Сны и реальность Саймона Рейли

Почесав затылок, я подумал, что, может быть, всё, что произошло вчера, было глупым сном, и мама сейчас на кухне, готовит завтрак, и ни в какую больницу не попадала, и никто в неё не стрелял? Да, это просто жуткий сон, других объяснений нет!

В этот момент дверь в мою комнату открылась, и показалась та самая медсестра, что провожала вчера домой и «случайно» потеряла человеческий облик. Выглядела она аккуратной, без всяких кровоподтёков, клыков, синяков, длинных когтей, и её кудрявая причёска сидела идеально ровно, словно эта женщина только что вышла от парикмахера.

Увидев её, я дёрнулся на противоположную сторону и чуть не свалился с кровати, опасаясь неведомого.

– Я курицу пожарила и сделала пюре, решила покормить, когда проснёшься, – сообщила она, словно отчитывалась: тон не был похож на тот милый, которым она разговаривала в больнице.

Если она здесь, то всё, что случилось вчера, происходило на самом деле? И в маму стреляли… От мысли об этом становилось жутко тоскливо. Я молчал, настороженно глядя на медсестру, кожей чувствуя исходящую от неё угрозу. Может, она оборотень? Может, она не помнит, что превратилась и набросилась на меня?

– Чего это ты так смотришь? – нахмурилась медсестра, не проходя дальше дверей. Её поведение категорически отличалось: казалось, будто она и не старается быть мягкой и тёплой, как мамин свитер. А ведь в больнице производила именно такое впечатление.

Сейчас её тон был резкий, деловой и слегка грубый.

Мне хотелось спрятаться, укрывшись одеялом с головой, но такие выкрутасы уже не прокатывают. Когда ты школьник, уже не веришь в то, что одеялко спасёт от всех бед, а когда тебе было лет пять, ты верил в то, что оно сможет уберечь от любой Бабайки.

– Вчера вы хотели меня убить и съесть.

Я не переставал сверлить её недоверчивым взглядом, сжимая кусок одеяла в руках.

Если она сейчас снова превратится и набросится, то шансов выжить нет.

– Правда? Когда? – усмехнулась она, как будто я всё придумал, медленно приближаясь к кровати. – Нельзя путать сны с реальностью. Попрошу у детского врача, чтобы выписал тебе направление к психологу. Я же понимаю, пережить такой стресс…

– Но… вы…

– Послушай, когда я провожала тебя домой, то ты вдруг потерял сознание. Упал в обморок, потому что получил серьёзное нервное потрясение. А детская психика так ранима. Если удивляешься, почему я здесь и трачу своё время на всяких неблагодарных детей, то можешь не волноваться. Ты сам назвал мне адрес, а ключи были в твоём кармане. Я донесла тебя до дома и уложила. Утром решила проследить, чтобы ты хорошенько поел, когда придёшь в себя.

– Ясно, – вздохнул я. Её объяснение было убийственно логичным.

– Так что вставай и иди ешь, – скомандовала медсестра, отходя от моей кровати.

Я поплёлся на кухню и сел спиной к окну. Желудок, предчувствуя вкусную еду, подал сигнал. Медсестра положила мне зажаристую ножку курицы и села напротив, не отводя заинтересованного взгляда. Было неприятно жевать пищу под пристальным взглядом, аппетит сразу пропал. Осталось только физиологическое жевание.

Когда я почти «сжевал» ножку, отчаянно затараторил дверной звонок. Кто-то упорно придавил его пальцем и ждал выхода хозяина.

– Сиди, – скомандовала медсестра и ушла открывать дверь.

Через минуту в прихожую ввалился мой отчим Веригус и, ткнув в женщину пальцем, спросил:

– Ты кто такая?

– Просто помогаю этому мальчику… – начала было оправдываться медсестра, но отчим её перебил.

– Я его забираю, – отрезал мужчина. – Его мать вчера умерла.

Я, услышав это, вздрогнул. Значит, это правда? Значит, мамы больше нет?

Я отшвырнул тарелку с недоеденной курицей. Нужно сходить в больницу, вдруг отчим врёт?!

– Собирай вещи, – грубо скомандовал Веригус, стоя в проёме кухни.

– Мне нужно к маме, – ответил я.

– Твоей мамки больше нет…

– Это неправда! – крикнул я, вскочив.

– Ты теперь будешь жить со мной.

Невозможно было понять его настрой: жалел он или, наоборот, был рад такому раскладу.

– Нет!

