скачать книгу бесплатно
С хорошим настроением они ехали домой. Ничего не предвещало беды. Но беда не ждет хорошей погоды, падения астероида или курса доллара. Она просто есть, и она никому и никогда не позволит забыть о своем существовании. Как только Ганс сменил Портного в управление снегоходом на полпути до Вильямартина, транспортное средство занесло на обледенелом участке поворота, и оно перевернулось, утянув за собой тяжелые груженые сани. Никто из экипажа не пострадал. Инцидент лишь слегка нашпиговал их шивороты снегом за неосторожность.
Рыжий стоял и громко лаял в сторону опрокинутых саней.
– Тихо-тихо, дружок! – успокоил испуганного пса Портной, погладив его по сутулой худощавой спине.
Перевернув снегоход на гусеницы, Ланге первым делом попытался его завести, но старания хрипящего стартера не давали положительного отклика при повороте ключа.
– А-а-а! И какой черт занес нас на эту галеру! – схватился за голову Ганс, добравшись, наконец, до карбюратора.
– Что? Что случилось? – встревожился Портной.
– Карбик переливает! – раздраженно прокомментировал тот.
– А можно на человеческий перевести? – в той же манере ответил Портной.
– Можно! Снегоходу конец! Карбюратор летит в автомобильную Вальхаллу! Аминь! Так понятно? – не успокаивался Ланге.
– Эй! Полегче… – «на поворотах» – хотел сказать Портной, но вовремя остановился. Он не хотел обижать друга. Тот и так был на взводе.
Ганс посмотрел на своего товарища, покачал головой и, виновато потупив глаза, сказал:
– Прости. Прости меня, друг! Не знаю, что на меня нашло. Какой же я осел! – ударил он себя по ноге. Ланге всегда так делал, когда нервничал.
– Ну, перестань! Мы в диких условиях, здесь всякое случается, – присев рядом на сиденье остывающего снегохода, Портной по-дружески похлопал его по плечу. – Ладно, время не на нашей стороне. Нужно выдвигаться, пока «Сумеречная Ярость» не взялась за свое дело, – взглянул он на запад. Буря двигалась медленно. До ее начала было чуть больше недели, но далеко на западе горизонт уже затянуло тяжелое черное облако изрезанное толстыми белыми жилами неутихающих гроз.
3
Спрятав снегоход под пологом, друзья условились вернуться за ним, когда стихнет буря и потеплеет. Затем они собрали разбросанные по сторонам вещи, взяли каждый по веревке и потянули сани в сторону Вильямартина.
Движение с санями занимало очень много времени и сил. Приходилось часто останавливаться и делать привал, чтобы отдохнуть. А это, как правило, сопровождалось разведением костра, разогревом пищи, просушкой сырой обуви и одежды.
Дрова тихонько потрескивали в небольшом костерке, обложенном обычным бутовым камнем, и языки пламени отсвечивали от темных запотевших стен ржавого автобуса, где они устроили очередной привал.
– Что же я скажу Диего! – по мере приближения к Вильямартину к Гансу все чаще приходило понимание неминуемости предстоящей беседы с хозяином снегохода.
– Я бы больше беспокоился о том, что мы скажем вождю, – высказал свое мнение Портной, делая маленькие глотки из фляжки с пряным янтарным ромом.
– Не беспокойся. Это я втянул тебя в эту передрягу. Мне и разгребать.
– Нет, Ганс. Так не пойдет. Вместе влипли, вместе и расхлебывать будем. Я вот еще о чем подумал: убежище-то в Вильямартине небольшое. Туда едва местные помещаются на период Сумеречной Ярости. Помню, какой-то торговец по дню еще жаловался мне в трактире, говорил, что всех заблудших они отправляют к нам – в Пальмиру. Якобы даже местные с трудом в убежище помещаются. Приютят ли они нас?
