Вектор ненависти

– Ты – учитель средней школы. Которому нужна работа. Всё верно?

– Да, – смутился Вяльцев. – Но взрыв-то тут причём?

– При том, что пора уже что-то в стране менять. Самим.

– Взрывами?

– Ну не пикетами же! Или тебя всё устраивает? Устраивает, что твою Ольгу вышвырнули с работы, как на… – Грузинов запнулся, явно подбирая слово, – как нагваздавшего котёнка. Устраивает, что сам ты в школе загниваешь? Устраивает, а?

– Погоди, – очухался Вяльцев. – А взрыв-то, взрыв-то зачем? Кого взрывать-то?

– Не кого, а что: школу.

– Школу?!

– Не пугайся, ты не так понял. Не всю, конечно. И без жертв.

– Взрыв школы без жертв? Послушай, а как вообще возможно, что ты мне такое предлагаешь? Что происходит-то?

– Есть определённые силы, – заговорил Грузинов мягко, доверительно, – которые, как ни банально прозвучит, хотят перемен. Чтобы жить стало лучше. Чтобы не было всяких там путиных, удальцовых и прочих… крепостников. Чтобы полицаи в КДН не бесчинствовали. И вообще никакие чины нигде не бесчинствовали. И силы эти, Андрей, серьёзные, и если вовремя влиться в их ряды, то можно многого добиться. Понимаешь, да?

– Вроде народовольцев и эсеров?

– Ну, ты сравнил! А впрочем, считай, что вроде них.

– И методы такие же. Эсер без бомбы – не эсер. А школу-то зачем взрывать?

– Потому что по-другому с нашей властью – никак. А ты что предложишь? Писать Путину жалобу на твою Удальцову? А на Путина кому жалобы писать будешь?

– Что за дичь ты мне сейчас рассказываешь?! Виктор, объяснись! Ты говоришь, как какой-нибудь подпольный диверсант…

– Я не диверсант, а в некотором смысле революционер…

– А взрыв – в некотором смысле революция?

– Да. А у тебя какие-то возражения?

– Возражения?! Да это же терроризм, нечаевщина!

– А власть – гордеевщина. Ещё неизвестно, что хуже. И давай без пафоса. Мы же оба истфак закончили, нам ли не знать, что к чему.

– Я просто поверить не могу. Вот не могу поверить, что ты… такое мне предлагаешь! Людей взрывать!

– Да не людей. Если никакой дурак не сунется куда не следует, то и жертв не будет. Бабахнет – и всё. А тебя даже не заподозрят.

– Благодарю покорно! И жив останусь, и не заподозрят!

– И, заметь, работу получишь.

– Виктор, кто ты? – неожиданно спросил Вяльцев.

– То есть? – удивился тот.

– Кто ты, Виктор? Я ведь тебя совсем не знаю…

– Как же не знаешь, – улыбнулся Грузинов, – когда мы вместе учились.

– Это было давно. Может, вообще никогда не было. А теперь-то ты – кто?

Грузинов рассмеялся:

– Поверил? Нет, ты поверил! Я тут прикалывался, пургу гнал, а ты – поверил.

Вяльцев растерянно смотрел на приятеля:

– Это всё… шутка?

– А ты что подумал? Что я тебе сейчас бомбу вручу? И заодно твоим архаровцам – каждому по бомбе, да?

– Я… Ну, знаешь, ты так убедительно… И ещё когда сюда привёл, где нет никого…

– А ты поверил, что я террорист, революционер! Диверсант! – и Виктор, уже отсмеиваясь, хлопнул приятеля по плечу.

– Как дурак выглядел, да? – и Вяльцев натужно хохотнул пару раз, но рассмеяться так и не смог.

– Ладно, не обижайся. А с работой всё нормально, есть место. Верняк. Я на следующей неделе с тобой свяжусь. А ты хоть завтра пиши заяву по собственному.

