скачать книгу бесплатно
Мир взорвался.
* * *
Они лежали, обнявшись, смотрели друг другу в глаза и улыбались. Натаниэль знал, что Дженни улыбается, но не мог этого видеть, потому что лицо ее было серьезным, а глаза казались грустными.
– Мне еще никогда не было так хорошо, – сказал он.
– Мне тоже, – прошептала Дженни.
– Я люблю тебя…
– Я тебя люблю, Нат…
– Знаешь, – сказал он, – по-моему, любовь – это резонансное состояние душ, когда один плюс один равно не двум, а миллиону. Если ты понимаешь, что я хочу сказать…
– Понимаю. Конечно, понимаю.
– Я вдруг почувствовал себя совершенно свободным. Странно, да? Когда я был один и мог делать все, что хотел, мне казалось, что я связан множеством условностей, и даже твое присутствие чем-то меня стесняло, а сейчас, когда мы вместе и меньше стало степеней свободы, я чувствую себя свободным, как никогда прежде. Странно?
– Нет. Я тоже… Я знаю, что могу все. Все-все. Что хочу. Именно потому, что мы вместе. Ты больше не думаешь о том, что… ну, про эту темную энергию? О том, что мир может в любой момент…
– Глупости, – сказал Натаниэль. – Наверняка я ошибся в уравнениях. Чейни был прав. Не будем сейчас об этом. Бога больше нет, и значит, Бог теперь в нас самих.
– Что ты сказал? Я не поняла.
– Не знаю. Вдруг подумалось. Я люблю тебя.
– Я тебя люблю.
Рассветало.
* * *
Аббад стоял над мирами. Он так ощущал свое состояние – высоко-высоко над его головой множеством звезд, собравшихся в неразделимый шар, светила его родная Галактика, а низко-низко, под ногами, мчались во времени, неожиданно застыв в пространстве, миры, похожие на его собственный, но другие. Неотделимые от него, но иные в своем воплощении. Миры множились с каждым мгновением, Аббад, не глядя, узнавал каждый – вот мир, в котором он не встретил Тали и жил анахоретом, воображая, что резонансные отношения между мужчиной и женщиной – теоретическая абстракция. А вот мир, в котором он не прошел первого посвящения и жил среди множества таких же обделенных судьбой мальчиков, не умевших даже игрушки создавать из собственных неоформленных желаний. Вот мир, где он после второго посвящения стал погонщиком звезд – то была его детская мечта, и он осуществил ее: перетаскивал звездные шары с орбиты на орбиту, формируя галактические цепочки, связанные друг с другом не материальными силами тяготения, а жесткими ограничениями придуманных им идей. Вот мир, где он стал художником и рисовал мыслью почти невидимые картины, передавая на тончайшей пленке светлой радости собственные ощущения крутизны гор и обрывов, восторга закатов и прелести шепота младенцев.
Были еще миры… и еще… он перестал их считать, дойдя до трех миллиардов.
Все эти миры были реальны, и во всех был он, Аббад, с иной судьбой, иной жизнью, и каждый из его миров что-то менял в нем.
Он перестал ощущать собственное тело – свои тела во всех ветвях своих многочисленных жизней. Он стал мыслью о вечном, а потом и мысль исчезла, вся его энергия перелилась в пространство идей, и он узнал все обо всем.
Он стал собой.
Он поднялся на высшую ступень посвящения.
Он умер.
* * *
Аббад стоял посреди комнаты, раскинув руки и положив ладони на плотные воздушные подушки, не позволявшие телу упасть, потому что ноги самым тривиальным образом не держали его, и пол притягивал так, будто под ним была сильнейшая гравитационная аномалия.
Он был один. Из всех окон на Аббада смотрел лик Кейдона, голубой звезды, мимо которой планета должна была пролететь три цикла спустя после того времени, когда Аббад начал подъем к Монастырю. Неужели он так долго…
Да. Теперь он знал все, знал и это.
– Я готов, – сказал он вслух, и перед ним появились монахи: Сатмар, Асиана, Крамус и еще двое.
– Керет, – сказал один.
– Реона, – сказала другая.
– Здравствуйте, – сказал Аббад.
– Здравствуй, монах, – сказали они.
– Я не умер, – констатировал Аббад. – Я стал одним из вас.
– Да, – подтвердил Сатмар, подойдя к Аббаду и сняв его руки с воздушной подушки. Стало легко.
– Вы знали это, когда я только начал подниматься…
– Конечно. Ты был не таким, как все. Именно потому в твоей Вселенной возникла разумная жизнь. Точнее, именно потому ты сумел создать разум и смог, в конце концов, дать ему свободу.
– Я знаю все обо всех мирах, – сказал Аббад, – но больше не чувствую в себе Мечника.
– Естественно, – улыбнулся Сатмар. – Ты дал им полную свободу воли. Твоей темной энергии больше нет в их Вселенной. Ты отпустил свой народ.
– Бога больше нет, и значит…
– Они решат сами.
