Вездесущий

«Ты о чём?» – спрашиваю.

Зина подошла, Людмиле знаками показывает, давай, мол, чего-нибудь на стол унесу. Я уж последнее прихватила, захожу в комнату… и чуть торт не выронила: на столе, занимая почти всё его пространство, стоял огромный букет алых роз.

Конечно, я была в растерянности, но промолчала.

Физические явления меня беспокоят не меньше, чем разговоры во сне с сыном и мои физиологические и психологические перемены, но вы в этом, я так думаю, мне не поможете. Хотелось бы узнать, что происходит с моей психикой и как можно объяснить всю логику общения во сне с сыном? Практически физическое ощущение реальности происходящего не покидает меня ни на минуту.

Парадокс состоит совершенно в обратном. Понимаете, я боюсь, что потеряю этот нужный только мне контакт с моим сыном. Думаю, никто не объяснит мне тот феномен, что память моя способна запечатлеть все образы, фразы и ощущения. Я могу свободно воспроизвести весь разговор с моим сыном, его стихи, посвящённые мне восьмого марта и ко дню рождения. Чтоб не быть голословной, я продемонстрирую свою новую способность. Подайте, пожалуйста, любой из журналов с вашего стола.

Александр Анатольевич в недоумении глянул на стопку журналов, взял лежащий сверху и протянул Анне Николаевне. Раскрыв журнал, она быстро пробежалась глазами по странице и, не закрывая, подала обратно врачу.

– Проследите, пожалуйста, текст, – и она стала наизусть пересказывать то, что там было напечатано.

Александр Анатольевич был явно в шоке. Он уже не смотрел в журнал, а смотрел на пациентку с восторгом и недоумением.

– Феноменально – такой памяти и скорости восприятия я за всю практику не встречал. Вы говорите, что с вашей психикой всё нормально? Хотелось бы в это верить! К сожалению, я не знал, как вы выглядели до вашей трагедии. Просто не знаю, что вам сказать? А давайте-ка не будем терять с вами контакта – для лучшего понимания происходящего с вами нам нужно встретиться, и не один раз. А пока я только развожу руками. Да, кстати, вы не обращались в полицию по поводу возникновения в вашей квартире неожиданных предметов?

– Нет-нет, что вы. Я прекрасно понимаю, чем всё это закончится. Вы что, нашу полицию не знаете? Да и с работы уволят за частые отлучки. Никто не будет смотреть, что у вас на руках повестка – времена не те.

– Да, это вы верно подметили, и всё же лучше бы с этим всем специалисты поработали.

– Вы меня извините, Александр Анатольевич, идти мне надо.

– Да-да, – рассеянно сказал врач. – Но вы не теряйтесь, заходите в любое время.

Последнее, что он услышал, – это прощальную фразу «до свидания», произнесённую уже в коридоре.

Успокоение души

Надежда теплится в сознанье,

Она усилена любовью.

Перед глазами мать седая,

И мир предстал чужою новью.

Тётя Феня – уборщица, вразвалку вошла в палату, поворчав, начала прибираться. Уже закончив уборку, остановилась перед высокой кроватью Андрея. Подперев подбородок черенком швабры, грустно смотрела на лицо Андрея, смахнув выкатившуюся слезинку морщинистой рукой, произнесла так же грустно, как и смотрела:

– И куда господь смотрит? Вот лежит молодой красивый парень! Жить бы да жить! Жизни радоваться. А он здесь, безмолвный, словно ваяние прекрасного скульптора. Сколько девок с ума бы по нему сходили, а он здесь!

Последнюю фразу тётя Феня произнесла в сердцах, более тщательно вытерла набежавшие слезы. – Сколько время мучается с парнишкой профессор? А результата нет! Правда сказать – хирург он от бога – смотреть ведь страшно было на парня. – Махнула рукой от безнадёжности. – Вон мы, старики! Кому мы сейчас нужны, а живём. – Вздохнула тяжело. – Болезней-то сколько навалилось, а всё живём. Господи, прости душу грешную за ропот на судьбу нашу.

«И правда, побила, видно, жизнь тётку – аура очагами пестрит». – Андрей только приходил в себя и дал себе слово, что в следующий раз он постарается и даст тётке облегчение».

Уборщица ушла, а на душе у Андрея появилось подспудное нехорошее чувство. – «Не вернуть ли тётю Феню в палату? Сколько дней он лежит без движенья? Сколько ещё с ним будут возиться? Что-то надо делать! Не вечно же оставаться парализованным».

Андрей решил полностью исследовать своё тело. «Не может быть, чтоб он не нашёл причину своего пребывания в таком несчастном положении». Посмотрел на себя сверху, стараясь определить симметрию между правой и левой стороной, мысленно провёл прямую ось через всё тело. Он исключил из поля восприятия все здоровые внутренние органы, правильно исполняющие свои функции. Убедившись, что тело расположено идеально оси симметрии, приступил к сканированию.

