Любовь с препятствиями

Карл Степанович, услышав приглушенное ворчание жены, подошел к ней и, словно мудрый шепот осеннего ветерка, проронил:

– Попробуй сыграть на его слабости. Ты же знаешь, как он боготворит твой капустный пирог…

Елена Васильевна на мгновение погрузилась в раздумья.

«Интригующе… А ведь это может сработать,» – мелькнуло в ее голове.

Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. В голове уже зароились мысли, как использовать этот козырь. Капустный пирог! Да это же целая легенда в их семье. Ее свекор, Степан Петрович, был готов продать душу за кусок этого кулинарного шедевра. Елена Васильевна знала секрет: особый сорт капусты, выращенной на их собственном дачном огороде, щепотка душистого перца и, конечно же, любовь, вложенная в каждый слой теста.

Решительно подойдя к сыну, она уперла руки в бока, словно намереваясь разрушить непреодолимую стену, и, глядя прямо в его глаза, произнесла, чеканя каждое слово:

– Саша, повторять не буду. Если ты сию же минуту не выйдешь на улицу и не подышишь свежим воздухом хотя бы полчаса, о капустном пироге, который я собиралась сегодня приготовить, можешь и не мечтать!

Александр резко обернулся, словно от удара молнии. В глазах его отразилось потрясение, неверие.

– Ты… Ты серьезно? – прошептал он, словно боясь разрушить хрупкую иллюзию.

– Абсолютно, – отрезала Елена Васильевна, вкладывая в свой взгляд всю силу материнской воли.

Слова ее подействовали на Александра, как заклинание, разрушающее колдовские чары.

– Пирог?! – воскликнул он, и в голосе его смешались радость и негодование. – Мам, ты хоть понимаешь, что это? Это же самый настоящий шантаж!

– Шантаж? Возможно, и шантаж, – с усмешкой отозвалась Елена Васильевна, – но ты не оставил мне выбора.

Саша бросил взгляд на монитор, словно прощаясь с виртуальным миром, затем перевел глаза на мать. В глубине его зрачков разгорелась нешуточная битва, но манящий аромат, дразнящие воспоминания о хрустящем тесте и сочной начинке капустного пирога оказались сильнее.

Тяжело вздохнув, словно расставаясь с чем-то сокровенным, он проронил с еле скрытой грустью:

– Ладно, мам, убедила.

Закоренелый айтишник оторвался от монитора, словно отрывая себя от части души. Выключив компьютер, он неохотно поплелся к двери.

– Вот и правильно! Вот и молодец! – просияла Елена Васильевна, одаривая сына теплой улыбкой. – Сначала воздух, а потом – пирог, румяный да душистый!

Бейсболка легла тенью на глаза, когда он шагнул за порог. Солнце, словно старый друг, приветливо коснулось лица, а щебет птиц сплелся в мелодичный гимн воспевающий жизнь. И в этот миг до него дошло то, что он упорно отрицал: реальный мир, с его живой, пульсирующей природой и искренними, неподдельными чувствами, неизмеримо богаче любого иллюзорного фантома.

Он долго блуждал по лабиринтам виртуальных вселенных, где мог примерить любую маску, очутиться где угодно. Но все это было лишь бледной тенью настоящего, лишенной тепла живой плоти. Мир, сотворенный рукой человека, мерк перед бесконечным разнообразием, непредсказуемой красотой реальности.

Мать неустанно твердила ему об этом, убеждая, что за пределами мерцающего экрана – целый калейдоскоп красок, ароматов и живых эмоций. Но юноша, зачарованный цифровым миражом, оставался глух к ее словам.

Но сегодня что-то надломилось. Свежий воздух ворвался в легкие, словно глоток свободы, солнечные лучи нежно согрели кожу, пробуждая уснувшие чувства. Он услышал шелест листьев, играющих с ветром, увидел буйство красок на клумбах, словно сошедших с полотен импрессионистов.

Когда за сыном закрылась дверь, на челе Елены Васильевны пролегла тень, а взгляд, устремленный на мужа, обрел остроту отточенного кинжала.

– Карлуша, – произнесла она, словно отчеканила каждое слово, – твой замысел прозрачен, как весенний лед на солнце. Не прикидывайся внезапно воспылавшим отцовским рвением. Ты просто алчешь куска моего пирога, не так ли?

Карл Степанович лишь невозмутимо пожал плечами, словно обвинение было легким дуновением ветра.