– Болван, – с этим словом отчим подошел и, взяв меня за шкирку, потащил в прихожую…

***

На похороны мы не ездили. Отчим считал, что нам там делать нечего. Я не знаю, любил он маму или нет. Казалось, что любовь и Веригус – несовместимые понятия.

И зачем он оформил опекунство надо мной?

Недолго продлилось наше совместное проживание. Веригус был отравлен на корпоративе собственной компании, а меня через суд отправили на воспитание к тёте Ире, двоюродной сестре матери. Больше про родственников я ничего не знал.

Года через четыре мы переехали в Зебровск, столицу Зебландии. Обосновались на улице Корди в доме 28 около городского парка.

– Может, пойдёшь прогуляешься? – поинтересовалась тётя Ира, заглядывая ко мне в комнату, – последняя неделя лета, как-никак.

Я не ответил, продолжая что-то рисовать карандашом в альбоме.

С тех пор как сюда переехали неделю назад, я безвылазно сидел в комнате, окружённый бесчисленными рисунками.

– Ты что, не слышишь, что я говорю! – рассердилась тётя Ира. – Хватит изображать затворника.

– Сейчас, – буркнул я, не выпуская карандаша и продолжая рисунок.

– Покажи, что ты там у тебя… – она выхватила альбом.

Я молча наблюдал за реакцией, интересно, конечно, как она протекает, но неприятно, когда вот так выхватывают из рук! Тётя знала, что я обычно изображаю или острые скалы, о которые бьётся морской прибой, или грозу, или спешащих куда-то серых людей посреди пустыни… или что-то в этом роде. Хотя чаще всего, рисовал портрет матери.

– Кто это? – удивилась она, увидев, что на рисунке изображена девушка, а сам он очень похож на чёрно-белую фотографию.

– Я не знаю, – честно признался я. – Она мне приснилась.

– Приснилась? – удивилась тётя.

– Да, – кивнул я.

На самом деле таких рисунков у меня было много. И на всех изображена девушка из сновидений. Вам ведь неприятно, когда лезут в вашу жизнь? Вот и я ничего не рассказывал тёте.

– Ладно, – тётя Ира вернула альбом. – Но сегодня ты должен выйти на улицу!

И вышла из комнаты.

Я разглядывал своё творение. Девушка смотрела на меня и улыбалась, на голове у неё красовалась корона с рубинами, а на руках сияли многочисленные браслеты. Длинное белое платье окутывало ноги. Я глядел на неё как зачарованный и настроение моё улучшалось. Я мог часами рисовать её и разглядывать. Помедлив немного, пририсовал два белых крыла, в голове всплыла картинка из детства – «Царевна-лебедь». Казалось, она сейчас выпрыгнет из альбома и полетит. А что? Я был бы только рад! Вернул в реальность меня окрик тёти, напоминающей про улицу.

Я вышел. Тёплый летний ветер погладил волосы. Постояв минут пять возле подъезда и ощутив запах жареной рыбы, решил вернуться в дом, но меня остановил мужской голос:

– Что-то я тебя раньше не встречал! Привет! Вы недавно переехали? – этот вопрос задал кудрявый паренёк в синей кепке, намного ниже меня ростом. Я остановился, раздумывая, надо мне это новое знакомство или нет.

– Эй! Ты глухой? Я вроде как поздоровался! – возмутился тот, пытаясь помочь жестами объясниться.

– Я вроде как тоже! – съязвил я. Такой неожиданный ответ привёл парня в недоумение.

Но дверь подъезда открылась и вышла тётя Ира.

– Вот ты уже и друга себе нашёл! – воскликнула она.

– Дмитрий Морквинов, живу в соседнем доме, – отрекомендовался друг.

– Тогда проходите к нам, попейте чаю, пообщайтесь, – решила за нас тётя. – А я пойду куплю чего-нибудь вкусненького.

– Ну пойдём, что ли…

***

– У вас тут мило, – оценил «гость», снимая ботинки.

Я понимал, что так быстро от него не отделаться, и сердито смотрел, как гость снимает кепку и приглаживает кудрявую челку перед зеркалом.

– Чего ты злишься? – заметил гость.

– Вовсе я не злюсь.

– Общаться со мной не хотел, а сейчас мечтаешь спровадить. У тебя вообще друзья есть или ты людей ненавидишь?

Я не знал, что ответить, это было слишком нагло с его стороны. Друзей у меня вообще не было. Ни в этом городе, ни в прошлом. После смерти матери, внутри что-то перевернулось, я стал замкнутым и предпочитал одиночество. Даже с Оважкиным поссорился.