Расставшись в Виктором, Вяльцев чуть не подпрыгивал от радости. Ему-то виделись непреодолимые трудности, а оказалось – так легко: всё нашлось для него, всё сложилось. Начинается новая жизнь! «Хоть завтра пиши заяву по собственному», – звенели в голове слова Виктора. И Вяльцев пританцовывал на ходу, представляя себе физиономию Удальцовой, когда он войдёт в её кабинет и с галантной небрежностью положит на стол собственноручно написанное… «Что там у вас, Андрей Александрович?» – «Заявление-с, Виктория Дмитриевна. Об увольнении-с. Извольте ознакомиться». Вот тебе, матушка-государыня. Получай!

Глава 29

Резидент назначил встречу. Экстренно. Всем агентам сразу. Завтра утром, до школы. В 7:20.

Это было неожиданно. Ребята-агенты стали перезваниваться, переписываться, пытаясь выяснить, в чём дело. Но никто ничего не знал.

Тем более странным показалось распоряжение привлечь Терентьева. О нём Резидент неоднократно расспрашивал. Агенты докладывали, что Саньку можно доверять. Про то, как он участвовал в сожжении портрета, Резиденту докладывать не стали: боялись справедливого выговора с занесением в личное дело.

После сожжения портрета от Резидента поступили ещё несколько заданий, при выполнении которых агенты, чтобы не попадаться на глаза Саньку, после школы расходились по домам, а уже через пару часов собирались в условленном месте. Санёк раз поинтересовался, что за серьёзный дядя придумал сжигать портрет, но наткнулся на молчание и отговорки. Он попробовал припугнуть их разглашением тайны, но ему напомнили о его же клятве молчать, отчего Санёк осёкся, обиделся, даже как будто затаился, но больше об этом не заговаривал. Самих же агентов тяготила их скрытность перед Саньком: они бы давно всё рассказали ему сами, потому что считали его вполне своим. Но Резидент не давал на это разрешения, и следовало подчиняться.

О выполнении заданий агенты немедленно отчитывались, отсылали сделанные на месте фотки, которые после этого удаляли со своих смартфонов и компьютеров: оставлять их на память строго запрещалось. За успешное выполнение «Явочная квартира» награждала агентов электронными стикер-орденами.

Да, теперь всё было по-настоящему. Серёги, Коляна и Ванька больше не было, вместо них появились агент Z, агент Q и агент V. Свой «Дневник Рыцаря России» каждый сдал связному: всё той же девушке, неизменно являвшейся на встречу в тёмных очках, в плотно надетым на голову капюшоне. У агентов даже вышел небольшой спор насчёт цвета её волос, но мнения разошлись, а без капюшона её никто из них не видел.

Для каждого агента Резидент завёл личное дело, к которому подшили «Дневник». Узнав об этом, ребята почувствовали замешанную на страхе ответственность: отныне на каждого имелись материалы, которые при необходимости могли пустить в ход. О том, кем и как именно это будет сделано, ребята не задумывались: боязнь парализует разум, не позволяя анализировать то, что пугает. И агенты чётко усвоили: всё распоряжения и приказы Резидента следовало исполнять неукоснительно. И если приказано взять с собой Санька, следовало выполнять приказ. Вечером агент Z позвонил ему:

– Завтра нужно встретиться до школы.

– На фиг? – заинтересовался Санёк.

– Насчёт того серьёзного дяди. Усёк?

– Ага. А где?

– Возле моего дома. Ровно в семь. Только никому не болтай. Если родичи спросят: «Куда так рано?» – скажи, что надо к выступлению подготовиться, в актовом зале чё-нито сделать.

Родителям свой ранний уход из дома агенты догадались объяснить именно предстоящей защитой рефератов и очень этим гордились: конспиративное мышление работало. Когда же утром они встретились у дома Тосина, чтобы дождаться Санька, агент Z заметил:

– Блин, а если нас ща засекут здесь!.. Мы же в школе должны быть.

– Да, лажанулись, – согласился агент V.

– Не очкуйте – вон он, – и агент Q мотнул головой в сторону шедшего к ним Санька.

– Здорово, чуваки! – ещё издали радостно крикнул тот.

– Здорово, – сдержанно ответили ему.

