скачать книгу бесплатно
В один из пасмурных дней, когда солнечная колесница Гелиоса едва показывается на небосводе из-за плотных свинцовых туч, в шатре Царицы беседовали двое. Повелительница амазонок и ее главная советница. Накануне Тор явился к царице с просьбой, разрешить его людям тренировки с оружием. Илгмар не дала ответа, заявив, что ей необходимо получить на подобное разрешение Совета. По правде говоря, мнение жриц не слишком много для нее значило. Но традиции есть традиции. Не нами положено, не нами и нарушено будет. И царица пригласила в шатер Астарту, чтобы ее устами донести собственное решение до Совета Посвященных. Кареглазая повелительница прекрасно знала, что желающих спорить с «золотым голосом» не отыщется. И вот теперь земное воплощение Девы, привольно раскинувшись на низком широком ложе, неторопливо рассуждала, ощипывая сочную янтарную гроздь.
– Норвеи не должны чувствовать себя ущемленными. Пусть резвятся. Кому от этого плохо? – Илгмар поправила тугие локоны сложной прически, перевитой жемчужными нитями. – Опасности от их тренировок ни малейшей. А польза несомненна.
Верховная чуть склонила темноволосую голову, недоверчиво пожав плечами. Всем своим видом демонстрируя сомнения в правильности решения земной Девы. Илгмар картинно приподняла тонкие брови, выражая удивление непонятливостью советницы, и продолжила монолог, отвечая на незаданный вопрос.
– Я хочу, чтобы в весеннюю Ночь Продолжения Рода эти воины отдали лучшее, что у них есть. Не зря же совоокая оставила их в наших краях. Хороший жеребец для того и создан, чтобы улучшать породу. А от обленившейся животины, привязанной в стойле, глупо ждать приличного отпрыска. Сила родителей должна перейти к потомству без изъяна, а иначе для чего вся эта затея?
Астарта кивнула. Спорить с земной Девой было не из-за чего. Осенью каждый северянин смог обеспечить потомством не только предназначенную для него избранницу, но и еще нескольких амазонок, услужливо предоставленных сообразительными жрицами. Если норвеи с тем же успехом поучаствуют в весеннем обряде, Государство Афины пополнится десятком-другим крепких малышей. Даже если пара-тройка из них окажутся мальчишками, результат все равно будет великолепен. Рубиновая диадема качнулась, тускло сверкнув кровавыми каплями подвесок.
–Ты как всегда права, светлейшая. Пусть тешатся. Лишь бы в дело пошло.
Так и прижились светлобородые мореходы в государстве Афины. Жизнь текла своим чередом. Румяная Эос снова и снова появлялась на утреннем горизонте, чтобы в свое время уступить место сияющей колеснице Гелиоса. Седобородый Тор и его подопечные наслаждались неожиданно обрушившимся на них мирным сытым существованием. Даже та парочка, которым к моменту окончания сурового шторма, забросившего их в эту бухту, Тор отмеривал в лучшем случае несколько дней до перехода в ной мир, оправились и окрепли. И уже отнюдь не напоминала кандидатов на застолье в чертоги Валгаллы. Государство амазонок активно готовилось к весеннему празднику Девы. И все, казалось бы, были довольны. Но это только казалось. Среди пятнадцати мореходов двое не находили себе покоя. Белокурый великан и его сухощавый напарник. Единственные из норвеев, до сих сохранявшие статус пленников.
Свавильд тосковал. Где-то далеко соплеменники бороздили бескрайние морские просторы, и суровый ветер пенил кромку воды в заливах родного фьорда. Слуги Одина бились, занимая места за столами великой Валгаллы, захватывали корабли и набивали трюмы дорогими товарами. А он плесневел здесь, в скучном сумраке чужого шатра, привязанный за ногу, словно медведь на ярмарке. Прочие дети фьордов жили с куда большим комфортом, в полосатом шатре в самом центре лагеря. Судя по разговорам охранниц, Царица амазонок даже разрешила норвеям забавляться в учебных поединках с молодыми воительницами. Великан же, несмотря на многочисленные ходатайства старого Тора, был оставлен в отдельном шатре. И даже удостоился такой сомнительной чести, как привязь. И из-за чего?! Из-за такой малости, как покалеченный раб, подвернувшийся под горячую руку! Свинство какое! Хорошо хоть цепь, охватывающая правую икру великана, была достаточно длинной для того, чтобы он мог позволить себе ежедневные упражнения, без которых не может обойтись настоящий воин. Ему не с кем было перекинуться даже словом, чтобы выплеснуть накопившуюся злость на проклятых зазнавшихся баб. Только безответная каменная глыба, к которой была прикреплена его цепь, молчаливо сносившая все пинки и удары норвея. От нечего делать он стал наблюдать за своими обидчицами.