– Судя по ответу, – заметил Морквинов, – друзей у тебя нет. Можно пройти?

И он направился к моей комнате, в которую я даже тётю Иру старался не пускать без разрешения.

– Меня, кстати, Дмитрий зовут…

– Саймон…

– Ну вот мы и познакомились! – улыбнулся Дмитрий и протянул мне руку.

Я пожал руку в ответ. В комнате его взор привлёк письменный стол, заваленный рисунками. Я не хотел, чтоб он их увидел, ведь это, в конце концов, личное! Но Дмитрий уже держал в руках один рисунок, тот самый, который видела сегодня тётя Ира.

– Это ты сам нарисовал? – удивился Дмитрий.

– Положи на место! – потребовал я.

– Кладу, кладу, – ответил тот. – Красиво рисуешь. Кто это?

Я смутился. Про девушку из сна рассказывать вообще не вариант.

– Да так, просто, – буркнул я.

– Можно я его возьму? Кузине своей покажу. Ты не представляешь, как она похожа на неё! А покажи ещё?

И, не дождавшись ответа, он взял остальную кипу, сел на кровать, принялся разглядывать. На первых трёх – та же самая девушка.

– Можно, я возьму этот рисунок? – повторил просьбу Дмитрий. – У тебя таких миллион, ещё нарисуешь.

– Зачем? – я был немного шокирован таким наглым заявлением.

– Я ж говорю, кузине показать. Она очень похожа. Жалко, да?

– Ладно, бери и уходи. Что-то голова болит, – соврал я, желая поскорее от него отделаться.

– Проблемы со здоровьем? Понимаю-понимаю. Поэтому и не гуляешь. Я пойду. Но, можно, приду ещё как-нибудь?

– Как-нибудь потом…

Дождавшись звука закрывшейся двери, я подошёл и закрыл её изнутри.

***

Следующим утром, меня разбудил телефон в коридоре. Спросонья я подумал, что тётя Ира возьмет трубку, но она не спешила этого делать. Наверное, ушла в магазин…

Тут я вскочил с кровати, боясь не успеть ответить, и бросился в коридор.

– Я уж думал, никого дома нет! – послышался из трубки голос Димы.

– И как ты догадался, – недовольно ответил я (какой же этот Димка настырный). И зачем ему тётя Ира наш телефон дала?!

– Да ладно тебе! Я тут подумал, может, ты завтра придешь ко мне в гости?

– Зачем? – общаться мне не хотелось.

– Моей кузине очень понравился твой рисунок.

– Ну и что…

– Как это – что? Она сказала, у тебя талант.

– И что?

– Ты ведь придёшь завтра? Я вас познакомлю.

– Не хочу…

– Брось! Тебе не следует киснуть дома! Надо развеяться. Приходи, – молитвенно протянул Дима.

– Ладно, приду, – согласился я, представляя, что его кузина, это моя картина. Заинтриговал.

– В три, хорошо?

Я молча повесил трубку. Зачем согласился? Ладно, денёк потерплю этого назойливого «друга», а потом отделаюсь!

На кухне меня ждал остывший чай в бокале, из которого предательски свисала ниточка с этикеточкой, два бутерброда с сыром и ветчиной и половинка яблока. На холодильнике, придавленная магнитом в форме собачки висела записка: «Саймон, я ушла в парикмахерскую. Пока я там, сходи запишись в библиотеку и купи себе тетрадей к школе. Деньги на подоконнике рядом с кактусом».

Подчиняясь записке, я вышел на улицу, кишащую занятыми людьми. Час пик, что ли? Найти библиотеку оказалось делом нелегким. Молча, ведомый своей интуицией, я направился по одной из главных улиц. Народ, особо не церемонясь, толкался, желая успеть туда, куда торопился. На жёлтом здании канцелярского магазина приветливо качалась вывеска «Школьная распродажа». Около входа мне сунули флаер из магазина бижутерии, и я еле отвертелся от паренька, раздающего листовки с кандидатом в мэры.

Казалось, я войду в магазин и вся уличная суета останется позади, но ошибся. На меня тут же натолкнулся толстый мужичок с пакетом продуктов, а потом, не удосужившись извиниться, скрылся с глаз. Всё ещё сжимая в руках флаер, я разглядывал обстановку. Похоже, когда-то это здание считалось дворцом, построенным в семнадцатом веке, но в современную эпоху его отдали под магазин и теперь здесь находится лес из книжных шкафов. О былом величии напоминала лишь огромная люстра под самым потолком, на которой уютно расположились позолоченные амурчики.