Подойдя к друзьям, Санёк пожал протянутые ему руки и нагловато спросил:

– Ну, чё?

– Слышь, айда куда-нибудь отседова, – сказал агент Z.

И компания поплелась прочь. Дойдя до трансформаторной будки, словно присевшей в густом кустарнике, ребята остановились в нерешительности: если спрятаться за ней, прохожие подумают, что пацаны курят, – и могут шугануть. А время поджимало, скоро уже 7:20. Решили остановиться возле будки, у всех на виду: открытость – тоже конспирация.

– Поклянись, что никому ничего не скажешь, – сказал агент V Саньку.

– Клянусь, – запросто ответил тот.

– Даже под пытками не скажешь… – добавил агент Z.

– Клянусь, – уже не так уверенно повторил Санёк. – А чё, пытать будут?

– Всякое возможно, – уклончиво, с полунамёком на собственную значимость ответил агент V и, понизив голос, продолжил: – Помнишь, портрет сожгли? Так вот, Резидент… В общем, это было задание, мы его от серьёзного человека получили. От очень серьёзного. А теперь он нам встречу назначил. И тебя велел привести.

Санёк ничего толком не понял, но заинтересовался:

– А чё за президент? Одного-то уже сожгли…

– Не президент, а Резидент. Мы ваще-то его ни разу не видели. А сёдня у нас встреча. Пойдёшь с нами?

Санька уже давно глодало любопытство, мучили вопросы: «Зачем сожгли портрет? Что за этим кроется?» И вот – ему обещают про всё рассказать. Поэтому он не задумываясь клялся и соглашался со всем, что ему предлагалось, относясь к происходившему как к неопасной игре. Он вполне доверял товарищам, тем более что они рисковали, посвящая его в свои секретные дела, а он, Санёк, вроде и не рисковал ничем.

– Пойду, – смело заявил он.

– Тогда – вперёд, – скомандовал агент Z, – а то опоздаем!

Как выглядит Резидент, никто из них не представлял. Подходя к условному месту, они стали озираться, но никого не увидели. Остановились, ещё раз внимательно огляделись. Никого. Пара случайных прохожих не в счёт.

– Круто, – растерянно сказал агент Q и глянул на смартфон: – Уже 23 минуты.

– Не ссать! – отдал приказ агент Z.

И тут они заметили, что к ним направляется мужчина в тёмных очках, в капюшоне, с рюкзаком за спиной.

– Здравия желаю, рыцари, – негромко, но твёрдо сказал незнакомец, подойдя к ним.

От такого обращения подростки растерялись и дружно стали по стойке «смирно».

– Здравия желаю, рыцари, – повторил незнакомец.

– Здравия желаем, – нестройно ответили ему.

Шумно вздохом тот выказал недовольство неслаженностью ответа, однако продолжил:

– Все готовы?

– Да, – ответили уже дружней.

– Терентьев – ты? – спросил незнакомец Санька так, словно ткнул ему пальцем в лицо.

– Я, – подтвердил Санёк.

– В курсе, что мы тут не в игры играем?

– Да, – кивнул Санёк и нервно сглотнул.

– Хорошо, – одобрил незнакомец. – Теперь, бойцы, слушайте меня внимательно. Беспределу, который творится в стране, пора положить конец. Но сперва нужно положить конец беспределу, который творится в вашей школе.

Последовала пауза, как будто для вопросов или возражений. Но подростки молчали, чем принимали на себя обязательство и дальше соглашаться со всем сказанным.

– Про то, как вашу физичку уволили, рассказывать не надо? – и незнакомец обвёл всех взглядом, не различимым из-за тёмных очков и оттого по-рентгеновски жутковатым.

– Не, не надо, – вразнобой отвечали ребята, не зная, кивать или мотать головой.

– А раз так, вы, рыцари, должны дать отпор. Надеюсь, трусов среди вас нет.

Последовала очередная пауза, перешедшая в заминку: незнакомец явно ждал от школьников подтверждения их смелости, а те хотели услышать, какой отпор следует дать.

