скачать книгу бесплатно
* * *
Во второй половине лета в Больсоне встречали свой городской праздник – праздник хмеля.
Эти места идеально подходят под эту сельскохозяйственную культуру. Без хмеля невозможно сварить пиво, а без пива невозможно по-человечески перейти ко второму номеру нашей культурной программы – водке. Это знает любой второклассник и мне совестно говорить о таких банальностях.
Уже с утра в этом городке, окруженном со всех сторон горами, отсюда и получившим свое название – мешок[15 - El Bolso?n (исп.) – мешок. (прим. авт.)], царило праздничное настроение. Центральная улица была украшена разноцветными флажками, на ней стояли большие группы жителей, бурно радуясь памятной дате.
Радовались и мы с Андрюхой Кузнецовым, успевшие с утреца принять поллитру спирту. А как без хмеля на празднике хмеля? – Не поймут, обиду затаят.
Между тем по главной улице с оркестром двигалась праздничная колонна всадников – на лошадках. В Патагонии много верховых лошадей и сильны традиции выездки. Существуют даже местные ковбои–скотоводы – их здесь называют га?учос. От североамериканских наездников их отличает отсутствие сомбреро – его место занимает темный беретик с черенком, как у пьяного учителя труда в советской школе.
В первых рядах всадников на сером скакуне гарцевал сам Комаров, умело сидя в седле. По краям мостовой собралась приличная толпа глазеющих отдыхающих. Мы с Андрюхой скромно стояли чуть сбоку, прихлебывая по очереди из горлышка спиртовую настойку, замаскированную под лимонад, отчего на сердце становилось все радостнее, и душа пела.
Мое внимание привлекла какая-то несуразность, что-то неестественное около одного из магазинов по главной улице.
Мы подошли поближе.
Рядом с винной лавкой лежало множество тел – несколько десятков, в лужах собственной мочи, запах которой нестерпимо бил по ноздрям. Тут же стояли полицейские, довольно спокойно обсуждавшие свои дела. Мимо спокойно двигалась праздничная процессия.
– Что это такое? – удивленно спросил я Кузнецова.
– Индейцы перепились, – ответил Андрей. – Здесь недалеко резервация. Это действительно индейцы племени мапу?че, а может и тэуэ?льче. Им запрещено продавать алкоголь, особенно за этим следят по праздникам, когда они спускаются с гор.
– Не доглядели, – смиренно продолжил он. – Кто-то купил им выпивку. Дело то подсудное. Эти места раньше принадлежали мапуче и тэуэльчи, которые воевали со своими врагами арауканами, жившими на тот момент на территории современной Чили вон за тем хребтом, к западу от Больсона. Но как везде в Америке, куда ступила нога белого человека, остались только названия мест на языке аборигенов, а индейцы сгинули или вот так деградировали.
– Скоты, форменные скоты!!! – нас догнал взволнованный, уже пеший Комаров, с раскрасневшимся лицом указывая на компактно лежащих, пострадавших от пороков западной цивилизации, туземцев. – Разве так могут упиваться нормальные люди!!!
– Нет, конечно, нет!!! – с душевным жаром воскликнули мы с Кузнецовым, стараясь дышать в сторону.
– А откуда у них вообще деньги на спиртное при их образе жизни? – поинтересовался я у моих собеседников, отхлебывая «лимонаду» с невинным видом.
– О, правительство провинции выделяет им средства, – чопорно пояснил Виталий Георгиевич. – Правда, много денег разворовывается, пока доходит до назначения. Для резервации закупаются продукты и все необходимое, что-то делают из кожи и шерсти сами аборигены на продажу.
– А потом лунной ночью к ним приезжают белые дяди и меняют у спившихся людей все закупленное за бесценок на огненную воду, – посмеиваясь, сказал Кузнецов.
– Но ведь это криминал, – констатировал я.
– Еще бы! – подтвердил Андрей. – Зато доход какой!