– Конечно, я мог бы попросить и напрямую, – отозвался он с лукавым огоньком в глазах. – Но кто знает, вдруг бы ты отказала? Ты же знаешь мою слабость к твоим пирогам. А так – благородный повод: сын подышит свежим воздухом, а мы все вкусим твоего кулинарного волшебства.

Елена Васильевна устало вздохнула, понимая, что метать громы и молнии бессмысленно.

– И еще кое-что упустил, – добавила она с легкой иронией, игравшей в уголках губ, – что меня ждет после стряпни гора грязной посуды.

Карлу Степановичу оставалось лишь признать безошибочную проницательность супруги. Он сдался с улыбкой победителя, зная, что выиграл не сражение, а лишь небольшую передышку.

– Хорошо, хорошо, ты права, моя дорогая! Признаю, я преследовал и свои эгоистичные цели, – капитулировал он. – Но в искупление грехов обещаю отмыть до блеска каждый твой кухонный арсенал после приготовления тобой пирога.

***

      Александр, опьяненный предвкушением маминого капустного пирога, бесцельно блуждал по раскаленным июльским улицам Москвы. Время тянулось патокой в томительном ожидании, пока в духовом шкафу готовилось семейное сокровище. Но даже этот сладкий плен не мог изгнать из головы терпкий привкус воспоминаний о Лиде. Их случайная встреча, словно летний вихрь, ворвалась в его жизнь, оставив в душе не только глубокий след, но и щемящее сожаление об упущенной возможности узнать ее номер телефона или фамилию.

Неспроста долгие дни, проведенные в сумраке комнаты, в мерцающем свете компьютерного экрана, стали его добровольным заточением. Это служило бегством от навязчивых мыслей о девушке, чей образ внезапно завладел сердцем.

Раскаленная Москва дышала жаром, пропитанным ароматами цветущего жасмина и дразнящим запахом свежеиспеченного хлеба. Этот дурманящий коктейль будоражил воображение, пробуждая желание отведать мамин пирог и насладиться уютным домашним чаепитием в кругу семьи.

Томясь от безделья и жары, Александр решил укрыться от зноя в прохладных залах галереи современного искусства, о которой недавно прочитал в интернете. Выставка проходила недалеко и обещала стать тихой гаванью, спасением от липкого летнего марева.

С некоторой робостью он переступил порог просторного зала и замер, пораженный открывшимся зрелищем. Взгляд, словно зачарованный, скользил по стенам, увешанным пестрыми полотнами абстрактных картин. Холсты, словно приоткрытые двери в подсознание художников, взрывались калейдоскопом красок и причудливых форм, пробуждая в зрителе собственные, порой неожиданные интерпретации.

В центре зала, словно древние тотемы, возвышались скульптуры из металла и дерева, сплетенные в странные, но удивительно гармоничные композиции. Они напоминали о таинственных существах из мифов, застывших в вечном безмолвном танце. Посетители неспешно обходили экспонаты, погруженные в азартные дискуссии, пытаясь разгадать зашифрованные послания современного искусства.

Он замер, словно громом пораженный, перед изваянием человека, чьи руки перетекали в корявые, устремленные ввысь ветви. Дерево вместо плоти – странная, болезненная метафора, пробуждающая мысли о неразрывной связи с природой, о хрупкости и одновременно несокрушимой силе человеческого духа. В этой звенящей тишине галереи его накрыла волна вдохновения, словно он сам стал экспонатом, частью этого диковинного мира.

Александр медленно скользил взглядом по залу, останавливаясь у каждой картины. Хаотичные мазки, взрывы красок, будто выплеснутые из самого нутра художника, с трудом поддавались пониманию, но что-то в этой какофонии линий тревожило душу, задевало невидимые струны. И вдруг, словно лучом прожектора, его взгляд выхватил из полумрака бронзовую скульптуру.

На гранитном пьедестале, словно сошедшая со страниц старинной книги, застыла девушка, погруженная в чтение. Она сидела на скамье, ее стройная фигура дышала утонченной грацией, а страницы книги казались живыми, трепещущими под невидимыми лучами солнца. Длинные волосы, словно темный шелк, ниспадали на плечи, окутывая лицо загадочной тенью. Но даже сквозь этот полумрак Александр уловил что-то до боли знакомое. Сердце бешено заколотилось, в груди вспыхнула робкая надежда. Неужели это она? Он медленно, словно завороженный, приблизился, пытаясь сквозь пряди волос разглядеть черты лица.

