скачать книгу бесплатно
– Да, конечно – быстро пробормотала я, глядя на букет хризантем, лежащий на моем столе.
– Только… Лариса Александровна, аккумулятор на фотоаппарате разрядился. Не знал, что так много придется снимать сегодня первоклассников, – Ваня виновато улыбнулся.
– Тогда завтра приходите оба пораньше на минут десять, – Лариса Александровна мягко улыбнулась Ване в ответ.
– Хорошо, – он вновь смотрел на меня.
Было видно, что он ходил в любимчиках у классной руководительницы. И я ее понимала. Будь я учительницей, он был бы самым любимым моим учеником… Я зажмурилась. Откуда у меня эти мысли? Я больше не могла смотреть на Ваню, было такое странное ощущение, что еще чуть-чуть, и все мое мироощущение перевернется с одним его взглядом. А он только и будет усмехаться над этим. Одно дело, думать о нем после нашей первой встрече, и совсем другое, находиться с ним в одном помещении и знать, что все, о чем намечтала моя романтическая душа, вряд ли сбудется. Потому что я уже стала другой и должна сторониться таких, как Ваня.
Я чувствовала, как он проходит к своему месту в классе, садится у окна, я чувствовала его взгляды, которые он все еще бросал на меня, их не могла отражать даже моя спина. И что-то изменилось в атмосфере класса. Нет, мне все так же было неудобно ощущать себя новенькой в этом сплоченном коллективе, быть белой вороной среди своих. Но еще больше мне неудобно было понимать, что в нескольких метрах от меня сидел Ваня. И я не знала причину, почему он все время смотрел на меня. И я не понимала, почему так хочу ловить каждое его слово, каждый его взгляд. И я совершенно не понимала себя.
Я с трудом выдержала выступления оставшихся учеников, презентацию, подготовленную учительницей, да и грустная песня про первое сентября в одиннадцатом классе уже совершенно не трогала меня. Мне хотелось лишь одного: уйти побыстрее из класса, где пахло одновременно горьковатыми осенними и сладкими летними цветами; где я все еще чувствовала взгляд уже не целого класса, а лишь одного единственного ученика. И когда классный час закончился, я быстро, насколько вообще могла это сделать на каблуках, прошагала к выходу.
Впереди меня ждали съемки для каталога подростковой одежды какой-то новой модной марки. Еще немного, и сегодняшнее утро забудется благодаря вспышкам фотокамеры и многочисленной смене одежды, которые мне предстоит примерять. От одной мысли, что сегодня придется вновь позировать перед камерой, принимать эти банальные позы, которые я так ненавидела, стало тошно. Но лучше уж так, чем эти сальные взгляды старшеклассников и пошлые шуточки, которые они высказывали друг другу, думая, что я не слышу.
– Аня?
Я вздрогнула, едва услышав только первый звук своего имени. Его голос уже не спутаешь ни с каким другим. Остановиться около стены, вдоль которой я шла, или идти дальше, сделав вид, что не расслышала своего имени? Что же делать?
– Ваня? – Я остановилась и встретилась с его обеспокоенным взглядом.
– С тобой все в порядке?
Нееееееееет! Ненавижу этот вопрос. Ненавижу ответ на этот вопрос, погребенный во мне.
– Все хорошо.
Интересно, то, что я секунду назад изобразила на губах, было хоть немного похоже на улыбку? Судя по его глазам и вздернутым бровям, ответ был отрицательным. Ваня провел рукой по своим волосам, взъерошивая их еще больше. Он что, тоже смущается?
– Просто ты так быстро выбежала из кабинета…
– Просто я тороплюсь.
Отлично, Аня! Вот так и рушатся разговоры, которые вполне могли бы быть мостиком к чему-то еще. Хотя, если подумать, зачем мне этот мостик?
– Тогда извини, не буду задерживать. Завтра жду тебя в восемь в этом же кабинете.
– Что?
Мое сердце забилось сильнее. Похоже, я переоценила себя. Я могла находиться с ним рядом. Более того, я хотела этого. И Ваня, кажется, тоже. Несмотря на мое грубое и неприветливое “я тороплюсь”.
– Ну… фотография на стенд. – В его глазах мелькнуло еле заметное веселье.
– Ах да.
Вот дура! О чем я только думала! Такие, как он, привыкли, чтобы девчонки падали у их ног штабелями от одного только его взгляда из-под длинных черных ресниц. Такими темпами и я скоро могу оказаться там же.
– А ты всегда такая молчаливая и задумчивая?
– Да. А ты всегда такой бестактный?
Можно я просто прикушу свой язык и помолчу?
