Запретная страсть

Вадим осторожно отпустил меня на пол и некоторое время придерживал, пока ноги не перестали дрожать.

– Сейчас мне надо бежать, но вечером буду тебя ждать у универа, – мазнул по щеке поцелуем и исчез.

***

Больше я его не видела.

Глава 10

Телефон надрывно трезвонит, а у меня не хватает сил открыть глаза.

– Да ответь ты уже. Сколько можно, – недовольно ворчит Лерка и нахлобучивает на голову подушку.

Сонно нащупываю телефон, принимаю вызов и подношу к уху.

– Алло, – после сна голос больше всего напоминает воронье карканье.

– Ты все еще спишь? – мамин возмущенный голос ввинчивается в голову. – Почему еще не в дороге? Ты должна была выехать вчера! Я тебе весь вечер не могла дозвониться! Чем ты занималась? Хорошо, что Виктор в отъезде и не видит, как ты пренебрежительно ко мне относишься, но не сегодня-завтра он должен вернуться, и ты обязана быть здесь, чтобы присутствовать на свадьбе!

О, Боже! Обязана-обязана. Ну сколько можно?! Своей свадьбой она прожужжала мне все уши и даже не интересуется, как я сдала экзамены. Может, меня вообще отчислили? Какое там? Все мысли мамочки сосредоточены на очередном замужестве? Котором уже? Я лично сбилась со счета. А она?

– Ма-ам, – еще не до конца проснувшись, протягиваю я. – Я вообще-то вчера последний экзамен сдала, и мы отмечали окончание сессии.

– Поздравляю, доченька, – выпаливает мама, только в голосе никакой радости я не слышу. – А сейчас поскорее вставай и приезжай.

И почему меня это не удивляет?

Если не потороплюсь, то мама забьет всю сеть своими звонками.

Делать нечего, и под недовольное бурчание Лерки я начинаю собираться.

– Неужели нельзя попозже, – выбираясь из кровати, ворчит она и помогает собираться, одновременно допытываясь, как вчера все прошло.

Раздраженно скидывая вещи в чемодан, я отделываюсь ничего не значащими фразами. Домой не хочется совершенно. Год не была, да и сейчас не поехала бы, если бы не мамино требование.

– А ты куда? – повернулась к подруге.

– Гошка приглашал с ним в Испанию, – беспечно пожимает она плечами.

Лерка из тех девушек, у которых всегда запасе есть парочка кавалеров и десяток предложений.

– Круто, – одобряю я.

Но только направление. Закидоны Гошки не захотела бы терпеть даже за Австралию или Мальдивы.

– А тебе кто мешает? – Лерка задорно подмигивает. – Крутила бы своего вчерашнего папика. Мне кажется, он бы не поскупился и на Тай или Корею.

Я кривлюсь. При воспоминании об унизительном конверте внутри снова все дрожит. Поднимается злость. Хочется сделать что-нибудь глупое – например, ударить кулаком в стену, если надменное холеное лицо недоступно. Вот только Лерка не поймет, а если начну объяснять, еще и на смех поднимет. Объяснит, какая я дура, что не приняла «подарок». И ведь сама виновата.

Глава 11

Вчера, под действием выпитого не осознавала, и все казалось веселым и правильным. Ну проспорила. С кем не бывает. Ну выполнила обещание и, как посоветовала Лерка, попыталась забыть Вадима, хоть и заранее знала, что не поможет. Но только сейчас на трезвую, но гудящую голову поняла, за кого он мог принять девчонку, которую с полщелчка снял в баре. Ничего удивительного. В следующий раз буду думать головой, а не печенью.

А сейчас… Сейчас надо поскорее обо всем забыть. Незнакомца из гостиницы я больше никогда не увижу. Какое мне вообще дело до его мнения обо мне? Не детей же мне с ним крестить, в самом—то деле!

