Манок на рябчика

скачать книгу бесплатно


Витя крайне удивленно повернул голову на голос. Он вспомнил, не сразу, но вспомнил. Это ж надо было так отрубиться. – Спалось, – ответил он – Представляешь, из башки вылетело, что я тут не один.

– Представляю… Может, водички?

– Да, может и водички.

Витя все-таки заставил себя сесть, пока гостья ходила за водой. Он жадно выпил полный стакан, с шумом выдохнул, медленно поднялся с кровати и направился к туалету.

Витя смачно таял, как сдувающаяся камера, и автоматически приходил в себя. Войдя из туалета в ванную, он слегка остолбенел: все сияло и страшно радовало глаз. Он аккуратно помыл руки, вышел в коридор, оттуда в гостиную – всюду была нереальная чистота. И как же эта чистота называется? Неловко, надо вспоминать… Мария… Маша!.. Нет, что-то морское… Марина! Точно, Марина.

– Нет, слов… Марина…

Витя выдержал небольшую паузу – имя не уточнилось. Значит, правильно вспомнил. Есть еще похрен в похреновницах!

– Шикарно! Спасибо тебе… Большое человеческое спасибо! Чего ты там давеча говорила?.. Недельку? Живи себе спокойно сколько хочешь и не придумывай. Правда, тут не всегда тихо, набеги бывают, кочевники всякие, блядуины. Но к тебе они и близко не подойдут. Давай я за это тебе что-нибудь приготовлю. Уж это я умею!

– А всё уже готово, Виктор Станиславович.

– Не понял – и поесть можно?! И вкусно?

– Ну, это уж как покажется…

Показалось как подобает. Витя уплетал настоящие вареники с картошкой, обсыпанные золотисто-обжаренным лучком, походя в профиль на дикого, дорвавшегося до еды барбоса. Когда глаза осоловели и уплотнение желудка достигло нездорового максимума, он откинулся на спинку стула и легонько похлопал себя ладонью по груди.

– Вот теперь я понимаю людей, которые не нахваливают повара. Кому по настоящему вкусно – тот молча жрет и боится чего-нибудь упустить. Уважила! Честное слово! А руки-то у тебя зо-ло-тые! Вареники, пистолет… Или пистолет не ты смастерила?

– Я. Что-то меня приперло пистолеты варганить. Шесть стволов друзьям раздарила, и все разные, точные копии, между прочим…

Витя недоверчиво посмотрел на ее руки, которые отметил еще на пляже.

– Вот этими вот ручками?

– Вот этими вот самыми. А за орудием производства надо ухаживать.

Витя встал и поклонился в пояс.

– Одно только смущает меня во всей истории. Что если твои родители тебя, такую золотую, хватятся и загребут восвояси? И не будет больше вареников и чистой квартирки. А деньги ты не рисуешь?

– Какой же вы, Виктор Станиславович, циник.

– Да я, вообще, малоприятный тип. А так с виду не скажешь, да?

– Почему… Типичный такой с виду малоприятный тип… Как ты меня сюда впустил-то?

– Да я и сам не понимаю. Считай, что с большого бодуна. А назад дороги нет! Москва позади…

* * *

Дело шло уже к полудню, но вчерашний слишком мощный и неожиданный электролиз мозга опустошил и расслабил. Пустому и слабому всё равно, куда катится день, – к полудню или наоборот. Отрывать голову от подушки не хочется, руки-ноги сгибать в локтях и коленях… Не то чтобы нет сил – как раз есть. Вопрос – зачем те силы нужны, коли так всё запущено. И еще гадкий желудок взывает к завтраку, который безнадежно пропущен. На калории намекает, мало ему. Да… Не голодовку же объявлять! Пусть первый вечер комом, но остальные должны быть простыми и здоровыми, если уж и следовать намекам родных и близких… Это у Горького «человек выше сытости» – так то на дне, я на плаву пока. Рука потянулась, обняла мобильный, выключенный накануне. Тут же квакнула эсэмэска. От Аньки… «Папа, что происходит? Здесь тебя все ищут!»

Кто еще?! Монахов, возмущенный, тут же оказался на ногах. Кто?! Черт возьми, здесь, на отдыхе?! Только этого не хватало! Был порыв позвонить, возмутиться, но разумнее незаметно подойти к пляжу и оценить ситуацию на месте, а, оценив найти уголок, где искать его никому в голову не придет. Правда, в таком уголке и перекусить вряд ли удастся, но до обеда можно и дотерпеть в крайнем случае.

Монахов вполне конспиративно окучивал взглядом пляж. Деток он заметил под теневыми решетками. Они сидели в шезлонгах, лицом к морю, и мило беседовали, причем в центре сидел Андрей, а по бокам девушки. Парню явно фортило в этом сезоне. Но более никаких знакомых лиц Монахов не узрел. Он тихо подошел, можно сказать подкрался, к детям, и, стоя за Анькиным шезлонгом, тихо спросил у дочери: «Ну и как понимать твои послания?» Аня вздрогнула от легкого испуга, но тут же сориентировалась и сказала, но не отцу, а Лорке:

– Ну что, проспорила, Лорштейн?