– Чего молчите? – недовольно спросил незнакомец.

– А чё за отпор? – спросил Колян. – Чё делать надо?

– Внятно ответить. Трусы есть?

– Нет, нет, – прозвучало уверенно, убедительно.

– Отлично. А ещё нужно достойно ответить директору. Внятно и достойно ответить. Но уже не словами, а делом. Готовы?

– Да… – но теперь уверенности было куда меньше: неопределённость всё-таки настораживала. Уловив это, незнакомец повторил с нажимом:

– Готовы?

– А чё делать надо? – спросил Серёга.

Пару секунд незнакомец что-то обдумывал.

– Помочь Андрею Александровичу, – наконец сказал он негромко, сказал так, будто сообщил сверхсекретную тайну. Имя учителя оказалось паролем, снявшим все психологические барьеры: незнакомцу, который знал их историка, можно было доверять.

– Да, мы готовы, – дружно ответили ребята.

– Тогда слушайте задание, – незнакомец заговорил настойчиво и быстро, как бы не давая подросткам возможности опомниться. – Каждому я дам по пакету. Каждый положит пакет в рюкзак и пронесёт в школу. Пакеты никому не показывать и не вскрывать. На переменах передадите пакеты Андрею Александровичу. Но не все сразу, чтобы не возникло подозрений. Ты, – незнакомец указал на Коляна, – перед первым уроком. Ты, – незнакомец указал на Санька, – перед вторым. Ты, – незнакомец указал на Ванька, – перед третьим. Ты, – незнакомец указал на Серёгу, – перед четвёртым. Это всё. Пакеты не вскрывать.

– А мы ему презент приготовили, – доложил Колян. – Мы сёдня с рефератами выступаем, он у нас руководитель. Может, мы с презентом всё и отдадим?..

– Свой презент отдавайте, когда хотите, а пакеты – как я сказал, – весомо заявил незнакомец.

– А чё в них? Наркота? – с оттенком шпионского задора спросил Ванёк.

– Зачем Андрею Александровичу наркота? – тёмные очки незнакомца уставились на школьника.

– Бомба, – догадался Серёга.

Незнакомец помедлил с ответом и тихо, как бы доверительно произнёс:

– Взрывчатка. Поэтому пакеты – не вскрывать.

– Мы чё, школу взорвём? – бухнул, присвистнув, Колян.

– Не всю, только кабинет директора. Ловите анекдот про Вовочку. Пришла молодая училка в школу, провела урок. Всех отпустила, а Вовочку оставила. Говорит ему: «Слушай, ты мне нравишься. Давай побалуемся…» А Вовочка в ответ: «Давай. Поднасрём в учительской и убежим!»

Ученики прыснули, а незнакомец добавил:

– Вот и вы поднасрёте в директорской.

– Так мы ж взорвём, а не поднасрём, – промямлил Серёга. – Жертвы будут…

– Жертв не будет, – уверенно заявил незнакомец.

– А нам Андрей Саныч говорил, – не унимался тот, – что теракты без жертв…

– Андрей Александрович в курсе дела, – авторитетно оборвал его незнакомец. – Андрей Александрович – конспиратор получше вас. Вы должны пронести пакеты и передать ему, остальное он сделает сам. Готовы?

Ребята по-прежнему мялись: агентурная бесшабашность пропала, как только речь зашла о настоящем взрыве. «Явочная квартира», встречи со связными Резидента, сожжение портрета Путина и прочие задания – всё вроде бы подготовило нужную почву, нужную атмосферу, нужный настрой. Новое задание Резидента как будто было не сильно опасней предыдущих, словно следующий уровень в игре, который чуть посложней уже пройденных. Но что-то останавливало подростков. И не только страх перед настоящим, всамделишным взрывом, а то, как незнакомец говорил об Андрее Саныче. Узнай учитель про их подпольную активность, он наверняка отчитал бы своих «пионеров-героев». Но чтобы и Андрей Саныч являлся тайным агентом!.. По-детски наивные, ребята неосознанно оказывались под защитой своей наивности, вопиявшей: «Такого не может быть!» Их неверие требовало, чтобы сам учитель явился сюда невесть откуда и подтвердил правоту слов незнакомца, и Ванёк неуверенно сказал:

– Андрей Саныч нам никогда не говорил…

– Андрей Александрович – важное связующее звено, – упорствовал незнакомец, – Андрей Александрович глубоко внедрён. И сегодня он будет ждать пакеты. Иначе – провал операции.