– Думаю, да. Мы же не бродяжки какие-то. Мы, можно сказать, жители новой столицы Испании! – высокопарно произнес Ланге, протирая тряпочкой нелепые запотевшие круглые очки для зрения.
Портной возмущенно отвел взгляд в сторону, несогласно цыкнул и сказал:
– Не бродяги? Жители новой столицы? Знаешь, люди всегда искали повод возвысить себя над остальным миром. Сначала мы вознеслись над дикой природой, потом заставили животный и растительный мир служить во благо человека, следом шла наука… она в какой-то мере, тоже покорялась самым пытливым умам. Но затем человеку и этого стало мало, и он решил возвыситься над самим собой, а следом и над всей вселенной, пытаясь расшифровать ее великий замысел.
– Хм! – хмыкнул Ганс. – Ты знаешь, слушая тебя, я в очередной раз убеждаюсь… – выдержал он паузу.
– В чем? – не вытерпел Портной.
– Убеждаюсь в том, что мой друг истинный гуманитарий, – добавил он и громко расхохотался.
– Да ну тебя! – улыбнулся Портной и кинул в товарища полупустую фляжку с алкоголем.
– Наконец-то поделился! – Ланге поднял ту с пола и сделал глоток.
– С тебя такой же пьяница, как и куряга! Сейчас опять кашлять начнешь.
Парня задела фраза Портного.
– Спорим, не раскашляюсь! – пробурчал он.
– Ладно, я шучу! Допивай ром и пойдем. Буря все ближе, вон как стемнело. Точно ночь снова вернулась.
– Это точно! – вздрогнул Ганс от фразы про «ночь».
До провинции оставалось каких-то пару-тройку километров. А это примерно столько же часов пути с тяжелыми гружеными санями. Макушки домов уже давно показались на горизонте. Но вот что удивило и насторожило друзей: в полумраке не было видно огней.
– А это вообще нормально, что там так темно? – буквально снял с языка Портного Ланге.
– Не думаю, – однозначно ответил тот.
Они ненадолго остановились, пытаясь высмотреть хоть какое-то движение или отблески в сумерках. Но ничего не происходило. Уютный Вильямартин будто застыл, затаил дыхание в ожидании подступающей бури. Однако уличное освещение не выключалось даже на время Сумеречной Ярости – это был один из негласных законов, призванных привлекать внимание охотников, не успевших вернуться домой, или же странников, которых застали врасплох аномальные погодные условия. Также по всем улицам селения расставлялись знаки со стрелочками, указывающими путь к убежищу. Но это были единичные случаи. Любой, кто не успел спрятаться от Сумеречной Ярости, становился ее добычей. От нее можно было убежать, она была достаточно медлительной и неповоротливой. Но бороться с ней было бесполезно.
– Может, у них проблемы с генераторами? – предположил Ганс.
– Все может быть, – не стал пугать его Портной. Чутье подсказывало ему, что дело тут вовсе не в генераторах. А поскуливающий Рыжий, вероятно, почуявший что-то неладное, только подтверждал его опасения, добавлял жути к и так трепетной ситуации. – Значит так, берем только самое необходимое: еду, воду, барахло, которое ты там нашел, и мой набор ножниц.
– По-твоему, ножницы входят в список «самого необходимого»?! – возмутился Ланге.
– По крайней мере, ими можно вспороть брюхо в случае чего! – устал жалеть непонятливого товарища Портной.
Глаза Ланге округлились, а из его уст посыпался град вопросов:
– Ты думаешь, там мародеры, да?.. Может, бандиты?.. Но как мы их одолеем?.. Какая у нас подготовка? – Ганс одолевал вопросами уже выдвинувшегося в сторону провинции Портного.
По пути Портной несколько раз притормаживал, чтобы оценить обстановку с помощью бинокля. Но он будто бы смотрел в окуляр диаскопа[9 - Диаскоп – оптический прибор для просмотра диапозитивов через окуляр при помощи внешнего источника света или же при помощи встроенной в диаскоп лампы накаливания.].