Засмотревшись на люстру, я в кого-то врезался…

– Осторожней надо! – возмутилась девушка.

Флаер выпал у меня из рук. У неё из рук выпали тетради.

– Прости!

Я опешил, глядя на неё, казалось, «Маё се-е-е-ердце астанавилось», сделало сальто и снова пошло. По коже пробежал заряд электричества. Нет, этого не может быть! Это была та самая девушка из снов, именно её я рисовал. Это какое-то наваждение!

– Что ты на меня так смотришь? – не поняла она, забыв, что уронила несколько тетрадей.

– Н-н-ничего…

– Странный ты, – она повернулась и слилась с толпой покупателей.

– Стой, твои тетради! – крикнул я, опомнившись.

Её и след простыл.

Весь этот день её образ никак не хотел выходить у меня из головы. Странное ощущение… Неужели влюбился?! Испугался, будто заразного заболевания. Вот только этого мне не хватало!

В своей комнате я прибрал рисунки.

– Сколько пельменей отварить? – как всегда спросила тётя Ира.

– Не знаю, я их не считаю, когда ем. Ты почему-то же не спрашиваешь, сколько макаронин мне пожарить, – ответил я, глядя в окно, в котором в свете фонаря кружились насекомые, как маленькие блёстки. А я всё думал и думал о той таинственной незнакомке. Такое состояние начинало меня раздражать.

– Странные ты купил тетради… С цветочками.

– Это не мои.

– Как???

Я молчал, собственно, зачем я должен всё рассказывать?

– Ты их что, украл?! – возмутилась тётя.

– Не совсем.

– То есть?

– Ну, в магазине я врезался в девушку, у которой были эти тетради. Она их выронила от неожиданности, а сама убежала. Скрылась в неизвестном направлении.

– Это ж каким слоном надо быть, Саймон, – усмехнулась тётя.

– Я не специально. Я извинился. Я верну ей тетради.

Услышав это, тётя Ира заинтересовалась:

– Всё-таки успел познакомиться?

– Пойду завтра в магазин. Может, она…

– Ну-ну, удачи. Посмотри лучше за пельменями, чтоб не сбежали, я сейчас… – И она вышла из кухни.

Когда белые брюшки пельменей показались над кипящей водой, я вдруг изрек сам себе:

– А, знаешь, пельмени, они же, как дельфины… Быстро всплывают.

***

На следующий день девушка в магазин так и не зашла.

Вот и далась она мне! Потерял на эту ерунду столько времени, даже забыл о походе к Димке. Тут раздался звонок телефона.

– Ну, где ты ходишь?! Уже полчетвёртого! – возмущался Морквинов.

– Иду уже!

– Запоминай адрес, – и Димка довольно подробно описал мне, где находится место его обитания.

Я положил мобильник в карман. В голове снова возникли предположительные образы снующей вокруг меня кузины и назойливого Димки. Я неохотно направился к его дому.

Димкин дом находился всего в двух кварталах от меня. Оставалось только пройти между серыми одноликими зданиями. На дереве закаркала ворона, казалось, она смеялась надо мной. С трудом открыв тяжелую железную дверь, я просочился внутрь. Подъезд не отличался особыми излишествами, как и любой другой в банальной панельной многоэтажке. Достигнув нужного этажа, я заметил, что лампочка над Димкиной дверью выкручена.

Я постучал.

– Знаешь, я думал, ты не придешь, – сказал Димка, встречая на пороге.

Меня это удивило. Под дверями ждал, что ли?

– Я тоже так думал…

– Не заблудился?

– Нет, надо было кое-что уладить.

– Проходи, не стесняйся.

Я прошёл в прихожую и снял обувь. Стены были заботливо оклеены серыми обоями с ромбовидным рисунком. И почти всё пространство занимал буковый массивный гардероб. Складывалось впечатление сжатости и нехватки этого самого пространства.

Добравшись до кухни, я увидел ту самую девушку, которую вчера сбил с ног. Она со скучающим видом сидела возле окна за столом, пила чай и меня не заметила. От неожиданности я опрокинул стул, на который решил посадить меня Димка. Девушка среагировала на грохот и повернулась. Я понял, что и она удивлена моему появлению.

Улыбнувшись, она сказала:

– Привет!

– Привет, – отозвался я, усаживаясь за стол и чувствуя себя некомфортно.

