banner banner banner
Семь раз за тридцать дней
Семь раз за тридцать дней
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Семь раз за тридцать дней

скачать книгу бесплатно


У твердого характера есть и недостатки. Выбираешь мужа – выбирай недостатки, которые тебя не раздражают.

Она была бы согласна с ограничениями и некоторой авторитарностью; гневливость ей была знакома; приняла бы прижимистость в пустых расходах, излишнюю аккуратность и чистоплотность, почти брезгливость; ворчание и пустую ревность – из недостатков она выбирала эти. Она уже знала, как тут чувствовать себя и управлять этим.

И много к тому еще разных деталей было известно ей.

Она даже когда-то такого уже видела и даже плакала в юности, но он был в зоне недосягаемости.

И вообще был ли он? Капризов у нее было много, и их уже не все выслушивали.

Так что Образ Принца был сформирован у Лены в полном необходимом объеме.

Так что в этом она разбиралась.

«Это не он!» – точно знала она и не могла смириться с этим.

Но неотвратимо надвигался самый главный день в жизни нашей Лены. Трон готов, костюмы сшиты. Участники учат тексты и бряцают драгоценными металлами. Их общая радость как приговор. Кольца как оковы. Финал неотвратим. Барабаны стучат.

Кто может спасти беззащитную девушку из этих железных лап?

Только могущественный, влиятельный и бесстрашный папа – армейский генерал, обожающий свою драгоценную дочь. Девушка подкрадывается к дремлющему у телевизора папе, цепляется лапками за папину руку, сворачивается клубочком у него на плече, как в детстве, и тихо-тихо шепчет ему о своем горе, умоляя спасти ей жизнь и девичью честь от того, кому она не предназначена:

– Папа, это не он. Я точно знаю, это не он. Я все равно вернусь чуть погодя, не отдавай меня, папа, это будет ошибка, я не хочу его детей, папа, – в ее шепоте настоящая боль и страдание, дочка не шутит, и это не блажь, это папа понимает.

Папа открывает глаза, включает свое стратегическое мышление, призывает весь свой обширный опыт и открытого, и скрытого боя. Отправляет свою Леночку к тетке на выходные и заходит на кухню, в теплое и уютное мамино царство.

Только обернувшись на него, мама понимает: сейчас начнется!

– Лена замуж не пойдет. Свадьбы не будет, – твердо, без интонации говорит он. В его взгляде несгибаемая непреклонность, непоколебимая ничем воля.

Остолбенев, ошеломленная мама опирается рукой о стол и молчит какое-то время. Но длится это не долго. Ее воля тоже очень даже непоколебимая.

Нет таких громов на небе, какие гремели над нашим домом! Нет таких молний, какие сверкали и разрывали эти дни и ночи. Слова с грохотом падали на пол и только чудом одним никого не убили.

Первая схватка была между ними. Это была битва титанов.

Лично я любовалась и отцом, и матерью, их мощью, их умом и энергией. Еще раз я увидела, какие они красивые и достойные друг друга люди. Мама неистовствовала. Папа стоял на своем.

Папа был стойкий воин. Срочно на подмогу маме собрались человек двадцать разъяренных родственников с обеих сторон.

Сначала они были по разные стороны линии фронта. С одной стороны один папа, с другой все.

То, что папа сразу объявил, все убытки за его счет, никого не успокоило.

Первая волна ураганного огня общего гнева обрушилась на папу, слепо потакавшему своей неразумной и взбалмошной дочери. Горячились все больше и больше, захлебываясь от возбуждения, вскидывая руки, требовали от отца конкретно сказать, что именно кажется ему невозможным в этом браке.

Затем мама жениха, энергичная и немного резкая особа, соло-партией нападала и на отца, и на мать сразу, считая их соучастниками преступления, целью которого было опозорить и осмеять их сына и всю их большую семью. Отец не согласился с обвинениями, но предложил материальную компенсацию возникшего морального вреда, которая была воспринята как оскорбление и с гневом отвергнута.

Затем родственники жениха (самого его не было) выступили уже против матери невесты, и родственники невесты, конечно, сплотились вокруг нее, укрепив тем самым новую линию обороны.

Отцу потребовалось всё мужество, чтобы молча выслушать все вопли и резкие слова в адрес дочери и жены. Сказанное в порывах чувств не отличалось ни хорошим вкусом, ни интересным литературным языком.

