Моя жизнь в астрономии

Сдав все кандидатские экзамены на отлично, я представил в срок, до окончания аспирантуры, мою кандидатскую диссертацию и в марте 1967 года доложил ее на кафедре астрофизики. Головной организацией по моей диссертации был назначен Казанский университет, а официальными оппонентами – В. П. Цесевич и В. Б. Гласко. Защита диссертации состоялась в июне 1967 года. Защита прошла успешно, при тайном голосовании я получил 100% голосов за. На защите меня поддержал С. Б. Пикельнер. Ему особенно понравилось то, что я внедрил в астрофизику современные методы решения некорректных задач, а также мое предсказание рентгеновского излучения от столкновения звездных ветров в двойных системах. После выступления Соломона Борисовича выступил Иосиф Самуилович Шкловский и сказал: «Присоединяюсь к мнению Соломона Борисовича». Эти выступления выдающихся ученых меня очень порадовали и вдохновили на дальнейшие научные изыскания.

За несколько дней до защиты моей кандидатской диссертации ко мне подошла наша заботливая «классная мама» Наталья Борисовна Григорьева и спросила: «Толя, мы хотим сделать подарок к твоей защите. Что тебе подарить? Я думаю, что тебе надо подарить новые штаны», – сказала она, глядя на мои сильно поношенные брюки. Я гордо отверг эту идею и сказал, что меня мои штаны вполне устраивают. А вот что я бы действительно хотел иметь, так это музыкальный проигрыватель. И мне после защиты мои коллеги подарили такой проигрыватель. Я накупил пластинок и по вечерам, после работы, часто слушал классику. Особенно любил произведения Шопена. Один из вальсов Шопена я даже выучил по нотам на гитаре. Классическую музыку мы с друзьями также часто слушали, посещая Московскую филармонию и Большой зал Московской консерватории. Ходили мы и в Большой театр на оперу и балет. При этом, чтобы не стоять в очереди за билетами, мы выработали такую практику: приходили за полчаса до начала спектакля к главному входу в Большой театр и, представляясь студентами МГУ, просили продать билет у посетителей, ожидающих своих знакомых. Как правило, кто-то из этих знакомых либо сильно опаздывал, либо вообще не приходил. Поэтому перед самым началом спектакля нам удавалось купить «с рук» необходимые билеты. Из многих претендентов на «лишний билетик» нам, студентам МГУ, как правило, отдавалось предпочтение.

Встал вопрос о моей дальнейшей работе. Еще год назад, летом 1966 года, на Всесоюзной конференции исследователей переменных звезд в Свердловске, после моего доклада об узкополосных наблюдениях затменных двойных систем с компонентами Вольфа–Райе, ко мне подошли Владимир Платонович Цесевич и Александр Михайлович Шульберг и предложили после окончания моей аспирантуры ехать на работу в Одессу, в Астрономическую обсерваторию Одесского университета. Я сказал, что подумаю, и, вернувшись в Москву, посоветовался по этому вопросу с Д. Я. Мартыновым. Дмитрий Яковлевич, выслушав меня, сказал: «Вы будете работать в Москве, в ГАИШ МГУ». В то время была большая проблема с пропиской в Москве. Дмитрий Яковлевич, как мой научный руководитель и директор ГАИШ, обратился с письмом на имя ректора МГУ академика И. Г. Петровского, в котором была изложена просьба включить меня в число претендентов на московскую прописку и выделить мне жилую комнату из фондов МГУ. Это письмо с резолюцией «Согласен. И. Петровский» я храню до сих пор.

Таким образом, с 1 апреля 1967 года, сразу после окончания аспирантуры, я был зачислен на должность младшего научного сотрудника ГАИШ в группу Д. Я. Мартынова, которая в дальнейшем была переименована в отдел звездной астрофизики. Я поселился в 12‑метровой комнате в трехкомнатной коммунальной квартире на юго-западе Москвы, получил постоянную прописку по этому адресу и стал полноправным москвичом. Помню, после получения паспорта со штампом о прописке я поехал на смотровую площадку Ленинских гор, где за спиной от меня возвышалось великолепное здание МГУ, а впереди открывалась прекрасная панорама Москвы. Я долго стоял, а потом гулял по смотровой площадке и с гордостью осознавал, что мне удалось победить МГУ и Москву – то, о чем я мечтал еще в 1960 году, когда собирался переводиться в МГУ. Это были незабываемые минуты моей жизни. За это я глубоко благодарен моему научному руководителю Д. Я. Мартынову и ректору МГУ И. Г. Петровскому.