Формулы замелькали с огромной скоростью, заставляя постоянно делать корректировки. И вдруг его осенила невероятная мысль: «Он может располагать своё тело по своему усмотрению, значит, он может поднять себя с постели силой своего разума. Но ведь это будет неправдой – это будет движение зомби, словно твоим телом командует посторонняя сила». Андрей заплакал. «Неужели он не встанет как прежде, как тогда, до этой страшной трагедии, отнявшей у него то важное, чем живёт нормальный человек. Он готов был отказаться от данного ему богом таланта владеть своим разумом и разумом окружающих его людей, давая им возможность становиться лучше. «А имеет ли он такое право?» Этот вопрос не давал ему покоя. Чувство, что он должен сделать что-то такое, чего не удавалось сделать никому из смертных. «За это он должен нести свой крест. Тяжёлый и страшный, давящий психику и сознание. Неужели надо смириться с таким положением и не роптать?» Он начинал принимать свою миссию, и это его немного успокоило.

«Надо сосредоточиться, и если сейчас он не поймёт причину своего парализованного состояния, то он отдаст всё своё умение и талант, данный самим Богом – всевышним разумом, ради жизни других, окружающих его людей».

Внимательно просканировав все участки тела, особенно уделив внимание нервной системе, он обнаружил множественные разрывы нервных клеток, соединяющих практически все органы, связанные с движением. Сигнал не доходил от мозга к нужным участкам, и всё тело казалось мёртвым.

Андрей попробовал соединить одно из повреждённых нервных окончаний, но в течение часа не продвинулся и на миллиметр. И всё же надежда была. – Он дал нервным клеткам толчок к росту. Теперь день и ночь – микрон за микроном, разорванные клетки достигнут друг друга, и тогда нарушенная связь восстановится, дав возможность шевельнуть хотя бы мизинцем.

Эти мысли дали покой душе Андрея. Надежда на выздоровление вдохновила его приступить к новым открытиям, новым неизведанным поступкам и делам.

Чужие мысли и поступки

Он окунулся в чужой мир,

Где мысли вслух не произносят…

Будь гений ты или сатир…

Озвучить их тебя не просят,

Боясь: исчезнет свой кумир,

Которого хуля поносят.

Андрею было любопытно наблюдать за людьми, когда происходил диалог между оппонентами, реже, где сценарий разыгрывался между большой группой людей, по причине сумбура в головах спорящих людей. Конечно, были исключения из правил… Но это редкость по простой причине: умные обычно молчат, а после беспочвенных споров делают всё по-своему. Интерес Андрея состоял не в том, о чём говорят, а в том, о чём в это время думают спорящие люди.

Он понимал, почему Бог не дал людям способность читать мысли других людей – слишком уж откровенны и страшны они будут. Общество во всех своих проявлениях было далеко от совершенства, и каждый индивидуум без исключения был тому свидетельством.

Вот и сейчас, восстановив своё душевное равновесие и силы, Андрей решил приобщиться к чужой «философии», отправившись путешествовать по корпусам больницы. Стремительно проносясь сквозь палаты и кабинеты, вбирал в себя всё увиденное и воспринятое сознанием. Мозг с неимоверной скоростью обрабатывал всю полученную информацию, успевая при этом давать советы, ввязываясь в жизненные ситуации чужих для него людей.

Проносясь мимо стоматологического кабинета, он почувствовал, что именно здесь он должен задержаться. Он с детства возненавидел эти страшные кабинеты с набором пугающих инструментов и людей в белых халатах, пытающихся доказать свою доброту ласковыми уговорами и поглаживанием ласково по голове.

Став взрослым, он понимал, что без этих людей в масках человек обречён на мучения и медленную смерть. От этих людей, давших клятву Гиппократа, зависела их жизнь, их здоровье, но страх, казалось, так глубоко засел в человеческое сознание, что вряд ли найдёшь человека, с радостью идущего рвать свои родные зубы.

Вот и сейчас, несмотря на непричастность к происходящему, Андрей чувствовал некий дискомфорт. Глядя на хирурга, смотрящего куда-то бездумно в одну точку, с лицом отрешённого от всего мира человека, он пытался проникнуть в его сознание, в его мысли, но это было пустой тратой времени. Человек был здоров как бык, и вряд ли ему нужно было задумываться о мирских делах.

Миловидная медсестра записывала в журнал очередного клиента – пожилого мужчину лет пятидесяти пяти, обречённо отвечающего на официальные вопросы; уткнувшись в журнал, мечтала о том, что скоро закончится смена, и она с подругой пойдёт в «Голливуд» сшибать парней.

«Эх, повезло бы хоть раз – встретился бы хороший добрый парнишка, и на всю бы жизнь. Пусть не красавец – где их на всех наберёшься? Вон в прошлую субботу какой красавец был. Приятно, конечно, но какой хам… таких отморозков свет не видывал. Чего только это животное не выделывало со мной… а приятно». Посмотрела на бледное лицо мужика. «Ну что, дед, вот и записала я тебя в мученики – это тебе не бабку свою трахать! Поди, молодухи-то уже не дают?»

