаной кепке.
– Клоун. – Леонидов решительно направился к своему подъезду и вдруг, обернувшись, спросил: – А долго она кричала?
– Не знаю, долго или недолго, но громко, факт. Видишь, сколько народу из дома выбежало? Но, сам понимаешь, пока решали, бежать – не бежать, пока оделись, пока спустились… Словом, скрыться он успел. И никто конкретно описать убийцу не может.
– Странно. Очень все это странно.
И, отвернувшись от оперативников, чтобы окончательно уйти, Алексей услышал, как капитан Степанов спросил Серегу Барышева:
– А кто это был? Что за сноб?
– Да так. Приятель.
Приятель!!!
…Злость на Барышева клокотала в Алексее долго, он даже уснуть сразу не смог. Нет, вы слышали? Приятель! Что он для Сереги не сделал? Небось, когда устраивался на работу именно в это отделение милиции, всерьез рассчитывал на помощь друга. Его, Леонидовским, умом сделать карьеру. Нет уж, дудки. Был когда-то оперуполномоченный Алексей Леонидов, да весь вышел. У него теперь фирма. А пионерский задор, он в определенном возрасте хорош. В пионерском. Жаль, что Барышев этого еще не понял.
Утром за завтраком жена спросила:
– Ты чего такой хмурый? И почему вчера так задержался? До глубокой ночи?
– Да так. – И Алексей не удержался: – Барышева встретил.
– Сережу? Где?
– Возле дома. Представляешь, он теперь опером работает!
– Я знаю, – спокойно сказала жена.
– Знаешь? А почему мы с тобой это не обсуждали?
– Потому что мы последнее время вообще с тобой ничего не обсуждаем. Давно хотела тебя спросить…
– Ну-ну, договаривай.
– Ты торопишься. Как всегда. Потом как-нибудь… Так что Барышев?
– Вчера возле нашего дома женщину убили.
– Да ты что?! – охнула Саша. – А я еще подумала: кто же это так кричит? Ужас какой! Убили женщину! Просто кошмар!
– Ты в окно выглядывала?
– Я? Да, выглядывала, когда услышала крик. Но спускаться не стала. У меня же Ксюшка на руках!
– Ты его видела?
– Темно, высоко. Но что-то видела.
– Барышев вчера по квартирам ходил. Свидетелей опрашивал.
– А почему к нам не зашел?
Алексей промолчал, и, оставив недопитым кофе, поднялся из-за стола.
– Почему к нам не зашел? – настойчиво переспросила жена.
– Потому. Все, я пошел. Пока. До вечера.
– Леша!
– Ну что еще?
– Я тебя не узнаю.
– Все меня последнее время не узнают! – Ксюша выползла на папин крик из своей комнаты и громко заревела. Жена кинулась к ней, а Леонидов повторил уже злым шепотом: – Все меня последнее время не узнают! То я толстый стал, то уже не человек! А я просто работаю! Понятно вам всем? Работаю!!!
И, схватив с вешалки куртку, он пулей выскочил за дверь.
… все цветы мне надоели
Лилия испокон веков означала чистоту и непорочность. Непорочность помыслов и дел. Может быть, попробовать с лилией? Раз она с таким отвращением отвергала и розу, и маргаритку. А что плохого может быть в розе? Во все времена и у всех народов роза означала только одно: любовь. Ветка розы на языке цветов это вечное «да». А если она ярко-красная, сияющая, полностью распустившаяся? Символ искреннего расположения, что тут не понять?
Да, да, да. Какое наслаждение слушать это «да»!
И с каким сожалением пришлось отвергнуть розу! И вот она – лилия. Белая лилия. Цветок по нынешним временам безумно дорогой. Вырастить его непросто и достойный букет с ним составить непросто. Что там записано в конспектах?
Один из основных элементов составления букета – это цвет. Желтый цвет контрастирует с голубым и усиливает его, а зеленый глушит. Желтый и красный выступают ярче на черном фоне. Высота букета должна в полтора раза превышать высоту вазы. Но это все конспекты. Всего-навсего записи лекций. Можно выучить их наизусть, можно перечитывать каждый день. Можно линейкой измерять углы и расстояния и строго следовать рекомендациям специалистов. Кто начисто лишен вкуса, тот заплатит и не поймет. Но тот, кому все эти углы, наклоны, сочетания цветов и прочее даны от природы, только рассмеется, и будет обидно. Очень обидно.
Потому что чувствовать гармонию – это дар божий. И, глядя на все это многоцветье, безошибочно и без всяких конспектов выбрать лишь идеально дополняющие друг друга растения – тоже дар. И никакая линейка здесь не поможет. Потому что красота – это прежде всего душа. Песнь души. И каждый поет ее по-своему. Одни стихами, другие нотами, третьи цветами. У красоты много языков, и все они международные. Одни поют, другие слушают. Кто кем родился, творцом или зрителем.
Я всю жизнь стремился быть певцом красоты. Так почему же меня не понимали? Что во мне не так?
Значит, просто не дано. Нельзя же все время красть чужое. Все эти лилии, розы, маргаритки… Они живые, и с ними так тяжело! Может, попробовать с чем-нибудь мертвым? Душа-то просит. Она все время ищет свою песню.
Нет, надо заканчивать с этим делом. Если уж так все пошло, то надо заканчивать…
2
Совесть у Алексея проснулась где-то к обеду. Еле прожевывая в кафе плохо прожаренный бифштекс, коммерческий директор грустно подумал: «А все-таки я свинья». Серега оставался единственным другом, который еще хоть как-то поддерживал с Леонидовым связь. Звонил, заезжал и просто помнил о дне рождения Алексея и о его маленьких семейных праздниках. Остальные приятели исчезли буквально за последний год, потому что было не до них. Работа, болезни маленькой дочки, бесконечные домашние дела. И с той дачей тогда, действительно, нехорошо получилось. Вместе ведь лезли. Так хотелось этого писателя на чистую воду вывести! Сочинитель, мать его! И ведь вывел же. С помощью Сереги. А теперь свинничает.
И, проглотив наконец последний кусок бифштекса, Алексей достал из кармана сотовый, чтобы сообщить Анечке Барышевой, что собирается заехать после обеда к ней в филиал. Посмотреть, как идут дела, ну и заодно поболтать.
– А как там Серега? – первым делом спросил он, добравшись до филиала.
– Работает, – улыбнулась Анечка.
– Да я знаю, что работает. Вчера только встретились с ним. У трупа.
– Где?!