Через год после моей защиты, летом 1968 года, член-корреспондент АН Украинской ССР В. П. Цесевич, директор Астрономической обсерватории Одесского госуниверситета, организовал в Одессе небольшую научную конференцию, посвященную проблемам тесных двойных звездных систем. На этой конференции мы обсудили план коллективной монографии «Затменные переменные звезды», которая являлась одним из томов четырехтомной коллективной монографии по переменным звездам, издаваемой по постановлению Астросовета АН СССР. Главным редактором этой монографии стал В. П. Цесевич. Я написал главу в эту монографию под названием: «Интерпретация кривых блеска затменных систем звезд с произвольным законом потемнения».

В конце этой конференции состоялся банкет, на котором Владимир Платонович Цесевич поделился с нами опытом общения с одесскими городскими властями. Однажды Владимир Платонович, член-корреспондент АН Украины, директор Астрономической обсерватории Одесского университета, пришел на прием к председателю Одесского городского совета народных депутатов с просьбой о помощи в проведении капитального ремонта здания обсерватории. Председателя горсовета не оказалось на месте (он куда-то срочно вынужден был отлучиться по своим делам). Прождав два часа, Владимир Платонович, так и не дождавшись начальства, вынужден был вернуться в свою обсерваторию. Через неделю он послал в горсовет своего заместителя, который был любезно принят председателем. Когда замдиректора Одесской обсерватории поведал председателю горсовета о том, что на прошлой неделе член-корреспондент АН Украины В. П. Цесевич безуспешно прождал его два часа, председатель очень огорчился. Он сказал: «Ай, какой конфуз, как нехорошо получилось: я заставил ждать в течение двух часов такого выдающегося ученого – члена-корреспондента. Я понимаю, если бы это был просто академик, но член-корреспондент… Я очень сожалею, что его обидел. Передайте Владимиру Платоновичу большой привет и мои искренние извинения. Какое у вас дело ко мне?» Замдиректора протянул ему бумагу за подписью В. П. Цесевича с просьбой о помощи с ремонтом. Председатель горсовета наложил на нее положительную резолюцию, и в течение ближайших двух месяцев ремонт здания Одесской обсерватории был проведен. Простим уважаемому председателю горсовета его оплошность: он не слишком хорошо разбирался в тонкостях академических званий и не знал, что звание академика выше, чем звание члена-корреспондента. Важно то, что описанный случай, при всей его потешности, демонстрирует, как уважительно в то время (1960‑е) советская власть относилась к науке и к ученым. А вот пример отношения российских властей к ученым в конце 1990‑х годов. Мы отмечали 60-летие директора соросовской образовательной программы профессора В. Н. Сойфера. Празднование проходило в МГУ, а затем был банкет. Во время банкета к нашей группе соросовских профессоров присоединилась миловидная молодая женщина – чиновница из правительства Москвы. После третьей рюмки коньяка она вдруг заявила: «Я удивляюсь: такие умные и талантливые люди, и чем занимаются – наукой!» И в ее голосе было столько сожаления и разочарования, что мы поняли: если бы мы занимались бизнесом, коммерцией или, в крайнем случае, банковскими операциями, то были бы достойны гораздо большего уважения. Как говорят философы: все течет, все изменяется…

Венцом высокомерно-пренебрежительного отношения современных российских властей к науке и ученым явилась проведенная в июне–сентябре 2013 года так называемая реформа Российской академии наук, созданной Петром Великим почти 300 лет тому назад.

Действуя нагло и нахраписто, высокопоставленные российские чиновники осуществили большевистское раскулачивание РАН, отняв у нее собственность, которая была подарена ей Российским государством в знак признания заслуг советских и российских ученых в деле развития экономики страны и укрепления ее обороноспособности. От разгрома Российскую академию наук не спасли даже ее заслуги в создании ракетно-ядерного щита, который обеспечивает прочный государственный суверенитет страны. Российская академия наук, наряду с армией и флотом, является одним из столпов российской государственности. Приходится лишь гадать, почему российские власти решили сами себя кастрировать. Воистину, если Бог решает наказать людей, Он сначала отнимает у них разум…

Владимир Платонович всегда высоко оценивал мои работы по физике тесных двойных систем. Ему нравилось, что эти работы вносят некую свежую струю идей в, казалось бы, сугубо классическую и досконально проработанную область астрономических исследований. Мне такая оценка была особенно дорога ввиду того, что я еще в десятилетнем возрасте зачитывался книгами В. П. Цесевича.