– Да, – ухмыльнулся Ваня.
Мы обменялись понимающими улыбками, как будто только что узнали все самое важное друг о друге. Мимо проходили наши одноклассники, слышался громкий смех и обрывки чужих разговоров, но мы были, будто в другом, каком-то своем мире. Мире только для нас двоих. Я покачала головой, чтобы убрать непонятно откуда взявшиеся романтические мысли. Если спать в комнате с розовыми стенами, и не такое привидится.
– Тогда до завтра, Анна Андреевна Павлова? – прервал наше уединение Ваня.
Он запомнил мое полное имя! Спрятать улыбку! Спрятать!
– До завтра, – пробормотала я, потупив взгляд.
Я прошла мимо него, чувствуя, как моя кожа тут же покрылась мурашками от случайного соприкосновения наших рук. Стоп, Аня! Сейчас я благополучно дойду до выхода и оставлю все свое смятение в стенах этой школы. Только не оглядываться, только не думать о том, стоит ли он еще возле той стены, где остановил меня несколько минут тому назад, смотрит ли он на меня. А ведь я знаю, что смотрит. Я это чувствую.
Один шаг, еще один… Что со мной такое? Наваждение какое-то. Нужно перестать думать. Или думать о чем-нибудь другом. Например, о глобальном потеплении. Это намного серьезней, чем взгляд какого-то парня, от которого бросает в жар покруче, чем где-то в Антарктике медленно тают льды и погибают пингвины. Да к черту пингвинов!
Я обернулась у самого выхода. Я просто не могла не обернуться. Мне нужно было знать, что это не мои буйные фантазии, что я все еще дружу со своей головой, и она отвечает мне взаимностью. Ваня стоит на том же самом месте, где недавно мы были вдвоем. Рядом с ним находится Олеся, о чем-то щебечет, накручивая свой темный локон себе на палец. И я бы делала то же самое, если бы не все те вещи, которые меня сломали. А сейчас я просто сбегаю. Но он смотрит на меня и улыбается. И его улыбка озаряет светом весь этот полутемный коридор, как будто где-то рядом со мной на всю мощь включили прожектор. И, кажется, я ослеплена этим источником света.
***
Ваня стоял, не слушая Олесю, которая не растерялась и решила вновь попробовать подкатить к нравившемуся ей парню. Она надеялась, что ей сегодня повезет, но надежда умирала с каждой минутой, проведенной рядом с ним. Он не слушал ее, загадочно уставившись на школьные двери, как будто кто-то важный должен был войти туда. Олесе стало очень грустно. Она, симпатичная, яркая, должна была почему-то распинаться перед этим парнем, пусть и известным на всю школу, но не обращающим на нее никакого внимания. Раньше мужчины должны были завоевывать даму своего сердца, а что теперь? Олеся тяжело вздохнула. И Ваня повернулся к ней, не заинтересованно, нет, в его глазах сквозила жалость. Жалость к ней? Олеся с отчаянием зажмурилась, пообещав себе, что никогда больше не позволит так смотреть на себя. Она отшутилась и постаралась побыстрее уйти, не заметив, что не только она смотрела на Ваню.
Мишель стояла в нескольких метрах от них. И ее беспокоила вовсе не эта глупышка Олеся. Девушка, хоть была и красива, но на таких пустышек Ваня не западал. А эта новенькая… Мишель видела, как он смотрел на нее. Она хорошо помнила этот заинтересованный взгляд зеленых глаз, в которых помещалось серое небо в преддождливый час. Когда-то он был ее и только ее. Мишель вздохнула и поправила дорогую кожаную сумочку на плече. Эта новенькая еще пожалеет, что встала на ее пути. Она все лето отдыхала в Испании, была полна сил, чтобы дать бой любой, кто пойдет против нее, захочет завладеть ее собственностью. О том, что Ваня больше не ее собственность, Мишель и не думала. Любого парня можно сделать своим, если ты красива и умна. Любого. Ваня не был исключением, пусть он сегодня и не захотел с ней долго разговаривать. Она все равно добьется своего. Медленно идти лучше, чем стоять.
Глава 3
Утро второго сентября выдалось настолько холодным и дождливым, что с трудом верилось в недавние жаркие летние дни. Осень явственно вступала в свои права, не оставляя ни шанса на возможное тепло. В подтверждение этого сильный порыв ветра вывернул мой зонт вверх. Мне пришлось стоять под ледяным дождем и, едва чувствуя свои замерзшие руки, пытаться вернуть купол на место. “Совсем как дома”, – подумала я, когда мне удалось двинуться дальше, и невольно усмехнулась от этой мысли. Теперь мой дом был здесь.