К Комарову привязался один индеец неопределенного возраста, невысокого роста, с бурым, как печеное яблоко лицом. Одетый в какое-то старое пончо и дурацкую вязаную шапку с длинными висящими ушами, он приплясывал, раскачиваясь перед ним, видимо клянча на выпивку. Мне вдруг неожиданно пришло в голову, что Виталий Георгиевич сейчас вспомнит про оперу, не знаю уж почему.
– Даже заезжей оперы нет, – в сердцах произнес Комаров, стараясь не смотреть на пляшущего маргинала.
* * *
Осенью у Комарова не было работы для меня и я, чтобы не бить баклуши, согласился на предложение Кузнецова убирать с ним картофель у его знакомого аргентинца. Платить обещали тоже картофелем – это нормальная практика расчетов на земле в этой стране. Можно всегда продать заезжим покупателям или съесть самому зимой.
Добираться на поле в Эль-Ожо пришлось пешком, здесь незнакомых людей подвозить было не принято, а автобус ходил редко и нерегулярно.
Вставать приходилось в пять утра и, не позавтракав, налегке, преодолевать по еще пустынной дороге двенадцать километров. Придя на поле, я быстро завтракал жареной картошкой, которую мне готовил Кузнецов в сарайке на очаге, и мы приступали к трудам праведным.
Впереди шел трактор со специальным отвалом. Нам лишь приходилось быстро собирать клубни картофеля, добытые из земли машиной, и складывать их в большие мешки.
И так целый день.
В обед на час мы прерывались, поедая жареную на очаге в сарайке картоху и запивая ее обильно ма?тэ.
Же?рба ма?тэ или йерба матэ – это весьма своеобразный напиток, очень популярный в Аргентине, Уругвае, Парагвае и Чили. Он изготавливается из молотых тонких веток и листьев падуба парагвайского, кустарника, растущего в северных провинциях Аргентины. Кстати, лучшая марка «Роза-Монте» принадлежит потомкам эмигрантов с Украины.
Надо, чтобы в смеси перед заваркой кипятком были и мелкие стебли, а не только пыль. Иначе потом будет не вытянуть отвар через специальную трубочку – бомби?лью, помещенную в чашку, сделанную из тыквы – колаба?сы. Можно употреблять с сахаром или без.
– Отличное средство. Снимает усталость, тонизирует, – приговаривал Андрей, запаривая мне первую дозу булькающей зеленой жижи. – Да и вообще против запоров.…
Отхлебнув уже прилично терпкого, горячего напитка через трубку после картохи, я прислушался к своим внутренним ощущениям и бросился бежать, не разбирая дороги, надеясь, что отбегу подальше прежде, чем пронесет.
Вернулся слегка ошалелым, увидев, что процесс потребления матэ шел полным ходом.
– Ничего, ничего, это нормальная реакция организма. Некоторые так и не могут совладать с собой. Потом привыкнешь, – приговаривал Андрей. – Зато бодрит необыкновенно.
Кока-кола, кстати, тоже играет большую роль в жизни простых людей Латинской Америки. Что может купить в магазине из продуктов семья креолов из сельской глубинки?
Первым делом, конечно, несколько литров этого драгоценного напитка, побольше чипсов и, если денег хватит, то все остальное.
– Вчера так нажрались! – покаянно качая головой, признался тракторист, обедающий с нами, рассказывая о просмотре по телевизору в компании односельчан футбольного матча. – Ты представляешь, выпили пару бутылок виски и два ящика кока-колы…!
Полежав полчаса, мы вновь метнулись, едва поспевая за идущим по полю трактором, согнувшись и вытянув вперед загребущие руки как упыри. В пять вечера закончили свой трудовой день. К Комарову я пришел уже в темноте.
Следующий день был ужасен.
Все тело болело, особенно поясница и ноги, как будто меня вчера били палками. К нам присоединился Шах, ингуш-филолог из Москвы. Он проворно запихивал картоху в мешки своими длинными руками, поблескивая фамильным перстнем на пальце.
За неделю втянулся в работу.
Стали подвозить автостопом местные, узнавшие меня.
А там и поле убрали.
Половину мешков картохи, что мне дали, отдал на кухню Комарову, а остальную пропил.