В дальнейшем, уже будучи доктором наук, я практически ежегодно (летом) бывал в Астрономической обсерватории Одесского университета, с которой ГАИШ заключил договор о научном сотрудничестве. Я с благодарностью вспоминаю гостеприимство моих одесских коллег и друзей, особенно Вали Каретникова и Вани Андронова, у которых я часто бывал дома в гостях. С профессором Валентином Григорьевичем Каретниковым, директором этой обсерватории, мы дружили семьями. С В. Г. Каретниковым нам удалось написать несколько хороших статей на тему об эволюции тесных двойных систем (см. ниже).

Монография «Затменные переменные звезды» вышла в свет в 1971 году. Она переведена на английский язык и получила высокую оценку мировой астрономической общественности. Так закончился период становления меня как самостоятельного научного работника.

Не могу не сказать также о других событиях моего аспирантского периода. В начале моего пребывания в аспирантуре физического факультета МГУ (когда мне было двадцать пять лет) я получил неожиданное свидетельство о том, что я уже не совсем молодой человек. В середине 1960‑х годов в Москве проходила летняя спартакиада народов СССР. В это время в общежитиях МГУ (которые были свободны в связи с отъездом студентов на летние каникулы) разместились многочисленные команды молодых спортсменов. Мы познакомились с группой девушек-гимнасток в возрасте шестнадцати-семнадцати лет, перворазрядниц и кандидатов в мастера спорта. Поскольку пребывание в главном здании МГУ было для них большим и радостным событием, мы, аспиранты физфака МГУ, с удовольствием водили их по аудиториям физического факультета, показывали им прекрасную панораму Москвы с высоты двадцать восьмого этажа главного здания МГУ и рассказывали о прелестях нашей университетской жизни. В общем, мы подружились и часто по вечерам встречались и гуляли по Ленинским горам. Однажды мы назначили встречу около входа в столовую № 8 на территории МГУ, недалеко от здания ГАИШ. В назначенное время, направляясь от здания ГАИШ к столовой № 8, мы вдруг слышим, как из‑за угла столовой раздается звонкий голос одной из наших молодых знакомых гимнасток: «Что-то наши старички опаздывают!» В тот момент я впервые осознал, что я взрослый человек и с точки зрения шестнадцатилетней девушки уже являюсь стариком… Таковы, к сожалению, неумолимые законы нашей жизни.

Илл. 12. На Белом море. Соловецкие острова, 1964 г.

Летом 1964 года, в составе студенческого стройотряда под руководством Володи Андрияхина, я поехал на Соловки добывать на Белом море морские водоросли – ламинарию и альфенцию. Володя Андрияхин был активным организатором студенческих строительных отрядов. Он также возил стройотряды на строительство Пущинского научного центра АН СССР. Володя пользовался большим авторитетом среди студентов и аспирантов МГУ. Это был надежный друг и товарищ. Мне посчастливилось быть на его свадьбе. Нас в соловецком отряде было тридцать два человека: шестнадцать девушек и шестнадцать парней. Каждое утро нас, мужчин, с помощью большого катера развозили на специальных лодках-карбасах на отмели во время отлива на море. С помощью специальных якорей-драг мы вытаскивали водоросли в карбасы и затем доставляли их на берег, на остров. Затем девушки занимались просушиванием этих водорослей, раскладывая их на солнцепеках. Погода на Севере очень неустойчивая – жаркое солнце часто сменялось холодными дождями и ветрами. Поэтому разложенные для просушки водоросли надо было собирать в кучи и накрывать брезентом. В общем, и для парней, и для девушек работа была нелегкой. Но все эти трудности компенсировались возможностью созерцать замечательные красоты Севера. Поскольку мы располагались около Северного полярного круга, Солнце двигалось почти параллельно горизонту. Вода на Белом море имеет специфический планктон, который рассеивает белый свет. Поэтому Белое море – действительно белое. Когда оно освещается косыми солнечными лучами, то в нем присутствуют разнообразные и очень красивые оттенки от белесого до розовых и красных. В общем, картина как на пейзажах Рокуэлла Кента.