– А сам он пронести не может? – спросил Серёга, всё ещё пытаясь найти какой-то выход, как-то уклониться.

– Чтобы вызвать подозрение охранника? Здорово придумано! – хохотнул незнакомец и вдруг спросил: – КДН помните? Мусора, который вас гнобил, не забыли?

– Помним, – ответил за всех Колян. – Вот бы этого урода взорвать! Я бы ему сам бомбу к яйцам привязал!

– И его взорвём, – уверил ребят незнакомец. – Уже готовим операцию. Но сперва нужно с нашей закончить, а потом к новой приступать. Верно?

– Верно…

– Я готов! – вдруг громко произнёс Санёк. – Я готов. Дайте мне пакет.

Товарищи удивлённо уставились на него. Они уже не знали, как ещё можно увернуться от доводов незнакомца, и почти готовы были взять пакеты и пронести их в школу, – а тут Санёк, который вообще среди них на птичьих правах, вылезает вперёд и оттирает проверенных, бывалых.

– Молодец, – незнакомец протянул ему руку, которую Санёк пожал так, словно ему медаль вручили.

– И я! Я тоже! – выпалили остальные.

– Вот это другой разговор! – похвалил их незнакомец и пожал каждому руку. – Так, ты, – незнакомец указал на Коляна, – относишь пакет перед первым уроком. Ты, – незнакомец указал на Серёгу, – перед вторым.

– Перед вторым – я! – удивился Санёк.

– Да, – поправился незнакомец, – перед вторым – ты. И так далее. Андрею Александровичу ничего не объясняйте, он всё знает. Отдаёте – и уходите. Пакеты – не вскрывать! Держите, – и незнакомец снял рюкзак, вынул из него четыре увесистых пластиковых пакета, плотно перетянутых скотчем, и раздал каждому, предостерегая: – С пакетами осторожней! Не мните, не сдавливайте. А то прямо здесь на воздух взлетим.

Школьники бережно положили пакеты в рюкзаки.

– Слава России! – неожиданно громко сказал незнакомец.

– Слава России! – ответили ему.

– Вперёд, рыцари! А то в школу опоздаете, – и, резко развернувшись, незнакомец зашагал прочь.

– Точняк! – спохватился Колян. – Реально опоздаем на фиг. А мне ещё пакет надо отдать!

Ребята поспешили к школе, но по дороге Серёга вдруг спохватился:

– А если нас вычислят?

– Чё? – не поняли остальные.

– После взрыва вычислят. Найдут нас…

Все остановились в нерешительности, и Ванёк добавил:

– У меня в пакете чё-то твёрдое есть, типа коробки. Я, когда клал в рюкзак, нащупал.

– Тебе сказали: не мять! – отчитал его Санёк.

– А я и не мял, – оправдывался Ванёк, – так, слегка… Может, это детонатор?..

– Нам только про взрывчатку говорили, – веско заметил Санёк. Неожиданная перспектива лидерства уничтожила в нём даже задатки критической недоверчивости.

– Андрей Саныч в деле, он всё разрулит, – заявил Колян, не желавший мириться с главенством Санька.

– А если он нас кинет?.. – не уступал Серёга.

– Кто? Андрей Саныч? – рассмеялся Колян. – Ты чё, Андрей Саныча не знаешь?! Андрей Саныч никогда никого не кидал. Вперёд, рыцари! – скомандовал он и бодрым шагом направился к школьному крыльцу. Остальные двинулись за ним.

Звонок уже надрывался металлическим лаем, когда запыхавшийся ученик 8 «А» Коля Кулаков вбежал в кабинет истории, где сидел 7 «А», и протянул пакет Андрею Александровичу:

– Здрасьте. Это вам.