Я подходила к школе, мечтая о теплом пальто и горячем чае. Мое тело начало дрожать, а зубы отбивать странный, нелогичный ритм. Совсем рядом послышались раскаты грома, когда я с облегчением начала свое восхождение по ступенькам крыльца школы. Еще чуть-чуть и будет тепло. Еще чуть-чуть и я увижу его. Того, от кого сбежала вчера, с кем боялась и одновременно так хотела встретиться. Почему я хотела вновь взглянуть в его выразительные глаза, обрамленные черными, как уголь, ресницами, я и сама затруднялась объяснить. Мне было неловко от его взгляда, как будто читающего всю меня, как раскрытую книгу. Но, быть может, впервые за всю свою жизнь я хотела, чтобы незнакомый парень прочел меня и увидел все то, что я не хотела никому показывать и раскрывать.
Подойдя к своему классу, я замешкалась возле не до конца закрытой двери. Из кабинета слышался голос, который мне был уже знаком:
– А если я хочу не просто дружбы! – как-то очень надрывно для раннего и далеко не доброго и солнечного утра сказала Мишель. – Ты не можешь решать за нас двоих.
– А нас нет. О чем ты? – В голосе Вани слышалось раздражение.
– Я о том, что не хочу быть просто одноклассницей для тебя. Неужели я тебя больше не интересую? Или ты уже положил глаз на эту новенькую глупышку Павлову? Я видела, как ты смотрел на нее.
Я задержала дыхание, стоя у двери и не смея зайти в класс. Дрожь от холода разом покинула меня. В один миг стало жарко и невозможно дышать. Меня даже не волновало то, что слова Мишель прозвучали не слишком красиво и даже обидно. Мне хотелось узнать, что же ответит Ваня.
– На кого я положил глаз, тебя не касается. Послушай, ты красивая девушка, вокруг тебя куча парней, выбирай любого…
– Но я хочу тебя! – резко перебила Ваню Мишель.
Чуть разочарованная из-за его ответа, я поняла, что больше не хочу подслушивать. И хотя мне не очень-то улыбалось входить в напряженную атмосферу кабинета, но я больше не могла стоять в холодном пустом коридоре. Я резко открыла дверь. Две пары глаз устремились на меня, одни смотрели с такой нескрываемой злостью, что тут же захотелось скрыться за дверью, другие с явным облегчением и, как мне показалось или только хотелось показаться, с радостью. Мишель сидела на рабочем столе учителя, закинув ногу на ногу так, чтобы демонстрировать свои длинные стройные ноги в узких кожаных брюках. Хищница, не иначе! Ваня, чуть сгорбившись и вытянув вперед свои длинные ноги, сидел на первой парте, теребя лямку от фотоаппарата, лежащего перед ним.
– Доброе утро, – произнесла я, направляясь к своей парте, чтобы закинуть туда рюкзак.
– Доброе… – Ваня тепло улыбнулся мне. – Ты готова к фотосессии?
– Да, – натянуто улыбнулась я в ответ.
– Еще бы ей не быть готовой, вон как намалевалась, – звонким голосом проговорила Мишель, поправив свои идеально уложенные волосы. Во сколько же надо было встать утром, чтобы сотворить такое на голове?
– Могу и тебе рассказать, как правильно малеваться, если тебе это так нужно, – ответила я ей тем же тоном, игнорируя ее испепеляющий взгляд.
Конечно, Мишель была права. На мне была целая тонна косметики, которую я скрупулезно наносила каждое утро перед тем, как выйти на улицу. Без нее я уже не я. Косметика была моей маской, моей защитой от посторонних взглядов.
– Мне – неинтересно! – отрезала Мишель, скривив при этом губы.
– А если неинтересно, то зачем начала?
Мишель хмыкнула, не удостоив меня ответом, и переключила внимание на свои длинные, покрытые черным лаком, ногти.
– Пойдем в другой кабинет? – предложил Ваня мягким голосом.
– Хорошо
Я поспешила за ним, услышав вслед от Мишель ироничное ”скатертью дорога”. Мои губы невольно растянулись в улыбке. Ваня обернулся у двери и, заметив мою усмешку, ухмыльнулся в ответ:
– Просто не обращай внимания.
– Не буду, – ответила я, закрыв за собой дверь кабинета.
Мы молча прошли вдоль длинного коридора с огромными окнами и колышущимися от ветра занавесками, за которыми то и дело виднелись яркие вспышки молний. Под очередной раскат грома мы начали подниматься по лестнице. Даже в этих холодных безликих стенах школы было уютно и спокойно, потому что рядом шел Ваня. Почему мне было уютно рядом с незнакомым мне парнем, я не знала. Должно было быть как раз наоборот.
