Командировка в ад

Ольга назвала несколько сел, с явной неприязнью упомянув хорватскую базу на краю их города, рассказала про немецкий медицинский центр в километре или двух на юге. Никто из горожан, кто обычно отправлялся туда на работу, с самого начала эпидемии не вернулся.

Николая как током ударило. Медцентр? И сотрудники не попытались придушить эпидемию в зародыше? А правда ли там занимаются медициной?

– Ольга, мне надо бежать в больницу. У вас местный телефон работает?

– Местный – да. Сейчас запишу наш номер.

Заметив справочник – старомодный, в виде книжицы, Несвицкий без разговоров конфисковал его.

– Кто здесь был? – вдруг долетело из спальни. Говорил Милош, ему ответил голос Михо: – Какой-то дядя в маске, кололся больно…

– Действует… Действует!! – закричала Ольга, и тотчас закашлялась. Даже самое волшебное лекарство в мире не излечивает моментально – кроме гильотины, разумеется. – Приходи на ужин… У нас не ресторан в Борисфене, конечно…

Николай крепко взял ее за плечи.

– Приду. Если не сегодня, то завтра – обязательно. Но при одном условии. Ты больше никогда не вспомнишь про Борисфен и ту дурацкую размолвку.

– Обещаю!

Ольга кинулась к нему на шею, обняла и крепко прижалась. Выждав секунд пять, Несвицкий аккуратно отстранил ее.

– Иди к мужу. Твои объятия ему нужнее. Не прощаемся!

В больницу их троица прибыла, когда у первых пациентов проявился эффект от инъекций. Сербские врачи и больничарки смотрели на Дворжецкого как на бога, сотворившего чудо, а тот и не пытался скромничать. Несвицкого срочно оттянул в сторону.

– Князь, выражаю искреннее почтение: ваше снадобье – выше всяких похвал. Но медики утверждают, что большинство лежачих больных находится по домам, больница не вместила и десятую часть пострадавших. В городе вместе с приехавшими из сел – тысяч тридцать. Инфицированы практически все! И вашего раствора не хватит.

– Все, что в моих силах…

– Я помогу вам утроить, учетверить силы! Здесь имеется первоклассная германская центрифуга-сепаратор – непонятно, каким ветром ее занесло в эту глушь. Есть и морозильники для плазмы. Читал научную статью, что, если зачаровывать плазму, получается бустерный эффект! По моим прикидкам, для выздоровления хватит кубика, а то и меньше.

– Знаю, – сообщил Несвицкий, мысленно улыбнувшись. Статью написал Кривицкий, главный врач его больницы. Это он придумал метод с плазмой. – Самого в Царицыно лечили. Есть здесь плазма?

– Есть немного, а еще – запасы донорской крови. Потом будем брать ее у выздоровевших. Дорогой мой, мы спасем десятки тысяч человек!

Несвицкому оставалось согласиться. Он отчетливо понимал: в ближайшие сутки будет есть и спать урывками, а потом опять тянуть руки к пакету с плазмой. Каждое послабление, которое он себе позволит, может унести чью-то жизнь.

Конечно, больница бановины имела свои медпрепараты, даже в неплохом ассортименте, но ничто не помогало от сербского гриппа. Как и препараты, сброшенные с самолетов – это от них команда Касаткина-Ростовского пряталась в амбаре.

Сербская докторша, уже получившая свою дозу, но не избавившаяся от кашля, отвела князя на второй этаж, где снабдила всем необходимым, приговаривая: «Вот бы мои другови и другарице поправились!». Проклинала немцев, хорватов и прочую нечисть, оставивших Високи Планины вымирать. Она даже не подозревала, чем в это время занимается главный соратник их спасителя, заявившийся в расположение хорватской полицейской роты сразу, как только расстался с Несвицким в центре города.

