Слабинушка

Что и говорить, ребята наглели по нарастающей. Стоило кому-то навязаться в провожатые, тут же лезли целоваться-обниматься, распускать руки. Но и отвечала Валя соответственно, её рука тяжеловата. Видно, напрочь отбивала желание продолжать знакомство… как иначе понимать, если второго раза, вернее, уже на другой день продолжения – не было. Может из-за того, что строго вела себя? Но она не хотела выглядеть в глазах ребят доступной девкой. Не хотела, чтобы их ворота были измазаны дёгтем. Да и она посмотрела в глаза матери – та живо оттаскает её за косу… нравы-то в деревнях не такие вольные, как в городе.

А Лёня… он не давал волю рукам. Он вёл себя совершенно иначе, не как деревенские ребята. У них было всё не так. Развивалось не по обычному сценарию, когда парень и девушка женихаются. В компаниях, где они то и дело сталкивались, он лишь глазами приветливо улыбался ей. Девушке казалось, всё, что тот в данный момент говорит – предназначалось только ей. Это было похоже на наваждение. Валя не пыталась переубеждать себя, специально выяснять причины не хотела, а Лёня тем временем становился всё ближе и ближе. Вот и провожать стал до дому, но рук не распускал. Держал себя вполне прилично, никак не проявляя намерений. И только когда Валя случайно споткнулась и упала, подвернув ногу, он пришёл навестить её. Любопытная сестрёнка при его появлении быстренько юркнула за ситцевую занавесочку и подглядывала, как те мнутся от смущения.

Мать, с его приходом ушедшая на работу мыть полы в деревенском клубе, спросила:

– Что он приходил-то?..

Сестренка лукаво хихикнула, а Валя недоумённо пожала плечами:

– А я – знаю?..

– Они почти час в молчанку играли!.. – лукаво поблёскивая глазами, пояснила матери сестренка. – Слово скажут и молчат…

– И о чем же вы молчали?.. – мать хмуро посмотрела на старшую из сестер: – Делать, что ли, вам нечего…

– Да клинья он к ней подбивает, видно уже не вооруженным взглядом… – снова вставила сестренка.

– Молчала бы, уж коли не знаешь! – Валя зло сверкнула глазами на сестрёнку.

Мать сменила гнев на милость:

– И давно он так клинья-то подбивает?

Валя снова пожала плечами:

– Да никаких клиньев не подбивает. Просто парень он – ничего, толковый… с ребятами всё время вместе… всего пару раз до дому проводил.

– Небось, руки-то распускал?.. – снова недоброжелательно пробурчала мать.

– Не-е, у него этого даже в уме нет. Он не похож на наших… – поспешила ответить Валя.

– …«Не похож на наших»… – передразнила её мать. – Все они такие, пока… – тут она запнулась. – Ты смотри, он приезжий. Чужак. Мы его не знаем, будь поосторожней с ним… Он сегодня тут, а завтра там… и поминай, как звали. А тебе тут жить.

– Ой ну мама, всё тебе лиходеи-насильники мерещатся, да не там, где надо. Таких не только в деревне, но и по округе сколь угодно! Коль головы на плечах нет, то и со знакомыми можно так опростоволоситься, что мало не покажется!..

Мать подозрительно глянула на дочь, которая зябко куталась в старенький полушалок, сидя на своей кровати:

– Что-то ты, краля, недоговариваешь…

Валя невинно хлопая ресницами, отпарировала:

– А что я недоговариваю? Надо мне это? Я вся перед тобой – как на ладони…

Для матери чистота девическая была больной темой. Провожая на улицу своих девчонок, она всегда приговаривала:

– Смотрите, чтоб мне за вас потом стыдно не было!.. Коли себя не сбережете, опосля куда угодно идите, но домой лучше не возвращайтесь! Прокляну! Двери даже не открою, сгинете для меня в небытии!.. – а что может быть страшнее для человека, чем праведный гнев родной матери, воспитанной в патриархальных устоях? По крайней мере, Валя не хотела быть преданной анафеме. Для неё это страшное дело. Ей хотелось прожить жизнь с чистой совестью и душой. Да и куда ей – ни специальности, ни профессии. Учиться не пришлось, за плечами лишь восьмилетка. Нет у нее тяги к этой учебе. Что голову ломать, в деревне и этого хватит. Да и не гоже женщине быть умнее мужа. Это ещё бабка говаривала, отцова мать, жившая ранее с ними под одной крышей. Вот и не стремилась она в ученье, как другие. Читать-писать умеет, и ладно. Главным для женщины должен быть семейный очаг и воспитание детей. Чтобы все одеты, обуты и накормлены были…

– …Эй, кума Патрикеевна… – вывел её муж из задумчивости. – Ты куда уходишь всё время?

Валя отозвалась:

– Здесь я, никуда не уходила…

– Да-а?! То-то, наверное, минут пятнадцать ты с отсутствующим видом тут стояла. Сама тут, а мысли где-то далеко витают!..

– Вечно ты что-то придумываешь!.. – встрепенулась Валя и, подхватив старое ведро с мусором, заторопилась в конец огорода к выгребной куче.

Валя поймала себя на мысли, что Лёня-то и прав. Всё чаще и чаще она находится в такой прострации. Раньше не замечала за собой такой мечтательности. Наверняка это беременность на неё действует подобным образом. Иных причин не было. И потом, с замужеством её жизненный уклад сильно изменился. Замужняя степенная Валя мало походила на расторопную и беззаботную хохотушку-девочку. Правда, внутри неё всё ещё жив тот задорный бесёнок, норовивший при любом удобном случае шаловливо высунуть и показать красный язычок. Она еле удерживалась от подобных соблазнов. А женщине, готовящейся стать матерью, не к лицу детские проказы.

– Валюш, слышь. Я что забыл-то сказать… – Валя обернулась. – Утром видел Томку. Они со Славкой вечерком хотели заглянуть. – Лёня сплюнул сквозь зубы и придавил носком калоши окурок.

– А что случилось-то?.. – кинула тревожный взгляд на мужа Валя.

Он пожал плечами.

– Ничего… наверное, просто посидеть, покалякать. Она тоже в положении…

– А-а, понятно. Хочет устроить нечто подобное посиделкам… заседание по обмену опытом… – и она заливисто засмеялась.

Тамара, про которую говорил муж, жила через два дома напротив. Не то, чтобы они с ней дружны, но эта девушка первая, с кем Валя нашла общий язык по приезду сюда. Сейчас, когда уже прошло три года, как они тут поселились, ей то время и не хочется вспоминать. Тяжело Валя привыкала к новому местожительству. Она никогда и не думала, что придется уезжать из родной деревни. Но так получилось, что жить им было негде, когда они надумали сойтись с Лёней. Расписавшись в сельсовете, они ещё долго жили по разным углам. Валя – у матери, где и так повернуться-то было не где, а он – на квартире. Его хозяйка наотрез отказалась пускать её под свою крышу в отместку за то, что девушка отказалась выходить замуж за её племянника.

Помаявшись подобным образом пару месяцев, Лёня сказал как отрезал:

– Хватит жить порознь, поедем к моей матери!

И, собравшись, уехали к нему на родину, где Валя ещё долго чисто психологически чувствовала себя не в своей тарелке. Свекровь встретила её хорошо, проблем никаких не возникало. Только никак не могла обвыкнуться с новыми обстоятельствами и в чужой местности. Работать устроилась на ферму, дояркой. А больше-то и некуда. Там её встретили вначале враждебно, и если бы не Тамара, окончившая к этому времени институт и занявшая место зоотехника, до сих пор ощущала бы себя птицей, прилетевшей из дальних краев. Это сейчас её тут все знают и уважают, а тогда… Тогда было всё иначе. Женщины встречали и провожали косыми взглядами. Конечно, пришлая… постоянно шушукались за спиной и отпускали сальные шуточки, вроде бы невесть кому адресованные, но Валя их молчаливо принимала в свой адрес. Что и говорить, эти три года тянулись для неё ужасно медленно и тягуче. Если бы не муж, давно бы она махнула на родину, под крылышко матери… туда, где всё знакомо до мелочей и тебя все знают как облупленную.