* * *
Осенью мне понадобилось отправиться в Чили, чтобы продлить аргентинскую визу. Проблема была в испанском языке, который у меня еще не шел.
Выручил Комаров, уговорив своего приятеля Петра Сергеевича Корженевского поехать со мной за переводчика.
Добравшись автобусом до Барилоче, мы пересели на другой, идущий в Чили до города Пуэрто-Монт, где располагался ближайший отсюда аргентинский консул за границей.
Идея была в получении новой визы, покинув страну и собираясь вернуться обратно, так как старую уже не продлевали.
Дядя Петя оказался очень интересным рассказчиком, много повидавшим на свете. Под восемьдесят лет, он был еще очень подвижным человеком. Невысокого роста, жилистый, с круглым усатым лицом, напоминал мне чем-то старого кота.
Минуя Вилья-де-Ангостура, туристический городок в Андах, или в аргентинских Кордильерах, как кому больше нравиться, мы дальше и дальше забирались в горы, чтобы преодолеть перевал и оказаться с другой стороны – в Чили.
Весь путь занимал около семисот километров.
Подъехав уже ночью к аргентинской границе, мы прошли формальности и поехали далее.
Дорога стала отвратительной – гравий с ямами, что для большого автобуса ни есть гут. Вокруг, вплотную к дороге, подступал глухой лес с большими елями. Через полчаса тряски я не выдержал.
– А где же чилийский погранконтроль? – спросил я дядю Петю.
– Скоро приедем, – улыбнулся он. – Здесь со времен пограничных конфликтов между Аргентиной и Чили осталась буферная зона – спорная территория, километров пятьдесят, по которой мы сейчас едем.
Я посмотрел в окно.
В свете фар мы проезжали какие-то заброшенные карьеры с красной породой.
– Здесь открытым способом добывают руду, содержащую алюминий, – проследив за моим взглядом сказал Корженевский. – По-моему, не вполне легально.
Вдали показался погранпункт.
Быстро пройдя его, дорога стала нормальной.
Мимо проплывали отдельно стоящие и целые рощи лиственных деревьев с мощными, раскидистыми кронами. У всех них была разворочена вершина, как в чащобе у бабы Яги.
– Майтэ?н, эпужэ?н. Местная разновидность буковых, вечнозеленые, – рассказывал дядя Петя, – А вершины молниями разбило. Тут повышенное содержание тяжелых металлов в земле, и в грозу, которые в этом месте часты, здесь находиться опасно – может убить. И шаровые молнии тут частые гости.
Мы стали заметно спускаться вниз, оставив далеко перевал с карьерами.
Уже из утреннего тумана, в нескольких километрах впереди, появилась горная вершина с заснеженной, сверкающей на солнце шапкой, из которой курился дым.
– Вулкан Осорно[16 - Вулкан расположен между озёрами Льянкиуэ и Тодос-лос-Сантос, на западном склоне Главной Кор-дильеры, на границе между провинциями Осорно и Льянкиуэ в регионе Лос-Лагос. Осорно является од-ним из самых активных вулканов на юге чилийских Анд. (прим. авт.)], – пояснил мой попутчик.
Автобус мчался по отличному шоссе. Мимо пролетали пролески, озера, небольшие крестьянские фермы. После крупного автовокзала города Осорно, мы выехали на современную автостраду. Через час с небольшим показались строения пригорода Пуэрто-Монта, морского порта на Тихом Океане. Воздух заметно посвежел.
Я прилип к окну.
Чувствовалось дыхание океана.
Атлантика не произвела на меня впечатления, по крайней мере, в Буэнос-Айресе. Причиной тому, наверное, берег залива Ла-Плата, на котором расположена аргентинская столица, а не открытый океан с его прибоем, и серый цвет воды, вполне пресной, как в родном Финском заливе.
Мы проехали несколько горок и когда поднялись на последнюю, передо мной во всю ширь открылся бескрайний морской простор, а рядом, вдоль дороги, тут и там стояли, вполне земные, русские избы по три окна в ряд на фасаде.
