banner banner banner
Чисто научное убийство. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26
Чисто научное убийство. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чисто научное убийство. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26

скачать книгу бесплатно

Чисто научное убийство. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26
Павел Амнуэль

Автор представляет читателю научно-фантастический детектив. Действие романа происходит в современном мире, где возможны и фантастические ситуации.

Чисто научное убийство

Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26

Павел Амнуэль

Дизайнер обложки Изя Шлосберг

Редактор Л.И. Моргун

© Павел Амнуэль, 2022

© Изя Шлосберг, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-3414-6 (т. 26)

ISBN 978-5-0056-1581-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Павел Амнуэль

ЧИСТО НАУЧНОЕ

УБИЙСТВО

Содержание

П. Амнуэль. СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА ВРЕМЕН ПЕРЕСТРОЙКИ И ГЛАСНОСТИ

ЧИСТО НАУЧНОЕ УБИЙСТВО. Роман

© Амнуэль П. Текст, 2022

© Шлосберг И. Обложка, 2022

СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА ВРЕМЕН ПЕРЕСТРОЙКИ И ГЛАСНОСТИ

Удивительные парадоксы происходили в Советском Союзе в течение многих десятилетий. И парадоксы, связанные с советской фантастической литературой, ничуть не менее удивительны, чем прочие.

Парадокс первый. В стране «победившего социализма» не существовало хорошей утопической фантастики. Не было именно той литературы, которая должна была описывать устройство грядущего мира равенства и братства, где предстояло жить советским людям. Нет, произведений о «коммунистическом завтра» появлялось много, но это были, в основном, произведения научно-технического поджанра, идеальное общество в них лишь как-то туманно предполагалось (достаточно вспомнить «Возвращение» А.и Б. Стругацких, «Внуки наших внуков» Ю.и С. Софроновых, «Плеск звездных морей» Е. Войскунского и И. Лукодьянова, «За перевалом» В. Савченко, «Чашу бурь» В. Щербакова).

«Туманность Андромеды» была первым и, по-моему, последним романом, где более или менее детально обсуждалось общественное устройство коммунистического общества. В повестях А.и Б. Стругацких, в том числе и поздних (например, «Волны гасят ветер»), структура коммунистического общества либо вовсе не описывалась, либо описывалась в очень общих выражениях, так что читатель был волен сам конструировать мир грядущего. В большинстве произведений коммунистическая Земля – это нечто, управляемое аморфным, с неясными функциями, Всемирным Советом. Государств нет. Наций нет. Социальных конфликтов нет. Остались конфликты между добром и злом (причем зло перестало быть социальным явлением и переместилось в область чистой морали и этики), а также между человеком и природой (в конечном счете человек побеждал природу).

Второй парадокс заключался в том, что, судя по книгам, фантасты не представляли, как именно будет человечество двигаться к состоянию всеобщего и полного изобилия. Весьма схематично этот долгий путь описан в лекции Веды Конг («Туманность Андромеды»). Все остальное, что я читал, было, по-моему, лишь иллюстрацией этой лекции.

Парадокс третий: фантасты прекрасно знали о существовании первых двух парадоксов. Но… В 1966 году был опубликован рассказ Г. Альтова «Порт Каменных Бурь». Герой рассказа задумывался над естественным, казалось бы, вопросом: сейчас на планете коммунизм, пришедший на смену социализму, а что будет потом – после коммунизма? Ведь не прекратится же социальная эволюция! В рассказе лишь задавался вопрос – без попытки на него ответить. Но даже постановка такого «кощунственного» вопроса вызвала резкую отповедь известного академика-философа, опубликованную не где-нибудь, а в газете «Известия», органе Верховного Совета СССР. Не о том думаете, фантасты! – сказано было ясно и недвусмысленно.

Итак, писать конкретно о светлом будущем советские фантасты не могли, а писать о прочих вариантах будущего им не позволяли.