– Это место мертво, – случайно вырвалось у Портного, когда они находились в километре от Вильямартина.
Ганс сглотнул слюну. На этот раз он не стал задавать вопросы, только выхватил у Портного бинокль, чтобы попытаться найти причину опровергнуть слова друга. Однако тьма, нависшая над провинцией, не давала ни малейшего намека на жизнь.
Вильямартин и вправду оказался брошенным. Это стало понятно сразу же, как парни ступили на землю провинции: занесенные снегом улицы и пороги домов с будто бы специально приоткрытыми дверями, исцарапанные морозными узорами окна, отсутствие следов на дорогах, чистый стылый воздух без каких-либо запахов, вони от дыма или скотного двора. И абсолютная, не оставляющая шансов, тишина…
– Мы были здесь несколько дней назад, а ощущение, будто бы это место бросили лет сто назад, – сказал Ганс, рассматривая поглощенное демонами ночной пустоши поселение.
Портной спустил на шею платок, прячущий лицо от мороза, вытер рукавом приставший к темной длинной густой бороде иней и подошел к двери одного из домов.
– Что ты задумал? – поинтересовался Ганс. Но Портной вновь проигнорировал его.
Смахнув перчаткой прилипший к двери снег, он поднялся и отошел на несколько шагов назад – к месту, где его ждал Ганс. Рыжий беспокойно залаял.
– Что это? – встревоженно произнес Ланге.
– Не знаю… – в несвойственной для него неуверенной манере ответил Портной.
На светлой приоткрытой деревянной двери жирной черно-красной краской был небрежно начерчен незнакомый им знак в виде круга и двумя горизонтальными линиями по центру.
– Может, это знак тревоги какой? Чтобы мы знали, что жители Вильямартина были вынуждены покинуть это место. Не помнишь, среди опознавательных знаков Пальмиры есть такой? – поинтересовался Портной и попытался отковырнуть ножом кусочек жирной краски от двери.
– Может, и есть… – выхватил кусочек краски из руки товарища Ланге. Затем достал из кармана рюкзака зажигалку, щелкнул колесиком кремния и поднес эту темную субстанцию к огню. – Но я не уверен, что их рисуют смесью из мазута и крови, – понюхав состав, сказал он.
– О, Боже! – вырвалось у Портного. Он был уверен в словах Ганса. Тот наверняка знал, о чем говорит. Масса плавилась, капая и утопая в белом снегу, а темно-красные вкрапления слегка вспыхивали и падали вниз, словно раскаленные осколки золы, вылетающие из печного поддувала. Даже Портной это знал – мазут так не горит.
– Видимо, тот, кто нарисовал этот знак, хотел, чтобы он продержался здесь как можно дольше. В крови присутствует сильный окрашивающий пигмент, а смола – это неплохой связующий элемент. Плюс ко всему, насколько я помню, это дверь дома главы поселения – Адриана Бриора. Это своего рода послание. Только что оно означает?..
В самом доме следов борьбы или насилия обнаружить не удалось. Но тот кровавый знак на двери не оставлял их в покое. От него прямо разило тревогой и жестокостью.
Пройдясь по улицам провинции, друзьям удалось встретить еще несколько таких знаков, оставленных на дверях помещений. Оставалось проверить лишь убежище, которое располагалось в северо-западной части города – в цокольном этаже госпиталя.
Последняя надежда на то, что в этом месте остался хоть кто-то, кто смог бы объяснить исчезновение жителей целого поселения, улетучилась вместе со сквозняком, стремящимся в распахнутую настежь дверь в убежище.
– В общем, план такой, – повернувшись к Гансу, начал Портной, – мы спускаемся вниз и пережидаем здесь «Сумеречную Ярость», затем возвращаемся в Западную Пальмиру и все рассказываем сеньору Раулю Маноло. Но перед тем надо проверить, есть ли в убежище припасы и топливо для генераторов, иначе мы окочуримся еще до начала бури.