– Володя! – приказал Касаткин-Ростовский. – Ставь машину предельно нагло, вплотную к входу в караулку, подпирая ворота. Оставайся в ней и жди. Респиратор не снимай. На любой вопрос, если пристанут, отвечай: найн, ферботн! Что означает: нет, запрещено.

– Даже если предложат сотню экю? – попробовал пошутить связист, но, сообразив, что начальник серьезен, отчеканил: – Яволь, херр майор!

Милица натянула ночную летную шапочку, как и командир, отчего оба обрели сходство со служащими непонятной силовой структуры, и прихватила медицинскую сумку. Князь постучал кулаком в дверь караулки. Вздохнув глубоко, включил внутри себя режим военно-германского хамства.

– Што требаш? – просипел голос изнутри.

Касаткин-Ростовский выдал энергичный спич на немецком языке – лучше не удалось бы и фельдфебелю учебной части Бундесвера, распекающему новобранцев. Часовой должен был узнать, что он, грязная свинья, не смеет так отвечать старшему по званию и должен бежать, теряя подметки, чтоб командир роты немедленно явился сюда. Шнель!

– Што? – снова вперемешку с кашлем.

– Скажи идиоту, что герр майор гневается, почему ты не отвечаешь по уставу и до сих пор не привел ротен-фюрера, – шепнул князь Милице на ухо.

Та подавилась смехом, но взяла себя в руки и как можно более грозно произнесла эту фразу по-сербски. Отличия в устной речи незначительны, и хорват прекрасно понял сказанное. Послышалось бурчание, затем удаляющиеся шаги.

– Когда ты меня «переводила», сказала: «пуци ми курац»[20]? Что это означает? Я разве говорил такое? – спросил Касаткин-Ростовский.

– Идиома, означающая, что вы гневаетесь очень сильно, – прыснула докторица, и только сейчас до Бориса дошло, что веселость ее слегка истеричная – от перелетов, вида множества умирающих людей, понимания, насколько опасно им всем здесь находиться. Конечно, с подбором кандидатов спешили чрезмерно, и вместо миленькой чернявой дамочки князь предпочел бы рядом с собой военного медика с боевым опытом в Славии, способного выдержать стрессовую нагрузку на психику.

Лязгнул засов. В проеме двери показался крайне изможденный молодой паренек с погонами лейтенанта. Наверно, еще недавно был пухляшом, потому что кожа на лице собралась складками, а китель казался размера на два больше, несмотря на туго затянутый ремень, превративший избытки ткани в непонятно что. Офицер начал лепетать, срываясь на кашель, но визитер грубо перебил: почему ротой военной полиции командует всего лишь лейтенант?

– Выше частник – умро.

– Старший офицер умер, – пояснила Милица, которую больше не пробивало на хи-хи. Стоявший перед ними хорват тоже не выглядел кандидатом в долгожители, как и почивший начальник. И хоть он относился к представителям враждебного народа, гибнущего парня было жаль.

Выяснилось, что полицаи плохо понимали титульный язык Рейха, если понимали вообще, поэтому вряд ли заметили проблемы с произношением у Касаткина-Ростовского, рявкнувшего что-то вроде «гезундхайтсфлебе», то есть «медицинская помощь». Милица показала сумку с медицинским знаком в виде скрещенных шприца и скальпеля, после чего оба были без возражений пропущены внутрь.

– Они же против нас! Зачем на них переводить раствор, пока сербы страдают от недостатка лекарства? – шепнула Милица при виде коек с больными на добрую половину казармы. Несколько коек стояли в углу отдельно. Лежащие на них тела были укрыты простынею с головой. Запашок стоял… соответствующий, чем-то напоминая палаты военно-полевого госпиталя с гангренозными ранеными.

– Пока – против, – шепнул ей князь. – У тебя в сумке самый эффективный из существующих в мире аргумент для перевербовки. Вводи не более двух с половиной кубиков тяжелым и полтора-два тем, кто на ногах.