– Доброе утро, – поприветствовал Колю учитель, принимая пакет. – Что это?

– Вы всё знаете, – бросил Коля и опрометью вылетел в коридор.

Стоя перед классом, Вяльцев повертел пакет и положил его на стол: начинался урок, и времени на любопытство не было. Впрочем, особого интереса пакет не вызывал: Вяльцев был уверен, что там обычный презент учителю. Он регулярно получал от учащихся незначительные подарки: на 1 Сентября, на День учителя, на Новый год и, разумеется, в конце учебного года. Но дарили их тожественно или хотя бы имитируя тожественность. А Коля впопыхах сунул пакет в руки – и убежал. Однако нужно было вести урок, дети, почуяв учительскую заминку, потихоньку завозились, и Вяльцев решил заняться пакетом на перемене.

А посреди урока в класс заглянула завуч:

– Андрей Александрович, на минутку…

– Что случилось? – с недовольной покорностью спросил Вяльцев, подходя к двери.

– Насчёт сегодняшнего выступления, – и завуч махнула перед собой какой-то бумагой. – На минутку, Андрей Александрович.

Дав знак детям сидеть тихо, Вяльцев вышел из класса, аккуратно закрыл дверь.

– Давайте лучше на подоконнике… – сказала завуч и направилась к окну. Вяльцев пошёл следом.

Вдруг позади, в кабинете, раздался взрыв – и почти одновременно с ним ещё несколько в других классах. Вяльцев и завуч рухнули на пол, не то от страха, не то от выбившей дверь ударной волны. И сразу школу огласили детские вопли, безумные, жуткие, истошные.

Глава 30

Сидя в одиночке, находившийся под следствием Вяльцев подолгу смотрел на дверь камеры, как будто та сама распахнулась бы, подбери он некий мысленный ключ к случившейся трагедии.

От взрывов, прогремевших в кабинете Вяльцева и ещё в трёх, где занимались восьмые классы, погибло больше полусотни учеников. Некоторые умерли позднее в реанимации, поэтому точное количество жертв Вяльцев не знал. Криминалисты установили, где находились бомбы: на столе Вяльцева и в рюкзаках Терентьева, Тосина и Ермолаева. Всех ребят-кружковцев разорвало в клочья, а учитель остался жив совершенно случайно. Для установления природы этой случайности следователи долго и дотошно расспрашивали завуча, вызвавшую его из класса во время урока. В итоге пришли к выводу, что учитель, скорее всего, не является непосредственным организатором взрывов (иначе погиб бы как террорист-смертник), но и подозрения полностью с него не сняли: слишком явные факты указывали на прямую или косвенную причастность Вяльцева к делу. И приняли решение: пока подержать в одиночке.

Вяльцеву же многое стало очевидно сразу после взрывов. Едва прошли шок и последовавшая за ним паническая растерянность, он сразу вспомнил разговор с Грузиновым и понял, что каким-то немыслимым образом оказался втянутым в чудовищную… игру, провокацию – он сам не мог точно определить, во что. Было неясно, как к этому оказались причастны ученики, но относительно участия Виктора Грузинова сомнений не было. Приятель по истфаку, предлагавший ему, учителю, устроить взрыв в школе, нисколько не шутил, а самого Вяльцева рассматривал как опасного свидетеля, которого непременно следовало устранить.

