banner banner banner
Салат из креветок с убийством. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 30
Салат из креветок с убийством. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 30
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Салат из креветок с убийством. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 30

скачать книгу бесплатно


– Ничего, старший инспектор. Там яда не оказалось. Видимо, Марку сильно не повезло – он съел именно ту конфету, что была отравлена.

– Жена вашего друга действительно посылала эту коробку?

– О чем вы говорите! Естественно – нет.

– Вы сказали, что коробку передал посыльный. От какой фирмы? В больнице должны были расписаться на бланке.

– Должны были, наверно. Но никакого бланка посыльный не предъявил. Просто передал коробку для Марка Эскина, никто и не подумал, что здесь мог заключаться какой-то подвох. Сказал, что это от жены. И уехал.

– Понятно, – сказал Беркович, помолчав. У него не было ни малейших оснований вмешиваться в действия местной полиции – наверняка расследование идет по всем правилам. Что он мог сказать Левингеру?

– Я попробую навести справки, – пообещал Беркович. – Но если мои коллеги пришли к выводу, что это бытовое отравление, а не убийство, то наверняка у них есть соображения, о которых вы не знаете.

– Какие соображения? – возмутился Левингер. – Впрочем, я доверяю вам, старший инспектор, мне о вас много рассказывали. Если вы поинтересуетесь, вам они скажут больше.

– Это действительно убийство? – спросила Наташа мужа, когда они возвращались домой.

– Полиция почему-то утверждает, что нет, – сказал Беркович. – Завтра узнаю точнее.

С утра в управлении было тихо, рутинной работы оказалось мало, и старший инспектор отправился в Нетанию, чтобы поговорить с коллегой Бени Нахалем, занимавшимся делом о смерти Эскина.

– Я не собираюсь вмешиваться, – заранее предупредил Беркович. – Просто знакомый очень просил поинтересоваться, он почему-то думает, что полиция скрывает истинные обстоятельства.

– Мы действительно объявили, что это бытовое отравление, – нехотя признался Нахаль. – Не хотим спугнуть убийцу, ведь им может оказаться кто угодно, даже тот, кто просил тебя навести справки.

– Да, мне это тоже в голову приходило, – кивнул Беркович. – Посыльного не нашли?

– Нет. Как его найдешь? Никто даже не видел, на чем он приехал – скорее всего, на мотоцикле, поскольку на нем был черный мотоциклетный шлем с очками, полностью скрывавшими лицо. Но мотоцикла не видели, узнать посыльного невозможно, черные шлемы есть у тысяч мотоциклистов. А сказал он только одну фразу: «Пожалуйста, передайте коробку конфет Марку Эскину в восьмую палату, это ему от жены». Все.

– Яд был в конфете?

– Больше негде. Очень сильный синтетический яд, действует в считанные минуты. Эскин успел съесть три конфеты – в третьей, похоже, и находился яд.

– У кого-то был мотив для убийства?

– Нет, явных мотивов нет ни у кого. Враги у Эскина, конечно, были, и все знали, что он в больнице.

– Знали, в какой палате?

– В регистратуре утверждают, что звонили по меньшей мере четыре человека, справлялись о состоянии Эскина и спрашивали, где он лежит. Представились друзьями, фамилий не называли. Так что…

– Мужчины?

– Да, все четверо звонивших – мужчины. Мы сейчас проверяем деловые связи Эскина. Скорее всего, это кто-то из тех, кому он сильно насолил. Но как доказать, даже если обнаружится мотив? Нет, Борис, мне это дело представляется мало перспективным.

– Если я попрошу показать злосчастную коробку, это не будет нарушением субординации?

– Да ради Бога, Борис, если это тебе интересно!

Нахаль открыл сейф, где хранились вещественные доказательства.

– Отпечатки пальцев, конечно, отсутствуют? – поинтересовался Беркович прежде, чем брать коробку в руки.

– Полностью, – кивнул Нахаль. – Мотоциклист был в перчатках, а тот, кто держал коробку до него, все стер.

– Или стер сам посыльный, – заметил Беркович.

– Или он, – согласился Нахаль.

Коробка ничем не отличалась от других, Беркович и сам любил такие конфеты, только, конечно, не в диетическом исполнении. На круглой металлической крышке голландские дети играли в снежки на фоне бюргерских домиков с красными остроконечными крышами.

– Тебе ничего не кажется странным в коробке? – спросил Беркович.

– Обычная коробка, – пожал плечами Нахаль. – Эксперты исследовали ее. Точно такие есть почти в каждом супермаркете.

– Такие, да не такие, – пробормотал Беркович.

– Что ты хочешь сказать?

– Нет, ничего. Пожалуй, ты прав, обычная коробка. Извини, Бени, что помешал тебе.

