скачать книгу бесплатно
Порядка тридцати процентов невинно осуждённых отбывают сроки заключения.
Во как! Во как они работают, черти полосатые. Во как они, судьи народные, свои липовые судебные вердикты выносят.
А посему вот что надо сделать…
Кресла, обтянутые кожей предыдущего вороватого судьи, который взятки брал, надо узаконить. Срочно. Немедленно.
Можно и по-другому бороться. Другими, так сказать, методами.
Нет! Только так! И не иначе.
Кресло из кожи предшественника – закон для госслужащего.
Для судьи!
Для прокурора!
Для следователя!
Для чиновника!
Для депутата!
Для сенатора!
Для министра!
Для премьера!
Для президента!
Вот тогда заживём!
Честно!
Справедливо!
По-человечески!
По-божески!
Срочно это надо внедрить!
Ни минуты промедления!
Ни секунды!
Да! Да-да-да!!! Вот этот миг… между прошлым и будущим…
Промедление смерти подобно!
Счастье нас ждёт… настоящее… общенародное…
Да! Для всех! Независимо ни от чего.
В Сингапуре давно догадались: кресло самое обыкновенное. Но за взятку смерть неминуемая. И всё!!! Получилось у них.
Да! В Сингапуре судьи взяток не берут!! И это показательно.
Точно. И казней там нет теперь.
Ага. У них так. А у нас… их, этих новоиспечённых юристов, столько наклепали, что лет этак на десять-двадцать-тридцать… непрерывных казней хватит.
Точно. Много их. Чересчур.
И казнь у нас запрещена законом. Так что… нам нужен какой-то иной вариант.
Да-да, не обязательно у нас такие уж все смертельные меры применять.
Конечно. Можно и в живых оставлять.
Чтобы сидел он в кресле, рядышком, за стеклянной перегородкой и с зашитыми белыми суровыми нитками карманами.
Только чтобы каждый видел, что лучше бы сразу расстреляли или с самолёта скинули, с борта корабля… в пучину морскую за содеянное… за взятки.
Да. Делали так иногда. Кое-где. Порой…
Можно ещё на бамбук посадить, он за сутки на метр прорастает.
Нет, это плохой способ. Человек за сутки на бамбуке обязательно помрёт.
Точно. Помрёт. Обязательно. Даже если он судья пожизненный.
Что тогда делать?
Не торопиться. Изучить всё повнимательней. Все плюсы и минусы перебрать, сравнить, проанализировать. Сперва так.
А теперь… теперь вперёд! На амбразуру.
Вперёд надо идти! К прогрессу. К хорошему. К настоящему. И с песней по жизни.
Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет мама! Пусть всегда буду я!
Пусть всегда будет у нас:
От друзей – внимание!
От людей – доброта!
От родных – любовь!
От жизни – справедливость!
От судьбы – благосклонность!
От бога – здоровье!
И ещё…
Утром – думай!
Днём – действуй!
Вечером – благодари!
Ночью – спи! отдыхай!
Такие вот интересные мысли, будоражащие весь организм от макушки и до самых пяточек… бродили в вспухшей голове размышлявшего о жизни пассажира ретро-трамвая, пожилого больного человека, едущего в отделение Пенсионного фонда за нужной ему справкой. Ему хотелось, чтобы в Российском государстве всё было честно и справедливо. Ему это очень хотелось. Очень-очень. Он же патриот своей Родины…
Глава 56
Хождения, хождения, хождения…
И вот… пеший отрезок пути остался… – заключительный
Дорогу осилит идущий…
Луций Анней Сенека
«Следующая остановка «Проезд Юных мичуринцев», – послышалось Василию Никаноровичу откуда-то издалека. Ого! Где-то он уже это слышал…
«Но почему «Юных мичуринцев», – удивился Кульков, – и почему «Проезд»? Она же, остановка эта, всю жизнь называлась «Улица Юного коммунара». Стоп. Или «Юных коммунаров». Ох, забыл уже, – продолжал нудно размышлять он, – а тут какие-то «Юные мичуринцы» появились невесть откуда. Что они, черти полосатые, себе позволяют?»
Кульков встрепенулся и посмотрел по сторонам: вагон трамвая, замороженные окна, стоящие и сидящие пассажиры; а объявление доносится из штатного динамика под потолком этого милого, но холодного и грязного, старого, изношенного долгим временем трамвайного вагончика.
«Фу ты чёрт, я же в Москве; не там… не в своём городе», – мгновенно сообразил он и вспомнил ту сердобольную старушку, которая говорила ему недавно, что выходить из трамвая надо именно на остановке «Проезд Юных мичуринцев».
Пассажиров было много в салоне. Одни сидели, другие стояли. Плотненько так.
«Заснул, что ли…» – мельком пронеслось в сознании уставшего Василия.
Он с диким ужасом подскочил с сидения, как трижды ужаленный пчелой, отпрянул от окошка, как четырежды ошпаренный крутым кипятком, живенько выпрямился и стал шустро продвигаться к выходу. Подгонял при этом себя и окружающих: «Быстрей… Ещё быстрей… Шибче… Скорей… Эй, посторонитесь… Эй, поберегитесь! Эй, расступитесь! Дорогу дайте опаздывающему! Живо! Уступите! Дайте прошмыгнуть… Прошу пардону… Разрешите пройти! Ну-ка!! Ну-ка!! Дозвольте пролезть! Позвольте выйти!»