– Мало…

– Все равно почувствуют облегчение. И будут знать, где настоящая помощь.

Лишь один из хорватов пытался протестовать, особенно когда услышал сербский говорок Милицы, попросившей закатать рукав. Князь, не выходя из роли надменного германца, сделал нетерпеливый жест рукой.

– Значит, двигай в конец очереди. Или умирай, – зло прокомментировала врач.

Емкость иссякла, когда прошло более часа. В разной степени, но инъекции помогли практически всем. Валявшиеся без сознания открыли глаза, лежавшие неподвижно сумели сесть на койках.

– Фантастиш! Данке! Данке шон! – лейтенант, на чье землисто-серое лицо начали возвращаться живые краски, этим исчерпал знание немецкого и дальше выражал восторг жестами: подскочил к варягу и с чувством потряс ему руку.

А потом разразился скандал. Один из получивших возможность ходить, седоусый и лысоватый капрал, пересек казарму и сел на одну из кроватей с мертвецами. Сдернув простыню и положив голову умершего себе на колени, взвыл в голос, потом начал бесконечный гневный монолог, прерываемый кашлем и энергичными вставками – в них угадывались варяжские матерные слова, успешно распространившиеся среди южных славян.

– Капрал Лука Ковачич, – тихо пояснил лейтенант и рассказал, что покойник – это его сын Йошко, умерший от того, что проклятое немецкое правительство прислало помощь так поздно.

– Объясни ему, – князь уже не стеснялся варяжского – хорваты все равно узнают, кто их спаситель. – На вас на всех правительству Рейха насрать. Мы не германские врачи, а добровольцы-волонтеры, прибывшие по просьбе скупщины бановины. То есть сербов. Пусть сербов благодарят, что хотя бы часть полицейских осталась в живых.

Милица начала говорить, постепенно громче и громче. Вдруг стало тихо, не считая кашля тех, кто не мог сдержаться. Даже безутешный отец примолк, вслушиваясь.

– Српкина? – один из полицейских подошел к Милице вплотную.

– Да, я – сербка, – с вызовом сказала врач. – И спасаю вас. Немцы всех в Високи Планины бросили умирать. Они – ваши враги, как и наши.

– Достаточно агитации, – прервал ее Касаткин-Ростовский. – И без того у них культурный шок. Скажи лейтенанту, что нам нужно поговорить наедине.

Парня звали Марио Оршич. Он рассказал, что как только в роте появились заболевшие (а это произошло на вторые сутки после звонка Ольги, в том числе начал температурить ротный гауптман), они погрузились на машины и поехали прочь, плюнув на приказ оставаться на месте. Поскольку не получили никаких медикаментов, а имевшиеся в ротной аптечке были не полезнее придорожного лопуха. Пытались выбраться из западни и достичь хорватского военного госпиталя в Белграде. Не тут-то было. Бронетранспортер у блокпоста дал очередь из пулемета по броне первой машины и нацелил пушку. У солдат виднелись гранатометы. Причем у тех были красно-синие эмблемы Хорватии! Стреляли по своим… Рота вернулась в расположение. Больных пытались изолировать, отменили службу в городе, но все бесполезно. Личный состав продолжал заболевать, кто-то умер, другие сильно ослабли.

– Продукты есть? – уточнил князь.

– Продуктов всего на четыре дня, – грустно ответил Оршич. – Завтра должно остаться лишь на три дня, но часть едоков умрет, так что снова на четыре дня.

– Теперь уже не умрут, – сообщил Касаткин-Ростовский. – Вам нужно больше есть и поправляться. Многим потребуется дополнительная инъекция. Я договорюсь с сербами, они снабдят вас едой. При условии: не вести себя с ними как враги или оккупанты. Вы в одной лодке. Найти нас можно в больнице или в скупщине.

Милица перевела этот спич как можно точнее, без матерной отсебятины. Когда вернулись к машине, и Борис запустил двигатель, поежилась:

– Ведь люди как люди. У них наверняка тоже есть жены, матери, а у тех, кто постарше, и дети, наверное. Почему здесь ведут себя как звери?

