скачать книгу бесплатно
– Нет. Пещера питается чем-то другим. Не добром и не злом. Ты берешь что хочешь, но потом все… все какое-то плоское. В радуге меньше красоты, в проповеди меньше смысла, в поцелуе – радости… – Калум посмотрел на устье пещеры, и мне показалось, что в его глазах мелькнул страх. – Меньше.
– Для многих притягательность золота перевешивает красоту радуги, – сказал я.
– Например для меня в юности. Или для тебя.
– Стало быть, заходим на рассвете.
– Ты заходишь. Я подожду здесь. Не бойся, пещеру не охраняют чудовища. И там нет волшебства – золото не исчезнет, если не знаешь заклинания или стишка.
Мы разбили лагерь. Точнее, прислонились в темноте к холодной каменной стене. Заснуть так было невозможно.
Я сказал:
– Ты забрал отсюда золото, как это сделаю завтра я. Ты купил на него дом, невесту, доброе имя.
Из темноты донесся его голос:
– Ну да. И когда я все это получил, оно ничего для меня не значило, вернее, значило даже меньше, чем ничего. Если благодаря твоему золоту вернется Король-за-Водой, вновь станет нами править и сделает эту землю землей радости, процветания и света, это ничего не будет для тебя значить. Как сказка про кого-то еще, не про тебя.
– Я жизнь посвятил тому, чтобы вернуть короля.
– И ты отнесешь ему золото. Твой король захочет еще, королям всегда его не хватает. Так уж повелось. Каждый раз это будет значить для тебя все меньше. Радуга не доставит радости. А убить для тебя станет проще простого.
В темноте наступило молчание. Не было слышно птиц – только ветер, который завывал и вздыхал в горах, как мать, потерявшая младенца.
Я сказал:
– Мы оба убивали мужчин. Ты когда-нибудь убивал женщину, Калум Макиннес?
– Нет. Я не убивал ни женщин, ни девиц.
Я провел рукой по своему кинжалу: вот дерево рукоятки, вот сталь лезвия. Он в моих руках. Я не собирался ничего говорить, только ударить, когда выйдем из гор, один раз глубоко вонзить кинжал, но слова сыпались из меня против воли.
– Говорят, была все-таки девушка, – сказал я. – И куст боярышника.
Молчание. Свист ветра.
– Кто тебе сказал? – спросил Калум. – Хотя – неважно. Я не стал бы убивать женщин. Ни один человек чести не убьет женщину…
Я знал, если скажу хоть слово, он замолчит. Я ничего не сказал. Просто ждал.
Калум Макиннес начал говорить. Он выбирал слова с осторожностью, будто вспоминал сказку, услышанную в детстве и почти забытую.
– Мне говорили, в долинах коровы тучны и гладки, и что мужчина заслужит честь и славу, если сойдет в долины и вернется с добрым рыжим скотом. Я пошел на юг, но ни одна корова не показалась мне достаточно хороша, пока на склоне холма я не заметил самых гладких, рыжих, тучных коров, какие только видел человек. И я повел их прочь, туда, откуда пришел.
Та девушка погналась за мной с палкой. Скот принадлежит ее отцу, сказала она, а я разбойник и негодяй. Она была красива, хоть и зла; не будь у меня молодой жены, я обошелся бы с ней добрее. Вместо того я достал нож, провел по ее горлу и велел заткнуться. Она послушалась.
Я не хотел ее убивать – я не убиваю женщин, правда, – поэтому и привязал ее за волосы к кусту боярышника, вытащил у нее из-за пояса нож, чтобы она не сразу освободилась, и вонзил лезвие глубоко в дерн. Я привязал ее к кусту длинными прядями, ушел с ее скотом и больше о ней не вспоминал.
Через год я вернулся в те края. В тот день я не искал коров, но пошел по той стороне берега – это было безлюдное место, и если не искать нарочно, можно было не заметить. Видно, никто ее не искал.
– Я слышал, что искали, – возразил я. – Хотя одни думали, что ее похитили, а другие – что она убежала с жестянщиком в город. Но ее искали.
– Ага. Я видел лишь то, что видел. Быть может, я совершил дурной поступок.
– Быть может?
– Я взял золото из пещеры. И теперь не знаю, что добро, а что зло. Я послал весть с мальчишкой из таверны, передал, где можно ее найти.