Насилу к выходу продрался. Но в дверях застрял. С входившим человеком лоб в лоб встретился. Еле разминулись. С боем! Руки-ноги в ход пошли. Чья возьмёт. Боевая ничья в итоге. Полная гармония. Один в салон на коленках буквально вполз, за людей хватаясь, за руки чьи-то, за ноги, за юбки, за подвязки, за гачи, за хлястики. Другой сам выпал. Пинком под зад кто-то помог. Наружу кое-как выскочил, но не совсем удачно: пара пуговиц на куртке с «мясом» вырвались. Ой!! Где они? Неизвестно! Да и не до них… не до пуговиц сейчас… Лишь бы с трамвая сойти. Лишь бы на простор попасть.
***
И вот он на улице. Вывалился из транспортного средства кубарем. Очень даже удачно, не считая вновь ушибленного колена (того самого!) и разбитого в кровь носа…
Но остальное всё в норме. Повезло. Уже хорошо. Слава, тебе, господи…
Теперь сориентироваться надо: куда шагать, в какую сторону стопы направить.
Задумался… Припомнил… Обрадовался…
Дальше, по словам той миленькоой, добренькой, седовласенькой бабули, которая его ещё в автобусе надоумила, надо было пройти по ходу трамвая до первого светофора, перейти улицу, повернуть направо, метров через двести свернуть налево в арку и идти дворами, а там, мол, люди подскажут дальнейший путь. Там, дескать, недалеко.
Кульков так и пошёл, помня ценные указания старушки. Вперёд. И с песней…
Перекрёстки попадались, а вот светофоров он не видел, не встречал. Бабушка же, божий одуванчик, говорила, что надо идти именно до светофора. Но его впереди как не было, так и нет. Вон сколько уже пройдено. «Вот, бабуля, вот, божий одуванчик, вот чертовка старая, накосорезила, однако… Или специально отправила меня по ложному пути. Ну, бабуля… Ну, одуванчик… Чёртова бабуля…» – неприятно вертелось в голове.
Но Кульков шёл прямо. Шагал и шагал. Топал твёрдо и не сворачивая. Так, как ему было сказано. Он всегда верил людям. Вера должна быть постоянной. На то она и вера! Но всё же некоторые сомнения бродили в его воспалённой черепушке.
Сомнения эти сумасшедшие всё увеличивались и увеличивались в размерах. Они росли и росли… Они множились… множились… и множились…
«Как быть? Что делать?» – стукнуло неожиданно по мозгам. Ещё… Ещё… И ещё раз бабахнуло… Всё громче и громче. Всё сильней и сильней. Всё ясней и ясней. Всё напористей и настойчивей.
– Скажите… пожалуйста… – спросил на всякий случай Василий Никанорович у попавшейся навстречу другой юркой старушенции, – а как в Пенсионный фонд пройти?
– Дак ты, милок, не в тую сторону идёшь, – прошамкала беззубая бабка.
– Как это не в тую?..
– Очень даже просто. Не в тую!! В другую надыть топать.
– Да вы что говорите… Как же это, паря, случилось, что не туда куда надо меня понесло… – удивился Кульков и приуныл, голову повесил. Но уже через минуту зло и с остервенением подумал про ту, автобусную старушку, которая ему маршрут движения строила, и стал костерить её на чём белый свет стоит… но не вслух, а в уме: «Ну, ты и бабуля! Божий ты одуванчик… Или не божий… Дурёха! Гадина! Стерва колченогая! Что же ты отчебучила? Что натворила? Обманула меня! Специально мне наплела про светофор, арку и тому подобное».
Долго ещё Василий стоял, запрокинув голову в небо и размахивая во все стороны руками. Он был зол, он утюжил недобрыми словами недавнюю свою дряхлую попутчицу, которая путь ему обрисовала до пункта назначения. Потом спросил резко:
– А в какую другую??
– Дак тебе, милок, надыть назад иттить. И по другой стороне улицы, – добродушно продолжала милейшая и добрейшая богообразная старушка. – Потом надыть на светофоре перейтить улицу, повернуть направо, затем налево и дворами доберёсси… – закончила она и провела сухонькой своей ручонкой по морщинистому лицу, а свои мутные слезящиеся глазки, упрятанные в глубоких ямках-глазницах, привычно промокнула растрёпанным уголком добела выцветшего старенького до дыр заношенного головного платочка.
– Ха! Вот так так… Вот, оказывается, как…
– Ну да, милок. Точно так!
– Дак… Ничего не понимаю… Я же так и иду, как только вышел из трамвая.
– А ты, милок, на какой остановке-то… выходил из транвая?
– Как это на какой? На остановке «Проезд Юных мичуринцев»!
– Это понятно. А ты из центра ехал? Али с завода?
– Да из центра… вроде… Про завод мне ничего не говорили.
– Ну, ежлив ты из центра ехал, то зачем улицу-то переходил, касатик?