– …ну и езжай в свой Задрищинск. Стоило ради этого выбираться в столицу? – недовольное бурчание Лерки прерывает мои размышления.

Она никак не оставляет попытки обратить меня в свою веру, но от этого философия: «Продай себя подороже», ближе мне не становится.

Новый телефонный звонок застает меня, когда пытаюсь втащить чемодан в скоростной поезд.

– Лялечка! – снова напористый голос мамы, я вздрагиваю и роняю на ногу чемодан. Терпеть не могу, когда меня так называют. – Ты едешь?

– Да, мама! – раздраженно отвечаю. – Если сейчас не убьюсь чемоданом, то через пять часов приеду.

– Девочка моя, – всхлипывает она. – Хочу поскорее тебя увидеть. Тебя ждет небольшой сюрприз.

Эти слова едва не заставляют меня спрыгнуть на ходу, но двери уже заблокированы, а поезд набирает скорость, приближая меня к неизбежному.

После тревожной ночи равномерное покачивание действует усыпляюще.

Еще какое—то время вспоминаю Лерку. Раскрасневшаяся, она ввалилась в нашу комнату в обнимку с Гошкой почти сразу следом за мной. Я только—только стянула брюки и, услышав грохот, поспешно обернулась, безуспешно пытаясь скрыть зад под короткой блузой.

– От это мне повезло! – пьяно скалится Гошка. – Девочки, я совсем не против. Меня на всех хватит.

Он неловко тянет ко мне руки, но получает по глупой башке первым попавшимся учебником.

– Не могла предупредить? – рявкаю на Лерку. Злость на попытку всучить мне конверт еще гуляет в крови и ищет выхода.

– Я думала ты еще развлекаешься… – медленно и томно хлопая наращенными ресницами, тянет Лерка. – Что так быстро? Не смог? – она хихикает, а Гошка в это время мусолит ее шею.

– Ладно, сейчас уйду, – обреченно взмахиваю рукой и снова тянусь к штанам. Разговаривать с подругой сейчас бесполезно. Надеюсь, что соседки еще не спят, не развлекаются и смогут меня приютить.

– Н-нет, – с пьяной настырностью заявляет Лерка и пытается вытолкать Гошку, но он не намерен отступать. Тянет ее за собой в коридор.

Слышу глухой удар двух тел о стену. Заскакиваю в ванную, поспешно принимаю душ, переодеваюсь и ныряю под одеяло.

Пытаюсь заснуть под приглушенное чмоканье, всхлипы и шуршание одежды – ребята не считают нужным вести себя тише. Кажется, процесс их не на шутку увлекает. В результате, когда взъерошенная Лерка снова влетает в комнату, я уже убедительно делаю вид, что сплю.

Так я постепенно скатываюсь в дрему, но, может, пробужденные этими воспоминаниями или тяжелыми мыслями о прошлой ночи, сны меня посещают совсем не успокаивающие.

Глава 12

Недавнее и двухмесячной давности прошлое сталкивается, накладывается друг на друга, перемешивается.

Ощущаю прикосновение сразу двух пар рук, двойное прикосновение губ опаляет кожу, в животе прокатывается жаркая волна.

Пока одни губы впиваются в мой рот, жадно, напористо, глубоко. Так, что практически не могу дышать. Вторые – щекотной дорожкой спускаются по животу. Ниже, еще ниже. Горячая волна достигает груди. Мне жарко. Просто невыносимо. Хочется сбежать, но тело отяжелело. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой, чтобы хоть как-то помешать наглому исследованию.

Вздрагиваю, когда ощущаю жаркое прикосновение между ног. Кто-то из двоих меня целует, я не вижу, но уверена, что это вчерашний незнакомец из бара. Да, незнакомец, я совершенно уверена, что он назвал не свое имя, так что по-прежнему не знаю, как его зовут.