1985 год. Началась перестройка, а с ней – гласность, открылась возможность писать о будущем не так, как нужно, а так, как сам это будущее представляешь. Свобода писать – это первое. Второе – свобода издавать. До начала перестройки в СССР насчитывалось три-четыре издательства, которым постановление Государственного Комитета по печати дозволяло выпускать фантастику. Это московские издательства «Молодая гвардия», «Детская литература» и «Знание». Остальные издательства выпускали фантастику чрезвычайно редко. Существовал лишь один специализированный журнал фантастики и приключений «Искатель». Даже и не журнал, собственно, а выходящий шесть раз в год сборничек размером в 128 страниц, приложение к журналу «Вокруг света». Издательская монополия позволяла контролировать всю советскую фантастику и осуществлять цензуру[1 - Доходило до анекдотов. В 1970 году в Баку издавался сборник фантастики «Полюс риска». Его мариновали в течение нескольких месяцев на том основании, что, дескать, «в таком-то отрывке упоминается электронно-вычислительная машина „Стрела“, а это государственная тайна, поскольку существует реальная ЭВМ с таким названием».].

Перестройка, по идее, уничтожила издательскую монополию. Появилась реальная возможность конкуренции. Сам рынок фантастической литературы должен был решить: что есть что и кто есть кто в советской фантастике.

Что же получилось на самом деле?

К началу перестройки в СССР ежегодно выходили из печати десятка три новых книг и сборников фантастики. Рынок же требовал гораздо больше. Все, что выходило, в том числе и заведомая халтура, расходилось мгновенно. Ни о какой конкурентной борьбе не было и речи.

Потенциальных читателей фантастики в СССР десятки миллионов. Потенциальных авторов столько, сколько и нужно для насыщения рынка – несколько сотен человек. Но издательские возможности были весьма далеки от потребностей, и писатели – особенно молодые – зачастую писали «в стол» вовсе не по причине какого-то криминала, а просто потому, что негде было печататься. Помню, в начале восьмидесятых годов молодым авторам В. Бабенко и А. Силецкому было заявлено, что их непременно издадут, но не ранее 1992 года!

Творческий рост молодых авторов происходил, таким образом, не в жесткой конкурентной борьбе за читателя, а в тишине семинаров, которыми руководили «мэтры» фантастики и где обсуждались новые рукописи, которые чаще всего дальше этих обсуждения и не шли.

До начала перестройки таких семинаров было три. Первый – в Ленинграде (руководитель Б. Стругацкий), второй – в Москве (руководители – Д. Биленкин, Е. Войскунский, Г. Гуревич), третий – ежегодный общесоюзный семинар, проводимый Союзом писателей СССР. В начале восьмидесятых годов он проводился в Доме творчества писателей в Малеевке под Москвой и потому получил название малеевского. Руководили малеевским семинаром В. Михайлов, С. Снегов, реже – Е. Войскунский, А. Шалимов.

Из семинара Б. Стругацкого вышли В. Рыбаков, А. Столяров, Ф. Дымов, А. Лазарчук, С. Логинов – можно назвать еще десятка два фамилий, которые ровно ничего не скажут читателю, поскольку на Западе произведения этих авторов не издавались, да и в СССР начали издаваться более или менее регулярно лишь во время перестройки. Остановлюсь поэтому на общих тенденциях и самых известных авторах.

За годы своего существования семинар Б. Н. Стругацкого превратился в подобие литературного клуба, куда не просто было вступить и где при внешней демократичности обсуждений проглядывал дух той тоталитарной системы, с которой сами Стругацкие так активно боролись в своих произведениях. Я сужу, впрочем, по тем немногим произведениям, которые попали в печать, и по рассказам участников семинара, поскольку сам ни к какому семинару не принадлежал.

Произведения участников ленинградского семинара отличаются достаточно высоким литературным уровнем. Наиболее талантливым и продуктивным автором является, пожалуй, В. Рыбаков. Тема одного из его романов «Доверие» – врастание тоталитаризма в коммунизм, невозможность коммунизма без контроля над мыслями и над информацией. Понятно, что подобный роман не имел шансов быть опубликованным до 1985 года, его напечатал на четвертом году перестройки провинциальный журнал «Урал», который отличался большей, чем столичные издания, смелостью публикаций. В 1986 году по сценарию В. Рыбакова был снят фильм «Письма мертвого человека» о последствиях глобальной ядерной войны (советский аналог американского фильма «На следующий день»). Фильм этот получил Государственную премию СССР и с большим успехом демонстрировался на экранах.