– А вдруг на дверях Пальмиры тоже появился этот знак? – едва сдерживал эмоции Ланге.
Портной тяжело выдохнул, но отвечать на вопрос не стал. Для предположений и гипотез у них была впереди целая неделя. Сейчас важнее всего было отыскать все необходимое для того, чтобы благополучно пережить это время. Затем уже шло все остальное.
До начала бури оставалось каких-то пару дней. Примерно в этот момент жители поселений и спускались в убежище. Но этот раз отличался от остальных. Легкий ветерок потихоньку разгонял переметы на дорогах тихого Вильямартина, заводя свой грустный сонет в честь онемевших улиц. Однако крайне опасно было вслушиваться в строки этого сладкоголосого выскочки. Нужно было готовиться к истинному, беспощадному слогу чтеца под названием «Сумеречная Ярость». И, несмотря ни на что, парни не унывали. Перед ними стояла важная и сложная задача подготовки. Приятным сюрпризом оказалось то, что генераторы в убежище были заправлены под завязку, а рядом с установками оказалось несколько запасных бочек с вязким от холода топливом. Это говорило о том, что местные жители подготавливали убежище к приходу стихии. Вероятно, причина их ухода или же таинственного исчезновения крылась вовсе не в дефиците топлива или ресурсов. Хотя еду пришлось все-таки поискать. Покопавшись во владениях пропавших хозяев, они нашли пару узелков строганины, болтающихся на бельевой веревке, несколько банок с соленьями в подвале небольшого домика и мешок с сухарями. Этого было достаточно, чтобы пережить бурю.
Разогнав генераторы на полную катушку, Портной и Ганс замкнули дверь изнутри, приготовившись к приходу сурового сезона.
По мере приближения бури ветры становились все сильнее. Утренний свет, украдкой показавший свое присутствие, вновь сменила тьма и холод. Столбик термометра в этот период падал до -90°С и даже ниже. А из-за сильных ветров они ощущались и вовсе, как абсолютный ноль. Те немногие, кому повезло, кто успел сбежать и скрыться от бури в каком-то подвале или убежище, рассказывали, что в пик «Сумеречной Ярости» природа превращается в настоящего хладнокровного убийцу, запускающего тысячи тоненьких стрел из вонзающейся в плоть снежной крупы, разогнавшейся до скорости «Сапсана[10 - ЭВС «Сапсан» (Velaro RUS) – высокоскоростные электропоезда производства компании Siemens с максимальной скоростью движения до 300 км/ч.][11 - ЭВС «Сапсан» – высокоскоростные электропоезда производства компании Siemens с максимальной скоростью движения до 300 км/ч.]». Дышать и без того остывшим воздухом становилось практически невозможно. А тут еще и снег плотным слоем налипал на лицо и туловище, крепко сковывая движения. Если задержаться на улице лишних пару минут и не спрятаться в укрепленном изолированном помещении, то буря, призванная уравнивать все вокруг под своим тяжелым гипсовым одеялом, быстро превратит тебя в очередную ледяную скульптуру, навсегда застывшую в безмолвной белоснежной пустыне забвения.
Так уходила ночь. Так она прощалась со своими замерзшими, заблудшими детьми, потерявшимися и покинутыми на этой погибающей планете. Она, возможно, хотела, наконец, прекратить их страдания, избавить от ложных надежд, обнять, приласкать и забрать с собой, отныне и во веки веков.