В этот момент рядом с ним остановилась женщина, привлеченная красотой изваяния. Она с любопытством рассматривала скульптуру.

– Какая талантливая работа, – прошептала она с восхищением, обращаясь к Александру. – Художник смог так тонко передать красоту и утонченность женской души. Вижу, вам она тоже пришлась по душе?

Александр кивнул, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Он вновь взглянул на скульптуру. Сердце сжалось от нахлынувших воспоминаний. В этой бронзовой девушке он видел не просто произведение искусства, а живой, трепетный образ, запечатленный в глубинах памяти. Сходство с Лидой было ошеломляющим.

– Нравится! – отозвался он, и в голосе прозвучало искреннее восхищение.

Затем, повернувшись к женщине, с замиранием сердца спросил:

– Скажите, а вам случайно не известно, кто послужил моделью для этой дивной скульптуры?

– Знаю. Это одна моя добрая знакомая, – ответила она с теплой улыбкой.

– Не может быть… Ее случайно не Лидой зовут?

Он почти не надеялся на утвердительный ответ. Женщина повернулась к нему, и в ее взгляде промелькнуло любопытство.

– Неужели и вы знакомы с ней? – с интересом спросила она, рассматривая незнакомца.

– Знаком… Но никак не могу ее найти, – с грустью признался он. – Был бы безмерно благодарен вам за помощь.

– Да искать-то и не придется. Я только что видела ее здесь, на выставке. Вот она, Лида! – женщина указала рукой в сторону, где стояла небольшая группа людей у витрины с изящной керамикой.

Александр резко обернулся. И там, среди посетителей, он увидел ее – Лиду. Словно электрический разряд пронзил его тело. Невероятно! Неужели это судьба, так милостиво указавшая ему путь? Сердце заколотилось в бешеном ритме, переполненное волнением и надеждой.

Лида была так же восхитительна, как и в день их первой встречи на весенней эстафете. Ее лицо озаряла лучезарная улыбка, в глазах искрились озорные огоньки, а походка оставалась все такой же легкой и грациозной. Каштановые волосы волнами обрамляли нежные черты лица, а губы манили той самой улыбкой, что пленила его несколько месяцев назад. На ней было надето зеленое платье, подчеркивающее ее стройную фигуру и добавляющее в этот день весенней свежести.

Рядом с ней, словно солнечный зайчик, искрилась блондинка, излучая беззаботное веселье и озорство. Вероятно, это была ее подруга.

Александр глубоко вдохнул, собирая воедино ускользающие нити храбрости, и шагнул навстречу. В голове вихрем проносились вопросы: какие слова подобрать? Как себя держать? Вспомнит ли она его? Встретит ли с радостью?

Приблизившись, он замер в нескольких шагах позади девушек, завороженный зрелищем: Лида, казалось, растворилась в созерцании изящной вазы.

Ее взгляд ласкал плавные изгибы фарфора, утопая в тончайшей росписи с карпами, танцующими в пруду. Искренняя улыбка тронула ее губы. Их едва заметные шевеления выдавали безмолвное восхищение. Александр, наблюдая за ней, почувствовал волну тепла, затопившую сердце. Он увидел, как глубоко она ценит красоту, как в ее глазах вспыхивает неподдельный восторг. Ваза была не просто предметом интерьера – она стала порталом в мир прекрасного, пробуждающим самые светлые чувства.

– Нравится? – прошептал он, боясь спугнуть мимолетное очарование момента. – Мне тоже…

Лида резко обернулась. В ее глазах, словно в двух бездонных озерах, отразилось удивление, которое мгновенно сменилось лучезарной радостью – чистой и искренней, как первый луч солнца, пробившийся сквозь утренний туман. Она пристально взглянула на Александра. Его лицо дышало добротой, а на губах играла едва уловимая, но такая притягательная улыбка.

– Шурик?! Неужели это ты! – воскликнула она, и в голосе звенел неподдельный восторг, который не мог не обрадовать парня.

Александр, мгновенно узнанный Лидой, одарил ее улыбкой. Легкая тень удивления скользнула по его лицу – она все-таки помнит ту мимолетную встречу?