Ноги дергаются в неосознанном порыве сомкнуться и прекратить пронзающие удовольствием поцелуи или раскрыться, податься им навстречу, чтобы полнее испытать недавно познанную ласку.

Второй – уверена, это горе-лектор, который забыл обо мне в реальной жизни, но пришел в горячечной полудреме – оставляет в покое мой рот, спускается к почему-то голой груди.

Обводит горячий круг вокруг соска. Он сразу же напрягается, затвердевает, как и второй, зажатый между средним и указательным пальцами. Грудь тяжелеет, становится очень чувствительной и отзывается пронзительными разрядами на любое прикосновение.

Выгибаюсь, чтобы полнее ощутить влажный жар вобравшего грудь рта, острое удовольствие от играющего с соском языка, а второй в это время бесчинствует между моих безвольно разведенных ног.

Кружит вокруг клитора, гладит едва ощутимыми прикосновениями, потом неожиданно надавливает. Быстрее, ярче, острее.

Под веками вспыхивают разноцветные искры, в ушах шумит, сердце, кажется, вот—вот вырвется из груди.

Язык соскальзывает ниже, проникает внутрь. Я ощущаю его гладкость, гибкость, мягкий напор, которому хочется подчиняться, податься вперед, чтобы продлить томное удовольствие.

В груди клокочет вскрик. Он уже готов сорваться с губ, когда в рот проникают пальцы. Я втягиваю их жадно, скольжу языком, очерчивая длинные фаланги, и распаляю себя еще сильнее.

Мне жарко. Безумно жарко. Хочется всего и сразу. Поцелуев, проникновений, прикосновений губ ко всему телу.

Горит уже не только в груди. Пылают щеки, уши. В животе, совсем рядом с тем местом, где хозяйничает бесцеремонный язык, словно скручивается тугая пружина. До боли, до слез.

Хочется стиснуть зубы, но пальцы двигаются, дразнят, и я с жадностью их принимаю.

Язык выскальзывает из меня. Хочется стонать от разочарования, но он возвращается к клитору и снова начинает кружить. Дразнит короткими прикосновениями, распаляет длинными горячими росчерками, еще туже закручивает пружину настойчивым давлением, пока ослепительная вспышка не прошивает с ног до головы.

Меня перетряхивает.

Вздрагиваю и распахиваю глаза.

Соседи подозрительно косятся, а я чувствую, как пылают щеки.

Вот это поспала, так поспала. Надеюсь, что хоть не стонала и не устроила попутчикам эротического аудиоспектакля.

Встряхиваю головой, чтобы прикрыть волосами пылающие щеки. Смотрю в окно.

Вокзал. Перрон.

Глава 13

В толпе встречающих мимо окна мелькнули пепельно-белые волосы и алый жакет – маму можно узнать везде.

Как всегда, только поезд останавливается, все сломя голову бегут к выходу, не считая нужным дождаться, когда проводница откроет дверь, но на меня все же подозрительно косятся. Что я такого делала во время своего развратного сна? И ведь не спросишь. Одно хорошо – больше ни с кем из них встречаться не придется.

Тюки и баулы едва не падают на голову, сумки и чемоданы ставят прямо на ноги. Ну не люди, а стадо бизонов какое-то.

Выжидаю, когда, снося все на своем пути, соседи освободят купе, и только после этого вытаскиваю свой чемодан.

Не успеваю распрямиться, в купе появляется шкафоподобный амбал, примерно два на два метра.

Еще этого не хватает. Поездные маньяки. Только их после моего сна и не хватало.

– Вы кто? – отшатываюсь к окну.

Ни слова ни говоря, шкафоподобное существо приближается и пытается отобрать у меня чемодан.

Еще чего!

У меня там платье, купленное специально для свадьбы. Кучу денег стоит. И на него всего равно не налезет.

– Выметайся, или позову на помощь, – взвизгиваю и мертвой хваткой вцепляюсь в ручку чемодана, но упертый шкаф не отпускает и тянет на себя.