– О чем речь, Борис! Приезжай, тебе всегда рады.

Выйдя из полицейского участка, Беркович позвонил Левингеру и сказал, что хочет с ним встретиться. Договорились вместе выпить кофе в торговом центре «Азриэли» и неплохо посидели в тихом углу, где им никто не мешал. Беркович много узнал о том, как жил и чем занимался покойный Эскин, сам же практически не удовлетворил интереса Левингера, по сути не ответив ни на один из его многочисленных вопросов.

– Скажите, – спросил Беркович, когда они уже спускались в лифте на подземную стоянку, – среди знакомых вашего друга были люди, страдающие дальтонизмом?

– Мири, жена Марка, – не задумываясь, ответил Левингер. – А почему вы спрашиваете?

– Мири, – задумчиво повторил Беркович. – Нет, ничего, я просто так интересуюсь.

Разумеется, Левингер ему не поверил.

Попрощавшись, Беркович поехал не в управление, где его ждали дела, а в больницу, где скончался несчастный Эскин. Полчаса спустя он разговаривал с миловидной девушкой лет двадцати по имени Марта – именно она в день, когда умер Эскин, приняла коробку конфет у посыльного в черном шлеме.

– Скажите, у мотоциклиста был низкий голос или высокий? – спросил Беркович.

– Низкий, – сказала девушка. – Немного хриплый.

– А фигура… Я хочу сказать: могла ли это быть женщина?

– Женщина? – удивилась Марта. – Почему женщина? Хотя… Вот вы спросили, и я вспоминаю… Пожалуй, в фигуре действительно было что-то женское, хотя трудно судить, когда на человеке огромные штаны, балахон… И шлем этот… Голос? Это мог быть мужчина, но и женщина при желании могла говорить таким голосом.

– Спасибо, – сказал Беркович. – Вы мне очень помогли.

Из больницы он направился домой к Эскиным. Жена и дочь сидели шиву по покойному, в салоне находилось еще несколько человек, и Беркович посидел со всеми, а потом тихо отозвал Мири в другую комнату.

– Я из полиции, – сказал он. – Версия случайного отравления подтверждается. В конфетах не оказалось ничего необычного, наверняка ваш муж и дома держал такие коробки.

– Да, – равнодушно отозвалась Мири. Ее не интересовали какие-то коробки, она вся была в мыслях об ушедшем муже.

– Например, та, что стоит в шкафу? Вот, я вижу, за стеклом.

– Да, – повторила Мири, бросив взгляд в сторону шкафа, где за стеклом стояли сервизы и коробки с печеньями, вафлями и конфетами.

– Если я возьму коробку с собой, вы не станете возражать?

– Почему я должна возражать? – пожала плечами Мири. – Мужа вы мне все равно не вернете…

Приехав в управление, Беркович спустился в лабораторию к Хану и поставил перед ним на стол круглую металлическую коробку.

– Ты знаком с делом Эскина? – спросил он. – Отравление шоколадными конфетами. Не кажется ли тебе что-то странным в этой коробке?

– Датские конфеты, – сказал Хан, взяв коробку в руки. – Разве что крышка от другой коробки. Ты это хотел спросить?

– Ага, ты тоже заметил! Нижняя часть синяя, а крышка оранжевая. А у той коробки, что принесли Эскину в больницу, была оранжевая крышка, а нижняя часть – синяя.

– Вот как? – с интересом воскликнул Хан. – Ты хочешь сказать, что кто-то поменял крышки?

– Вот именно.

– Зачем? – с недоумением сказал эксперт. – Это же глупо. Сразу наводит на след. Не такой же преступник идиот, чтобы…

– Он не идиот, – прервал Беркович. – Он дальтоник. Точнее – она. Это Мири, вдова покойного. Коробку я взял из ее дома. Видишь ли, скорее всего, обе коробки были уже початыми, Эскин любил эти конфеты. А для дела ей нужна была полная коробка. Она переложила часть конфет из одной коробки в другую, добавила отравленную, закрыла крышками, заклеила скотчем. Одинаковые крышки, только цвета разные. А Мири – дальтоник. И перепутала. А потом поехала в больницу, изобразив посыльного-мотоциклиста.

– Но зачем? – поразился эксперт. – Какой мотив?

– Господи, – сказал Беркович. – В половине семей, если покопаться, можно найти мотивы для убийства. Сколько мужей убили своих жен в этом году? А сколько женщин убили мужей?

– Но не таким изощренным способом, – пробормотал Хан.

– А Мири – очень умная женщина, – заключил Беркович. – Единственный ее недостаток – не различает цветов. Наверняка у нее и водительских прав нет. Она, кстати, рисковала, когда ехала в больницу на мотоцикле – вдруг ее остановила бы дорожная полиция? Она ведь могла и не доехать до цели!