– Да, я Шурик, – ответил он. – Мы вместе бежали на эстафете, и ты меня обошла. Потом едва успели познакомиться, перейти на «ты», как ты вдруг упорхнула к машине своего отца.

Лида лукаво улыбнулась, в памяти ожил тот забавный эпизод.

– Ты был так огорчен поражением, что мне стало искренне жаль тебя.

– Кто бы на моем месте ликовал? – с досадой отозвался Александр.

Лида грациозно вскинула руку, поправляя волосы, словно распускала золотой цветок в лучах солнца.

– Смею заметить, ты бежал весьма неплохо.

Александр удивился неожиданной похвале и, слегка смутившись, поблагодарил:

– Спасибо за добрые слова! Хотя все же не так быстро, как ты. Иначе…

Он запнулся, устремив взгляд на бронзовую Лиду, предпочитая сменить неприятную для него тему разговора. К тому же скульптура заворожила его своей изысканностью и почти пугающей реалистичностью. Казалось, хрупкое спокойствие и аристократичная утонченность живой Лиды были запечатлены в металле с фотографической точностью. Затем его взгляд переключился на настоящую Лиду, и он не удержался от комплимента.

– Ты замечательно получилась в этой скульптуре! Словно живая! Такая же красивая!

– Спасибо! Многие восхищаются сходством, – сказала Лида с легкой улыбкой. – Это благодаря одному моему знакомому и хорошему художнику, которому я позировала! Моей заслуги здесь мало. Весь мой труд заключался лишь в неподвижном сидении.

Александр, желая продолжить беседу, но не зная о чем, произнес набор обычных дежурных фраз:

– Я очень рад, что встретил тебя. Вы с подругой прекрасно выглядите! Как у тебя дела? Как проходит лето?

Лида заметила его легкое замешательство и тихо рассмеялась.

– Спасибо за комплименты, – сказала она. – Лето проходит хорошо, а у тебя как?

Александр почувствовал облегчение.

– У меня тоже, – ответил он и снова заговорил об искусстве. – Меня восхитила скульптура. Художник великолепно передал не только твою красоту, но и благородство.

Лида слегка удивилась его словам.

– Это очень мило с твоей стороны, – сказала она. – Но с благородством ты явно льстишь мне.

Александр замер в нерешительности. Возможно, в пылу стремления покорить сердце Лиды он и перегнул палку, но пути назад уже не было. Собравшись с духом, лишь добавил:

– Может, ты и права. Но я искренне верю, что в глубине твоих глаз таится неиссякаемый источник доброты и мудрости.

Лида колебалась, не зная, как реагировать. Ей льстили эти слова, но не хотелось показаться тщеславной.

– Давай сойдемся на том, что скульптура получилась весьма неплохой, – предложила она, стараясь сгладить неловкость.

Тем временем блондинка, стоявшая рядом с Лидой, не просто слушала их перепалку. Она жадно ловила каждое слово, словно распутывала сложный клубок интриг. В ее бездонных голубых глазах плясали искры любопытства и азарта. Длинные, как шелк, волосы обрамляли лицо с точеными чертами, словно созданное для восхищения. Легкое платье в наивный цветочек лишь подчеркивало хрупкость фигуры, а улыбка, способная растопить арктические льды, делала ее неотразимой.

Девушка излучала уверенность, сквозившую в каждом ее движении: в горделивой осанке, в непринужденной манере держаться, в открытом, пронизывающем взгляде. Застенчивость была ей чужда. Она знала себе цену и не собиралась этого скрывать. И уж точно не принадлежала к тем, кто готов довольствоваться ролью статиста в чужой пьесе.

– Лида, это тот самый твой Шурик? – перебила она их, бросив на Александра испытующий взгляд, приправленный загадочной улыбкой. – Тот самый, о котором ты мне столько рассказывала?

Лида едва заметно кивнула, щеки тронул легкий румянец под пристальным взглядом Маши, скользнувшим по Александру.

– Да ладно! – выдохнула светловолосая девушка, в голосе искреннее восхищение. – А он и впрямь… глаз не отвести. Ты не преувеличила. Именно такой, каким ты его нарисовала. Поздравляю тебя, подруга!

Лида зарделась от щедрых комплиментов, брошенных так небрежно и громко.

– Да, Маш, это он, – произнесла она, стараясь скрыть легкое раздражение из-за ее неуместной болтливости.