– Игорек! Ты уже здесь?! – из-под локтя бугая высовывается блондинистая голова мамы. – Лялечка, что ты вцепилась в этот несчастный чемодан? Отдай его Игорьку и пойдем скорее. Мне не терпится посмотреть на твое лицо.

Значит, действия шкафа санкционированы. Что же, хорошо, не придется самой тащить багаж по узкому коридору.

Отпускаю ручку, и немногословный Игорек молча выходит из купе. Может, он немой?

Не успеваю сделать и шага, мама виснет у меня на шее.

– Лялечка, как же я по тебе соскучилась.

Верится с трудом.

Ни на минуту не выпуская мой локоть, мама неумолимо тащит меня на улицу. На перроне терпеливо дожидается Игорек и предупредительно подает руку, когда мы едва не вываливаемся из вагона.

– Ты будешь в восторге, когда познакомишься с Виктором и увидишь его дом.

Голос мамы едва прорывается сквозь вокзальный гомон.

– Виктором? – не понимаю я. – А разве не Игорек? – киваю на необъятную спину.

– Ты что?! – хмыкает мама. – Конечно, нет. Викто-о-ор, – мечтательно тянет она. – Это Виктор.

Глава 14

Очень информативно.

Игорек выполняет роль волнореза и массивной фигурой расчищает нам дорогу сквозь броуновское движение толпы.

Мы покидаем вокзальную площадь, я поворачиваю к автобусной остановке, но Игорек и мама идут к парковке. К одному и выстроившихся там сверкающих автомобилей.

– Карета подана, принцесса, – тожественно заявляет мама, а Игорек, засунув чемодан в багажник, распахивает заднюю дверь.

– Это чья? – недоуменно смотрю на маму.

– Виктора, – довольно поясняет она. – Твоя мама еще способна заинтересовать достойного мужчину. Подожди, ты еще его дом не видела.

– А мы разве не домой едем? – беспокойно оглядываюсь на удаляющуюся парковку.

Как-то совсем не хочется после дороги оказаться в чужом доме, где буду чувствовать себя в гостях и не смогу расслабиться.

– Домой, – не унывает мама. – Только в новый дом.

– Я бы от старого не отказалась, – недовольно бурчу.

– Ты просто еще не видал его, – заразительно смеется мама, вот только мне почему—то совсем невесело.

– А как же примета, что жених не должен до свадьбы видеть невесту?

– Какие уже приметы в нашем возрасте? Жаль, что Виктор из командировки сразу поехал на работу. Познакомитесь только вечером.

Слабое утешение, но хоть что-то.

Знакомиться с очередным маминым избранником не имела ни малейшего желания. Хотя, возможно, у этого есть все шансы задержаться на подольше. Особенно, если будет оставаться на работе допоздна, а Игорька отпускать в мамино распоряжение.

– А скоро приедет сын Виктора. Познакомишься.

Давно это у мамы начался нервный тик? Или она мне так подмигивает?

– Я буду очень рада, если вы понравитесь друг другу.

Все-таки подмигивает.

Я только фыркаю. Мама уже захомутала отца, а теперь ждет, что я соблазню его сына.

– Всяко лучше твоих голодранцев—приятелей, – морщит напудренный нос мама.

Она совсем не знает свою дочь.

Я давлю вздох раздражения.

Центр остается позади, и за окнами автомобиля мелькают типовые высотки спальных районов. Но вскоре заканчиваются и они.

Мы проезжаем через перелесок и оказываемся у шлагбаума охраняемого поселка.

Неплохо устроился будущий отчим. Как это маме удалось его подцепить?

Глава 15

По гладкой, словно только что настеленной дороге мы пролетали мимо аккуратных коттеджей с ухоженными лужайками, зонами барбекю.