Леня, окончив сев семян, подхватив грабли и лопату, похромал к дощатому сарайчику, где хранился весь хозяйственный инвентарь – косы, поливочная лейка, ведра, пилы (ручная и моторная) и разный – нужный и ненужный в хозяйстве – хлам… Из дома вышла его мать.

– Вы сегодня обедать не собираетесь? Четвертый час уже…

– Сейчас, мама. Мы кончили. Валюша-а-а… – крикнул он жену.

– Иду, иду… – послышалось откуда-то из-за дома. И следом показалась сама.

Все трое вошли в дом и стали готовится к обеду. Вымыв руки, Лёня сел на свое место за стол. Сколько он себя помнил, справа побоку от него раньше располагался отец. Он всю жизнь скитался по шабашкам, пока окончательно не осел у одинокой вдовушки пять лет назад. Рядом с ним (когда тот находился дома), всегда сидела мать. А слева от него в былые времена располагался старший брат, живущий сейчас со всем своим семейством в соседней деревне. Теперь его место занимала Валя. Кушали они всегда в просторной котельной, выполняющей одновременно роль кухни. Дом обогревался паровым отоплением. Никакой скотины в хозяйстве, кроме кур-несушек, не держали. Мать днями пропадала в школе, учительствовала в младших классах.

– Ты пошел бы в школу, поговорил с директором… – мать искоса взглянула на сына. – Петрович хочет уйти на пенсию окончательно, только доработает учебный год. – Лёня непонимающе взглянул на мать и та пояснила: – А то Нина Петровна будет искать на его место замену. Чем в соседнюю-то деревню по три километра туда и обратно пешком шастать, лучше в школу устроиться…

Он пожал плечами:

– Меня устраивает должность, на которой я работаю. Нога вроде не беспокоит, а там видно будет…

В разговор вмешалась Валя:

– Ты бы лучше послушал маму, она дело говорит. Не век же ходить за семь верст, киселя хлебать… а тут, всё же дома будешь. Обедать домой придешь. Сходи к директору, поговори. Ну что тебе стоит? Когда ещё такая возможность привидится, коль найдут нового человека… – она умоляюще посмотрела на мужа.

Ему ничего не оставалось делать как шутливо поднять руки вверх – дескать, сдаюсь:

– Уговорили! Пойду и поговорю!..

– Когда?.. – чуть ли не хором произнесли женщины.

– Ну, может, на следующей неделе, – неопределенно начал он. – Выходной вот будет в Доме Культуры, я и загляну…

Мать возмутилась:

– А чего выходного ждать? Чего ждать, вот сегодня… – она посмотрела на висящие на стене ходики. – Нет, сегодня уже поздно. Завтра. Завтра пойдешь на работу – зайди. Что откладывать в долгий ящик…

– Ну, женщины!.. Ну нетерпеливый народ!.. Загорелось у них… – с усмешкой на губах проворчал Лёня.

– Правда, чего тянуть-то?.. – снова поддержала свекровь Валя. – Пока претендентов на его место нет – давай! А то потом получится так, что останешься при своих интересах.

– Так меня эта должность не манит… – хмыкнул он. – Скорей всего, это вы останетесь при своих… мне не плохо и на месте художника-оформителя. Меня всё устраивает, а вы всё что-то придумываете…

– Это я-то придумываю?.. – обиделась мать. – Ему добра желаешь, а он… тебе ж трудно ходить, не мне…

– Ладно, схожу я в эту вашу чертову школу!.. Далась вам она… – он раздраженно встал со стула. – Спасибо. Я пойду, покурю. …И не надо меня так опекать! Я пока ещё себя вполне прилично чувствую!.. Слава богу – совсем не беспомощен!