– Не знаю. Где-то читал, что в каждом есть и человеческое, и звериное. Воспитание и жизненные обстоятельства пробуждают те или иные качества. Надеюсь, мы затронули их лучшие струны.

Он не добавил, что на прошедшей войне встречал и убивал индивидуумов, у которых человеческое начало отсутствовало напрочь. Давил их как гадов, без жалости. Как наглую комариху, куснувшую его прямо в лоб.

Глава 5

Распечатать одноразовый шприц, наполнить, удалить воздух. Открыть локтевой сгиб больного, заставить его несколько раз сжать и разжать кулак, попасть иглой в вену, надавить на поршень. Пригласить следующего или просто перейти к другой койке. Две минуты на пациента. В лучшем случае – тридцать инъекций в час, три сотни в день на одного медика, если впахивать от темна до темна.

Но это для содержащихся в больнице, а она невелика. Или пришедших своими ногами на прием. А теперь считаем. В городке до эпидемии жило до тридцати тысяч, и полстолько в селах, в хуторах. А ведь группа сюда ехала из-за Благоевичей, с вероятностью один к трем могли избрать два других сельских уезда, включенных в карантинную зону. Даже если для четверти живших здесь помощь запоздала… Все равно, ее ждут порядка ста тысяч человек!

Утро, а Несвицкий чувствовал себя выжатым лимоном. Даже восторженный доклад Дворжецкого, что кубик плазмы содержит больше активных тел, чем четыре кубика зачарованной воды, вяло скользнул мимо сознания. Все равно узким местом остается путь к пациенту. На пределе возможностей, работая на износ, волхв сумеет наворожить больше, чем уцелевшие медработники из больницы успеют вколоть. Упс… Нужно пятьдесят литров плазмы! Несколько недель напряженного труда. Саму плазму тоже получить не быстро, переработав донорскую кровь в центрифуге. Время, время…

Утонув в расчетах, Николай заставил себя отложить их. Попросил больничарку принести второй завтрак поплотнее, а потом пригласить главврача. Первый завтрак перестал ощущаться в утробе буквально через пятнадцать минут после того, как отложил салфетку. Причем сербская кухня – очень сытная.

Как только работники больницы узнали, кто их настоящий спаситель, они окружили Несвицкого заботой и почетом. Казалось, щелкни пальцами, и местные дамы соревновались бы за право мыть ему ноги и как в Библии – вытирать их своими волосами. Предоставили лучший кабинет, исполняли любой каприз. Чуть придя в себя, женщины вспомнили о внешности, начали краситься. Возникни у волхва похотливое желание, благодарные сербки в очередь бы встали, готовые утолить нужду. Марине этого лучше не видеть. Поэтому ночевал Николай у Ольги – под присмотром ее семьи. Вот и сегодня: поутру осмотрел их, убедился в эффективности лечения и снова заспешил к больнице на «турине» Милоша.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Современная медицина не рекомендует принимать аспирин детям и подросткам.

2

Кафенисати – попьем кофейку.

3

Скупщина (местная) – поселковый совет.

4

Бан – глава местной скупщины.

5

Псовка – ругань.

6

Бановина – территория, подведомственная бану.

7

Брэ (бре) – немедленно.

8

Дечко – сынок.

9

Популярное ругательство.

10

Государственная скупщина – парламент.

11

Идемо да кафенишемо – пойдем в кафе.

12

Либада – жакет.

13

Заедница – община.

14

Дорогая моя, перестань немедленно!

15

Неприличные слова, означающие половые органы.

16

Наредник – должность полицейского.

17

Больничарка – медсестра или санитарка.

18

Залупача – глупая женщина.

19

Такой в Сербии наливают засидевшимся гостям с намеком: пора и честь знать.

20

Популярное ругательство.