И что Вяльцеву оставалось делать, что следовало сообщить полиции? Что чуть не накануне теракта ему самому предлагали участвовать, а он отказался, счёл всё розыгрышем и никуда не сообщил?.. Что ученикам, которые несколько месяцев посещали его исторической кружок, он никаких бомб в руки не вкладывал? А Кулаков передал ему пакет, передал перед целым классом… Допустим, те из 7 «А», кто выжили, подтвердят это. Но как доказать, что пакет Кулакову дал кто-то другой, а Кулаков перед уроком не вернул назад то, что ранее получил от него же, от Вяльцева? Как доказать, что он, учитель Вяльцев, не глава террористической организации? Он очень хорошо знал историю, богатую фактами подноготной правоохранителей, и был убеждён, что удобней всё взвалить на учителя-террориста (а именно эту роль отвёл ему и Грузинов), чем искать подлинных убийц. Разум, понуждаемый опасностью и страхом, работал в определённом направлении, и Вяльцеву оставалось только одно: молчать про Грузинова, который чуть не отправил его на тот свет. И на допросах Вяльцев подробно рассказывал обо всём, что не касалось бывшего одногруппника. Выходило нескладно, так как связь Вяльцева со взрывами была очевидной. Его попробовали припугнуть, но он, и без того подавленный, лишь замкнул свой ужас в себе и перестал отвечать на вопросы, – и ему дали психологическую передышку.

Сильно интересовавший следователей вопрос о пути, по которому террористы вышли на учеников, Вяльцева почти не занимал. «Через интернет», – определил для себя учитель, и этого оказалось достаточно. Куда больше волновал его Грузинов, приятель, невесть откуда возникший и – уж точно – невесть куда канувший. Что было о нём известно? Почему он, Вяльцев, так доверился ему? Как вообще оказалось возможным, что позабытый человек из прошлого вдруг возник в настоящем и чуть не столкнул его, Вяльцева, в пропасть? Да, он сам виноват, да, конечно, следовало смотреть на вещи трезвей. Хотя… Разве можно было Виктора заподозрить в подобном до их последней встречи? Ведь наверняка всё подготавливалось долго, планомерно. В голове звучали последние слова Коли: «Вы всё знаете». Что знаю? Что – всё? Ничего не знаю! Ничего!.. Вас обманули! И меня обманули! Вместе с вами! Что же произошло? Кто знает? Кто поверит? Какой пытливый исследователь соберёт по крупицам факты, сопоставит их, сложит в единую картину?.. Как просто читать исторические исследования, зияющие пробелами или залатанные на скорую руку авторскими домыслами!.. А здесь – кошмар и неизвестность. Кто поверит мне! Кто поверит, что я не учитель-террорист! Все скажут: «Знал – и не предупредил! Знал – и не предотвратил!» А кого предупредить? Что предотвратить? Что я знал? Что ученики пронесут в школу бомбы? Что и мне одну подсунут? Кто мне поверит? Что теперь их родители обо мне думают? Как, как такое случилось?!

Ответов не было, и мысли, дикие и когтистые, впивались в мозг, царапали, царапали и не отпускали. И с наступлением очередного бессонного утра, истощённый нервным напряжением, Вяльцев зарыдал. В камеру никто не входил, да он и не обратил бы на это никакого внимания. Лежа на животе и сотрясаясь всем телом, словно от нещадного кашля, словно его било электрическим током, он не кричал, не выплёвывал из себя вопли, не визжал, а негромко подвывал, по-звериному безысходно. Он не ждал облегчения, но и остановиться не мог. И лишь устав, он потихоньку затих, потом приподнялся на койке, сел с заплаканным лицом – и увидел перед собой 7 «А». Увидел наяву – и обрадовался. Ребята привычно сидели за партами, на первом ряду прямо перед ним – Маша Степанова и Лена Верёвкина, за ними – Таня Сидорова и Максим Резцов, на среднем ряду – Катя Кольцова и Ваня Петровский, и остальные ученики, на третьем ряду, на дальних партах. Вот они, живые, привычные, даже чуть поднадоевшие к концу года. Все смотрят на него. Отсутствующих нет. И он, Вяльцев, ведёт урок. Какое счастье – вести урок! Проверять домашнее задание. Задавать вопросы. А класс – отвечает. А он, Андрей Саныч, слышит голоса, спокойные, уверенные, ровные. Слушает голоса. Обращается к детям, называет их по именам – и они отзываются. И всё привычно, как обычно, как бывало много-много раз. Ушакова снова подсматривает. Велеть, чтобы закрыла учебник? Ладно, пусть… Сегодня не буду слишком строгим. Сегодня не буду…