скачать книгу бесплатно
– Ну, не все же время ты под кайфом ходишь. Я слышал, ты работал на телевидении, потом в каком-то компьютерном салоне…
– Это было давно и не в вашем вонючем городе! – ответил Макс зло.
– Все равно! Значит, котелок-то у тебя варит. Значит, ты не какой-то там сторчавшийся дебил с восьмиклассным образованием.
– Знаешь что, Плотник, – ответил Макс, уже более миролюбиво, – ты, наверное, считаешь себя самым умным и важным. Каким-то неординарным явлением во Вселенной или даже гением. Ты случайно не гений?
Макс попытался изобразить живой интерес.
– Может, и гений, – ответил Юрий Алексеевич, с видом простачка пожимая плечами, – откуда я знаю?
Ссориться с Максом ему не хотелось.
– Был у меня один приятель, – многозначительно вытаращивая глаза, начал Макс, – который долгое время жил двойной жизнью. Такой своеобразный человек-загадка. Одни из его друзей и знакомых отзывались о нем как о серьезном, положительном во всех отношениях человеке. Другие считали его пьяницей и подлецом, готовым на самую гнусную пакость. И все это искренне!
– Ну и что? – спросил сбитый с толку Плотник.
– Понимаешь, свою двойную жизнь он вел сознательно. Целенаправленно вырабатывал для себя два диаметрально противоположных имиджа. Из него мог бы получиться идеальный актер! Когда он возвращался с какой-нибудь выставки или презентации, то снимал дорогой костюм, напяливал на себя грязные обноски и спешил в расположенную за углом пивнушку. Причем только вообрази, какими осторожностью и ловкостью надо обладать, чтобы не попасться в этих лохмотьях на глаза тем, кто часом раньше видел его в смокинге. И наоборот.
– И зачем же ему это было нужно? – осторожно поинтересовался Юрий Алексеевич.
– Не знаю, – пожал плечами Макс. – Лично мне он сказал, что занимается сталкингом. Только это чушь. Я отлично знаю его и прекрасно врубаюсь в то, что такое сталкинг. Он говорил неправду.
Юрий Алексеевич промолчал.
– Нельзя относиться к людям так, как относишься ты, – изрек Макс после продолжительной паузы.
– И как же я к ним отношусь?
– Херово относишься, свысока. Говоря коротко, ты считаешь, что все остальные стоят на одну или даже несколько ступенек ниже тебя. Все вокруг в говне, а ты – в белом фраке. Взять хоть девчонок, с которыми ты базарил у меня на кухне, пока я висел на телефоне.
– И что же это за девчонки такие особенные? – ядовито прошипел Юрий Алексеевич. – Одна Антонина Нежданова, а вторая Софья Ковалевская, что ли? Или, может быть…
– Ты напрасно иронизируешь, – спокойно ответил Макс. – В Глахов они приехали не так давно, поэтому и тусуются у меня. Между прочим, обе окончили институт, и думаю, в скором времени все у них наладится.
– Так что же они, такие хорошие, ведут себя как последние бляди, да еще и торчат (…снежок…) на этом дерьме?!
Юрий Алексеевич расходился все больше и больше.
– Так, – усмехнулся Макс, – судьба обожает подобные шутки. У Светки безответная любовь, а Анька… Анька еще та штучка.
– Может быть, – хмуро ответил Юрий Алексеевич.
Раздражение его неожиданно пропало. В том, о чем говорил Макс, была и доля истины. Он действительно смотрел на других свысока. Большинство людей, с которыми он общался, бесили его своей тупостью и… как бы это сказать? Приземленностью, что ли? Отсутствием стремления к чему-то высшему, к каким-то духовным идеалам. У всех на первый план выходило одно: карьера, деньги, погоня за удовольствиями и комфортом. Ну разве может все это не раздражать? Разве можно филистеров и обывателей ставить в один ряд с художниками, поэтами, философами? Хотя если разобраться… «А сам-то я многим ли лучше? – подумал он. – Такой же обыватель, такой же служитель Мамоны. Да еще и торчок в придачу».
– Скажи, Макс, тебе не кажется странным, что вот мы, два, по сути дела, законченных наркомана, прущихся посреди ночи через весь город за дозой, рассуждаем о каких-то высших материях? О чем-то таком, о чем рассуждали, скажем, Платонов или Достоевский?.. Какой-то бардак получается. Спорим о том, существуют добрые и злые люди или же каждый из них хорош по-своему. Пытаемся понять, все ли равны перед Богом или один человек имеет превосходство над другим… А через час вмажемся, и на все это нам станет глубоко наплевать. Как-то не вяжется одно с другим.
– Почему не вяжется? В жизни все взаимосвязано. Особенно у нас, – добавил он, щерясь. – Я вот еще когда учился в универе, переводил один английский топик. Там какой-то мужик, иностранец, путешествует по России. Едет он, значит, на паровозе и все описывает. Какая у нас природа, как у нас пьют… Все это, конечно, чушь, но был там один интересный момент. Этот любознательный дядька с искренним недоумением рассказывает о религиозной беседе, которая состоялась у него в поезде с атеистом и диск-жокеем. Понимаешь, для него это полный абсурд, нонсенс, русская экзотика, наконец! А вот для нас в этом нет ничего необычного. Ну атеист, ну диджей. Что с того? Разве они не люди? Разве они не могут порассуждать о религии?!. – Он ухмыльнулся. – В России духовное и земное, низменное и возвышенное присутствуют в каждом человеке без исключения. Эти противоположности настолько переплелись в любом из нас, что не будь чего-то одного, автоматически не станет и другого. Мы просто растворимся, перейдем в небытие. И потому о возвышенном у нас рассуждают все кому не лень. Чему же ты удивляешься? – Он помолчал, а затем добавил: – Впрочем, все это справедливо не только в отношении России. Тот англичанин из поезда – просто дурак. Вернее, дурак тот, кто составлял топик.
– По-моему, ты начинаешь смотреть на людей свысока, – пошутил Плотник.
– Ладно, – рассмеялся Макс, – пришли. Давай бабки и жди меня здесь. Поднимусь до Сивухи, и, если у него ничего нет, двинем дальше.
Юрий Алексеевич передал деньги, и Макс нырнул в подъезд. Железная дверь захлопнулась за ним с отвратительным металлическим лязгом. Оставшись один, Плотник присел на стоявшую у подъезда скамеечку, закурил сигаретку и пригорюнился. Как-то не так у него все сегодня получалось.
С Даосом опять чуть не разругались. Вмазываться поначалу вообще не хотел, зачем-то поплелся по точкам, а как обломался пару раз, так и подсел на затраву. Это, как обычно, если чего-то не можешь достать, появляется дикое желание раздобыть нужную вещь во что бы то ни стало. Тело, оно ведь тупое. Сгусток органики. Что с него взять, кроме анализов? И те плохие. Возжелало ширнуться, вот и носись теперь по всему городу, как угорелый. Он вздохнул, стряхнул с сигареты пепел и посмотрел на часы. Без двадцати четыре, однако. Вон уже и светает.
Из подвального окошка соседнего дома выползли две тени. Постояли, прижавшись к стенке, осмотрелись и пошуршали куда-то через дорогу. Когда они проходили мимо, то попали в световое пятно, отбрасываемое уличным фонарем, и Юрий Алексеевич заметил, что на скрюченных спинах у них лежало что-то тяжелое. «Интересно, интересно, – подумал он, – чего это ребятишки такое тащат? Сперли, наверное, чего-нибудь. Но почему вылезли из подвала? Что в вонючем подвале можно спереть?..» Прошмыгнув, ночные воришки растворились во тьме. Юрий Алексеевич вздохнул. «А может, и не сперли. – Он поплевал на окурок и бросил его под лавку. – Почему я должен думать о людях плохо?.. Макс прав, это натуральное свинство. Или даже не свинство, а отражение собственной ничтожности…»
Как всегда, стоило о нем только подумать, и Макс появлялся тут как тут. Клацнул дверной замок, раздраженно взвизгнули петли, и дверь подъезда отошла в сторону. Макс стоял перед Юрием Алексеевичем, возникнув, словно чертенок из табакерки. Выражение лица у него было довольно кислое.
– Ну как? – спросил Плотник, отлично понимая, что «никак».
– Никак, – ответил Макс. – И с героином облом, и с наводкой. Валяется, сволочь, удолбанный в драбадан. Ни бе ни ме.
– Что будем делать? – поинтересовался Юрий Алексеевич, с удивлением отмечая, что ему абсолютно до лампочки, есть у Макса какие-либо соображения или нету.
– Что делать, что делать… – проворчал Макс, почесывая подбородок. – Пошли дальше. Что еще нам остается делать?
– А может… – Юрий Алексеевич замялся. – Нет, раз уж начали дело, надо его закончить. Пошли!
Макс язвительно хмыкнул.
– Куда потопаем? – спросил Плотник.
– Туда. – Макс ткнул пальцем в направлении продуктового магазина, куда несколькими минутами раньше ушуршали загадочные личности с тяжелыми мешками на спинах. – Добежим до Базисной, там целых три точки. Может, хоть на одной чего-нибудь осталось.
Когда они проходили мимо магазина, Юрий Алексеевич заметил двоих парней, валявшихся на траве. «Те самые, – подумал он. – Притомились, бедненькие. Перли что-то на самом деле тяжелое. Ну и ладно. Мое какое дело?..» Он высморкался в траву, повернулся к Максу:
– Как думаешь, – Юрий Алексеевич запустил руку в задний карман брюк, – может, дунем слегонца, чтоб не так тяжело бегать было?
– Дунем? – Макс остановился. – А у тебя есть?
– Ну-у… на косячок натрясу. Вчера с Даосом раскуривались. Маленько осталось.
– Так что ж ты молчал? С этого и надо было начинать!
Они присели на лавочку. Юрий Алексеевич достал свернутую в пакетик бумажку, аккуратно развернул ее, стараясь не рассыпать содержимое.
– Давай, давай, давай, – забормотал Макс, забирая у него пакетик, – я сам. А то еще рассыплешь…
Не выпуская пакетика из левой руки, правой он достал из кармана рубахи папиросу, дунул в нее, выстреливая табачное содержимое и уцепившись зубами за кончик картонного мундштука, потянул бумажную гильзу к себе. Оторвал лишнее, затем придал папиросине нужную форму. На то, чтобы забить косяк, ему понадобилось не больше двух вдохов. Пустой пакетик полетел под лавку.
– Ну вот, – изрек Макс, закручивая папиросный кончик, – совсем другое дело.
– Ловко у тебя получается, – отозвался Плотник. – Прямо как пылесос.
– А то! – Макс щелкнул зажигалкой. – Опыт – сын ошибок трудных… Покури с мое, не так научишься.
Он глубоко затянулся и передал папиросу Юрию Алексеевичу. Трава была высший сорт. Он сам покупал ее еще во вторник, а уж в траве-то Юрий Алексеевич толк знал. По большому счету, из всей наркоты это было единственное, что его еще чему-то учило. Все остальное давно превратилось в болезненное, утратившее свой первоначальный смысл пристрастие.
Дым наполнял легкие, приятно обжигая горло. Тело тут же отозвалось бурей самых положительных переживаний. От горла к ногам, а затем по спине и к затылку пробежал легкий холодок. В мозгу что-то зашевелилось. Серый в предрассветных сумерках, кустарник напротив начал восприниматься пульсирующими вспышками. Неожиданный подарок перед настоящей дозой тело восприняло если и не с радостью, то весьма благосклонно. Трава была то что надо!
Юрий Алексеевич, передав папиросу Максу, некоторое время удерживал дым внутри себя, а затем потихоньку, тоненькой струйкой выпустил его наружу. Не успевшие внедриться в кровь канабиноловые молекулы растворились в весеннем воздухе. «Пускай и природа оттянется, – подумал он с благоговением. – У нее берем, ей и вернуть должны…»
– Да-а-а… – протянул Макс, – воистину понтовая дурь.
Они добили косяк, встали и продолжили движение к цели. Теперь это движение воспринималось совершенно иначе. Не было прежней озабоченности, не было (…снежок…) фанатической одержимости «достать и вмазаться». Они просто шли к цели, шли навстречу рассвету, а увенчается их миссия успехом или нет, стало не так существенно. Из чего-то внешнего и отстраненного окружающий мир превратился в нечто благостное, наделенное личностными качествами.
– Знал я одного человека, – заговорил Макс, – который попал в аварию и ослеп…
Его слова беспрепятственно доходили до сознания Юрия Алексеевича, но в самом сознании обретали какой-то иной, не присущий им изначально оттенок.
– Так вот, поначалу случившееся напрочь выбило его из колеи. Обычный жизненный уклад, работа, все то, чем и ради чего он жил, все пошло прахом. Он уже совсем было отчаялся, запил, но неожиданно понял, что нет на свете такого зла, которое нельзя обратить себе во благо. Так устроена жизнь. Любая неприятность обязательно несет в себе крупицу чего-то положительного. Казалось бы, что может быть положительного в том, что человек ослеп? А вот поди ж ты!
Макс выдержал эффектную паузу. Подразумевалось, что Юрий Алексеевич должен задать вопрос, но, поскольку вопроса не последовало, Макс продолжил:
– Еще до аварии этот мужик увлекался оккультизмом. Эзотерика, магия… всё такое. Знал массу интереснейших практик, до приведения которых в жизнь все как-то не доходили руки. И вот теперь момент настал. Он начал интенсивно заниматься и уже через два с половиной года настолько развил свои эфирное и астральное тела, что мог видеть, не прибегая к помощи физического зрения. Только вообрази себе, слепец, который читает газеты и смотрит телевизор!
Макс рассмеялся, очевидно, ожидая со стороны слушателя какую-то бурную реакцию на свой рассказ.
– Слушай, – спокойно поинтересовался Плотник, – а много ты их еще знаешь?
– Кого «их»? – опешил Макс.
– Ну, всех этих необычных людей. Сталкеров с двойной личностью, слепых ясновидящих…
– Какая разница, – отмахнулся Макс. – Не хочешь верить, не надо. В конце концов, совсем неважно, рассказываю я правду или сочиняю…
– Притчи, – язвительно вставил Плотник.
– Или сочиняю занимательные истории. Все это могло происходить в действительности, а значит, правда. Главное, чтобы собеседник понял, что именно я ему хотел сказать.
– Я понял, понял, – успокоил его Юрий Алексеевич, – ты не переживай. Все нормально.
– А я и не переживаю, – вздохнул Макс. И, подумав, добавил: – Может быть, я и есть тот самый слепой мужик. Откуда ты знаешь?..
* * *
На Базисной их снова ждало разочарование. Две из трех точек были пустыми, а третья и того хуже – закрылась. Банчившую там вот уже почти три месяца тетю Нину взяли-таки наконец за жабры.
– А у нее бы точно что-нибудь было, – сокрушался Макс. – Не героин, так хоть «винтом» подмогла бы.
– Да на хрен мне твой «винт», – обозлился Плотник, – даром этой параши не надо!
– Дурачок, «винт» это самое то! – промурлыкал Макс. – Героин затупляет, а с «винта» так начинает переть, что о-го-го!.. – Он выразительно потряс в воздухе кулаком. – Я, если хочешь знать, благодаря «винту» обрел такую ясность, которую никакая другая шняга в жизни не даст! Можешь мне верить, я в этом бизнесе давно кручусь.
– Что ты мне впариваешь?! – взвился Плотник. – Я на «винте» почти полгода торчал. Под конец нормальный дозняк за полтора кубика перевалил, понял?!
– А вот это зря. С «винтиком» нужно ласково, больше кубика ни-ни. Поднимешь планку, назад уже не вернешься. А будешь ставиться полторашкой или двушкой, вообще долго не протянешь. Эх ты, дурында. Всему вас учить надо.
– Не в этом дело, – отмахнулся Юрий Алексеевич.
Он вытряс из пачки последнюю сигарету, поморщился и, скомкав пустую пачку, швырнул ее на асфальт.
– А в чем? – наезжал на него Макс. – В чем, если не в этом?!
– Заряд кончился, – ответил Плотник, делая глубокие затяжки, – исчерпал себя «винт». Полностью исчерпал.
– Что значит исчерпал?