На Заяцких островах, где мы жили, было очень много зайцев. Поскольку у нас были малокалиберные винтовки, мы охотились на зайцев и затем употребляли их в пищу. Однажды к нам приехали очень веселые и доброжелательные жители другого острова и стали расспрашивать, как мы живем, чем питаемся. Мы рассказали, как мы охотимся на зайцев. Вдруг наши гости сменили тон и строго спросили: «А вы знаете, что охотничий сезон еще не наступил?» Оказалось, что наши гости – работники природоохраны. Услышав наши выстрелы, они приехали к нам, чтобы навести порядок. Но их так тронуло наше простодушие, что они не стали применять к нам строгие меры, а ограничились тем, что забрали у нас винтовки. В конце нашей миссии мы заехали к ним, и они вернули нам наши винтовки. Мы побывали также в Соловецком монастыре и занимались его реставрацией. После нас в течение нескольких лет физический факультет МГУ организовывал стройотряды для выполнения работ по реставрации Соловецкого монастыря. Припоминаю еще один забавный эпизод из моей жизни, связанный с пребыванием на Соловках. После похода в море и напряженного труда нам очень хотелось есть. Однако нас кормили весьма скромно: обычно две банки тушенки бросались в большой казан с вареными макаронами. И все это на тридцать два человека! Таким же скромным было и питье: две банки сгущенки кидались в большой чайник с кипящей водой, заваренной заменителем кофе. Каждый раз после такого обеда я думал: «Вот вернусь в Москву, куплю две банки тушенки, две банки сгущенки и все это съем один». И действительно, вернувшись в Москву и поселившись в общежитии МГУ, я пошел в гастроном, купил две банки тушенки и две банки сгущенки, буханку хлеба, заварил литровую банку чая и стал все это есть. Две банки тушенки я съел и, кроме того, одолел одну банку сгущенки. А вот на вторую банку сгущенки сил у меня уже не хватило. Такова была наша аспирантская веселая жизнь.

Во время пребывания в аспирантуре я стал более активно участвовать в работе агитбригады физического факультета МГУ. В студенческие годы я напряженно работал, ликвидировал пробелы моего образования, и у меня не было времени регулярно участвовать в художественной самодеятельности. А во время обучения в аспирантуре у меня было больше свободного времени, я познакомился с нашими знаменитыми бардами Сергеем Никитиным, его будущей женой Таней Садыковой, с Геной Ивановым, Валерой Канером, Сергеем Крыловым. В составе агитбригады мы посетили ряд городов нашей страны (Свердловск, Кишинев и др.), где выступали с концертами. В каждом городе, перед тем как дать нам разрешение на выступления, специальная комиссия горкома комсомола устраивала нам контрольное прослушивание. Поскольку я играл на гитаре классику, меня часто выпускали на таких прослушиваниях первым. Я исполнял на гитаре первую часть Лунной сонаты Бетховена. Ввиду того, что произведения Бетховена очень любил В. И. Ленин, нам сразу давали зеленый свет на выступления в городских клубах, школах, институтах и других публичных местах.

Илл. 13. Выступление на конкурсе худсамодеятельности во Дворце культуры МГУ. 1963 г.

В аспирантские годы я также участвовал в ежегодных университетских конкурсах художественной самодеятельности. Выступал с сольными номерами: играл на гитаре классику. Гитара – очень трудный инструмент. Волнение исполнителя и малейшая его неуверенность немедленно отражаются на качестве исполнения сложных музыкальных пьес. Когда на гитаре играешь сложные произведения для себя или друзей в узком кругу, то все хорошо получается. Однако когда выходишь на сцену и видишь глаза сотен людей, сидящих в зале, то пальцы деревенеют и легкость исполнения теряется, поэтому часто делаешь ошибки при игре (выдаешь «лажу», как говорят гитаристы-профессионалы). Однажды мне особенно повезло – я, выступая на конкурсе МГУ, безошибочно исполнил на гитаре вальс Иванова-Крамского и этюд-тремоло «Воспоминания об Альгамбре» из репертуара аргентинской гитаристки Марии Луизы Анидо. В итоге я занял призовое место в общеуниверситетском конкурсе худсамодеятельности и получил в подарок роскошный кожаный кошелек. И хотя этот кошелек у меня чаще всего был почти пустым, я его с гордостью носил в своем кармане, ощущая себя одним из победителей трудного общеуниверситетского конкурса.