– Ладно, с меня причитается…

– Ты мне-то ответь, – еще раз спросил Монахов.

– Это, пап, мы тут поспорили, как тебя вытащить на пляж. Я говорю, что пошлю эсэмэску, которую ты прочитаешь и сразу же проснешься от возмущения. Сработало же!

– Сработало, радуйся… Я, между прочим, проснуться-то проснулся, а вот на пляж бы взял да не пошел бы…

– Ну а куда б ты делся, пап? Что тут еще делать? Сам сказал – тупо будешь лежать на пляже…

– Да… Действительно… Ну и на кой я вам тут нужен? Лежу себе и лежу – никого не трогаю.

Он присмотрел рядом свободный топчанчик, положил на него полотенце, присел и спросил, есть ли в пляжном баре кофе.

– Есть, – ответила Лора, – хотите, мы принесем…

– Хочу… И мороженое хочу… Вы пока несите, а мы с Андреем сплаваем. Пойдешь, пловец?

– Пойдемте, – охотно отозвался Андрей.

Разумеется, Аня не просто так выманила отца на пляж. Она от своей идеи не отступилась. Между разговорами с друзьями она активно присматривалась к загорающим женщинам, выделяя одиноких. Одинокими для нее были те, кто загорали без мужчины. Истинную степень их одинокости Анькин «опытнейший» взгляд вряд ли бы определил, но тем не менее она выделила из довольно приличного количества дам всего трех, которые ей внешне приглянулись. Очень хотелось увидеть их реакцию на папу, ну а если повезет, то и папину на них.

Виктор с Андреем, довольные, взбодренные хорошим заплывом, подходили к логову. На топчане стоял поднос с кофе и мороженым.

– Вот это сервис… Спасибо, девчонки, – тепло поблагодарил их растроганный отец, присаживаясь на топчан.

– Как сплавалось, папа??

– Шикарно, просто сказочно. Бодр, где-то даже весел. Кстати, Андрюха-то и вправду силен. Меня легко обошел. Всё, брат, заметано, уже окончательно. Будешь сниматься.

Монахов удовлетворенно вкусил ложечку мороженого.

Аня хоть и спросила, но ответ слушала вполуха; пристальное внимание было сосредоточено совсем на другом. Она вычислила, кто из трех выбранных «жертв» наиболее часто присматривается к их компании. Лежбище было так удачно расположено, что если смотрели в их сторону, то смотреть больше было не на кого: ни за ними, ни рядом с ними никого не было. Ну а на кого в такой компании приличная дама будет смотреть? Только на папу. Когда папа уходил к морю, взгляд был обращен опять же на него.

Часа через полтора решили отправиться на обед. После обеда вернулись, конечно, не сразу, но опять в насиженное местечко. Ни одной из трех дам на пляже уже не было. Аня повертела головой, но тщетно. «Ну и ладно… Невелики птицы», – отметила она про себя разочарованно. Андрей принес игру «Пентаго», которую знала, кроме него, только Лора. Но игрушка увлекла и Аню, и Монахова. Поскольку играть можно было только вдвоем, стали играть на победителя, периодически окунаясь в море. Монахову, как новичку, везло: он выиграл три раза подряд и попросил Аню сходить в бар за водичкой. Аня послушно туда направилась, но вдруг в этом самом баре она увидела предмет своих наблюдений и даже немножко обрадовалась возможности разглядеть поближе. Девушка встала из-за столика и направилась к пляжу, к тому самому месту, где и была. Она, видимо, только что пришла. На ней был такой элегантный морской костюмчик, в руках большая красивая пляжная сумка, не дешевая, как показалось Ане.

Аня поставила перед отцом большой стакан воды со льдом и сообщила, что сейчас ее очередь.

– Давай, рискни, – бросила Лорка, – мы купаться пойдем.

Лора с Андреем удалились. Аня всё крутила в руках шарик, не решаясь поставить его в ячейку.

– Пап, – прошептала она заговорщически и чуть задумалась. Хотя шептать было и ни к чему, девушка не могла слышать их разговор.

– Что? – спросил Монахов.

– Пап… Не поворачивай явно голову. Выбери момент как бы… Сзади тебя мадам в белом купальнике. В фуражке морской. Ты ее знаешь?..

Аня положила шарик в лунку. Монахов потянул воды из трубочки, изловчился, посмотрел.

– Не знаю… – ответил он равнодушно. – А я должен всех мадам знать, по-твоему?

– Нет… Но она на тебя так смотрит, прямо всю спину просверлила, как будто знакомая.

– Была бы знакомая, подошла бы… Ты это, вообще, к чему? – Отец подозрительно взглянул на дочь.

– Не-не, ни к чему… Так, просто…

Анька чуть было себя не выдала. Она активно стала закладывать шарики, и так бездумно, что тут же проиграла.

– Партия, – объявил Монахов, – ладно, пойду окунусь: перегрелся.