– Как ты будешь с ней разговаривать? – вздохнул Хан. – Единственная улика – коробки.

– Этого достаточно, чтобы задержать Мири и провести допрос в полиции, – сказал Беркович. – И я уверен: если хорошо поискать, то найдем и мотоцикл, и шлем этот, и черный балахон…

– Не проще ли развестись? – мрачно сказал эксперт. – Сейчас все разводятся, разве это проблема?

– И лишиться денег? Будучи безутешной вдовой, она получает все. А при разводе еще неизвестно, сколько бы денег ей удалось отсудить. Скорее всего, она советовалась с адвокатами и узнала, что ей выгодно делать, а что – нет.

– Убийство, – сказал Хан, – невыгодно ни при каких обстоятельствах.

– Это ты объясни потенциальному убийце, – заключил старший инспектор.

ПРЫЖОК ИЗ ОКНА

Старший инспектор Беркович работал в тот день во вторую смену и потому пропустил самое интересное. Или, если говорить точнее, – самое необходимое в любом расследовании: он не был на месте происшествия, не видел своими глазами выпавшее из окна тело, не говорил с потрясенными и еще не успевшими прийти в себя свидетелями. В четыре часа, когда Беркович приехал в Управление, большая часть следственных мероприятий уже была проведена, и о качестве проведенного расследования старший инспектор мог судить лишь по косвенным признакам, которые часто скрывают суть дела.

– Борис! – встретил коллегу старший инспектор Хутиэли. – Зайди, ко мне. Мы с Роном обсуждаем утренний случай, добавь свои мозги.

– С удовольствием, – сказал Беркович. – А что за случай?

В кабинете Хутиэли он застал своего старого приятеля эксперта Рона Хана, с мрачным видом рассматривавшего в окне голубей, дравшихся на соседней крыше.

– Патрульный Ройтман, – начал рассказ Хутиэли, – получил вызов в шесть тридцать одну. Подъехал к дому, это на дерех Намир, новый двадцатиэтажный дом, и увидел толпу. У стены лежало тело мужчины лет сорока. Судя по всему, он выпал из окна сверху и сломал шею. Ройтман вызвал бригаду…

– Почему мне не сообщили сразу? – недовольно спросил Беркович. – Это же мой район!

– Потому что Ройтман позвонил дежурному, а тот не стал тебя беспокоить, решил, что случай тривиальный, а ты отдыхаешь, – объяснил Хутиэли. – Короче: Сэм Каспи, сорока двух лет, выбросился ночью из окна своей квартиры на девятом этаже. Выбросился сам, он был в квартире один, все заперто изнутри. Смерть наступила… – старший инспектор посмотрел на эксперта.

– Около двух часов ночи, – подсказал Хан.

– Около двух, – повторил Хутиэли. – До половины седьмого труп лежал под окнами, потом его увидели жильцы, уходившие на работу, и вызвали полицию.

– Понятно, – сказал Беркович. – Свидетелей допросили? Кто этим занимался? Ройтман? Тогда это не…

– Нет, – покачал головой Хутиэли. – Свидетелей допросил я. Вот протокол, почитай.

Он протянул Берковичу несколько листов компьютерной распечатки.

– Спасибо, – сказал Беркович и направился в угол кабинета, где стояло большое кресло. Хутиэли задал эксперту какой-то вопрос, и они принялись обсуждать проблемы, которые сейчас Берковича не интересовали.

Он опустился в кресло, сразу потеряв контакт с реальным миром, и начал читать, время от времени закрывая глаза и представляя себе ход событий.

Итак, вчерашний вечер. Сэм Каспи, биржевый брокер, жил один в трехкомнатной квартире, от жены ушел несколько месяцев назад и сейчас находился в процессе развода. Процесс мог тянуться и пять лет, а мужчина Каспи был очень даже ничего, и потому, ясное дело, водил к себе женщин. По словам охранника, сидевшего в холле дома на первом этаже, вчера одна из подруг находилась в квартире Каспи до десяти вечера, а потом он проводил ее к машине. После десяти – около двадцати минут одиннадцатого – к Каспи пришел посетитель. Мужчина. Охранник утверждал, что в руке у посетителя был довольно внушительный чемодан. Ответив на вопрос, к кому из жильцов он направляется, посетитель вошел в лифт и поднялся на девятый этаж. По словам охранника, выйти на другом этаже посетитель не мог, цифры на световом табло сменялись быстро и остановились на «девятке». Спустился мужчина через четверть часа все с тем же чемоданом, попрощался с охранником и ушел. После этого до самого утра в дом никто из посторонних не входил – ни к Каспи, ни к кому другому.