Хирург, больше похожий на эсэсовца, в это время готовил шприц, впуская прозрачную жидкость через тонкую иглу. Неожиданно зазвонил телефон, обратив на себя внимание всех присутствующих.

Сестра, быстро подняв трубку, плотно приложила её к своему розовому, как у молодого поросёнка уху. На том конце говорила пожилая женщина – голос был вкрадчивый и хищный.

«Послушай, Тонь – мы к тебе отправили мужика – лет эдак за пятьдесят, крепкий такой – лысый. Если зайдёт, скажи Владу, что он нас обматерил, за то, что в конце смены мы его не приняли. Передай обязательно – пусть немного помучает. Хорошо?»

И мужик, и хирург слышали только: «ага, угу» и последнюю Тонькину фразу «сейчас скажу».

Выпроводив ничего не подозревающего мужика за дверь, она подошла к хирургу, кокетливо вильнув задом, тихо сказала:

– Слушай, Влад – этот засранец, что сейчас сидел здесь – обматерил в поликлинике девчонок. Вот наглец! Они просили передать это тебе. Ты понял? – Хирург молча отложил приготовленный для укола шприц и взял другой, набрав в него жидкость из другого флакона.

– Давай, приглашай этого придурка, посмотрим, какой он герой.

Мужика пригласили, усадив его в кресло. Вцепившись в подлокотники, тот смотрел со страхом на разложенные на столике инструменты для пыток. В его голове кроме страха никаких мыслей не было. Андрей даже разочаровался – контингент был молчалив в своих мыслях.

Сделав два укола, хирург отправил мужика в коридор – ждать, когда подействует лекарство.

– Давай следующего, и пиши быстрее – охота на клоуна посмотреть, как он без анестезии боль выдержит.

Минут через пять мужика вновь пригласили. Тот пожаловался, что лекарство вовсе не подействовало.

– Ну не вводить же вам лошадиную дозу! Не положено, дорогой, – ласково парировал жалобу мужика хирург. – Садитесь и не дёргайтесь. Вы мужик или нет? Вот так, успокойтесь.

Андрей удивился чудовищной кровожадности этого ещё молодого человека, когда-то дававшего клятву «Гиппократа». Он с жалостью смотрел на испуганного мужика, проводя контраст со злорадной улыбкой «эсэсовца» с закатанными по локоть рукавами халата, повидавшим на своём веку не один раз стиральную машинку в местной прачечной.

Медсестра также с ехидным любопытством наблюдала за происходящим, что уже совсем не понравилось Андрею. Отключив участок мозга мужика, отвечающий за болевые ощущения, Андрей стал ждать дальнейшего развития событий.

Выбрав клещи, скорее похожие на клюв ястреба, «эсэсовец» принялся за дело. Раскачивая коренной зуб – верхнюю восьмёрку, он посмотрел на бледное лицо мужика и обильную испарину на его лбу. К своему удивлению хирург не услышал от мужика ни единого звука. «Эй, старик, ты смотри, сознание не потеряй, а то с тобой тут возни не оберёшься! Что не орёшь-то?» Вслух добавил:

– Ничего, мы его сейчас крючком подцепим, – нагонял страху «эсэсовец».

Но мужик был твёрд как кремень.

Хирурга стойкость мужика стала нервировать – никто ещё не выдерживал боли при подобной процедуре. А дед даже не пыхтел, а наоборот, вроде приободрился, и глаза повеселели. «Неужели я шприцы перепутал?» Хирург бросил клещи и подбежал к тумбочке, схватив пузырёк, откупорил его и попробовал жидкость на вкус. Там была дистиллированная вода, специально приготовленная для неугодных пациентов.

А таких неугодных людей, как убедился Андрей, у этого борова был целый список. Пришлось этот список из записной книжки убрать.

Схватив со столика с инструментом крючок, хирург грубо подцепил между корней крепко сидящий зуб, действуя как рычагом, рванул на себя с силой. Подумал: «Нужно бы поскоблить, а то не дай бог, заражение будет». Взяв скребок, он с усердием принялся скоблить кость там, где недавно сидел больной зуб.

Антонина, болезненно сморщившись, ждала, что вот-вот мужик завопит благим матом, но тот молчал. «Сознание что ли потерял?» – подумала она. Вслух добавила: – Влад, ты чего там мужчину так долго мучаешь? У нас ещё в очереди человек десять сидит.

– Да все уже, – крякнул Влад. – А вы свободны, – обратился он к мужчине, ещё сидящему в кресле и чего-то ждущему. – Пусть следующий заходит! – повысив голос, крикнул хирург.

Мужик начал благодарить Влада, радуясь, что было совсем не больно, но Влад его быстро отправил за дверь.

Медсестра не спешила вызывать следующего, а пристала к Владу с вопросами: как да почему?

– Ты что, Влад, мужику импортное лекарство ввёл?

– Да хрен его знает, вон склянка – обычная дистиллированная вода. Может, у него с головой не в порядке.