Стремясь заполнить паузу, Димка произнёс:

– Ну вот, это тот самый автор рисунка, Саймон Рейли, – и он демонстративно зааплодировал, словно был ведущим на церемонии вручения какой-то киноакадемии.

– А вот это моя кузина, Карсилина Радужникова.

– Можно просто, Карси. Кстати, мне очень понравился рисунок, – улыбнулась Карсилина, смахивая со лба вьющуюся рыжую прядь. – Ты где-нибудь этому учился?

– Нет, само как-то получилось, – ответил я, пытаясь не выдать волнения.

– Ясненько…

И тут, сам не понял, что на меня накатило, я предложил:

– Хочешь, прямо сейчас нарисую твой портрет?

– Ну у меня уже есть один.

– Да, но я тогда не знал, кого рисую. А сейчас может получиться лучше…

– Альбом и карандаш я найду! – перебил Димка, воодушевившись, и, не дожидаясь ответа, умчался на поиски.

Воспользовавшись его отсутствием, я передал ей пакет с тетрадями.

– Прости, пожалуйста, что налетел тогда в магазине.

– Ладно, забыли, – сказала Карсилина, принимая пакет.

– Ну что, ты согласна на портрет?

– Хорошо. А тогда ты не меня рисовал?

Я, если честно, такого вопроса не ожидал, пришлось помедлить с ответом:

– Я не знаю, – хотя я знал точно, что это была именно она.

Тут и Димка вернулся, держа в руках огромный альбом и карандаш.

– Краски нужны?

– Да не особо.

Я открыл альбом и приступил к наброску.

Не отрываясь я смотрел на Карсилину, моя рука машинально и аккуратно выводила каждую линию, словно существовала от меня отдельно.

Димка тем временем налил себе чай и сел рядом с кузиной.

Внезапно сознание моё затуманилось, в голове возник образ Карсилины, бредущей в полумраке. За спиной у неё что-то промелькнуло и исчезло. Девушка повернулась, и тут на неё с шипением выскочило огромное существо, оно всё дымилось, и невозможно было разглядеть, как на самом деле выглядело. Карсилина держала в руках странный золотой медальон на цепочке, когда она открыла его, из медальона вырвался ослепительный луч света, который оттолкнул чудовище…

– Саймон, с тобой все в порядке? – вернул меня к действительности обеспокоенный голос Димки.

– Первый раз такое…

– Мне показалось, ты сейчас в обморок упадёшь! – заметила Карсилина. – Точно всё хорошо?

– Знаешь, Карси, ему нужно таблетку дать какую-нибудь, – предложил Димка. – А то ещё…

– Не надо! – перебил я. – Не хватало ещё, чтобы со мной нянчились!

Я вспомнил о рисунке, глянул на листок и ахнул. Там изображался отрывок видения: Карси светом из своего амулета отталкивала призрака.

Димка тоже решил посмотреть.

– Ничего себе! – воскликнул он.

– А мне покажите! – попросила Карсилина.

Я медленно передал ей портрет, словно ожидая бури негодования в свой адрес. Она поражённо смотрела на рисунок, казалось, даже потеряла дар речи. За это время я успел пожалеть, что вообще сюда пришёл.

– Дим, откуда? – Карсилина с непониманием взглянула на кузена.

– Я ему ничего не говорил! – Димка при этом чуть не поперхнулся чаем. – Честно.

– Хорошо, – она вздохнула. – Тогда…

И именно в этот момент мне захотелось уползти под стол, уменьшиться и не вылезать; наверное, сейчас она набросится с упреками.

– Скажи, пожалуйста, откуда тебе известно про мой амулет? – в её голосе не было ни капли злости или упрёка.

– Я о нём ничего не знаю, – ответил я, что было абсолютной правдой и в подтверждение не нуждалось.

Казалось, она не верила в то, что я говорю, словно видела меня насквозь и догадывалась, что рассказываю я далеко не всё. Что-то есть в ней такое нереальное. У меня даже ладони вспотели.

– Если скажу настоящую версию, вы решите, что я сошел с ума, – признался я.

– Поверь, меня трудно удивить, – улыбнулась Карсилина.

– Уж я-то знаю, – закивал Димка.

А себя я поймал на очень глупой мысли: «Какая же она милая!» И тут же попытался отогнать это наваждение, которое вилось вокруг надоедливой мухой.

– Хорошо, – согласился я, опасливо глядя на них.

– Понимаете, когда я рисовал это, мои мысли словно затуманились…

– Это как? – спросил Димка.