Связаться с Западной Пальмирой по радиосвязи не получалось. С другими заселенными городами и провинциями, с которыми стараниями отважной исследовательской экспедицией под названием «Искатели Света Пальмиры» удалось наладить радиокоммуникации, также выйти на связь не вышло. Отовсюду доносилось лишь траурное урчание радиошума. Ганс, помогающий в свое время разрабатывать схему коммуникационных вышек, предположил две возможные причины, по которым в ответ на их «Прием!» никто не отзывался. Первую он назвал «Зоной покрытия радиовышек». Та была достаточно узкой. Из-за горной местности она сильно ограничивалась, захватывая область в пределах 15—20 километров. От Вильямартина до Западной Пальмиры было больше 50 километров. И если хотя бы одна из вышек не работала, ждать обратной связи было бесполезно. Второй причиной оказалась возможность обрушения или поломки вышки от сильного ветра. Однако в данном случае включалась резервная вышка, также выстроенная в пределах селения. Возможность обрушения обеих укрепленных вышек была очень маловероятна. Такого еще никогда не случалось. Сознание сопротивлялось, отказываясь верить в совпадение с исчезновением людей и поломкой вышек. Но, в любом случае, самой страшной причиной, которую Ланге не называл, оставалась самая очевидная – отсутствие оператора на месте приема сигнала. Оператор покидал свое место только в одном случае – когда его сменял другой. Таковы были правила. Таков был закон.
На вторые сутки «Сумеречной Ярости» друзья стали свидетелями очередного загадочного события. Дремлющий у теплого генератора Рыжий иногда недовольно похрапывал. Своей болтовней они мешали ему спать. Казалось, это единственное, что могло потревожить зверя. Но нет. Неожиданно пес вскочил и беспокойно взвыл. «Вуф-Вуф!..» – протянул он, стряхнув со своей дрожащей худой спины покрывало, которым заботливо прикрыл его хозяин, чтобы тот не замерз.
– Ладно-ладно, мы больше не будем тебе мешать, дружище! – отшутился Ланге.
– Тихо! Помолчи, Ганс… – прислушиваясь к тишине, попросил его Портной. Он знал, что Рыжий не будет без причины выть на Луну или лаять, словно вредная мелкая шавка, впечатленная кошмарным сном про котов-убийц или тараканов-ниндзя. Это был взрослый и спокойный пес, история породы которого уходит за пределы двух тысячелетий. – Рыжий не стал бы просто так лаять. Потуши свет! – попросил он Ланге.
Ганс без промедления исполнил волю товарища и подошел к входу.
– Может, учуял чего? – дернулся он к занавеске, которая прикрывала окно входной двери.
– Стой! – подбежал к нему Портной и ударил по руке.
– Ты чего? Больно же! – потирая место удара, возмутился тот.
Рыжий снова залаял. Портной прижал его к себе, успокаивая его и поглаживая по голове. Пес перестал лаять, но продолжал озабоченно поскуливать.
– Там кто-то есть, – прошептал Портной.
– Где есть? О чем это ты? – развел руками Ганс.
– За дверью, балбес! Тащи одеяло! Быстро! Рыжий так не успокоится, – поторопил он друга. – Неугомонный пес, – переключился он на животное. Пес вновь собирался завести свою громкую предупреждающую песнь.
Ланге быстро притащил плед и накрыл им собаку. Тот, наконец, притих. Но тишина оказалась лживой мерзавкой, приласкавшей их слух лишь на мгновение. Ведь через миг ее сладкий шепот сменился утробным рычанием, отразившимся в дребезжании стен и металлических генераторов. Это было похоже на отголоски низкомагнитудных толчков или же движение каравана, состоящее из тяжелого гусеничного транспорта. Затем беспокойный рокот стих. Но это был не конец. В следующий момент за окном вдруг послышалось шуршанье и хруст снега, сминающегося под чьей-то уверенной поступью. Некто, находящийся снаружи в самый разгар бури, смахнул налипший на окне снег и прислонился к стеклу, пытаясь вглядеться в темноту. Сквозь едва просвечивающуюся мешковатую ткань было видно силуэт человека, прикрывающего уличный сумеречный свет своим могучим телом в толстой зимней экипировке.
– Может, это какие спасатели? – прошептал Ланге.