Динамичны и хорошо написаны повести и рассказы А. Столярова. Однако у этого автора есть два существенных, на мой взгляд, недостатка, свойственные всей ленинградской школе (а до некоторой степени – и другим молодым фантастам): отсутствие новых научно-фантастических идей и литературная вторичность. Кроме того, почти во всех произведениях участников ленинградского семинара ясно видно подражание манере, стилю, даже проблематике братьев Стругацких. Иллюстрацией сказанного может служить повесть А. Столярова «Мечта Пандоры». Жесткое по стилю, динамичное произведение тем не менее с первых же страниц заставляет не только вспомнить «Хищные вещи века» А. и Б. Стругацких, но и задуматься над вопросом: насколько далеко может зайти подражание, чтобы автора еще нельзя было обвинить в прямом заимствовании?

Что касается московского семинара, то он вскоре перестал существовать, и виновна в этом была частично перестройка, а частично – то печальное обстоятельство, что один из руководителей семинара (Д. Биленкин) скончался, другой (Г. Гуревич) – человек в возрасте и часто болеет, а третий (Е. Войскунский) отошел от фантастики. Но в семидесятых и начале восьмидесятых годов московский семинар объединял десятка полтора интересных авторов (не ставших, впрочем, менее интересными после того, как семинар распался). По стилистике, тематике и литературному уровню произведения московской школы более разнообразны, что было естественно при явном различии вкусов и интересов руководителей семинара. Вполне сложившимися авторами стали А. Силецкий, В. Бабенко, В. Покровский, Э. Геворкян, В. Хлумов.

Творчество А. Силецкого представляется мне наиболее самобытным и менее других подверженным каким бы то ни было влияниям (разве что, косвенно, Шекли). А. Силецкий начал писать еще в шестидесятых годах и за двадцать лет опубликовал несколько десятков небольших рассказов, написанных преимущественно еще в юности. Рассказы А. Силецкого – миниатюры, полные иронии, а часто и злой сатиры. Романы (ни один пока не опубликован) тоже напоминают череду следующих друг за другом миниатюр, ироничных, сатирических, цепко связанных общим героем и прихотливым сюжетом.

Секретарем московского семинара был В. Бабенко. Литературное творчество этого автора – интересный феномен. В 1986 году в мало читаемом журнале «Литературная учеба» была опубликована его сатирическая повесть «Игоряша – золотая рыбка», блестяще написанная, полная намеков на конкретных людей из мира советской фантастики. Следующая повесть «Встреча» оказалась среди тех немногих произведений советской фантастики, где автор делал попытку ответить на вопрос о путях всеобщего разоружения. Повесть остросюжетна, аналитична и, конечно, оставляет множество «белых пятен». По-моему, менее интересна повесть «ТП», опубликованная после «Встречи» – она легко читается, но значительно более традиционна.

Иная проза у В. Покровского, Э. Геворкяна и В. Хлумова. В основном, это социальная фантастика с элементами антиутопии. Впрочем, вряд ли имеет смысл пересказывать и анализировать творчество авторов, хотя и много написавших, но опубликовавших одну-две повести – в этом случае легко впасть в ошибку. Во времена застоя редакторы отбирали для публикации не то, что лучше, а то, что меньше выделялось из привычного ряда. И хотя при перестройке отбор стал значительно либеральнее, но практически ни один из редакторов, «делавших погоду» в застойной фантастике, не оставил своего поста.

Малеевский семинар (он сохранил свое название, хотя в последние годы обсуждения проходили в Дубултах, на берегу Балтийского моря) больше, пожалуй, чем иные, способствовал появления в советской фантастике поджанров, ранее в ней не существовавших, хотя в мировой фантастике давно известных.

На малеевском семинаре в течение двух недель шло жесткое, без скидок на молодость, обсуждение. Впрочем (обычный парадокс!), то, что признавалось лучшим, вовсе не имело больше шансов быть опубликованным. Скорее, наоборот. Однако, как школа мастерства, как своеобразный литературный клуб, перезнакомивший многих молодых авторов, малеевский семинар свою роль сыграл.

Он в большей степени способствовал появлению разных направлений в советской фантастике хотя бы потому, что значительно шире был спектр интересов руководителей семинара – от суховато-научного С. Снегова до романтически-возвышенного В. Михайлова. Да и относительная краткость встреч не способствовала навязыванию своего литературного стиля и интересов.