Я закрыл глаза, но мир не стал темнее.
– Это зло, – сказал я.
В своих мыслях я видел ее скелет, лишенный одежды, лишенный плоти, столь обнаженный и белый, каким никто никогда не бывает, висящий, будто марионетка, на кусте боярышника, привязанный к верхней ветке за золотисто-рыжие волосы.
– На рассвете, – произнес Калум Макиннес, словно мы только что говорили о провизии или погоде, – ты оставишь свой кинжал, потому что таков обычай, и вынесешь столько золота, сколько сможешь. И возьмешь с собой на большую землю. В этих краях ни единая душа, зная, что у тебя и откуда, не станет тебя обирать. Пошлешь золото Королю-за-Водой, и тот заплатит своим людям, накормит их и вооружит оружие. Однажды он вернется. Вот тогда и скажешь мне, что есть зло, маленький человек.
* * *
Когда солнце встало, я вошел в пещеру. Там было сыро. Я услышал, как по стене стекает вода, и почуял ветер на лице, что было странно, потому что внутри горы ветра нет.
Я представлял себе пещеру полной золота. Целые поленницы золотых брусков, мешки золотых монет. Золотые цепи и золотые кольца, золотые блюда, что громоздятся, как фарфор в доме богача.
Я воображал богатства. Но ничего такого не увидел. Только тени. Только скалы.
Зато тут было нечто другое. Оно ждало.
У меня есть тайны, но одна спрятана под всеми остальными, и даже мои дети ее не знают, хотя жена, видимо, подозревает о ней. Моя мать была смертной, дочкой мельника. Мой отец пришел к ней с Запада, и на Запад вернулся, натешившись. Я не строю иллюзий по поводу его отцовства: наверняка он не вспоминает о ней да и вряд ли знает о моем существовании. Но он оставил мне тело, небольшое, быстрое и сильное. Возможно, я пошел в него и в других смыслах – трудно сказать. Я уродлив, а мой отец был красив; во всяком случае, так говорила мне мать, хотя он мог отвести ей глаза.
Интересно, что я увидел бы в этой пещере, если бы моим отцом был какой-нибудь трактирщик из низин?
Ты бы увидел золото, произнес шепот, который и не был шепотом, откуда-то из сердцевины горы. Это был одинокий голос, рассеянный и скучающий.
– Я бы увидел золото, – повторил я вслух. – Оно было бы истинным или мороком?
В шепоте послышалась усмешка.
Ты мыслишь как смертный, для которых все либо одно, либо другое. Они увидят золото, коснутся золота. Они унесут золото с собой, постоянно ощущая его тяжесть, они выменяют у других смертных на него, что захотят. Какая разница, есть оно или нет, если они его видят, касаются, крадут, если они за него убивают? Им нужно золото, и я даю им золото.
– И что берешь взамен?
Мало, ибо нужды мои невелики, а я стара, слишком стара, чтобы последовать за сестрами на Запад. Я пробую на вкус их удовольствие и радость. Я кормлюсь тем, что им не нужно и что они не ценят. Лизну сердце, кусну совесть, отщипну от души. А взамен кусочек меня выходит из пещеры вместе с ними, смотрит на мир их глазами, видит то, что они видят, пока их жизни не кончаются и я не забираю свое.
–Ты покажешься мне?
Я видел в темноте лучше, чем любой человек, рожденный от мужчины и женщины. В тенях что-то мелькнуло, а потом они сгустились и сместились, и мне открылось нечто бесформенное на той грани, где восприятие встречается с воображением. Я встревожился и сказал то, что положено говорить в таких случаях:
– Прими вид, который не повредит мне и не оскорбит мое зрение.
Ты этого хочешь?
Далекое капанье воды.
– Да, – сказал я.
Оно вышло из теней и уставилось на меня пустыми глазницами, улыбнулось истертыми желтоватыми зубами. Оно было все из костей, кроме волос, а волосы были рыже-золотистыми, обернутыми вокруг ветви боярышника.
– Это оскорбляет мое зрение.
Я взяла его из твоей головы, сказал шепот, хотя челюсть скелета не шелохнулась. Я выбрала то, что ты любил. Это твоя дочь, Флора, какой ты видел ее в последний раз.
Я закрыл глаза, но фигура не уходила.