– Не знаю, как объяснить.

– А ты попытайся, – попросила Карси, доливая себе в чашку кипяток.

– Я видел тебя, ты куда-то шла, а потом на тебя накинулся призрак и ты его оттолкнула светом из медальона, – закончил я, чувствуя себя полным идиотом.

Сейчас они засмеются и скажут, что это бред. Да уж, нормальные люди не так знакомятся с девушками!

Но они, вопреки моим ожиданиям, не смеялись. Димка с ещё большим удивлением посмотрел на меня, словно на редкий музейный экспонат, а Карсилина спросила:

– Тебе раньше такие видения приходили?

Я не знал, говорить ли им, что иногда, когда я что-то рисовал, то видел это, словно оно было на самом деле. А ещё иногда, при взгляде на человека, ни с того ни с сего я видел отрывок его прошлого или будущего. И разве я мог сказать, что Карси мне снилась?

– Нет, со мной такое впервые, – соврал я, решив не позориться.

– Понимаешь, – она извлекла из своего кармана медальон на цепочке, такой же, как на рисунке.

– Он действительно существует, он светится, когда я его открываю. Причём светится только у меня.

– Слушай, Карси, а может этот свет помогает от всякой нечисти? – предположил Димка.

– Мы не рассматривали такой вариант.

– От нечисти? – Тут уже я их не понял, думая, может они фанаты какого-нибудь сказочного телешоу.

– Вы что, сказок насмотрелись?

– Возможно, – произнесла Карси, открывая амулет, который тут же так ослепительно засветился, что мне и Димке пришлось зажмуриться. – Между прочим, везде всякое водится. Я думаю, нужно проверить амулет в действии, может это не просто штука, которая напоминает мне о моих родителях, может оно ещё и защищает…

Карсилина закрыла амулет, а Димка возмущенно заявил:

– Я не думаю, что стоит ему всё рассказывать. Он же обычный тапок! Решит, что умом тронулись! Ты не должна в открытую говорить о способностях…

– Почему это я тапок? – возмутился я. А вы бы себя как почувствовали, если бы вас так назвали? – И о чём вы вообще?

Димка недовольно сверлил Карси взглядом.

– Тапок, это человек, который не владеет магией, – ответила Карсилина, а Димка уже готов был кинуться затыкать ей рот, но ему мешал стол.

– Вы меня ещё больше запутали, – сказал я, размешивая остывший чай задней стороной ложки. – Неужели правда есть люди, которые владеют магией?

– Да. Вот, перед тобой один маг сидит, – ответил Димка, указывая на Карси и смиряясь, что она всё равно скажет то, что он так старательно пытался утаить.

– Он прав, я волшебница. Магия человеку даётся с рождения, но не всем. Вот, Димке, например, нет, – продолжила Карси.

Я молча слушал, что она говорит. И я верил её словам.

– Маги бывают разные, но самые распространённые – это волшебники, чародеи и колдуны. Они все равны по своей силе. Правда, колдуны славятся своими зельями и магией, направленной на разрушение. Волшебники хорошо владеют боевыми чарами. А чародеи умеют накладывать магию длительного действия, и исцелять у них лучше получается, чем у волшебников. Волшебник может только затянуть рану или срастить сломанную кость, боль, которую при этом испытывает человек, станет слабее, но не уйдёт. Кроме того, на исцеление волшебник затрачивает очень много силы и может даже потерять сознание либо умереть. Чародей же, когда исцеляет, то полностью убирает боль, а ещё он не слабеет. А ещё он может наложить чары неуязвимости, которые, правда, выветриваются, – быстро, как учительница, заговорила Карси.

– Зачем ты всё это говоришь? – негодовал Димка. – Саймон же – тапок.

– Прекрати обзываться! – попросил я, понимая, что, может и не обладаю никакими выдающимися способностями, но слышать, когда тебя называют предметом обуви тоже не очень приятно. – Если ещё раз произнесёшь в мой адрес это слово, я тебя придушу!

– Он не тапок, Дима.

Карсилина взяла со стола чашки и положила их в мойку.

– Я это чувствую, – сказала она и принялась мыть посуду. И тут я заметил, что она чуть выше, чем Димка. Впрочем, это к делу не относится.

– То есть? – не понял Димка.

– Правда? – удивился я.

Оказывается, она высмотрела во мне какой-то магический потенциал, что весьма забавно.

– Конечно. С тобой ведь случались всякие необъяснимые вещи?

– Случались… – согласился я.