Участники малеевского семинара, в частности, стали первооткрывателями в советской фантастике поджанра «фэнтези». Стоит упомянуть хотя бы повесть С. Логинова «Страж Перевала». Повесть навеяна, конечно, знанием многочисленных произведений подобного рода в англоязычной фантастике последнего десятилетия. Это отход от наукообразности, это конструирование миров странных, необычных и все же логически завершенных и, по возможности, объяснимых с материалистических позиций. Этим, кстати, нарождающаяся советская «фэнтези» отличалась от западной. Cоветская «фэнтези» как бы боялась окончательно порвать с миром науки, она пыталась соединить несоединимое – науку и чудо, балансируя между ними на узкой грани.

Прекрасная иллюстрация тому – повесть О. Ларионовой «Чакра Кентавра». О. Ларионова пришла в фантастику в начале шестидесятых годов, на гребне той первой волны, что дала советской фантастике Г. Альтова, В. Журавлеву, Д. Биленкина, да, наконец, и братьев Стругацких. Если можно вообще говорить о существовании в советской фантастике женской психологической прозы, то чуть ли не единственной представительницей этого поджанра на протяжении четверти века была О. Ларионова. Симптоматично поэтому обращение писательницы к «фэнтези». Есть в «Чакре Кентавра» магические карты, чудесные превращения и приключения, но есть в повести и попытка квазинаучного объяснения, попытка конструирования истории угасающего мира.

***

Я говорил уже о том, что центральная роль в издании советской фантастики традиционно принадлежала издательству «Молодая гвардия». Именно это издательство призвано было публиковать наиболее талантливые произведения молодых авторов, определяя тем самым уровень советской фантастики. Однако ни один из молодых участников московского, ленинградского и малеевского семинаров не опубликовал в «Молодой гвардии» ни одной книги.

Причина достаточно проста и называется она издержками государственного монополизма. В начале шестидесятых годов «Молодая гвардия» начала выпускать ежегодники «Фантастика», куда, по мнению составителей, должны были входить наиболее интересные публикации года. В 1965 году то же издательство приступило к выпуску серии «Библиотека советской фантастики» (6—10 небольших книжек в год). До 1974 года издательство, пожалуй, действительно играло роль «пробного камня». Именно здесь вышли первые книги известных ныне К. Булычева, Д. Биленкина, В. Михайлова, В. Колупаева, здесь выходили книги И. Ефремова, И. Варшавского, Е. Войскунского и И. Лукодьянова. Ситуация резко изменилась, когда в 1974 году вся редакция фантастики этого издательства была заменена. Если раньше фантастику «вели» опытные профессионалы Б. Клюева, С. Михайлова, С. Жемайтис, то теперь руководителем редакции стал Ю. Медведев, весьма посредственный литератор. К пороку монополизации добавился еще и порок, присущий среднему литератору, получившему возможность издавать книги по своему усмотрению: он отбирает то, что по всем показателям не выше того уровня, которого он сам способен достичь.

В 1978 году, после многочисленных жалоб писателей, Ю. Медведев был заменен более мягким, но, в сущности, столь же «серым» В. Щербаковым. (Помню, как один из клубов любителей фантастики обещал награду фэну, дочитавшему до конца роман В. Щербакова «Чаша бурь». ) Не буду перечислять фамилий авторов, опубликованных в серии «Библиотека советской фантастики», поскольку рекомендовать к чтению эти плохо написанные, вторичные по мысли (а часто и вовсе без мысли) произведения вряд ли имеет смысл.

Издательская политика «Молодой гвардии» практически не изменилась и при перестройке. Количество хороших книг, опубликованных в серии «Библиотека советской фантастики», можно пересчитать на пальцах одной руки: это «Знаки Зодиака» О. Ларионовой, «Перевал» К. Булычева, «Второй путь» А. Аникина, «Седьмая модель» В. Колупаева…

Вспомним, впрочем, «закон Старджона», согласно которому 90% всего, что где бы то ни было издается, – хлам. Продукция «Молодой гвардии» последних пятнадцати лет вполне соответствует этому эмпирическому правилу. Но ведь была и «Молодая гвардия» образца шестидесятых, которая этот закон нарушала!