Страсти бушевали. Огни горели. Все доводы были приведены. Все слова были сказаны.

Противники обессилили, частично смирились. Не пожелав нам всего хорошего, родственники жениха удалились. Еще какое-то время догорало пламя этого пожара среди своих.

Наконец все ушли, и в доме утихло.

Завтра пригласили священника, освятить дом после такого взрыва отрицательной энергии.

Начинались будни. Сплетен было не избежать. Втайне все восхищались поступком отца. Матери сочувствовали. До жениха и невесты дела никому не было.

Но все это жизни в доме никак не касалось, дом всегда жил автономно от чужих взглядов.

Мама горевала так безутешно, так безудержно нападала на отца, на Ленку смотреть отказывалась и угрожала нам всем скорой своей смертью от нестерпимых душевных страданий. Во все это была вложена вся мощь ее атомной энергии. Жить в доме стало невозможно.

Ленка собрала одежку, любимую чашку и ложку и поехала в тот самый городок, в ту самую фирму, где о ней договорился отец, работать.

– Папа, прости, ты остаешься дома с мамой один. И хотя я теперь одна и совсем без вас, не волнуйся за меня, я буду серьезной с мальчиками, я теперь не могу тебя предать.

– Мне это не трудно, если это ради тебя, дочка, – и оставил ее в снятой квартире, одну в чужом городе. Это все равно было лучше, чем жизнь дома.

Оторванная от матери, вынужденная сама добывать себе пищу, сидящая одна по вечерам; должная реагировать на события, ни с кем не обсуждая своих сомнений. Наша ручная белка осталась одна.

Я в те годы была очень загружена: младший сын был еще маленьким, и муж впал в кризис среднего возраста и требовал бесконечного внимания, и наконец-то я получила хорошую работу в крупной итальянской фирме мужской одежды. Я разрывалась на части. Лена и от меня не имела того тесного душевного общения, в котором привыкла жить.

Отец занят всегда, он большой человек. У него на руках не смиряющаяся, воющая мама. Да и к душевным разговорам навыка у него нет.

Ленка осталась одна.

Она начала ходить на работу, общаться там и неожиданно проявила инженерные и организаторские способности, унаследованные, видимо, от отца. Рекордно, через два года, она заняла место начальника отдела этих самых претензий. (Кажется, это называется сублимация).

Надо было видеть отца! Как он был счастлив! Никто и не думал, что Лену можно было не только любить, можно еще и гордиться! Как он гордился! Он сиял, как будто еще раз получил генеральское звание.

Даже мама на минуту замолчала, позвонила своей сестре и говорила так:

– Отец заставил ее там работать, там на нее все повесили, сделали большим начальником какого-то огромного отдела. Она совершенно ничего не ест, ей некогда. Она увлечена теперь только работой! Теперь уж все окончательно потеряно, жизнь моя прошла зря. После такого ужасного случая хорошего жениха не найти. Прощай! Не знаю, смогу ли позвонить еще!

Потом они уезжали и в санаторий, и к сестре в Крым. Они тоже пытались жить одни.

Чем Ленка была увлечена эти годы? Наверное, работой. А может новой, другой жизнью? Но точно не любовью.

Ухаживать за ней взялись двое: симпатичный парень-сосед, не имевший ни малейшего шанса, и юрист (опять юрист), против которого сильно работала его профессия (на старые дрожжи) с англо-немецких курсов, Ленка посещала их от скуки пять дней в неделю, убивая вечера и повинуясь привычке учиться. Особенно старался сосед.

На работе свободных мужчин, видимо, не было. Еще она посещала курсы фотографии и, кажется, флористики по выходным, но там женихов тоже не было. (Нормальные женихи на курсы флористики не ходят).

Тот новый год первый раз в жизни мои родители встречали одни. Ленка боялась переступить порог дома. Первый раз в доме не пахло вкусно, не было гостей.

Уже почти через полтора года после изгнанья, перед новым годом она решилась и появилась к родителям с магазинным тортом и виноватыми глазами. И без шапки. Вид голодного и холодного ребенка несколько отрезвил маму. (Торт она демонстративно выбросила, неизвестно, свежий ли он!). Но Ленке было высочайше разрешено приезжать на выходные. Она стала приезжать. Мама встречала ее, поджав губы, бросая выразительные взгляды и практически не разговаривая, таким образом пытаясь донести до нее степень ее вины и тяжесть содеянного.