– Куда мы идем? – спросила я, споткнувшись на предпоследней ступеньке.
Ваня поддержал меня, приобняв за талию. От его внезапного прикосновения по спине побежали мурашки. Никогда не подумала бы, что мурашки могут быть приятными.
– В библиотеку. Ты же любишь книги? – Ваня вопросительно поднял бровь, освобождая свои руки.
– Да. Откуда ты…? – начала спрашивать я и тут же вспомнила, как сама вчера рассказывала о себе одноклассникам. – А, ну я сама говорила.
Значит, он меня слушал и запомнил. Я еле сдержала улыбку.
– Я подумал, что тебе будет комфортнее фотографироваться среди книг.
– Ты всегда такой заботливый? – я уставилась на надпись “библиотека” на двери, покраснев от невольно вырвавшегося вопроса.
– Даже не знаю, что на это сказать, – Ваня ухмыльнулся и открыл дверь ключом. – Наверное, да. Именно поэтому я могу попасть сюда без помощи других. – Он заметил замешательство на моем лице и добавил. – На самом деле, здесь находится моя фотомастерская. Поэтому у меня есть ключ.
– А платяной шкаф, ведущий в Нарнию, у тебя тоже есть?
– Не могу раскрыть все карты сразу… – развел руками Ваня.
Мы шли вдоль стеллажей с учебниками и книгами. Я не могла не провести рукой по корешкам книг, от которых шел тот самый изумительный запах, который ни с чем не спутаешь. Я вспомнила, как я, маленькая и слишком уверенная в себе восьмилетняя девочка, заходила в библиотеку и уходила в другую реальность. Туда, где забываешь обо всем на свете, туда, где время останавливается, и есть лишь уют, спокойствие и шелестящие страницы.
– Я впервые вижу, чтобы так тащились от книг! – Ваня облокотился на стеллаж и внимательно смотрел на меня, чуть прищурившись.
– Когда я была маленькой, я очень любила библиотеки. Своих книг было очень мало, поэтому в каждом городе, куда мы переезжали, я всегда записывалась в библиотеку. – Я улыбнулась от нахлынувших, теплых и таких волнующих, воспоминаний. – И этот запах книг… Именно старых книг, у которых уже есть своя история и свой неповторимый запах. Для меня это самый лучший запах на Земле. Знаю, что это старомодно, но…
Я вдруг осознала, что Ваня стоит очень близко от меня, смотрит на меня и слушает мои откровения. Я покраснела и опустила глаза.
– Ты – удивительная девушка. Я таких, кажется, еще не встречал, – сказал он и тут же развернулся в другую сторону, не дав мне что-то ответить, хотя слов у меня и не было. – Нам сюда.
Ваня подошел к двери в подсобку и открыл ее ключом. Мы оказались в маленькой комнате, в которой стоял двухместный коричневый диван, небольшой рабочий стол с компьютером и принтером, простой обшарпанный стул, штатив и лампы для подсветки. На стене около двери были прикреплены несколько фотографий со школьных праздников и лица детей крупным планом. Пока Ваня готовил освещение, я внимательно разглядывала портреты детей, пойманных умелыми руками фотографа в такие моменты, когда не думаешь, как получишься на фотографии, а просто наслаждаешься жизнью. Вот мальчик лет восьми в спортивной форме победно вскидывает руки, видимо, выиграв какое-то школьное соревнование. В его глазах какое-то внутреннее торжество, которое не выскажешь словами. Вот девочка-первоклассница с огромными двумя бантами на голове держит свой первый букет, больше ее раза в два. Она с восторгом смотрит на новый, только что открывшийся, мир, еще не зная, что ее там ждет, будет ли она несчастна, или школа станет самым счастливым периодом ее жизни.
– Мне нравятся твои фотографии. Ты ловишь то, что не так легко запечатлеть. – Я провела рукой по фотографии девочки с отрешенным, каким-то космическим, взглядом, сидящей на ступеньке лестницы.
– Спасибо. Я люблю улавливать такие моменты, когда люди наиболее естественны в выражении своих эмоций.
– А давно ты этим занимаешься?
– Я начал серьезно заниматься этим с прошлого года, как перешел учиться в этот класс и мне нужно было что-то делать для себя. – Ваня прикрепил фотоаппарат к штативу. – Сядь, пожалуйста, на стул.
– Ты учился в другой школе?
– Да, – кратко ответил Ваня и посмотрел на меня так, что я поняла – большего он мне не расскажет. – Сядь на стул.