С наступлением перестройки число потенциальных авторов фантастики возросло настолько, что узкие рамки трех семинаров и тем более издательских возможностей так или иначе должны были быть прорваны. В 1987 году при издательстве «Молодая гвардия» было создано Всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов (ВТО МПФ). Идея профессионального объединения возникла у молодых новосибирских авторов, собравшихся в 1987 году на первый региональный семинар. Семинар отобрал десятка два рукописей, которые удалось издать в «Молодой гвардии». Рукописи составили первый сборник ВТО «Румбы фантастики». Сборник был слабым по литературному уровню и традиционным по тематике – качества, вполне достаточные для того, чтобы издательство «Молодая гвардия» поддержало идею объединения.

Ни один из предшествовавших семинаров, как я уже говорил, не обладал издательскими правами и не играл роли в формировании издательских планов. Рукописи, отобранные новосибирским семинаром, сразу пошли в печать. На этом принципе и строилась вся дальнейшая издательская деятельность ВТО: два-три раза в год собирались молодые авторы из разных концов страны, отбирали наиболее достойные рукописи, из которых и составлялись сборники с грифом «Румбы фантастики». Результатом каждого семинара становилось издание двух-трех сборников. Новые возможности, связанные с перестройкой, позволяли руководству ВТО распределять заказы в различных типографиях страны. Максимально сократился производственный цикл, в некоторых случаях сборники выходили из печати через пять-шесть месяцев после семинара. По советским понятиям это были действительно очень малые сроки, ведь среднее время прохождения рукописей в издательстве – два-три года.

Казалось бы, демократичность отбора рукописей и быстрота издания книг должны были привлечь в ВТО лучшие кадры молодых фантастов. На деле этого не произошло. Участники московского, ленинградского и малеевского семинаров попросту не желали иметь ничего общего с издательством «Молодая гвардия», заслужившим в кругах «семинаристов» репутацию консервативного и даже антисемитского. Между тем во главе ВТО стояли представители издательства «Молодая гвардия». Руководили семинарами ВТО писатели, либо работавшие в «Молодой гвардии» (Ю. Медведев, В. Щербаков, М. Пухов), либо тесно с ней связанные (С. Павлов, Е. Гуляковский, А. Гацунаев).

К 1992 году ВТО издало более 100 коллективных сборников фантастики и больше двух десятков книг. Количество писателей, чьи произведения были опубликованы в сборниках ВТО, достигло двухсот. Очень многие из них так и останутся, скорее всего, авторами одного-двух рассказов. «Закон Старджона» продолжает неукоснительно соблюдаться. Были в ВТО, безусловно, и интересные авторы. Читатели наверняка запомнят историко-фантастические повести Л. Вершинина, приключенческие рассказы Ю. Брайдера и Н. Чадовича, философские произведения Е. Дрозда.

С появлением ВТО, казалось бы, началось движение к нормальному книжному рынку. Но – только по видимости. Во-первых, сборники ВТО не смогли сколько-нибудь существенно удовлетворить спрос. Во-вторых, даже интересные и уже получившие какую-то известность авторы были представлены здесь далеко не лучшими произведениями (пример – А. Силецкий).

И все же к началу 1989 года некоторое подобие конкуренции появилось. Кроме ВТО возникли издательские кооперативы. Возможности их, впрочем, несравненно ниже «молодогвардейских». Московский кооператив «Текст», впоследствии ставший самостоятельным издательством, начал выпускать библиотеку фантастики, издав произведения братьев Стругацких, К. Булычева, В. Бабенко. Кооператив «Астрал» в Риге выпустил книги братьев Стругацких, В. Рыбакова, А. Столярова, А. Лазарчука. Больше книг начало выходить в Киеве, Новосибирске, Средней Азии, Прибалтике. Некоторые из членов ВТО, разобравшись в «кухне» издательского дела, попробовали и сами организовать издательские кооперативы или литературно-издательские центры. Это были не кооперативы в полном смысле слова (поскольку кооперативные издательства запрещены законом), а кооперативы при государственных издательствах. Издательство предоставляло свой «копирайт», а все остальное – редакционная работа, поиски бумаги, типография – выполняли кооператоры.