Сначала они относительно небольшие, но чем сильнее мы отдаляемся от въезда, тем участки становятся обширнее, а дома богаче. Некоторые даже неприлично богаче. Наверное, будь воля хозяев, вызолотили бы невысокий заборчик и входную дверь, но вынуждены ограничиться помпезными фонарями и затейливыми беседками, стилизованными под японскую архитектуру.

– Нравится? Нравится? – дергает меня за рукав мама и нетерпеливо ерзает, как школьница, которая ждет, что ее похвалят за пятерку, я же начинаю откровенно скучать, глядя на этот парад тщеславия.

– А сейчас, приготовься.

Вздрагиваю, потому что мама неожиданно закрывает ладонями глаза.

Поворот, едем. Притормаживаем. Тихое жужжание, двигаемся дальше, но будто бы по дуге.

– Та-дам! – мама отнимает ладони от моего лица и восторженно смотрит, ожидая реакции.

Я же могу только выдохнуть.

– Это что за царские палаты? – спрашиваю, только чтобы сделать маме приятное. На самом деле пафос и помпезность вызывают оторопь.

Бронза, позолота, мрамор и хрусталь – «все смешалось в доме Облонских».

Запах дорогой кожи и дерева. На светлом паркете яркие палевые квадраты лохматых ковров.

– Роскошно, правда?

Мама обводит огромную комнату восхищенным взглядом. Она всю жизнь стремилась к красивой жизни. Видимо, вот это для нее и есть «красиво».

Дольче вита, мать ее.

Посмотреть бы на этого Виктора. Небось, урод какой-нибудь кривой и колченогий. Или старик немощный, которому нужна сиделка.

Не то чтобы я считаю, будто моя мама не может привлечь достойного мужчину. Но вот эта ее погоня за богатством вызывает смех и жалость. Мужчина не может этого не чувствовать, тем более, умный мужчина. Из таких охотниц за состоянием он мог бы выбрать кого-нибудь намного моложе и сексапильнее.

– Как в музее, – с интересом рассматриваю свисающую с потолка тяжелую люстру. Интересно, она уже падала на кого-то? А если упадет, убьет или сотрясением отделаешься?

– Когда мы познакомились, дом совсем пустой был, – с гордостью говорит мама.– Витя его только построил. Это все моих рук дело.

Едва не икаю от потрясения. Неожиданно.

– Мне бы в душ, – мямлю, чтобы не сболтнуть чего обидного.

– Ох, конечно! – всплескивает руками мама. – Ты же с дороги. Игорек, помоги Лялечке поднять чемодан. Дочка, тебе нашатырь дать? – подмигивает мне.

Видимо, стоит приготовиться к страшному. Кто знает, куда завела мамулю необузданная фантазия.

Молчаливый Игорек поднял чемодан и потопал по широченной полукруглой лестнице. Перила и балясины, кажется, красного дерева, сверкали, будто покрытые лаком. Приглядевшись, я заметила, что они вроде как залиты чем—то напоминающим жидкое стекло. Какие еще меня ждут ужасы?

– Лялечка! – окликает в спину мама, а я вздрагиваю. Когда уже перестанет так меня называть? – Когда освежишься, спускайся. Буду тебя кормить. Небось, соскучилась по домашнему?

Вспоминаю мамины кулинарные поделки и морщусь. Пожалуй, стоило запастить активированным углем.

Розово-кремовый коридор навевает ощущение, что нахожусь внутри сладкой ваты. Венецианская штукатурка с серебристыми проблесками назойливо подсовывает воспоминания о «Золушке». Подсвеченные порталы с вазами богемского стекла, затейливыми, неизвестно что изображающими скульптурами или горными панорамами – узнаю мамину руку, ее гиперженственность и страстное желание оказаться той самой Золушкой из сказки. Кажется, ее мечта наконец-то сбылась.

Как хорошей дочери, мне следует за нее порадоваться, но я не могу сдержать недовольную гримасу. Всего этого я наелась пока жила дома. С тех пор вокруг меня нет ничего кремово-розового или близких к этому цветов.