Женщины молча переглянулись и, тяжело вздохнув, стали убирать со стола.

Лёня в раздражении затянулся сигаретой. Черт бы побрал этих женщин с их чрезмерной заботой. Думал, женившись, вырвался из-под материнской опеки, а вот и нет! То была одна мать, теперь ещё и жена! Вот угораздило, что называется – из огня и в пламя! Когда уезжал из дома лет семь назад, надеялся, что всё в его жизни устроится лучшим образом. Поступил учиться, но закончить институт не удалось. Преподавателю марксизма-ленинизма не понравилась его вольная трактовка материала. Вышвырнутому из ВУЗа Лёне ничего не оставалось делать, как отправиться из того города восвояси. Так он оказался вначале художником-оформителем на одном из предприятий (в общем, работа по профилю – он учился на преподавателя черчения), а затем и на атомной станции. Оттуда его уволили по состоянию здоровья. От перегрузок стало подводить поврежденное колено. Так-то оно его и не особо беспокоило, но врачи постоянно предупреждали о возможности ухудшения дел. Он раньше думал, что всё пройдет. Но нет, травма колена оказалось серьёзнее. Организм то и дело стал давать сбои. Что-то там нарушилось – Лёня не особо-то вникал в медицинские термины – и грозило очень серьезными последствиями в дальнейшем. Вообще-то, что в них разбираться, если он не врач. Это их дело заниматься болячками и лечить больных. А он жил как мог, по своему разумению и понятию. Стремился к чему-то и старался ничем не отличаться от других. Точнее, быть как все. Жаль, что диплома не удалось получить – отчислили под конец третьего курса за вольнодумство. Но он тогда только высказал свои рассуждения, не думая о последствиях. Другие его товарищи оказались гораздо умнее и не лезли на рожон. Помалкивали в тряпочку. А он по дури – закусил удила и… вперед, галопом по Европам! Не дурень ли? Недаром говорят: язык мой, враг мой. Надо думать, о чем говоришь – хоть и Сталинская эпоха прошла, но Хрущевская оттепель отзвенела. Наш Генсек не любит, когда народ выказывает инакомыслие. Диссидентство вошло в моду, но это отнюдь не дает дополнительные привилегии. Скорее неприятности так и будут липнуть к тебе. Лёня вообще не мог сдерживать себя, вспыхивал как порох. А слово не воробей, коль вылетит, то всё – пиши, пропало. Сколько корил себя за это. Надо вначале обдумать, что сказать, а уж потом… а потом и будет потом. Что теперь мусолить прошлое. Ладно, мать права. Завтра он заглянет в школу. Может, что и выгорит с работой. Но как-то всё будет? Всё-таки вести изостудию и уроки труда – тоже уметь надо. К детям особый подход нужен. Если не сможешь заинтересовать и удержать их внимание – то делать тебе в школе нечего. Что толку об этом беспокоиться – будет день и будет пища!

Лёня загасил сигарету и, вспомнив, что его жена на сносях, улыбнулся. Неужели он через несколько месяцев станет отцом? Это кардинально изменит его статус. Теперь никто не скажет пренебрежительно и развязно – Лёнька с обязательной приставкой Хромой… в его жизни всё идет, как и других. Он женат, у них скоро будет ребенок – маленький такой «спиногрыз». Который будет носить его фамилию, продолжая их род. Род Вербиных.

– Всё куришь?.. – на крылец вышла жена. – Слушай, в конюшне балка свалилась, чуть мне по голове не дала…

Лёня испуганно посмотрел на нее:

– Когда?

– Да утром…

– И ты мне только сейчас сказала?! – возмутился он.

– Хуже было б, если бы это была не я… – понизила голос Валя. – А опасность миновала… ты, когда будешь уделывать – проверь и все остальные.

– Естественно, – вырвалось у него недовольно, вроде как хотел сказать, мол, ты ещё мне будешь указывать, что делать. – Я сейчас же и пойду, до сумерков поработаю… – и Лёня, взяв из сарайчика ящик со столярным инструментом, направился на конюшню ремонтировать.