***

Некий «квазирынок» формировали в СССР клубы любителей фантастики. Объединения любителей-фэнов начали стихийно возникать еще в середине семидесятых годов. Официальные органы вели с ними борьбу, и в результате многие клубы распались. С началом перестройки клубное движение возродилось и начало активно развиваться. В 1990 году в стране насчитывалось уже более 150 клубов, объединявших десятки тысяч любителей фантастики. Среди прочего, клубы пытались оказывать давление на издателей, информируя их о том, какие именно авторы пользуются успехом, и хотя бы в узких рамках подменить издательства.

Дело в том, что если книг отечественных авторов в СССР издавалось недостаточно, то книг зарубежных авторов – просто катастрофически мало, и то, в основном, вышедшие до 1973 г. (когда СССР присоединился к конвенции по авторским правам), за которые можно было не платить. Поэтому советский читатель практически вообще не был знаком с современной зарубежной фантастикой. А советские авторы стояли в стороне от общемирового литературного процесса.

Как могли клубы изменить эту ситуацию? В рамках целой страны никак. В среде фэнов – очень просто. Поступавшие из-за границы книги переводились на русский язык опытными переводчиками, распечатывались в десятках и сотнях экземпляров на пишущей машинке (аппаратуры типа «ксерокса» и тем более компьютеров у фэнов, конечно, нет) и распространялись среди членов клубов. Стоимость таких «изданий» была высока, но, тем не менее, у многих фэнов скопились сотни аккуратно сброшюрованных и переплетенных переводов. Сейчас на этом своеобразном рынке циркулирует до тысячи названий – в отличие от нескольких десятков книг зарубежных фантастов, опубликованных издательством «Мир» за четверть века. Многие из них в 1991—1992 гг. были переизданы типографским способом и большими тиражами.

Развитие клубного движения привело к появлению в СССР двух альтернативных ежегодных премий. Одна и сейчас присуждается редакцией журнала «Уральский следопыт» и называется «Аэлита». Вторая – это премия клубов любителей фантастики, присуждаемая по результатам опроса фэнов всей страны.

«Официальная» комиссия присуждает премию «Аэлита», руководствуясь не столько реальными литературными достоинствами той или иной книги, сколько авторитетом ее автора. Так в 1981 году «Аэлита» была вручена старейшине советской фантастики довольно бездарному, хотя и плодовитому А. Казанцеву.

Межклубное голосование куда более объективно оценивает состояние советской фантастики. Для примера приведу результаты за 1986 и 1987 годы. В большой форме устойчиво лидировали братья Стругацкие: в 1986 году – за повести «Волны гасят ветер» и «Хромая судьба», а в 1987 году – за «Время дождя» («Гадкие лебеди») и «Сказку о тройке».

За ними следовали В. Рыбаков (повесть «Первый день спасения»), С. Другаль («Василиск»), А. Арканов («Рукописи не возвращаются»), В. Бабенко («Встреча»), В. Крапивин («Тополиная рубашка»), П. Амнуэль («Взрыв»). В опросе 1987 года высокие места достались таким авторам-нефантастам, как Ф. Искандер («Кролики и удавы») и А. Адамович («Последняя пастораль», написанная по следам Чернобыльской катастрофы); высокую оценку получили также повести «День свершения» В. Жилина и «Разные среди разных» Л. и Е. Лукиных.

Как видим, фэны значительно выше оценивают творчество молодых фантастов (исключая братьев Стругацких и маститых авторов-нефантастов), а не признанных критиками лидеров советской фантастики: среди лауреатов нет Д. Биленкина, К. Булычева, С. Павлова, А. Казанцева…

К сожалению, мне неизвестны результаты межклубных опросов последних лет. Думаю, однако, что картина вряд ли существенно изменилась. «Корифеи» либо не смогли, либо не захотели писать по-новому. В сущности, я могу вспомнить лишь одну серьезную попытку социальной фантастики – «Отягощенные злом» братьев Стругацких, попытку, к сожалению, не вполне удачную. Публиковавшиеся в те годы новые произведения О. Ларионовой («Соната моря», «Клетчатый тапир»), К. Булычева («Девочка с Земли», «Поселок»), Д. Биленкина («Сила сильных»), Е, Гуляковского («Долгий рассвет на Энне»), в сущности, не внесли в тематику советской фантастики ничего нового – все те же приключения на дальних планетах, люди коммунистического общества все так же посрамляют капиталистов…

***

К середине 1991 года естественный процесс движения к рынку вошел в финальную стадию – для советской фантастики гибельную. В ВТО, некоторое время служившем «кузницей кадров», ужесточился отбор рукописей по идеологическим соображениям. В результате основной темой многих сборников стала русская мифология. Издательские кооперативы (некоторые из них несколько месяцев спустя стали самостоятельными) старались прежде всего «делать деньги» и потому предпочитали выпускать книги известных авторов и (или) перепечатки. А стремительное подорожание бумаги делало нерентабельным выпуск мало кому известных советских авторов. На рынок хлынул вал западной фантастики, способный привлечь читателя, и книги с грифом «Советская фантастика» проиграли соревнование без борьбы.