Он направился к морю, но украдкой всё же кинул взгляд еще разок на девушку в морской фуражке. Девушка минуту спустя достала из сумки телефон: видимо, позвонили. Поговорив недолго, она сняла фуражку и быстрым шагом пошла к морю. Анька, конечно же, наблюдала за ней. Вопреки ожиданиям девушка окунулась, отплыла метров на тридцать от берега, затем вернулась, постояла под пресным душем, оперативненько собралась и удалилась с пляжа. Но удочка отцу была уже коварно закинута. Анька потерла руки. «Посмотрим, посмотрим, что будет через неделю…» – промурлыкала она себе под нос.

Детки укатили очень рано. Монахов просил его не будить. Не будили. Он позавтракал, сходил искупаться, но на пляже решил не валяться. Гуляли густые облачка, солнце почти не высовывалось. Виктор решил, что это очень кстати: можно пешочком прошвырнуться в Гурзуф, пошляться по городу, купить на рынке фруктов – благо было нежарко, солнце не палило, заодно и лишний жирок растрясти. Он так и сделал. Дошел до городка, пошлялся, вспомнил молодость. Хотя изменилось очень многое, но облик Гурзуфа и его колорит всё же сохранились. Он заглянул на выставку какого-то местного художника, купил Аньке очень миленький авторский магнитик (она собирала именно авторские), пообедал шикарным шашлычком из молодой баранины, купил фруктов, и, довольный, приехал назад на такси. Удалось даже немного поспать в номере. На ужин он решил не ходить в послесонном состоянии. Принял холодный душ. В голове прояснилось. Солнце выглянуло, пока он спал, и хотя падало уже к линии горизонта, но нагреть пространство под собой успело.

Монахов намыл персиков и крупных сладких зеленых слив, вскипятил чайник, вынес всё это на лоджию, уселся в мягкое кресло, схряпал половину персика, запил чаем и, пытаясь разобраться, скучно ему одному или не очень, закурил сигаретку, глядя на краснеющее светило в ультрамариновом небе, вслушиваясь в забалконные звуки. Хорошо бы шум моря, накаты волн на волнорезы. Но был полный штиль. Жарко… Но чертовски приятно…

– Судя по запаху дыма появились курящие соседи?

Женский голос из-за балконной перегородки обращался явно к нему, дымил он безо всякого стеснения, совершенно не думая о соседях, да и соседи были только с одной стороны.

«Андрей уехал… Ах да, мама, которая отдыхает-работает… и, наверное, не курит. Пардон, пардон. Свет в окне в глаза не бросается. Ну и что? Глупости малозначащие занимают тебя, Витя. Что значит отдых! В конце концов, ты на своей территории, а ветер в ту сторону не дует, его вообще нет». Монахов повернул голову к голосу медленно, без суеты, никого не увидел, виниться не стал и услышал продолжение.

– Тут дело такое… Сигареты кончились, как назло. Спускаться в лом, честное слово… И курю не так часто, а тут вдруг пробрало…

Другое же дело совсем, понятное дело. Он взял в руку пачку, хотел было подняться, но почти перед носом, как раз на длину вытянутой руки, появилась пустая картонная коробочка из-под конфет.

– Положите, пожалуйста, сюда, а то я в разобранном виде – приличному человеку не покажешься.

– Я не очень-то приличный…

– Тогда тем более…

Монахов положил в коробочку пару сигарет, сочтя такой ход со стороны «разобранной» дамы вполне остроумным, и спросил:

– А вы, стало быть, мама Андрея?

Мог бы и не спрашивать: это и так понятно – вот оно, бездумное прозябание. Мама Андрея ответила не сразу:

– Она самая… Сынулю вся округа уже знает.

– Он у вас на редкость коммуникабельный.

– Да уж… Я вот его отпустила сдуру неизвестно куда, а этот коммуникабельный еще и телефон дома забыл. Или специально оставил, чтобы мамочка не докучала лишним вниманием. Вы меня извините, пожалуйста. Спасибо за сигареты. Я просто устала, с ног валюсь.

Монахов хотел предложить соседке держать связь с сыном через Аню и уже было открыл рот, но передумал, не открыл: к чему лишние напряги усталому человеку. Потом, при случае, если таковой представится, конечно. Монахов мысленно разговор закончил и даже поднялся с кресла, но услышал еще вопрос, вернее целых два сразу:

– Не знаете случайно, где этот Тархан-кут? Там не опасно?

– Не беспокойтесь, не опасно.

– Успокоили… А то отправила Андрюху с киношниками туда. Вы случайно не киношник?

– Ну, так… с боку припека… Но того, с кем ваш сын уехал, волею судеб знаю: человек ответственный, всё будет в порядке, не волнуйтесь…

– Да я особенно не волнуюсь, но хочется лишний раз услышать, что там не опасно… Засуетилась с этой работой… У меня проект в Никите. Сюда три дня не удавалось вырваться, с сыном пообщаться. Вы меня извините, пожалуйста. Спасибо за сигареты еще раз. Спокойной ночи вам…