После того, как отец бросил семью, всё тут постепенно приходило в упадок. Хозяйству требовались мужские руки. У брата была своя семья, он вошел в дом к жене и не мог постоянно бывать здесь. Хотя тот, как Лёня с Валей приехал к матери, все хозяйственные хлопоты свалил на него. Резонно заявив, что раз под материнской крышей живешь, бери на себя все заботы. Вот и приходилось хозяйничать, порой крутиться как белка в колесе. Потому что – с одной стороны чинишь, а где-то с другой рушится и валится. Хозяйство скидок ни на что не давало. А раз ты единственный мужчина в семье, то и вся мужская работа – твоя! Оглядев валяющуюся балку, Лёня принялся проверять и другие. Те вроде сидели крепко, но его нога угодила в прогнившую половицу и застряла там. Негромко чертыхнувшись, он кое-как все же вытащил её и стал раскладывать инструмент. Пожалуй, работы тут хватит и на завтрашний день.

***

Слава, хлопнув дверцей директорского газика, рванул на себя ту, где, корчась от предродовых схваток, сидела его жена. На Тамаре не было лица. Закусив нижнюю губу зубами, она стала выползать из машины. Подхватив жену под локоть, муж повел её к дверям приёмного покоя.

– Ой, мамочка! Я больше не могу-у-у!.. – истошно заорала Тамара и ноги у нее подогнулись.

Тут из дверей выбежала медсестра и подхватив молодую женщину с другой стороны, зачастила:

– Милая, еще два шажочка осталось! Совсем чуть-чуть!..

– Да рожаю я уже! Он у меня вываливается!.. – выкрикнула Тамара. Муж беспомощно глядел на жену. Казалось, что через мгновение он и сам родит вместе с ней…

Улегшись на кушетке, Тамара пронзительно завопила:

– Ой, мамочка родная!..

В кабинете показалась врач.

– Разве ж можно доводить себя до такой степени!.. – недовольно пробурчала она. – Как только начались родовые схватки, надо было сразу сюда…

– Так, пока меня разыскали, пока я отпрашивался и доехал до дому… – начал оправдываться Слава. – Пока…

– А вам тут делать нечего, папаша!.. – резко оборвала его врач и стала выталкивать за дверь. – Идите, не мешайтесь тут!..

– Ой, мамочка родная!.. А-а-а!.. – понеслось ему вслед.

Слава растеряно остановился за дверью и оглядев пустой холл, направился к противоположной стене. Там висели правила пребывания рожениц, что можно и нельзя передавать в передачах. Уставившись невидящим взглядом, лихорадочно пытался сообразить, что ему теперь делать. Поехать домой или ждать тут. Но его всё равно туда не пустят.

Дверь кабинета открылась, и оттуда вышла пожилая нянечка с вещами:

– Это вы сейчас жену привезли?.. – тот кивнул головой. – Вот, возьмите!..

– Как она там?.. – с тревогой и надеждой он показал глазами на дверь.

На лице нянечки появилась улыбка:

– Да ничего, повезли её в родовую. …Это – первенец? – Слава отрицательно помахал головой. – То-то я гляжу, ты в годах. А что же растерялся-то? Дело житейское – жена рожает! Что ж так переживаешь-то?

– Жена рожает первого… – уточнил Слава. – Это у меня второй брак… первая-то при родах умерла…

Нянечка понимающе кивнула головой и полюбопытствовала:

– А, ребятеночек как?

– Что ему сделается?.. – грустно пробурчал он. – Живёт…

– С вами?..

– А с кем же ещё?! Конечно, с нами. Страшновато мне, за жену…

– А что ж бояться-то?.. – ободряюще улыбнулась нянечка и похлопав мужчину по плечу, продолжила: – Врачи не дадут плохому случиться… да и она у тебя женщина телосложением крепкая, молодая, выдюжит…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.