Все разговоры с дочерью лежали на отце, и однажды, в сильные морозы, он должен был заменить ей легкую куртку на теплую шубу. Она решительно отказывалась, не хотела надеть шубу, говорила ему тысячу слов, и он уже взмолился:

– Лена, я уже не так молод, пожалей меня, не возражай.

Она не хотела, она говорила, что тепло, и шуба эта уже ей не подходит.

Никто, кроме мамы, не мог тут помочь. Исключительно вопросы сохранения Ленкиного здоровья прогнали мамину великую скорбь прочь, и она вышла из кухни и грозно сказала:

– Надень шубу! – и Лена тут же надела.

И мама вернулась к мирской жизни. Демонстрируя это героическое усилие, звонила сестре и говорила теперь так:

– Ничего не поделаешь, придется жить! Смириться и забыть я не смогу никогда, и вечно рана будет болеть в моей душе! Но должен кто-то спасать этот мир! Она погибнет от холода и голода! Должен же кто-то варить суп и заставлять всех его есть.

Всех это Ленку. Потому что, к нашему общему счастью, мама очень хорошо готовила, очень вкусно и много. Хватало действительно на весь мир.

Этот весь мир вернулся в наш снова гостеприимный дом и узнал, что Ленка уехала в другой город специально, надеясь извести свою мать, голодает там и пропадает, изнеможденная работой. И даже отпуск получить она не может, потому что без нее все там рухнет и придавит всех, и так им и надо, нечего мучить ее ребенка.

Разве она могла позволить всем мучить ее ребенка?

Она напекла пирожков, запекла Ленкину любимую утку и, прихватив на всякий случай папу, покатила в тот город, посмотреть, как живет опальная дочь. Дочь и мать встретились далеко от дома, увидели друг друга, как будто не виделись много лет, залились слезами, и отлучению был положен конец.

Мама приготовилась принять свое хозяйство обратно. Но! прошло уже чуть больше двух лет. И они не прошли мимо. Ленка уже не была той веселой игрушкой.

Офисная деловитость открыла ей новую манеру общения на работе, она была приятной, но сдержанной, как отец, их сходство стало заметнее. Насмешливость стала превращаться в скрытую иронию. Этого было еще чуть-чуть, самая малость, заметно может быть только мне, но если этому дать развиваться, то лет через 10—15 она станет беспощадной канцелярской крысой – успешным стрессоустойчивым руководителем.

Но она этого не видела. Ей понравилось быть деловой, организованной, включенной в командную игру, это хорошо ложилось на ее любовь к новому и сообразительность.

Как девушке это сообщало ей уверенность, высокую себе оценку (ее капризность перерастала в ощущение своей исключительности). Оттого она казалась совершенно недоступной.

Маме пришлось довольствоваться куда меньшей территорией в ее жизни. Теперь она курсировала туда и обратно, изобретая фантастические схемы возврата теперь уже непослушной дочери домой.

Отец тоже был за возврат Ленки домой, он только теперь понял, как чудовищно к ней привязан.

На их удачу Ленку захватил вирус, она заболела, и с огромной температурой ее взяли из того города и привезли домой. Сопротивляться она просто не могла. Положили в чистую, мягкую кровать и стали ходить вокруг нее на цыпочках. В доме воцарился уют, тишина и прежняя жизнь. Нельзя было упускать такой возможности!

Мама вытребовала Ленкин отпуск за два года и убедительно демонстрировала ей прелести жизни дома. И тепло здесь, и светло, и сытно.

По поводу окончания Ленкой каких-то уникальных англо-немецких курсов с хорошим результатом вчетвером с папой, мамой и моим старшим сыном они вылетели в Европу попутешествовать на целых две недели, накупили ей там всяких подарков, рассказали ей, как им плохо без нее, и глупая белка сдалась в плен.

Ей тоже хотелось вернуться домой, к подружкам, вкусной еде, к прежнему времени и образу ручной беззаботной белки. Такой все-таки она нравилась себе больше, и только такой она могла быть счастливой. Не торжествующей самодовольно от своих успехов и побед, а просто безмятежно счастливой.

Работу только терять было жалко. Работу терять она не хотела. Сидеть дома было невозможно, скучно, что бы она делала?

За эти почти три года ничего она не нажила, кроме трудового опыта и производственных отношений, на удивление, крепких и дружественных.