Смогут?
– Теперь ты один из нас, – сказал Сатмар. – Монахи не создают миры, мы лишь помогаем вселенным находиться в гармонии друг с другом. Миры ветвятся, каждое желание, каждая мысль человека рождает новые вселенные, связанные материальными, духовными и нематериальными энергиями, и если бы не наша работа, работа монахов, миры постоянно сталкивались бы, противоречия множились бы, люди из одного мира оказывались бы в другом, возник бы хаос… Нас мало, к сожалению. Редко кто поднимается на третью ступень посвящения, чтобы прийти к нам. Только те, кто предпочитает умереть. Как ты.
– Вы знали… – пробормотал Аббад.
– Ты бы не дошел до Монастыря, если бы мы не знали цели твоего к нам прихода, – сказал Сатмар.
Аббад вспомнил, как чуть не сорвался со скалы, поднимаясь в гору.
– Вы знали, – повторил он.
– Мы следили за тобой с твоего первого посвящения, – объяснил Сатмар. – Ты – один из нас.
– Я – один из вас, – сказал Аббад.
Тали, подумал он.
Он не стал спрашивать о том, что знал теперь сам.
– Давай займемся комплексом вселенных Альдорры, – деловито сказал Сатмар. – И довольно сотрясать воздух словами. Мысли и идеи менее энергозатратны.
Тали, подумал Аббад. Натаниэль и Дженни.
Как я буду без вас?
Друзья, – подумал он, – я готов.
* * *
– У меня такое ощущение, – сказал Натаниэль, повернувшись к Дженни и поцеловав ее в закрытые глаза, – будто я только что родился заново. Такой свет внутри… Я не могу тебе объяснить…
– И не надо, милый, – прошептала Дженни, прижимаясь к Натаниэлю. – Не надо ничего объяснять. Мы вместе, да?
– Вместе, – подумал Натаниэль, а может, произнес вслух, это не имело значения, он знал, что Дженни его слышит и понимает.
– Конечно, – подумала Дженни.
Солнце взошло.
Библиотекарь
Девушка читала книгу, прислонившись к полке в отделе женских романов. Невысокая, смуглая, черноволосая, с короткой стрижкой. Лет двадцати пяти; может, чуть меньше. Южанка. Почему Хьюго обратил на нее внимание, когда шел из своего кабинета в отдел сельского хозяйства, чтобы снять с полки томик «Шорнгорской породы овец в XX веке» Вуда-Робертса? PDF-файл книги только что заказал профессор Берк из университета Фарго.
Было в позе девушки что-то странное, напряжение какое-то. Или показалось? Неважно. Женских романов Хьюго не читал и к любительницам Картленд и Стил относился настороженно – обычно это были дамы бальзаковского возраста, мало чего добившиеся в жизни, в том числе в любви, и удовлетворявшие собственные комплексы, переживая чужие страдания, чужие страсти и примеряя на себя чуждое для них отношение к жизни.
Сняв с полки том «Шорнгорской породы», Хьюго сдул с переплета ему одному видимые пылинки и направился к себе, чтобы занести выдачу в библиотечную карточку профессора и передать книгу в отдел копирования. Остаток дня Хьюго намерен был посвятить тестированию сети GLNS[1 - Global Library Net System.], к которой библиотеку подключили сегодня утром, и о безграничных, по идее, возможностях которой не только читатели, но и многие сотрудники еще не имели ясного представления.
Проходя мимо отдела женской прозы, он обратил внимание: черноволосая девушка стояла в той же позе, что и пять минут назад, но книгу теперь держала очень близко к глазам, и Хьюго подумал: почему бы ей не носить очки при такой близорукости?
– Простите, могу я чем-нибудь помочь? – спросил он, полагая, что услышит обычное «Спасибо, все в порядке».
Девушка молча протянула книгу, которую Хьюго сначала взял в руки и лишь потом остро ощутил ее необычность.
– Странная книга, верно? – спросила девушка, когда Хьюго, осмотрев томик со всех сторон, раскрыл его посредине, обнаружив строки, составленные из непонятных значков, каждый из которых был размером с обычную букву кегля «миттель».
Закрыв книгу, Хьюго еще раз внимательно ее рассмотрел, не обнаружив ничего, на что не обратил бы внимания с первого взгляда: стандартный размер покет-бука, толстенькая, страниц пятьсот, колонцифры отсутствуют, обложка полукартон, как и у прочих книжек такого формата. Ни названия, ни фамилии автора. Вообще ничего – белая обложка, матовая фабричная ламинация. Ни форзаца, ни авантитула, ни титульного листа – сразу под обложкой, на первой странице начинались строки, составленные из значков, вряд ли имевших отношение к какому-нибудь известному языку (Хьюго был почему-то уверен, что не ошибается, и языка, буквы которого были бы похожи на миниатюрные лабиринты, не существует в природе).
Никаких выходных данных, сведений об авторе и копирайте – даже год выхода указан не был, будто книга возникла из безвременья.