Александр приветливо кивнул Маше. Лида представила их друг другу, стараясь поскорее перевести разговор в другое русло:

– Я тут отдыхаю, гуляю с друзьями, вот на выставки выбираюсь. А ты чем каникулы скрашиваешь?

– В общем-то, тем же, – отозвался Саша, – но компьютер отнимает непростительно много времени.

Затем он обратился к девушкам с вопросом:

– Лида, Маша, я смотрю, вы любите искусство?

– О, это моя стихия! – воскликнула Лида, и глаза ее загорелись. – Это моя давняя мечта – стоять у мольберта с кистью в руках. Машу я, признаться, вытащила сюда за компанию.

Маша мягко улыбнулась и кивнула.

– Меня искусство не пленяет так сильно, как Лиду, – призналась она. – Но я обожаю проводить с ней время. К тому же, здесь такая умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь шепотом посетителей. В этом есть что-то таинственное и притягательное.

Разговор потек неспешно, словно ручей, переливаясь от одной темы к другой. По просьбе Александра, Лида увлеченно поведала о выставке, о своих любимых мастерах, о том, как она видит мир через призму холста и красок. Александр слушал, затаив дыхание, задавал вопросы, и в каждом его слове чувствовался неподдельный интерес. Маша наблюдала за ними, и ей почудилась едва заметная искра, промелькнувшая между Лидой и Александром.

«Неужели это начало чего-то большего?» – подумала она.

Они еще долго бродили по лабиринтам живописи, обсуждая будущие планы и учебу в родном МГУ. В ходе непринужденной беседы выяснилось, что обе девушки, как и Александр, перешли на пятый курс, а учились они на факультете журналистики.

Александр не мог надышаться обществом Лиды. Ему отчаянно захотелось продолжить эту встречу, узнать о ней все, поделиться сокровенными мыслями и надеждами.

– Советую продолжить нашу встречу? У меня есть предложение пойти на ужин, – промолвил Александр, ощущая, как легкий трепет волнения коснулся его души.

Лида, с искренней радостью в глазах, ответила:

– С превеликим удовольствием. Но позволь, сперва спрошу у Маши.

Она вопросительно посмотрела на подругу. Маша, кивнув, вздохнула и с теплой улыбкой, произнесла:

– Ну что же, идите, наслаждайтесь обществом друг друга! Не буду вам помехой.

Александр, осознавая себя кавалером двух прекрасных дам, счел необходимым внести ясность в свое приглашение:

– Виноват, неверно выразился, потому вы вдвоем неверно меня поняли. Я приглашаю вас обеих к себе домой, отведать мамин капустный пирог. Она творит чудеса с ним. Чувствую, аромат уже витает в воздухе, возвещая о его готовности.

Лида и Маша обменялись взглядами, в которых читалось удивление и нерешительность перед неожиданным предложением.

– Не будет ли это… неловко? – с легкой долей сомнения спросила Лида. – Твоя мама ведь нас не знает, да и приглашения от нее не поступало.

– Но зато я вас знаю и приглашаю! – с непоколебимой уверенностью заявил Александр. – Уверен, мои родители будут вне себя от радости, познакомившись с вами. Они у меня замечательные люди. А если вы не вкусите этот пирог, то будете горько сожалеть об этом всю жизнь. Поверьте, такой кулинарный шедевр вам больше нигде не доведется попробовать. Так что решайтесь!

Маша, восхищенная напором и обаянием Александра, воскликнула:

– Черт возьми, Саша! Да ты мастер убеждения!

И вот, окрыленная предвкушением восхитительного пирога и теплой встречи, молодая компания весело и дружно двинулась в гости к юноше, навстречу новым впечатлениям и кулинарным открытиям.

Глава 3. Капустный пирог

Елена Васильевна, заслышав щелчок входного замка, не отрываясь от спиц, окликнула сына из гостиной, и в голосе ее слышалось притворное ворчание:

– Саша, ну сколько же можно! Пирог давно румянится на кухонном столе, а тебя все нет. Где ты пропадаешь? Мы с папой совсем заждались!

Ее голос, окрашенный легкой досадой, прокатился по комнатам. Елена Васильевна не находила себе места, гадая, что могло задержать сына. Они с Карлом Степановичем уже больше часа томились в ожидании чаепития.

Наконец в проеме двери гостиной комнаты возник долгожданный Саша. Лицо его светилось улыбкой, в глазах искрился неподдельный восторг. И он был не один. За его спиной стояли две юные незнакомки. Одна – озорная блондинка с глазами цвета васильков, другая – с копной каштановых локонов и чуть смущенным взглядом газели.