На полках магазинов русской книги в Тель-Авиве и Иерусалиме плотно стоят тома Фармера, Желязны, Гаррисона, Хайнлайна, Нортон, Карсака… Америка, Англия, Франция… И блеск фантастики, и ее нищета – все на продажу. Где же фантастика «советских» авторов? Ее нет! Правда, кооператив «Текст», ставший издательством, выпускает интересную серию книг «Альфа-фантастика». За два последних года в ней вышли книги В. Аксенова, Ф. Искандера, а также В. Кацуры, А. Генкина, В. Кривича, А. Ольгина и В. Пелевина. Пожалуй, только о Пелевине и стоит говорить как о перспективном авторе. Заслуживает внимания и издаваемый «Текстом» альманах фантастики «Завтра» – сделанный добротно, с отменным вкусом, без привычной «серости» «молодогвардейских» сборников.

Издательство «Молодая гвардия», будто не замечая «ветра перемен», продолжало выпускать такие же серые, никем не читаемые книги, как и три, и десять лет назад. Издательство «Знание», будто страшась новых имен, в третий раз публикует сборник «Ключи к декабрю» и переиздает фантастику С. Гансовского. Что до остальных издательств, то они и вовсе предпочитают с «советской» фантастикой не связываться.

А ВТО, созданное специально для поддержки молодых авторов? Объединение пало первой жертвой свободной экономики. Астрономические цены на билеты не позволяют сейчас собирать представительные семинары. А без семинаров нет и сборников. Издательский пик ВТО пришелся на 1991 год. К тому же, складывается впечатление, что авторы (а может, издатели) просто испугались стремительности и направления перемен и предпочитают укрыться от социальных бурь в рассказах о прошлом, в сюжетах исторического, экологического и даже сказочного толка. Социальная фантастика, приоритет которой над прочими поджанрами провозглашался на всех трех семинарах (и даже на семинарах ВТО), остановилась на уровне повести-предупреждения, лучшими образцами так и остались «Санаторий» В. Хлумова, «Доверие» В. Рыбакова и (с некоторой натяжкой) «Первый день спасения» В. Жилина. Произведения о светлом будущем человечества, почти исчезнувшие уже к началу перестройки, и вовсе перестали выноситься на обсуждение.

Неизвестно, впрочем, как пошел бы процесс движения к «нормальному» рынку, если бы перестройка продолжалась еще несколько лет. Однако в конце 1991 года произошли два события, почти совпавшие во времени. В октябре скончался «патриарх» советской фантастики Аркадий Стругацкий, а в декабре исчез с политической карты мира и Советский Союз. В одночасье перестала существовать и советская фантастика со всеми ее тенденциями. Остались авторы, остались их неизданные книги, многие из которых, лежа в столах и издательских папках, успели устареть. Постперестроечная фантастика СНГ еще не родилась как жанр. Родится ли?

ЧИСТО НАУЧНОЕ УБИЙСТВО

Роман

Часть первая. ЦИАНИД ПО-ТУРЕЦКИ

Глава 1. Знакомство

Свернув на стоянку, я аккуратно притормозил и заглушил двигатель. Повертев головой, я обнаружил, что сбил всего лишь один колышек ограждения (вчера было три), не зацепил ни одной машины (вчера я поцарапал-таки борт серой «Даяцу») и даже встал почти перпендикулярно проездной дорожке. Большой успех, – подумал я. – Если так пойдет и дальше, то через месяц я не буду вздрагивать, переключая скорости.

Я вылез из машины, ощущая тяжесть в ногах – с непривычки мне было тяжело сидеть за рулем больше получаса кряду, – и увидел перед собой полицейского офицера. В званиях я не разбираюсь, форма на меня действует магнетически – я вижу цвет и какие-то загогулины на рукаве, и перестаю соображать, поскольку невинному человеку соображать нужно до встречи с представителем закона.