Это только так кажется, что стать начальником отдела легко!

Оказывается, Ленка проявила себя стойким бойцом в корпоративной, как сейчас говорят, войне за это место. Конечно, и корпорация не слишком большая, и ее просто захватила игра и дух соперничества. Но играла она по-настоящему, выиграла и в борьбе обрела пару настоящих товарищей.

Один из них, Вася, подсказал ей, что открывается вакансия в фирме практически такой же по профилю, только в ее городе. И должность аналогичная, только отдел технических экспертиз, что, по существу, одно и то же. А платят даже больше. И он сам бы попытался, но семья и дети, как якорь.

Быстро они отправили ее анкету, и Ленка заявила начальству, что уезжает домой, что еще целый месяц будет работать и на свое место готова приготовить Васю, как лучшего работника. Оставалось ей только одно дело – возглавить и провести собеседование на тендере в столице, куда ее родная фирма сделала заявку. Но это в ноябре, еще не скоро. На том и порешили.

Так Лена опять вернулась домой.

Дома по этому поводу, по окончанию успенского поста, был устроен банкет с особо изысканной едой и тортом для особых случаев – Эстерхази. Последний раз мама приготовляла его, по-моему, на рождение моего старшего сына.

Ленке тут же вручили дорогую машину с очень не экономным расходом бензина. Заменили обои в двух ее комнатах, нежные шелковистые шторы старой розы через белый и роскошный бежевый, скорее цвета какао, ковер потрясающей, сложной фактуры с шелковыми элементами – обновили девичий рай.

Потратились основательно, все, что давали мамины доходы с прежних выгодных ее вложений (а она была опытным экономистом на большом предприятии и в финансах понимала). Все, что накопили с тех пор, как рассчитались за свадьбу, видимо, было потрачено. Крепко ее привязывали к дому.

А она радовалась всему, глупая, беспечная белка, не хотела видеть, что следующий шаг – новый навязанный жених! И теперь уж она не отвертится!

Она слушала меня и отвечала, что сейчас никто уже управлять ей не будет! Теперь она все – сама и вставала в героическую позу!

Ну, сама так сама.

Папа, конечно, выведал все и о месте, и о фирме, и о должности. Папа, конечно, нашел нужного человека и договорился. Разумеется, опять место предпочтительно отдадут ей. Разумеется, для Лены это тайна. Да и я тогда об этом не знала.

Они все скрывали от нас, интересы их совпали, мама с папой снова стали командой и играли против всех за свое счастье.

А счастью их, за всеми волнениями и бесконечной борьбой, набежало уже 25 лет. Женихов становилось все меньше, они плавно переходили в чьих-то мужей.

По возращению домой кавалеров пока не было, Лена сидела дома, ее самый преданный воздыхатель – одноклассник – женился, и показалось, что засиделась наша Ленка в принцессах!

Дома жила она неплохо и торопиться особенно не собиралась; так уж открыто свои принципы не выставляла, но и не отступать от них еще не собиралась: она хотела встретить того, для кого она будет всей жизнью, и кто сам и чьи дети будут ее счастьем.

Она все ждала того, кого когда-то видела во сне. По-другому у нее не получалось.

Я, внутри себя, что-то может и подумала, но знала, что ничего переменить тут нельзя, и пожелала ей удачи. Удача здесь важнее чего другого.

Родители ее твердой убежденности уже не разделяли, двадцать шестой год – возраст для девушки критический. Пора замуж. И стали искать решение этой проблемы, уже не мама, уже папа и брат. А папа и брат – это серьезно.

Вот такой она пришла в тот день.

В мире страстных манекенов

Кажется, был октябрь. Да-да, октябрь шел к концу. А листва еще не облетела и так музыкально шуршала, когда играл с ней легкий ветерок.

Я уже заходила в двери, как увидела Лену, и задержалась посмотреть на выход королевы к народу.

Она припарковала свою шикарную машину, легко выпорхнула, небрежно захлопнула дверь, пискнула сигнализацией и плавно, показно покачивая бедрами, подошла ко мне.

Улыбнулась:

– Заехала за тобой. Поедем, выпьем кофе, посидим. Хочешь, в твое любимое кафе? – очаровательно похлопала ресницами и прелестно посмотрела на меня.

Ленка бездельничала в отпуске, скучала и ждала собеседования на новую работу.