Когда они вошли, словно солнечный луч пробился сквозь тучи, и в квартире разлилось тепло. Тихий и застенчивый смех девушек, подобно перезвону колокольчиков, наполнил комнату легкостью. В одно мгновение привычная тишина дома уступила место оживлению, словно комната озарилась невидимым светом.

– Мама, прости, – пробормотал он, щеки тронул легкий румянец, словно стыдливость пыталась прикрыть озорной огонек, плясавший в глазах. – Просто… случайно столкнулся с двумя очаровательными однокурсницами. Они такие… славные! И я подумал, что ты будешь не против, если я приглашу их на твой волшебный пирог?

В голосе звучала такая неприкрытая искренность, такая детская надежда на понимание, что сердце Елены Васильевны дрогнуло. Мимолетное удивление сменилось тихой радостью. Нежданные гости – словно глоток свежего воздуха в привычном укладе жизни. Ей всегда нравилось знакомиться с новыми людьми, узнавать что-то новое о мире, в котором жил ее сын.

К тому же, она была женщиной проницательной и сразу разгадала его лукавство. За этим внезапным порывом наверняка скрывалась одна из девушек, пленившая его сердце. Слишком хорошо она знала своего сына, чтобы не почувствовать это. Любовь… Может, робкая и несмелая, а может, и вовсе безумная. Но любовь, как бурный поток, – ее не остановить, ее можно только принять. И ей непременно нужно будет выяснить, какая из этих незнакомок сумела завладеть его сердцем.

Солнце щедро заливало угловую гостиную, проникая сквозь два огромных окна и окрашивая комнату в теплые золотистые тона. Интерьер дышал утонченным вкусом: антикварный диван с обивкой цвета бордо томился у окна, словно в ожидании гостей. В центре комнаты расположился полированный прямоугольный стол, над которым сиял медный самовар. Три мягких стула, словно близнецы дивана, окружали стол. Четвертый скромно примостился у стены. Плотные шторы, которые сочетались с обивкой мебели, обрамляли окна, словно драгоценные самоцветы.

Первый взгляд на квартиру – и тебя окутывает волна умиротворения, словно пледом из нежности. Здесь обитал дух безмятежного счастья, сотканный из тончайших нитей вкуса хозяйки. Ее стиль проникал в каждую деталь: от элегантных штор, струящихся по окнам шелковыми водопадами, до изысканной вазы, где алели розы, словно капли застывшей зари. Под ногами лежали мягкие ковры ручной работы с восточными мотивами, приглашая забыть о суете. На стенах застыли истории в позолоченных рамах, картины, манящие в мир грез. Пол, отполированный до зеркального блеска, отражал солнечные зайчики, множа свет и тепло. В этом тихом царстве чувствовался невидимый пульс уюта, гармонии и безмятежности. Она умела видеть искру волшебства в простых вещах, превращая каждый день в маленький праздник души.

Если при появлении девушек на лице Елены Васильевны и промелькнула тень секундного замешательства, то она тут же растаяла под лучами приветливой улыбки. Ее острый, как у горлицы, взгляд сразу уловил чистоту их сердец и неподдельную искренность. Лучистые глаза замерцали теплом и пониманием, словно приветствуя долгожданных гостей. Девушки, смущенные этим проникновенным взглядом, как от ласкового прикосновения солнца, ответили робкими улыбками. Их наряды, выдержанные в безупречной гармонии стиля и цвета, лишь оттеняли природное изящество и свежесть. В глазах читалось дружелюбие и искреннее желание понравиться.

– Сашенька, ну конечно, я не против, а только рада, – с искренним радушием ответила она сыну, откладывая в сторону клубок и спицы. – Добро пожаловать, милые девушки! Не стесняйтесь, проходите в комнату, пожалуйста! Сейчас будет пирог и чай. Самовар уже вовсю поет!

Елена Васильевна повернула голову в сторону кабинета мужа и негромко позвала:

– Карлуша, дорогой, подойди сюда, пожалуйста! У нас гости!

Карл Степанович вышел из кабинета, где только что погружался в хитросплетения исторических хроник. Высокий, с благородной сединой, тронувшей виски, и лучистыми добрыми глазами, он внимательно окинул взглядом вошедших.