– Черта с два! – выдал Портной. – Они могут быть кем угодно. Мы не станем этого выяснять, ясно?
Друзья знали, что этот новый мир полон опасностей со стороны как диких зверей, так и людей. И если животное просто пытается найти себе пищу, чтобы выжить, то человек не упустит возможности воспользоваться всеми благами анархии и просто насладиться безнаказанностью, просто так, ради забавы ненадолго слететь с катушек. Отторжение каких бы то ни было норм, мародерство, тяга к жестокости, саморасправе и другие отголоски неконтролируемой социопатии процветали в полной мере. Они, словно чума, преследующая кризис, распространялись с бешеной скоростью, развивались и трансформировались в невообразимые формы – гибриды глупости и жестокости.
«Что ты тут высматриваешь, брат?» – послышался из-за двери глухой, грубый мужской голос, произнесенный будто кем-то в противогазе. Человек, вглядывающийся в окно, повернулся к обратившемуся к нему мужчине и ответил: «Да черт его знает, брат!.. Может, от бури уже крышу сносит. Показалось, что лай собачий слышал!» – добавил он и вновь прислонился к окну. «А ну, дай-ка я гляну», – поменялись местами неизвестные. Второй на секунду прислонился к окну, затем несколько раз подергал ручку двери и сказал: «Странно! Я же лично проверял это место перед тем, как отправиться на восток. Дверь была открытой. Мы ведь не оставляем их запертыми, верно?.. Нам же не нужно, чтобы сюда кто-то вернулся? – задал наводящий вопрос второй. Первый, вероятно, одобрительно кивнул. – Вот и я так думаю, – продолжил тот. – Да и ладно. От ветра, наверное, захлопнулась. Вряд ли собака умеет замыкаться изнутри! – расхохотался он. – Ты давай, это, поставь нашу метку – и погнали дальше. Впереди еще много таких загонов с собаками!» – злобно проговорил он. Тот, который первым заинтересовался убежищем, открыл банку с краской, болтающуюся на поясе. Под днищем жестяной банки находился отсек с отверстиями, где устанавливалась горящая спиртовка, разогревающая черно-красную смесь. Открутив крышку, он вынул плавающую в краске кисточку и начертил на окне круг с двумя горизонтальными полосками. Капли горячей смеси, стекающей по окну, быстро поддались холоду и застыли, оставив зловещий оттиск не только на поверхности стекла, но и в душе друзей, прячущихся по другую сторону двери.
Портной и Ланге терпеливо ждали окончания бури. Теперь они чувствовали всеми фибрами души и считали своим священным долгом, что нужно посетить все заселенные города и провинции, расположенные по пути в Западную Пальмиру. Им не терпелось добраться до дома и узнать, постигло ли их родные земли то же загадочное опустение или же нет – пронесло. Дни до окончания бури тянулись, словно тот стекающий по стеклу остывающий мазут, которым был начертан странный символ. Ничего не хотелось делать. Все буквально валилось из рук. Но Портной и Ганс были скованы одной нерушимой цепью, которую природа повесила на внешнюю сторону двери и скрепила огромным замком, выбросив впоследствии ключ – Сумеречной Яростью, покоряющуюся только времени и первому лучу Солнца.
И вот настал тот день, когда буря стихла, оставив за собой дремлющие сугробы снега, мирно облокотившиеся о стены домов. Тяжелая грозовая туча ушла на восток, освободив место для теплого Солнца, которое вот-вот собиралось показать свою макушку.
Выбравшись из-под высокого перемета, наваленного неуемной силой над входом в убежище, парни, наконец, оказались на улице. Буря оставляла за собой не только обледенелые трупы бедняг, не сумевших найти убежище, но и разрушенные сараи, крыши домов и другие неукрепленные сооружения. И если человек тут же не брался за ремонт своего жилища, оно превращалось в руины. Вильямартин был обречен.