Я послушно села, поправив задравшееся до середины бедра платье. Какое выражение лица мне принять для школьной фотографии? Невольно вспомнилась вчерашняя фотосессия, где мне не приходилось думать о том, какое сделать лицо. Порой мне казалось, что я настолько привыкла надевать маски, что и сама забыла, какая я, настоящая. Ване, явно, не повезет со мной в плане раскрытия каких-то искренних эмоций. Что же мне сделать? Улыбнуться? Сделать серьезное лицо, как на паспорт?
– Мне принести парочку книг или всю библиотеку сюда, чтобы я увидел ту самую необыкновенную девушку? – На губах Вани играла усмешка, но взгляд был серьезным.
Он только что сделал мне комплимент? Или это мне показалось? Могу ли я ему нравится? Обычно, моя миловидная внешность привлекает внимание парней. Но нравлюсь ли я именно Ване?
– Ну это же просто фотография для стенда, а не какой-то проект офигенных девушек. Я просто не очень люблю фотографироваться. – Я улыбнулась и тут же щелкнул затвор.
– Какая у тебя любимая книга? – спросил Ваня, что-то настраивая на фотоаппарате.
– У меня их очень много, даже не знаю, что назвать. Пожалуй, сейчас это “Маленький принц”. Каждый раз, когда я его перечитываю, открывается что-то новое.
Я прикусила губу. Зачем я назвала это произведение? Ваня еще подумает, что я из всего литературного наследия выбрала детскую сказочку. Надо было назвать что-нибудь из Достоевского или из Куприна. Но было уже поздно. Сказанного не воротишь обратно.
– Это очень хорошее произведение, но очень грустное. – Ваня вновь защелкал затвором, а в моей голове закружились воспоминания.
Когда умерла Женя, мир вокруг перестал быть цветным. Он в одно мгновение сделался тусклым и серым. Первые дни мама и бабушка рыдали не переставая, папа занимался организацией похорон, а я просто лежала на своей кровати, часто посматривая на пустую кровать напротив, и молчала, не проронив ни слезинки. Это было странное время, когда осознание того, что моей сестры больше нет, еще не пришло, и отупляющая боль еще не настигла. Тогда я просто читала. Читала залпом, не разбирая книг.
Настал день похорон. И когда я увидела мою сестру, лежащую в гробу, неподвижную, бледную, будто сделанную из воска, только тогда я поняла, что ничего больше не будет. Не будет наших танцев на кровати в бессонные ночи при неярким свете ночника, не будет ее волшебных картин, не будет нашего совместного чтения, вообще ничего больше не будет. Мир уже двигался дальше. Все так же вставало солнце по утрам, уходила зима, щебетали птицы на деревьях, чувствуя приход весны, люди становились веселее и добрее, чувствуя в воздухе зачатки солнечного, цветущего и упоительного времени года. Все устремлялось дальше, но уже без Жени. И от этого становилось так больно, что сжимало изнутри, и хотелось закричать, чтобы все это выплеснуть, но что-то подсказывало, что так просто от боли не избавиться, а кроме того, стыдно и страшно неловко кричать перед всеми в день похорон. И слезы застилали глаза настолько сильно, что больше ничего не было видно, кроме отблеска свечи в моей дрожащей руке.
После похорон сестры папа с головой погрузился в работу, а мама постепенно начала свой путь к алкогольной зависимости. Я осталась наедине со своим горем, к которому постепенно, день за днем, прибавлялось чувство вины. Я не была рядом с Женей, когда она умерла. Я вообще не была рядом с ней. Ни в больнице, ни дома, нигде. Потому что мне не хотелось. Ходить на вечеринки и свидания хотелось, а быть рядом с больной сестрой не хотелось. И теперь уже ничего не вернуть назад.
В тот год мне казалось, что еще чуть-чуть и я сошла бы с ума. Я как будто разом потеряла всех, кого любила. И в очередной раз меня спасли библиотечные книги, которые уводили меня туда, где нет места реальности. И лучше других книг с этой ролью справился “Маленький принц”, которого я перечитывала уже совсем с другим смыслом, потому что до этого не терзалась вопросами, что случается после смерти, и зачем нам дана наша жизнь.
А потом мама пришла в себя и взялась за меня. В прямом смысле взялась. Каждый мой шаг был выверен с безошибочной четкостью. Раньше она занималась по большей части сестрой, потому что той всегда нужно было ее внимание. Но теперь мама начала жить мной. Только мной. К тому времени, кажется, я и разучилась дышать самостоятельно.
– Все нормально?