Разбойник ждет тебя у входа в пещеру. Он ждет, когда ты выйдешь, безоружный и нагруженный золотом. Он убьет тебя и возьмет золото из твоих мертвых рук.
–Но я не выйду с золотом, так ведь?
Я подумал о Калуме Макиннесе. У него седая волчья грива, серые глаза и острый кинжал. Он выше меня, хотя все мужчины меня выше. Я сильнее и быстрее, но он тоже быстр и силен.
Он убил мою дочь, подумал я, а потом подумал: моя ли это мысль или она вползла в мою голову из теней? Вслух я сказал:
– Из пещеры есть другой выход?
Ты выйдешь как вошел, через устье моего дома.
Я стоял неподвижно, однако в мыслях я был как пойманный в ловушку зверь, мечущийся туда-сюда, не находящий зацепки, утешения, выхода.
– Я безоружен. Он сказал мне, что сюда нельзя войти с оружием. Таков обычай.
Теперь действительно такой обычай – не приносить ко мне оружие. Но так было не всегда. Иди за мной, сказал скелет моей дочери.
Я пошел за ней, потому что видел ее, хотя больше ничего в темноте не видел.
В тени. Под твоей рукой.
Я наклонился и нащупал его. Рукоять была похожа на кость – возможно, олений рог. Я осторожно тронул лезвие и обнаружил, что держу нечто, больше похожее на шило, чем на нож. Лезвие было тонким и заостренным. Лучше, чем ничего.
– Есть цена?
– Всегда есть цена.
– Тогда я заплачу ее. И попрошу еще об одном. Ты можешь видеть мир его глазами? Тогда скажи мне, когда он заснет.
Скелет ничего не ответил. Смешался с темнотой, и я почувствовал, что остался один.
Время шло. Я пошел на звук капающей воды, нашел углубление в камне и попил. Размочил остатки овса и съел, жуя, пока овес не растворился во рту. Заснул, проснулся и снова заснул. Мне приснилась жена, Мораг, которая ждет меня, пока времена года сменяют друг друга, совсем как мы ждали нашу дочь. Ждет меня вечно.
Что-то похожее на палец коснулось моей руки – не костлявое и не твердое. Мягкий палец, как у человека, но слишком холодный.
Он спит.
Я вышел из пещеры в синей предрассветной мгле. Макиннес спал поперек выхода, чутко, как кошка; любое прикосновение его разбудило бы. Я выставил вперед свое оружие – костяную рукоятку и похожее на иглу лезвие из черненого серебра, – протянул руку и взял то, что мне было нужно, не разбудив его.
Я подошел ближе. Он чуть не схватил меня за лодыжку.
– Где золото? – спросил Калум Макиннес, открыв глаза.
– У меня его нет.
Ветер веял холодом. Когда Калум потянулся ко мне, я отскочил.
Он приподнялся на локте и спросил:
– Где мой кинжал?
– Я забрал его. Пока ты спал.
Он сонно посмотрел на меня.
– Зачем? Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это по дороге сюда.
– Но тогда со мной не было золота, верно?
Он ничего не ответил.
– Думаешь, что спас бы свою душонку, если бы золото из пещеры вынес я? Глупец!
Он уже не выглядел сонным.
– Так я глупец?
Он был готов броситься на меня. Полезно злить людей перед стычкой.
Я ответил:
– Нет. Я встречал глупцов и дурней, и они счастливы в своей глупости, будь у них даже солома в волосах. Ты слишком мудр для глупости. Ты ищешь горя и несешь с собой горе, ты призываешь горе ко всем, кого коснешься.
Тогда он встал, сжимая в руке камень как топор, и пошел вперед. Я невысок, и он не мог ударить меня, как ударил бы мужчину своего роста. Он наклонился. Это было ошибкой.
Я крепко стиснул костяную рукоятку и быстро, как змея, ударил вверх кончиком шила. Я знал, куда мечу, и знал, что от этого будет.
Макиннес уронил камень и схватился за правое плечо.
– Рука! Я не чувствую руку!
Он стал ругаться, оскверняя воздух проклятиями и угрозами. Утренний свет на верхушке горы придавал всему красивый синий оттенок. Даже кровь, которая начала пропитывать одежду Макиннеса, казалась фиолетовой.
Он отступил на шаг назад, оказавшись между мной и пещерой. Я почувствовал себя в ловушке. За моей спиной вставало солнце.