Дорога до Западной Пальмиры заняла достаточно много времени. Альгодоналес, Лос Вильялонес и Арриате также оказались безлюдными. И, что самое страшное, на дверях некоторых домов парни обнаружили тот же самый таинственный знак – круг с двумя горизонтальными полосками, – оставленный загадочными людьми, свободно разгуливающими под колючим небом «Сумеречной Ярости».
До Пальмиры оставались считанные километры. И эти километры оказались для друзей самыми тягостными в их жизни.
Глава 2
1
Город Ронда стал причалом для многих скитающихся после полной остановки Земли бродяг. Некогда цветущий гранатовый рай превратился в настоящую колыбель для тех несчастных, кто уже перестал верить в будущее. Большинство из них и вовсе позабыли это доброе слово. Уж слишком много страдания и потерь выпало на участь выживших. Жизнь тянется к жизни, и инстинкт вел человека туда, где он еще мог ощутить тепло и разделить свою печаль с другими. И для того, чтобы замерзший и уставший странник не заблудился на умирающих землях нового континента, уцелевшие жители Ронды установили поверх выполненной в ренессансной манере колокольни католической церкви Святой Марии[12 - Церковь Святой Марии (Санта Мария ла Майор – Santa Maria la Mayor) – главная христианская соборная церковь Ронды. Расположена в центральном и самом старом районе города Сьюдад.] пламенеющий маяк, который своим ярким синим светом манил каждого, кто проходил неподалеку. Этот маяк, а впоследствии и само поселение, назвали Западной Пальмирой, чей свет готов обогреть каждого нуждающегося. По крайней мере, так было раньше.
Испания – единственная из стран Европы – не ушла под воды Северного Полярного океана, но ее берега также изменили свои лазурные очертания. Теперь Ронда – это южное побережье Испании, а стены домов, что в течение многих эпох, словно мох, покрывали скалу, где расположился Сьюдад – это лагерь для множества выживших.
Обычно на входе в заселенную часть города, у моста Пуэнто Нуэво, нависшего над стометровой глубины ущельем Тахо, соединяющего старый Сьюдад и новый Меркадильо, где теперь расположился контрольно-пропускной пункт, скапливалась целая куча народа: жители Пальмиры, которые находились в вылазке, вновь прибывшие скитальцы, бродяги, торговцы, а также аферисты, воры и сироты. Яркий синий свет маяка Западной Пальмиры по-прежнему непрестанно сиял, но в этот раз будто ни для кого.
Для вернувшихся с вылазки Портного и Ланге это был судьбоносный момент. Вот-вот друзья должны были получить ответ на вопрос – конец это или нет? Да, маяк сияет! Да, ворота закрыты! Да, на них нет этого зловещего знака! Но тишина… опять тишина. «О чем же она молчит?» – думал Портной. Приблизившись к мощным пятиметровым деревянным воротам, возведенным на месте КПП, он постучал в дверной молоток. В ответ никто не отозвался. Переглянувшись с Гансом, Портной вновь постучал в дверь, но на этот раз громче, сопроводив свистом с последующей фразой: «Эй! Постовой! Открывай ворота! Свои!»
Неожиданно, когда свеча надежды уже начинала коптить, через передаточный лоток ему по всем канонам местного гостеприимства были предложены карандаш и бумага, где он мог написать либо кодовое слово, любо кто он такой и зачем пришел. «Ура!» – взвизгнул Ланге и обнял Рыжего, радостно завилявшего хвостом. Портной тем временем черкнул на листе пароль «Подарок для мавританца», вложил в лоток и спешно толкнул его обратно. Это словосочетание существовало для уже осевших в Западной Пальмире людей, дабы не стоять в очереди, пока выясняется личность очередного бродяги, желающего поселиться в портовом городке.
– Давно так глухо у вас? – торопливо поинтересовался Портной.
Седобородый старик-постовой в зачуханной серой шапке, слегка заваленной набок, поднял глаза на Портного и спокойно ответил:
