Дайна

– Так мы же и сражаемся ненастоящим, – засмеялся Костя. – Хотя иные на нас в полицию жаловались: мол, ходят вооруженные до зубов, разберитесь.

Альберт Иванович открыл старую шкатулку, вынул оттуда визитную карточку, протянул парню:

– Перепишите, Костя. Виктор Иванович Гурьянов, мой давний друг. Мастер ковать, лудить, паять, вообще работать с металлом. Это его телефон и адрес фирмы. Хотя, какая фирма – частная мастерская, папа да сын. Они вам и доспехи сработают, и меч, которым голядь билась с врагами, славянами да немчурой. За весьма умеренную плату, а сработано на совесть.

– Захаживайте еще, – Яновский снова поцеловал ручку Диане и пожал руку на прощанье Косте. – Создавайте ваше общество. Готов быть почетным гостем на его собраниях.

– Всё, что рассказывает этот Яновский, очень интересно и любопытно, – объяснял Костя девушке, когда они уже спускались по лестнице. – Вот только ничего подобного нет в книгах – ни в учебниках, ни в серьезных научных исследованиях по этнографии и истории нашей области.

– Так тебе же сказано: правду скрывают, – Ди улыбнулась. – Это как государственная тайна, которой много-много лет. Сотен лет. Власти сменялись: были князья – стали цари, потом императоры, генеральные секретари, президенты. В таком порядке, да? (Костя кивнул.) И все они скрывали правду. А вот этот дедушка нашел ее и хочет поведать людям. Да, он странный, но все великие люди были странными…

– Понимаешь, – Костя остановился на площадке второго этажа – и Диана тоже остановилась. – Я хочу разобраться во всём сам, своим умом. Есть книги, учебники, есть научные труды. И есть вот такой Альберт Иванович, который мыслит по- своему. Прав ли он? Я хочу разобраться, сам, самостоятельно, без посредников. Кто мы – потомки голяди или русские, славяне, которые эту гордую голядь истребили? Своим умом хочу доискаться.

Вечернее солнце, выглянув из облаков, осветило лестничную площадку, где стояли, беседуя, двое. Диана нахмурилась – солнечный луч ударил прямо в глаза. А когда открыла их, увидела, что друг ее окружен золотистым сиянием – то ли ангел, то ли пришелец из иных миров…

– Как классно! – восхищенно выдохнула она.

– Что именно? – не понял Костя.

– Ты весь сияешь, ты весь в лучах!

Он обернулся к окну, сделал ладонь козырьком.

– А, это солнце…

– Это солнечный бог голяди. Или богиня, не помню. Привет тебе передает.

– Ее зовут Сауле.

– А я тогда кто буду? Наверно, что-то вроде «Дайна»?

– Спроси в следующий раз у Альберта Ивановича. – Они обнялись и долго стояли так, озаренные солнцем-Сауле, на фоне обшарпанных стен, исписанных названиями рок-групп, футбольных команд, именами и матюгами. Костя разжал объятия.

– Я хочу самоопределиться, кто я есть, – вернулся к теме разговора Костя. – Мне надо больше книг по этой теме, чтобы найти ответы на вопросы, сомнения развеять…

– Ты же у меня философ! – засмеялась Диана. – А я вот не сомневаюсь: во мне течет кровь голяди, пусть самая малость, капелька, но она есть!

– Всегда должен быть разумный скепсис.

– Чего-чего?

– Ну, сомнение значит. Скепсис – такое понятие есть. А вообще я философию люблю. В отличие от большинства однокурсников.

– А я – нет. Не люблю эти рассуждения из пустого в порожнее: что было первым – яйцо или курица?

– Материя или сознание. Вот почему женщин-философов почти нет, у вас мозг иначе устроен, не философски.

– Ах ты… этот… сексист-дискриминатор! – Диана засмеялась и стукнула друга кулачками в грудь.

За спиной Дианы щелкнул дверной замок, скрипнула дверь, и кто-то встревоженным голосом спросил:

– Эй, молодежь! Вы тут случайно не курите на площадке? У нас соседка-астматичка живет. Пожалейте человека!

– Не курим! Мы же зожники! – весело крикнул Костя.

– Кто-кто? Какие такие жо…

– ЗОЖ – здоровый образ жизни! – прокричал Костя, взял Диану за руку и они, весело пересмеиваясь, побежали вниз, провожаемые недоуменным взглядом какого-то дядечки.

Через три дня они наведались в мастерскую Гурьянова. Мастер по металлу был солидным, осанистым, с заметным брюшком, на вид – чуть за полтинник, в замызганном фартуке и мятой кепке, из-под которой торчали пряди цвета спелой ржи. Вокруг громоздились всевозможные изделия – от изящных гнутых подсвечников до человеческих фигур, выполненных в абстрактном стиле. Среди них выделялся почти реалистический богатырь с варяжским щитом и тонким «мечом» в неестественно изогнутой деснице.

– Я хотел бы заказать меч. Только настоящий, не как этот… – Костя указал на абстрактного богатыря.

– Оружия не делаем, молодой человек! – внушительно произнес мастер, нахмурив пышные брови. – Дело уголовное, подсудное, и меня, и вас менты возьмут с поличным – и что тогда будем делать? Вместе пойдем по статье?

Виктор Гурьянов знал, чем чреват такой незаконный промысел. Когда-то, будучи чуть старше Кости, он, выпускник профтехучилища, незадолго до того пышно переименованного в индустриальный колледж, решил заняться металлическим бизнесом. Нет, не скупать краденый металл, чем тогда занимались многие, а делать то, чему его учили в колледже. Руки у парня были заточены правильно, он отлично ковал, паял, лудил, сваривал и делал еще десяток операций с металлом. Бизнес пошел в гору, от заказов отбоя не было… но тут, как назло, случилась обычная для десятилетия победившей демократии история. Приехали бандиты и предложили… не просто крышу, а работать на них, делать фирменные ножи. От такого предложения отказаться – себе дороже… И Виктор стал оружейником.

Он мог сработать подобие самурайского меча, казачьей шашки, горского кинжала и простое блатное «перо» с выгравированной аббревиатурой «СЛОН» (не зверь, не лагерь, а «Смерть легавым от ножа»), «БАРС» («Бей актив, режь стукачей») с непременным изображением «тотемного» животного в профиль и в анфас. Его произведения высоко котировались.

Так бы и дальше дела его двигались в гору, да только Сизифу свойственно спотыкаться в самом неожиданном месте, когда до вершины рукой подать. В одном из дел всплыл его кинжал – то ли «слон», то ли «барс». Дело было «мокрое», притом порезали какого-то оперативника – и вся милиция области и двух соседних встала на дыбы. Изловили-таки мокрушника, через него вышли на изготовителя оружия. К счастью, дали ему немного, вскоре вышел по УДО. С нуля возродил бизнес. Женился, растил сына. А вот заниматься оружейными делами зарекся на всю оставшуюся жизнь.

– Вы меня неправильно поняли. Это не настоящий меч, какими витязи сражались. Мы – исторические реконструкторы, турниры проводим…

– Наслышан, – Виктор Иванович пристально глядел на юношу. – Вы ведь от Альберта? Он мне говорил, что ребята какие-то собираются ко мне зайти.

– Это были мы! – Диана рассматривала «выставку достижений» мастера. – У вас замечательные работы.

Мастер просиял – всегда приятно получить отличную оценку своего труда, особенно из уст очаровательной молодой блондинки.

– А к нему ребята часто захаживают, – продолжил он. – И ваших лет, и помладше, школьники. И мой Женька тоже бывал не раз. Любит он им истории рассказывать. То есть Историю, которую от нас скрывали столько лет. Вот про эту самую голядь.

– Да, кстати, про эту самую, – Костя достал из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок. – Я хотел бы вот это изображение на мече. Утренняя звезда на фоне пламени.

Виктор Иванович надел очки:

– Сделаем. За отдельную плату. В лучшем виде, не извольте сомневаться.

Плата, вопреки уверениям Яновского, оказалась не слишком- то умеренной. И Косте пришлось в очередной раз снять деньги с кредитки, и без того уже наполовину опустошенной: богатырские потехи требуют жертв, в том числе финансовых. Скоро у неоднократного победителя поединков должен был появиться новый меч. А там, глядишь, и новая кольчуга. Старая, где вместо классических колец (от них и название доспеха пошло) бренчали рыбацкие блесны, не очень-то устраивала парня – он любил аутентичность.

Из-за нагромождения витых подсвечников, абстрактных скульптур, решеток для окон и калиток для оград неслышно вышел молодой человек Костиных лет, судя по чертам лица и цвету шевелюры – отпрыск мастера.

– Знакомьтесь, ребята, мой сын Евгений. Продолжатель дела отца. У нас тут вроде как семейный подряд.

– Можно просто Жека, – широко улыбнулся тот губастым ртом, равнодушно оглядел Костю и оценивающе – Ди. – Бате вот помогаю.

– Диана, – маленькие алые губки девушки изобразили улыбку. – А это Костя.

– Константин, – важно отрекомендовался тот. – Вот меч заказываю для богатырских поединков.

– Да ну! Отлично! – восхитился потомственный кузнец. – Я бы тоже хотел вот так же научиться мечом махать.

– Махать всякий сможет, а вот рубиться, как в старину… – тут уже лицо Кости просияло. – Приходи к нам!

– А где вы тусуетесь?

Костя достал блокнот, вырвал чистую страничку, начеркал адрес, протянул:

– Это недалеко отсюда. Автобусом пятого маршрута, две остановки. И телефон тут указан. Спросишь Павла.

– Спасибо! Я и пешком дойду, рядом же совсем.

Они тепло попрощались. Жека долгим взглядом провожал Диану. В сердце его как будто что-то шевельнулось. «Странный чувачок этот Костя, – думал он. – На мечах сражается, рыцаря или там богатыря хочет изобразить, а сам – ботаник ботаником. Только очков не хватает для полного сходства. Батя вообще-то тоже очки носит, но ему в его работе без стекляшек никак – вдруг искра в глаз залетит? А девчонка ничего. Такие на дороге не валяются, за таких бьются до крови, не на мечах, так кулаками. Интересно, где она учится, так и не сказала. Только имя – как у той принцессы английской».

– Чего застыл у окна? Приступай к работе, – окрикнул отец и тоже подошел к окну. – Хорошие ребята. И ты бы мог в вузе учиться, как этот Костя. Не на бюджетном месте, так на платном, я бы помог с деньгами, во всяком случае, первое время. Человек с дипломом котируется на рынке труда…

– Что я в том универе не видел? – небрежно бросил сын. – А этот твой рынок труда… Что я, безработный, что ли? Мне и здесь хорошо, в мастерской.

…Подполковник Осадченко сидел в заднем ряду, в тени. Он непременно должен был присутствовать на этой лекции, но, понятное дело, не светиться.

Выступал гость из столицы, какой-то помощник депутата Госдумы, публицист-фрилансер, независимый исследователь, разоблачитель заговоров.

– Чтобы разрушить Россию, наши лютые и заклятые «друзья» предпринимают шаги по расчленению русского народа на отдельные составляющие элементы, – пафосно излагал содержание своей книги «Россия: угрозы и вызовы» московский гость. – Вот, например, утверждают, что поморы – это особый самобытный народ. Но это не народ, а просто наименование людей, живущих на берегу моря. Любого моря – хоть Белого, хоть Черного, хоть Желтого…

– Выходит, китаец, который у моря живет, – тоже помор? – выкрикнул из зала молодой человек, видимо, студент университета, где витийствовал разоблачитель заговоров. На студента зашикали.

– Разумеется. Если он живет на берегу моря и ловит рыбу. И если даже не ловит, он тоже помор. Это просто место жительства человека. Есть горец, есть степняк, есть помор, есть горожанин, житель мегаполиса…

– А если черный поселился у Белого моря? Он что, афропомор? – крикнул другой молодой человек, его соседи – кто зашикали, кто засмеялись.

– Совершенно верно! – воскликнул столичный гость. – Негры Мозамбика, если у моря живут, то поморы, а если в глубине страны, в лесах и саваннах, то они не поморы. Это же так просто! Однако вернемся к нашим…

– Расчленителям России, – глухим басом подсказал какой-то мужик.

– Верно. Итак, русский народ хотят расколоть и разобщить. Утверждают еще, что казаки, вековые защитники русских рубежей, это тоже народ, так называемый субэтнос. Но казак – это на самом деле не народность, а профессия. Казак – синоним кавалериста. Конечно, с некоторыми бытовыми, этнографическими особенностями.

«Идиот, вот идиот! – подполковник чуть не скрипел зубами. – Ну почему они всё делают так тупо, топорно? Сколько лет прошло, а они совсем не изменились, эти штатные и внештатные пропагандисты, думающие, будто своим трепом они спасают Россию и ее народ от чужеземной заразы. А они своей дуростью только способствуют тому, что молодежь отворачивается от патриотизма, от общенациональных задач, потому что ей до изжоги, до мигрени, до тошноты надоела вся эта полуграмотная демагогия, льющаяся из уст некомпетентных тупарей. Один такой приносит вреда больше, чем сотня иностранных агентов. И чем ему не угодили казаки и поморы, скажите мне?

Все эти “разоблачительные” телепередачи, бесконечные ток- шоу “про хохлов”, “якобы” независимые интернет-СМИ, публикующие слитый в них, как фекалии в канализацию, компромат и высосанную из пальца “аналитику”, – все они ничего, кроме вреда, не приносят, всем им грош цена, а от их деятельности ущерба будет на многие и многие миллионы.

Государственные службы выявляют иностранных агентов, ОМОН разгоняет незаконные манифестации. А надо бы для начала приструнить таких вот “пропагандонов”, которые, кажется, делают всё возможное, чтобы посеять в народе недоверие к государству, к государственной точке зрения на тот или иной предмет. Причем делают это с выражением святой невинности в глазах.

Вот с кем бы надо проводить разъяснительную и профилактическую работу».

Подполковник вспомнил дни своей молодости, учебу в институте, куда приходили вот такие же «пропагандоны» рассказывать о пагубном влиянии на студенческую молодежь рок-музыки и джинсов с иностранными нашлепками. «И чего они добились? Результата, прямо противоположного ожидаемому. Вот и эти дураки… Или провокаторы? Или дураки-провокаторы?» Подполковник внезапно встрепенулся. Какой-то мужчина неожиданно вскочил и перебил заливающегося соловьем оратора:

– Скажите: а вот я, к примеру, потомственный родовой казак. А профессия у меня – строитель. Сейчас руковожу строительной фирмой. Кавалеристом никогда не был, предпочитаю железного «коня».

– «Конь»-то чей? Какой страны? – донеслось с галерки.

– «Фольксваген», Германия.

– Ну, значит, иностранный агент. А еще казачок! – заржал кто-то.

– Вас, молодой человек, за подобные слова в былые времена казаки бы нагайкой протянули по спине! – выпалил в ответ казак-строитель.

– Нагайки закончились? – засмеялся парень.

Вокруг хором зашикали, замахали руками, кто-то пригрозил полицией. А труженик агитпропа, когда шум затих, продолжил как ни в чем не бывало:

– Еще наши злейшие партнеры с упорством, заслуживающим лучшего применения, стремятся рассорить провинцию и столицу. К примеру, требуют, чтобы не меньше половины налогов оставалось на местах, в регионах. Но позвольте: а на что же мы тогда будем содержать…

– Зажравшихся столичников! – выкрикнул очередной оппонент. И опять в зале зашумели, стали призывать к порядку.

– Стыдитесь, Чехвостов! – пожилая дама, видимо, преподавательница вуза, пыталась усовестить своего студента. – Вам еще курсовую сдавать…

«Не “москвичи”, а именно “столичники”. Видно, что регионалист убежденный, понимает, что Москва – тоже субъект Российской Федерации», – Осадченко проследил взглядом за молодым человеком. Тот небрежно раскинулся в кресле, по-наполеоновски скрестив руки на груди.

Витийство продолжалось. «Как звать-то этого говоруна? Кажется, Вахрушин? Нет, Баклушин. Точно – Баклушин! Бьет баклуши, чешет языком, профанирует и дискредитирует патриотическую идею в глазах молодежи».

Он заерзал в кресле, взглянул на часы – именные. Врученные за блестяще организованную и проведенную операцию – разоблачение шайки пробандеровских наци-скинхедов. Без четверти восемь. Пора бы домой, к жене и сыну. В зале находилось еще двое сотрудников в штатском, так что, если в зале прозвучат какие-то противоправные заявления, они всё зафиксируют. Он незаметно выскользнул в коридор, затем в вестибюль, оделся – и устремился на улицу, где шелестел весенний дождик, лаская молодую листву. Прочь от тупой демагогии губителей державы, считающих себя ее спасителями и защитниками.

Между тем в зале вскочил еще один молодой человек – веселый, шустрый, энергичный, рядом с ним сидела девушка, вполуха внимавшая «проповедям» защитника устоев. Как только ее парень поднялся, чтобы задать вопрос, маска тоскливого равнодушия на ее лице сменилась выражением неподдельного интереса.

– Что вы можете сказать о возрождении древнего народа голядь? Он реально существует или… как эти поморы, о которых вы говорили?

– Голядь… Гольды? Кажется, так назывались раньше нанайцы, – забормотал сбитый с панталыку Баклушин.

– Да голядь же! Потомки балтийского племени.

– Простите, но я не в курсе, – московский гость обескураженно моргал. – Я посмотрю, изучу вопрос. Вы можете мне написать. В мою книгу «Россия: угрозы и вызовы» вложена визитка. По окончании лекции будет организована продажа книги…

Парень сел и торжествующе шепнул на ухо девушке – «шепнул» так, что услышали на двух рядах сзади и двух впереди:

– Как я этого болтуна срезал! Он же совершенно некомпетентен в этнологии.

Вокруг недовольно загудели. «Пойдем, Ди», – студент бережно взял под руку гимназистку, и они двинулись к выходу. Следом встали и вышли еще двое молодых людей, демонстративно хлопнув сиденьями. Скорее на свежий воздух, подальше от суесловия, надоевших пропагандистских клише – туда, куда пять минут назад ушел подполковник ФСБ. Окунуться в теплый и влажный весенний вечер, вдохнуть чистый, не отравленный словесными миазмами воздух. А оратор между тем, облегченно вздохнув, принялся вещать на тему опасности регионального сепаратизма…

– Что у тебя за это? – Владик внимательно рассматривал яркую обложку книжицы, которую Маша держала в руках.

– Русские народные сказки, – улыбнулась девочка. – Я ситать умею!

– Все буквы знаешь? – недоверчиво спросил Владик.

– Посьти все! – просияло личико Маши.

– И я тоже! – гордо заявил Владик. – Лус-ские на-лод-ные ска- зки, – прочел он вслух. – Лусские – плохие! Они голядей убивали.

– А мне эти сказки нравятся! Про Бабку-Ёзку и про Ивануску…

– А мне дядя Альберт сказал, что такие книжки сжечь надо.

– Ззесь не надо! – Маша прижала книжку к груди, словно мальчик пытался отобрать у нее сказки. – Хоросая книзка!

– Дети, вы опять ссоритесь? – воспитательница подошла к спорящим.

– Елена Палана, а Владик сказки не любит! – пропищала Маша.

– Ябедница!

– Сам такой!

– Ребята, прекратите! – прикрикнула Елена Павловна. – Владик, ты всё время задираешь других детей, скандалишь постоянно. Зачем тебе это?

– Не буду, плавда, – пробубнил Владик.

Когда Елена Павловна отошла на достаточное расстояние, он шагнул к Маше и внушительно произнес:

– Пло глупого Ваньку не читай. Он – дулак. Будешь читать пло него – сама дулой станешь. Ваще лусские сказки все такие.

– А какие тогда ситать? – удивилась Маша.

– Голядские, тебе сказано!

Дома Маша не раз просила у мамы и папы купить ей сказки народа голядь, но родители только изумленно переглядывались друг с другом. Однажды решили купить ей скандинавские, но Маша быстро раскусила обман.

– Папа, это зе норвесские! А я хочу голядские! – и громко захныкала, разбудив младенца Ваню. – Дурак Ваня! Фу! – презрительно фыркнула.

– Не смей так, он же твой братик! – рассердилась мама.

– Только в пеленки писает, глупый! – не унималась девочка.

– Сама когда-то такой была, просто не помнишь этого!

На следующий день Маша спросила у Владика:

– А ты сам голядские сказки знаесь?

– Еще бы! – просиял тот. – Мне дядя Альберт много лассказывал. Вот такую, наплимел: жила-была в одной лесной делевне тетенька, и было у нее два сына. Один сын…

– Это зе русская сказка. Только там три сына. Младьсий дураком был…

– Не пелебивай, а слушай.

И Маша зачарованно внимала Владику. Было у тетеньки два сына, и жили они, не тужили, пока на их землю не явились русские. И они забрали у мамы ее сыновей. Один сын умер в тюрьме, а другой выжил. И родился у него сын.

Когда подрос он, узнал правду о страданиях своего отца, дяди и бабушки. И поклялся он отомстить русским завоевателям – увести у них детей. Взял он волшебную дудочку…

– Это немесская сказка! – воскликнула Маша. – Мне ее папа ситал. Там про крысолова. Он из города всех крыс увел. Играл на дудоське – а крысы противные за ним посли в реку и утонули. Но люди в том городе ему не заплатили. И тогда он увел у них детей. Эту сказку немсы придумали.

– А что с детями стало? – озабоченно спросил Владик. – Тоже утонули?

– Они все погибли, – всплакнула Маша.

– А эти дети не погибли. Он запел чудесную песню – дайну, и дети за ним пошли и стали не лусскими, а голядью.

– Знасит, музыка была волсебная! – В глазах Маши вспыхнули синие огоньки.

…Сева и Мишка без дела слонялись по двору, дожидаясь третьего приятеля, Веньку, который обещал присоединиться к компании, но что-то запаздывал.