– Что так смотришь? – засмеялся дядя Петя, увидев мой удивленный взгляд. – Русские люди здесь жили, эмигранты. Вот и дома построили, как привыкли. Тут, до шестидесятых годов ХХ века, главные промыслы красной рыбы были, наравне с Дальним востоком России. Да и сейчас полно рыбацких судов со всего света, хотя уловы уже не те.
Автобус покатил с горки вниз, петляя по неестественно чистым, по сравнению с Аргентиной, улочкам. Дома были с черепичной двухскатной крышей, преимущественно двухэтажные, типично немецкой постройки.
– Кстати, город основан немецкими колонистами в XIX веке, – добавил дядя Петя.
Сойдя с автобуса на местном вокзале, расположенном прямо на берегу небольшой бухты, мы пошли разыскивать аргентинское консульство. К сожалению, консула не застали и отложили визит к нему до завтра.
– Я знаю здесь один недорогой отель, и накормят ужином недорого. Правда, был тут последний раз лет пятнадцать назад, – забормотал Корженевский, потащив меня с главной улицы в один из переулков.
Мы подошли к двухэтажному зданию с опущенными, несмотря на день, жалюзями на окнах. Дверь тоже оказалась закрыта. Это очень напоминало мне публичный дом где-нибудь на границе Германии и Швейцарии, я таких повидал немало. Не хватало только красно-черных сердец на фасаде.
– Наверное, тут уже не отель, – попытался я тактично направить дядю Петю в нужное русло.
– Еще чего, – насупился неугомонный старик, продолжая спорить с кем-то по домофону у входа.
Непонятный мне разговор затянулся.
Вдруг, из верхнего окна высунулась всклокоченная дама и начала фальцетом орать на нас.
Дядя Петя как-то скособочился и поковылял в сторону ближайшей пивной, маня меня за собой.
– Чего случилось то? – спросил я, когда мы уселись обедать.
– Да эта новая хозяйка «пансиона», что орала на нас, неправильно все поняла, – немного смущенно ответил Корженевский. – Тут и раньше проститутки были, но когда моряков в городе нет, то можно было просто переночевать, что я и делал. А сейчас здесь гомосеков развелось много, вот она и решила….
Меня стал разбирать смех.
Слава Богу, отелей в городе хватало и мы зарулили в «Навэ», расположенный на соседней улице.
На следующий день я получил новую визу и перед отъездом обратно на Аргентинщину решил искупаться в Тихом океане, потому как неисповедимы пути наши и трудно сказать, окажусь ли вновь на этих берегах.
По этому случаю была куплена поллитра водки, исключительно в терапевтических целях – на улице была поздняя осень.
Не церемонясь, мы просто перелезли через ограду автовокзала и спустились по камням к воде. Раздевшись, я поднырнул под набежавшую волну, настоящую, соленую. Дядя Петя караулил мои пожитки – чтобы не сперли.
А потом он угостил меня настоящей ухой, которую продавали на привокзальной площади торговки с больших тележек. Целую миску дымящегося, ароматного варева из лосося с картохой и луком, всего за полтора бакса. Ну и целебный стакан водки в придачу, а как же.
* * *
Вернувшись из Чили, меня ждала хорошая новость – у Комарова появилась возможность дать мне полноценный длительный рабочий контракт. До этого я еще не видел таких объемных трудовых соглашений. Куча бумаги с порядковым номером каж-дой строки, заверенная у нотариуса, и еще пятью печатями различных государственных контор.
Стало веселее жить.
В наши горные долины пришла зима.
Здесь, на высоте полкилометра от уровня моря, еще не было снега. Но на перевалах, связывающих долины между собой и с Барилоче, уже лежал снежный покров.
Тут, в Кордильерах, резко континентальный климат. Зимой это значит, что днем температура может быть около нуля, а ночью опускается до пятнадцати градусов мороза. А ниже нас, в долинах Патагонии, зимой еще и ветра? – сколько людей замерзло ночью в заглохших автомобилях в это время года.
* * *
Зимой в этих местах занимаются рубкой леса, разумеется, у кого он есть.
У Герхарда Хабеля, приятеля Комарова, он был.