Вообще, культурная и спортивная жизнь в МГУ в те годы била ключом. В мае каждого года на ступеньках физфака проходило празднование Дня физика. На празднике Дня физика в 1961 году присутствовал Нильс Бор. Я был на этом празднике и стоял недалеко от этого великого физика. Сопровождал Бора и осуществлял синхронный перевод его выступления академик Л. Д. Ландау. На одном из празднований Дня физика, в 1963 году, присутствовал космонавт № 2 Герман Степанович Титов.

Ежегодно устраивались университетские смотры художественной самодеятельности. Особым успехом пользовалась постановка оперы «Архимед», автором которой были Валера Канер и Валера Миляев. К нашим услугам были стадионы и спортивные площадки университета. В общем, в свободное время нам, студентам и аспирантам МГУ, скучать не приходилось.

Глава IV. Научный сотрудник ГАИШ

Сразу после зачисления меня младшим научным сотрудником я окунулся в замечательную творческую атмосферу ГАИШ – этого крупнейшего в нашей стране научно-образовательного центра. ГАИШ – старейшее астрономическое учреждение в стране (основан в 1931 году на базе Астрономической обсерватории Московского университета, созданной в 1831 году). Это научно-исследовательский институт в составе МГУ. Поэтому в ГАИШ, наряду с научной работой, ведется подготовка астрономических кадров. ГАИШ является базой для проведения учебного процесса на физическом факультете МГУ, где имеется Астрономическое отделение, состоящее из нескольких кафедр: астрофизики, звездной астрономии, астрометрии, небесной механики, гравиметрии, экспериментальной астрономии. Поскольку ГАИШ является не только научным, но и учебным институтом, в его научных отделах и лабораториях представлены практически все направления астрономических исследований. Поэтому работать в ГАИШ очень интересно. Здесь царит классическая творческая университетская атмосфера научного братства, атмосфера нетерпимости к любым проявлениям карьеризма и зазнайства. Работать здесь непросто, потому что планка научных исследований в ГАИШ очень высока. Она десятилетиями задавалась такими выдающимися и всемирно признанными учеными, как академик Я. Б. Зельдович, член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский, профессор С. Б. Пикельнер, профессор Г. Н. Дубошин, профессор М. У. Сагитов, член-корреспондент АН СССР П. П. Паренаго, профессор Б. В. Кукаркин, профессор Б. А. Воронцов-Вельяминов, профессор Д. Я. Мартынов, и многими другими крупнейшими учеными страны.