– Слыхал, а папка-то нашего «Голядьберга» так отругал, – смеялся Сева. – Он сам мне всё и рассказал.

– Батька егонный?

– Да нет же, Венька. По телефону мне позвонил, сам со смеху помирает. Там, короче, предки собирались идти на открытие какого-то ихнего «еврейского центра», как он там называется? Так Венька отказался категорически! Он говорит, понимаешь: «Я никакой вам не еврей, я из народа голядь. Мне там в голяди больше нравится». Прикинь! Батя накричал на него, говорит, ты хуже этого… пионера Павлика, родителей предашь, погромщиков в дом приведешь и сестру родную отдашь на поругание!

– Ее и так там в агентстве папики «ругают» спереди и сзади, – захихикал Мишка. – Ну и как наш «Гольдман» на это?

– Да ничё! Семейство на него дуется, а он хоть бы хрен. Твой- то как, «товарищ Дзержинский», в разработку нас уже взял?

– А что я, по-твоему, бате о всех наших делах рассказываю? Я что тебе, стукач? – обиделся Мишка. – Это ты с твоим длинным языком всех нас выдашь русским.

– Иди ты, «выдашь»! – обиделся уже Сева. – Я моим про голядь рассказал…

– И чего ты рассказал? – насторожился Мишка. – Выкладывай.

– Ну, сказал, что, оказывается, жил на нашей земле такой народ, и я о нем осенью для ученической конференции доклад писать буду. И вообще, прикольно было бы быть сегодня голядью. И всё! Зуб даю на отсечение!

– Тупой, дают голову на отсечение. А зуб рвут с корнем. И это всё? – прищурился Мишка. – А про наши встречи с Альбертом Иванычем?

– Ни слова, как партизан на допросе. Просто сказал, что круто было бы жить голядью, а не русским.

– А папка с мамкой чего?

– А батя сказал: можно быть хоть негром, лишь бы платили хорошо, а не как у него в компании. А мама вообще смолчала. Им всё это пофиг. Они ж русские! А мы уже не русские.

– Здорово, пацанва! Хайль, голядь! – это появился Венька – улыбающийся, развеселый, сделал ручкой, как фрицы в фильмах, – а еще еврей, пусть и бывший уже. – Об чем базарим?

– О, привет! Заждались! – радостно воскликнул Сева. – Только ты зигу не кидай, а то попадешь к Мишкиному папе в застенок.

– Да ну тебя… – вяло отмахнулся Мишка. – Только подкалывать мастер.

– Гляди, Иванушка-дурачок вышел, – Сева показал пальцем на вяло переваливающегося, как пингвин, олигофрена, вышедшего из подъезда. Он был ровесником пацанов, но умишком едва ли превосходил четырехлетнего детсадовца. То ли головкой в детстве ударился, из коляски выпав, то ли какая инфекция в мозг проникла, то ли папа за воротник крепко зашибал, а дите росло телом, а никак не умом. Его даже в дурацкую школу не взяли. Или взяли, а потом выгнали за тупость.

– Ваня, со двора не уходи. Сиди в песочнице. Я тебя позову, понял?

– Ыгы… Буду… Пешочница, – промычал Иванушка, обернув к матери поросячью физиономию, на которой расплывалась вечная блаженная улыбка.

– Парни, его до сих пор в окно окликают! – засмеялся Сева. – У всех нормальных мобилы, как у нас с вами, а этот дурень, он даже не знает, что с ними делать.

– Русский герой Иван-дурак! – произнес Венька. – Как в сказке.

– Нет, тот только прикидывался дебилом, а сам умный был, всех надул, даже царя, – не соглашался Мишка.

– Это русские свою дурость за ум выдают! – подытожил дискуссию Сева и неожиданно предложил: – А давайте с этим дурачком поиграем в русско-голядскую войну. Идет?

– Это как? – в один голос спросили оба друга Севу.

– Ну, это значит просто погонять. Не бить, а так, свое превосходство показать: кто мы – и кто ты, чмо!

Пацаны недоверчиво переглянулись: Ванька же не просто дурак, а больной, больного обижать нельзя, грех это.

– Гони русского дурака! – заорал внезапно Сева и побежал к Ваньке, увлекая за собой пацанов. – Умная голядь русских дурней победит!

С лица дурачка тотчас исчезла блаженная улыбка, сменившись выражением ужаса. Он с диким воплем сорвался с места и помчался прочь, повизгивая на бегу – точь-в-точь поросенок.