– Всего один колышек, господин офицер, – сказал я голосом достаточно твердым, чтобы самому быть уверенным в том, что я говорю правду. – Я непременно все восстановлю, не сомневайтесь.

– Я и не сомневаюсь, – широко улыбнулся офицер и протянул руку. – Комиссар Бутлер, Тель-Авивская уголовная полиция.

Возможно, я руку пожал, а может быть, спрятал свою руку за спину. Возможно, я улыбнулся, а может быть, скорчил страдательную гримасу – эти первые мгновения нашего знакомства с комиссаром Бутлером я никогда впоследствии не мог восстановить в памяти.

Собственно, в тот момент я лихорадочно соображал – не сбил ли я пешехода, когда совершал на вечно забитых тель-авивских улицах один из многочисленных маневров перестроения из ряда в ряд. Трупы на дороге не вспоминались, но и уверенным на все сто я себя не чувствовал. Только уголовной полиции мне не хватало! За рулем я самостоятельно сидел третий день, права получил неделю назад, а машину мне пригнал из магазина один из студентов, который сдал, наконец, с седьмой попытки, курс новейшей истории Великобритании. Студент мог чувствовать себя героем, зная, что я получил права после одиннадцатой попытки сдать экзамен. Это число – одиннадцать – было, по-моему, навечно написано на моем лбу.

– Третий день за рулем? – участливо спросил полицейский по фамилии Бутлер.

– Четвертый, – автоматически поправил я и только после этого увидел за спиной полицейского ту самую «мазду», борт которой я оцарапал вчера вечером, возвращаясь с работы. Не знаю, сбил ли я пешехода, это еще предстояло доказать, но царапина была моей работой, и в этом я признался сам, оставив на ветровом стекле данные моей страховой компании.

– Чувствуется, – сказал полицейский. – Когда я впервые сел за руль, то от волнения сразу же въехал в столб, а столб, заметьте, стоял посреди чистого поля, где я решил потренироваться в вождении.

– А моя жена, – продолжал Бутлер, – до сих пор боится водить машину и предпочитает ездить автобусом. Это, кстати, побудило ее стать вступить в МЕРЕЦ, ну, знаете, есть у них группа, которая добивается разрешения пустить автобусы по субботам…

Похоже, что полицейский не собирался меня арестовывать на месте, и я почувствовал, что количество адреналина в моей крови постепенно приходит в норму. Может, удастся отвертеться? Но штраф больше, чем сто шекелей, я не заплачу, сбитый колышек большего не стоит.

– Если я не ошибаюсь, – не унимался полицейский, – вас зовут Песах Амнуэль, и вы живете в десятой квартире.

Все узнал! Наверное, дело все-таки серьезно, и сотней шекелей мне не отделаться. Я запер на ключ свою «субару» и решился, наконец, раскрыть рот.

– В десятой, – подтвердил я, хотя полицейский вовсе не спрашивал подтверждения. – Колышек я оплачу…

– Какой колышек? – удивился Бутлер и проследил за моим взглядом. – Ах, этот… О чем вы говорите, Песах, этот самый колышек я лично сбивал семь раз, его давно нужно вообще перенести метра на два в сторону, я все забываю позвонить коллегам из дорожного отдела… Вы не возражаете, если я приглашу вас к себе на чашку кофе?

Предложение было настолько неожиданным, что я автоматически ответил:

– Да, несомненно, комиссар.

И лишь после этого подумал, что меня еще никогда полицейский не приглашал в отделение выпить кофе. Какой кофе подают в полиции – растворимый, экспрессо? Или по-турецки?

Бутлер повернулся и пошел к дому – похоже, он пригласил меня выпить кофе в моей же собственной квартире. Это было, конечно, оригинально, но требовало некоторой подготовки: Рина наверняка придет в замешательство, увидев меня на пороге в сопровождении комиссара полиции.

– Я живу этажом ниже вас, – бросил Бутлер через плечо. – Вы снимаете эту квартиру или купили?

– Купил, – сказал я, чувствуя себя все более глупо. – Мы переехали месяц назад, и я почти никого из жильцов еще не знаю. А вы…