Начало моей работы в ГАИШ совпало с периодом ренессанса в астрономии. Начиная с 1960‑х годов в течение почти двадцати лет в астрономии шла череда выдающихся открытий: были открыты квазары, пульсары, реликтовое трехградусное излучение, подтвердившее горячую модель формирования нашей Вселенной, источники мазерного излучения, связанные с областями звездообразования, компактные рентгеновские источники и т. п. Научная жизнь в ГАИШ была очень активной. Особенно следует отметить работу Объединенного астрофизического семинара (ОАС), организаторами и руководителями которого были три великих ученых: академик Я. Б. Зельдович, академик В. Л. Гинзбург, член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский. Впоследствии бессменным руководителем ОАС стал Я. Б. Зельдович. Длительное время, с момента начала работы семинара (28 апреля 1966 года) и до 15 ноября 1979 года (235‑е заседание семинара), обязанности ученого секретаря ОАС исполнял Б. В. Комберг. Затем обязанности ученого секретаря этого семинара исполнял Н. И. Шакура. Семинар заседал раз в две недели по четвергам с десяти утра. Он стал центром научной мысли всей Москвы. Конференц-зал ГАИШ в дни работы семинара был всегда переполнен. На этом семинаре докладывали свои работы всемирно известные зарубежные ученые: Фред Хойл, Чандрасекар, Хоукинг, Торн, Пачинский, Мартин Шмидт и др., а также практически все ведущие физики и астрофизики страны. В те годы особенно поразительными были успехи в области космических исследований. 12 апреля 1961 года мы, студенты МГУ, узнав о запуске на орбиту вокруг Земли советского космонавта Ю. А. Гагарина, побросали занятия и пешком прошли путь от здания МГУ на Ленинских горах до Красной площади, где состоялся стихийный митинг. Мы с гордостью за нашу Родину читали в прессе и слушали по радио и телевидению сообщения об успехах советской космонавтики, а в конце 1960‑х годов слушали по радио голоса американских космонавтов, высадившихся на поверхности Луны. Мы, студенты Астрономического отделения физического факультета МГУ, особенно гордились достижениями нашей страны в области космических исследований, поскольку осознавали свою косвенную причастность к этим исследованиям. Даже девушки-студентки физического факультета, которые раньше предпочитали общаться прежде всего со студентами физиками-ядерщиками или физиками-теоретиками, после начала космической эры в стране стали гораздо более внимательны к нам, студентам-астрономам. Вспоминаю, как еще до полета Юрия Гагарина одна моя знакомая студентка-красавица, во время свидания со мной, вдруг заявила: «Вчера в лаборатории радиопрактикума я спаяла блокинг-генератор. А что ты умеешь делать?» В ответ я начал рассказывать ей о бесконечности Вселенной, о звездах, но это ее мало удовлетворяло. Она требовала, чтобы я ей поведал о том, какое значение для народного хозяйства имеют мои занятия астрономией. После полета Юрия Гагарина отношение девушек-студенток физфака к нам, астрономам, радикально изменилось, и мы стали пользоваться гораздо большим уважением с их стороны.

Космические исследования превратили астрономию во всеволновую науку. Если ранее астрономы наблюдали небо с поверхности Земли лишь в узком окне оптического диапазона длин волн, на котором длина волны электромагнитного излучения меняется всего примерно в два раза (земная атмосфера непрозрачна для большинства электромагнитных излучений, идущих из космоса), то благодаря космическим исследованиям и выносу телескопов за пределы земной атмосферы появилась возможность наблюдать небо в гамма, рентгеновском, ультрафиолетовом, инфракрасном и длинноволновом радиодиапазонах. В данном случае длина волны принимаемого электромагнитного излучения меняется уже не в два раза, а в 1016 раз! Поэтому надежность астрономических результатов сравнялась с надежностью результатов лабораторных физических экспериментов. И это несмотря на то, что астрономические объекты удалены от нас на громадные расстояния в тысячи, миллионы и миллиарды световых лет. В ГАИШ всеволновая астрономия развивалась в отделе радиоастрономии под руководством И. С. Шкловского. Здесь были представлены: инфракрасная астрономия (В. И. Мороз), ультрафиолетовая и рентгеновская астрономия (В. Г. Курт, Е. К. Шеффер), радиоастрономия (Н. С. Кардашев, В. И. Слыш, Г. М. Шоломицкий), оптическая астрономия (П. В. Щеглов, В. Ф. Есипов, Т. А. Лозинская).

За работы по созданию «искусственной кометы», позволяющие определять расстояния до космических аппаратов, удаленных от Земли на сотни тысяч километров, профессор И. С. Шкловский был удостоен Ленинской премии. На кафедре астрофизики профессор С. Б. Пикельнер развивал новые идеи магнитной гидродинамики и выполнял свои замечательные и ныне всемирно признанные работы по физике межзвездной среды, звездообразованию, структуре Галактики, а также по теории активных областей на Солнце. В отделе исследований Луны и планет под руководством Ю. Н. Липского создавались полная карта и полный глобус Луны на основе снимков обратной стороны Луны, полученных советской межпланетной станцией. В отделе гравиметрии под руководством М. У. Сагитова разрабатывался лунный гравиметр для установки на советском луноходе, а также велись прецизионные измерения постоянной тяготения. Б. А. Воронцов-Вельяминов работал над созданием Каталога взаимодействующих галактик, Б. В. Кукаркин и П. Н. Холопов с сотрудниками ГАИШ и Астросовета АН СССР вели работу по систематизации переменных звезд, Д. Я. Мартынов со своими учениками занимался физикой тесных двойных звезд и абсолютной спектрофотометрией звезд. Г. Ф. Ситник построил модель абсолютно черного тела и прокалибровал спектр Солнца.