Игорек распахивает дверь в предположительно мою комнату, и у меня начинают ныть сразу же все зубы.

Глава 16

Наверное, мама мечтала, чтобы в детстве у меня была такая комната. Жаль, не считает нужным со мной советоваться. Что же, сведу к минимуму проведенное с родительницей время и постараюсь свалить отсюда как можно скорее. Долго мне в таком интерьерчике не выдержать.

Обвожу взглядом истинно девичью спальню и тяжело вздыхаю. От смешения белого и ярко-розового рябит в глазах, и к горлу подступает тошнота. Обои с огромными цветами вызывают клаустрофобию, кровать под белоснежным балдахином – нервный смех, а ядовито-розовое покрывало и такой же ковер – стойкое желание сбежать.

– Добро пожаловать, – бубунит Игорек. Боже! Он разговаривает! И сразу исчезает, оставляя меня в бело-розовом безумии.

Стараясь не смотреть на все это, я запираю дверь и ныряю в ванную. Там все то же самое, только к белому и розовому еще добавился приторно-сиреневый. Кажется, мама настроена лишить меня всех цветов.

Быстро принимаю душ, старательно игнорируя ядовито-розовую мочалку в виде цветка. Завернутая в толстое полотенце выхожу в комнату и безуспешно пытаюсь не обращать внимания на яркую пестроту.

Даже в якобы своей комнате чувствую себя скованно. Все чужое, не свое. С большим удовольствием я сейчас оказалась бы в нашей с мамой квартире. Может и меньше по площади, но зато там знаком каждый угол, а здесь даже воздух кажется чужим. Казенным, стерильным, без привычных жилых запахов.

Точно! Подбегаю к чемодану и вытаскиваю духи.

Два пшика в воздух, и вот уже хоть немного пахнет мной.

Наверное, из вредности к бело-розовому бесчинству, вытаскиваю из чемодана широкие облегченные джинсы серого цвета – свободные и не нуждаются в утюжке – и оверсайз футболку с горловиной лодочкой и рукавами «летучая мышь».

Глубокий, чернильно-фиолетовый цвет прекрасно оттеняет мою темную, собранную в хвост гриву, придает глазам немого хищное кошачье выражение и мистический блеск. Что говорить, люблю я этот цвет.

Сунув ноги в кожаные шлепки, вприпрыжку спускаюсь в гостиную.

Мамуля уже нетерпеливо топчется у основания лестницы и поглядывает вверх. Конечно, ей до потери сознания хочется похвастаться новым домом, а мне – забиться в самый дальний угол.

– Пойдем, – хватает меня за руку и тащит к внушительному аквариуму, оказавшемуся всего лишь разделителем зоны гостиной и столовой.

В неоновой подсветке неспешно шевелят плавниками экзотические рыбки странной расцветки. Я даже не знала, что такая бывает – причудливые, красно—оранжевые разводы на синем фоне. Полосатые, с похожими на иголки плавниками. По дну ползают какие—то лупоглазые страшилки.

Я задерживаюсь, рассматривая их.

– Нравятся? – улыбается мама. – Я сама все оформляла.

Кто бы сомневался. Удивительно, как еще небольшую акулку туда не поселила.

– А теперь садись, – мама обводит рукой внушительный обеденный стол из какого—то очень белого дерева.

Ощущение, будто нахожусь в новом, свежекупленном холодильнике, или же, как те рыбы в аквариуме, только водорослей и гротов нет. Зато есть большой полукруглый эркер, застекленный от пола и до потолка.

Что сказать, в общаге я скучала по простору и свету, зато теперь мечтаю забиться в какой-нибудь темный уголок. Кажется, стараниями мамы у меня стремительно развивается агрофобия.

Глава 17

Кошусь на нее, но родительница производит впечатление человека полностью довольного жизнью.