Хьюго поднял взгляд, и девушка смущенно пожала плечами.
– Она стояла здесь, – девушка положила палец на шестую полку снизу, где располагались творения Барбары Картленд – между «В объятиях любви» и «Выше звезд».
Хьюго молча ждал продолжения, стараясь не смотреть девушке в глаза; он знал, как это раздражает, а молчание, наоборот, побуждает собеседника к продолжению – раз уж начал говорить, то рассказывай все, как было.
– Я не большая любительница женских романов, – произнесла девушка, будто оправдываясь, – просто сейчас лето, хочется отвлечься…
Может, она ждала, что Хьюго скажет: «Я вас понимаю, летом только Картленд и читать»? Но Хьюго молчал, и, похоже, девушка на него рассердилась: она не сделала ничего предосудительного, отчего библиотекарь стоит, как полицейский, глядя поверх ее головы и воображая невесть что?
– Кто-то, – сказала она, – наверно, поставил ее сюда по ошибке?
Книга была новой. Хьюго перелистал страницы – теперь медленнее, то и дело задерживаясь, чтобы рассмотреть странные значки-лабиринты, в которых взгляд утопал, зацепившись за какую-нибудь очень маленькую линию, возможно, ничего не значившую, а, может быть, как раз и определявшую значение той или иной буквы… или цифры?
Он пощупал бумагу. Обычная, восемьдесят граммов, по качеству точно такая же, на какой были напечатаны сотни книг, стоявших на полках – покет-буки обычно на такой бумаге и печатали: дешево и качество неплохое.
Поднеся книгу к носу, Хьюго понюхал корешок – обычная склейка книжных блоков. Обычная книга, нарочито обычная. Вот, он нашел нужное слово: нарочито обычная книга! Но странная, тем не менее, до такой степени, что выпустить книгу из рук Хьюго не согласился бы и за тысячу долларов, которые, конечно, никто ему не предложит, хотя в его запутанном хозяйстве деньги были бы совсем не лишними.
Раскрыв книгу посредине, Хьюго принялся внимательно разглядывать пиктограммы, отмечая мелкие, но ясно различимые отличия одного значка от другого. Если каждый знак соответствовал букве (какого алфавита?), то буквы были разными, а если это было пиктографическое письмо, то каждая пиктограмма имела, по-видимому, собственное значение.
Последняя страница (а может, первая?) оказалась заполнена наполовину, и концевая строка была не полной, обрываясь посредине. Недоставало стоявшего отдельно от текста слова «Конец», здесь эту функцию мог бы выполнить знак, но его не было – текст (если это был текст) заканчивался, будто недописанное письмо.
– Вы уверены, что взяли книгу именно с этой полки? – спросил Хьюго.
Во взгляде девушки возникло сначала удивление, сменившееся иронией, и, наконец, насмешкой.
– Да, – сказала она коротко.
– Понятно, – протянул Хьюго, хотя ничего, конечно, не понимал на самом деле.
– Странная книга, – задумчиво произнесла девушка. – Одни значки, и все разные, хотя есть очень похожие.
– Все разные, – повторил Хьюго. – Вы успели…
– Что вы, – смутилась девушка. – Там их тысячи… Я говорю только о первой странице. Или последней? Не поймешь ведь, правда? У меня очень хорошая зрительная память. Я не хвастаюсь, просто это так и есть. Каждая пиктограмма хоть чем-то отличается от других.
Она помолчала и неожиданно добавила:
– Честное слово.
Хьюго улыбнулся. Девушка очень правильно говорила по-английски, так обычно говорят иностранцы, долго и тщательно изучавшие язык с учителем или по лингафонному курсу. Но акцент все равно выдает, акцент в речи девушки был очевиден, что-то южное, с довольно ощутимым растягиванием гласных. И внешность тоже: иссиня-черные волосы, смуглое лицо, черные внимательные глаза, римский нос, Хьюго хорошо его разглядел, когда девушка повернулась к полкам, и он увидел ее профиль на фоне яркого окна. Испанка? Итальянка?
– Это не наша книга, – сказал он и, увидев мелькнувшее во взгляде девушки удивление, объяснил: – Не библиотечная, я имею в виду. Кто-то принес ее сюда и поставил.
– Вы думаете – я? – в голосе девушки слышалось такое неподдельное изумление, что Хьюго поспешил откреститься:
– Нет, что вы, я совсем не… Просто хотел сказать, что…
Он окончательно смутился и замолчал, думая о том, как закончить разговор и уйти к себе, чтобы рассмотреть странную книгу более внимательно.
– Если это чья-то проделка, – продолжала девушка, – то очень странная, согласитесь. Изготовить такую книгу, если это не типографская печать, так трудно, что я даже не представляю…
– Вот и я о том же! – воскликнул Хьюго. – Слишком сложно для простой шутки, верно?
Девушка молча кивнула.
– Хорошо, – решил Хьюго. – Спасибо, что привлекли мое внимание.