– А то и значит. Все, что было можно, он мне дал. Большему я у него научиться все равно не смог бы. Крепче подсел бы на эту заразу, угробил бы вконец здоровье, а научиться, так ничему бы новому и не научился. Ясно теперь?
Некоторое время Макс задумчиво молчал. Похоже, слова Плотника произвели на него определенный эффект. Он даже причмокнул губами и помотал башкой. Не ожидал, мол, от тебя такого, не ожидал.
– Сильно сказано, – признался он. – Если честно, то я думал, что круче меня в этой области никто не шарит.
– Ага, все в говне, а ты в белом фраке, – напомнил Юрий Алексеевич недавний разговор.
– Ладно, расслабься, – улыбнулся Макс. – Ты лучше скажи, что имел в виду под этим «научил».
Несколько секунд Юрий Алексеевич собирался с мыслями, решая, говорить или не говорить.
– Лично меня «винт» научил безмолвию, – произнес он, решившись. – Я научился оставаться спокойным в любой ситуации, что бы ни происходило. Однажды я застрял в аэропорту. Был туман, и вылет задерживали. Сначала на час. Потом еще на час. Потом на два часа… В общем, я проторчал в аэропорту трое суток. Трудно передать словами, что эти трое суток для меня значили. Я метался по павильону, я выскакивал на улицу, мною овладевала такая ярость, что, дай мне кто-нибудь повод и я наверняка мог бы убить человека. Больше всего в сложившейся ситуации раздражало собственное бессилие. Вылет откладывали снова и снова, как долго это продлится – никто не знал, но самое досадное, я ничего не мог с этим поделать!
Он глубоко затянулся и щелчком выстрелил окурок в сторону.
– А какое отношение… – начал было Макс.
– Погоди! – остановил его Плотник. – Если в подобной ситуации я окажусь снова, я просто сяду и буду спокойно ждать. Час, сутки, неделю… неважно! «Винт» научил меня терпению.
– И всё-о? – разочарованно протянул Макс.
– Конечно нет. Это так, одна вещь из множества, которым я у него научился. Сюда же можно отнести умение наблюдать и видеть. Замечать в вещах и явлениях то, чего раньше не замечал. Сюда можно отнести умение преодолевать страх неизбежного. Но самое главное, он помог мне научиться останавливать поток мыслей. Это самое большое мое достижение. Теперь я могу выключать мысль по собственной воле. Раз!.. И непрестанно текущий в голове разговор с самим собой прекратился. Исчезает мысль, исчезают слова… Сознание становится чистым.
– Сильно! – чуть ли не с восхищением повторил Макс. – У меня отношения с «винтом» гораздо более тривиальные.
– Ну вот, – вздохнул Плотник, – а потом все кончилось. Все свои «винтовые» состояния я мог вызывать без перевитина. Нового ничего не происходило, а доза стала увеличиваться. Тогда я понял, что «винт» дал мне все что мог. Больше он меня не интересует. Хочешь вмазаться, могу спонсировать. А сам не буду.
– Так, так, так, – Макс пришел в какое-то экзальтированное состояние, – ну, а какие взаимоотношения у тебя с Травой?
Предложение Юрия Алексеевича о том, чтобы вмазаться «винтом», он пропустил мимо ушей.
– Трава учит меня расщеплять Мир на плоскости и линии, – сообщил Плотник. – Благодаря траве я открываю для себя множество «параллельных» миров. Помнишь, как в рассказе у Хлюпова?
Он наморщил лоб, вспоминая.
– «…Взять, к примеру, вот эту улицу. На первый взгляд, ничего особенного, улица как улица. Но это только на первый взгляд. Стоит присмотреться внимательно, и тогда начнешь замечать, как… Грязный и унылый мир бродяг прекрасно сосуществует здесь, бок о бок с миром уличных торговцев или сверкающим миром "новых русских". Разочарование, боль, предательство могут невероятнейшим образом накладываться на радость, веселье или восторженное чувство первой любви. А мир глазами ребенка. А мир человека, открывшего для себя прелесть алкогольного опьянения, а мир профессионального киллера… И все это – одна и та же улица; одни и те же предметы; одно и то же пространство в одном и том же временном измерении!..» Я специально выучил этот кусок наизусть.