– Верочка, – окликает она. – Несите скорее обед, Лялечка с дороги.

– Верочка? – удивленно смотрю на маму.

– Да, наша повариха, – довольно поясняет она. – Готовит!.. Язык проглотишь! Я так счастлива, что удалось найти ее!

Неплохая новость. Теперь хотя бы уверена, что не свалюсь с пищевым отравлением, и будущему отчиму не грозит внезапная смерть.

В этот миг я чувствую к нему нечто вроде уважения – необходимо обладать известным мужеством, чтобы связать свою жизнь с такой безуминкой, как моя мама.

Но, что греха таить, некая часть ее безуминки передалась и мне. Я борюсь ней, хочу стать уравновешенной, усовершенствованной версией себя, но пока получается не очень.

– Приятного аппетита, – женщина, внушающих уважение размеров, но с приятной доброй улыбкой ставит передо мной тарелку с порезанным помидором. Дольки выложены таким образом, что напоминают знаменитый отель в Сиднее, а между ними виднеются белые кусочки сыра и фиолетовые листья базилика, а по тарелке растекается зеленоватого цвета оливковое масло и смешивается с соком помидора.

– Это капрезе, – как всегда, не удерживается мама. – Я специально попросила приготовить его для тебя. Поперчи, будет еще вкуснее, – придвигает мне мельницу

Мама сейчас как никогда походит на ребенка, спешащего похвастаться новыми игрушками.

Снаружи слышится какое—то урчание, и хлопает дверь.

– Виктор! – вскакивает мама. – Не терпится вас познакомить. – Верочка, неси еще тарелки. Поужинаем вместе. Как давно я этого ждала. Жаль, что Вадим еще не приехал. Была бы настоящая семья.

Откладываю вилку и с любопытством пялюсь на проход между стеной и аквариумом.

Сначала в столовую вплывает голос:

– М-м-м-м, как вкусно пахнет. А мне дадут того же самого? Интересно, чему же обязан таким божественным ароматам?

Я хмурюсь. Голос кажется странно знакомым, но в упор не помню, где могла его слышать. Тем более, что больше года не была дома.

Вскоре, снимая на ходу пиджак и закатывая рукава сорочки, появляется обладатель голоса, а мои руки начинают дрожать.

Глава 18

«Беги, Полина, беги!», – пульсом стучит в голове. Порыв залезть под стол почти непреодолим – все, что угодно, только бы мамин будущий муж меня не увидел. Потому что… Потому что именно с ним я ушла из клуба, когда отмечали окончание сессии. Но я словно приклеиваюсь к сиденью и остаюсь в прежнем положении, только спина каменеет и лицо застывает в, скорее всего, неестественной гримасе.

– Конечно, садись скорее, только руки вымой. Смотри, кто к нам приехал! Доченька моя. Лялечка! Ты с ней еще не знаком, – сквозь гул в ушах доносится голос мамы. Она притягивает меня за плечи и целует в висок, я же усиленно моргаю и стараюсь сквозь пелену тумана увидеть ее жениха и… моего бывшего любовника.

Как отреагирует?! Выдаст меня?!

Только бы ничего не говорил, не дал маме понять, что мы виделись, а тем более, при каких обстоятельствах.

Он на миг замирает, а я покрываюсь холодным потом, в то же время щеки пылают предательским румянцем.

«Молчи. Только молчи», – мысленно молю его. Стискиваю на коленях ледяные пальцы.

Виктор переводит взгляд с меня на маму. Я едва не жмурюсь от страха и одновременно не проваливаюсь сквозь пол от стыда.

Еще ни разу не попадала в такую ужасную ситуацию. Постараюсь сделать вид, что ничего не происходит.

– З-здравствуйте, – все-таки запинаюсь и берусь за вилку. Хоть руки и подрагивают, но я утыкаюсь в тарелку с салатом. Хорошо, хоть зубы не стучат.