В первые дни, разглядывая стройные тела тренировавшихся невдалеке амазонок, богатырь плевался, глядя, как эти бестии позорят своими ужимками высокое мужское искусство. Потом жадными глазами оголодавшего самца следил за полуобнажёнными телами, мелькавшими в такой близости. А спустя десяток дней должен был признать неприятную истину: обучение чужеземных воительниц мало чем отличалось от подготовки молодых бойцов у норвеев. Только у его народа каждый паренёк, замысливший стать ратником, прикреплялся к лихому бойцу, умудрённому сединами и опытом. Ученик становился как бы названным сыном, почитающим наставника наравне с родителями. Даже закон кровной мести распространялся на этих приёмышей.
Здесь же всё было совсем иначе. Каждая из наставниц отвечала за свой стиль ведения боя. Одна обучала девушек искусству стрельбы, другая – тонкостям обращения с мечом, третья – метанию дротиков. И в каждой пятёрке учениц была своя старшая. Та, которая опекала, помогала залечивать ссадины, а иногда и просто жалела. Далеко не всегда эта «дева пяти» была самой старшей. Занять такой пост могла любая из молодых воительниц, если Совет жриц признавал её лидерство.
И только в одном клане не существовало такого деления. «Золотая когорта» жила по собственным законам и состояла из двадцати равных. У «золотых» не было старших и младших, первых или третьих. Потому что, как учила Астарта, «неважно какое звено в броне окажется слабым, если в результате она свалится». Впрочем, тренировок телохранительниц Свавильд видеть не мог, сколько бы ни вглядывался в происходящее цепкими бирюзовыми глазами. Служительницы Девы умели хранить свои тайны.
Жизнь текла, оставляя за кормой пленного гиганта, пока в один из коротких северных дней, в лагерь не прискакали два всадника. Сухощавая фигура одного из них заставила Свавильда метнуться к выходу из шатра, до предела натягивая цепь. Тангл!? Удивление великана было беспредельным. Он мог поклясться молотом Тора, что после ран, что он видел на теле товарища, не выживают. И потому мысленно Свавильд давно уже переселил душу приятеля за пиршественные столы Валгаллы. Как же ему удалось выкрутиться? Чувствуя, как холодком бежит между лопаток нехорошее предчувствие, великан вполголоса произнес:
– Однако, я бы не отказался посмотреть на волхва, который исхитрился вытащить Тангла из чертогов Одина. И заодно и узнать, для чего ему это понадобилось. Должно быть ему лет триста, не меньше.
По мнению норвея, именно столько нужно было прожить, чтобы научиться воскрешать мертвых. Могучий сын фьордов ни за что на свете не поверил бы, что неведомый волхв, едет рядом с Танглом, нетерпеливо пришпоривая пятками белого жеребца.
Вечером в его шатер вошла девушка. Взглянув на посетительницу, норвей сжал литые кулаки. Он уже встречался с этой сероглазой однажды. И та встреча привела его к плену и привязи. Так что великан не был склонен к благодушным беседам. Злобно зыркнув на вошедшую, Свавильд вполголоса помянул прихоть Одина, разрешившего топтать землю гнусным порождениям рабыни, свиньи и тролля. Каково же было его удивление, когда незваная гостья чисто и звонко ответила на его родном языке.
– Я надеюсь, прославленный воин не сочтёт для себя позором отказаться от справедливости своих слов. Ибо мы, воины Девы, довольно обидчивы. И хотя мы поклоняемся не Вотану, а Афине, однако за оскорбления не признаем иной платы, кроме жизни.
Свавильд отчетливо помнил, что в день их первой встречи незнакомка не понимала ни слова на языке фьордов. Неужели эти «чертовы кошки» столь способны к освоению чужой речи? Нет, тут точно не обошлось без колдовства. Говорила ему бабка: «Не связывайся с чужеземками. Они все – ведьмы!» Выходит, права была бабка! И вопреки изначальным намерениям, великан все-таки заговорил.
– Что тебе нужно, дочь неведомого народа, понимающая язык норвеев? Хочешь позабавиться с пленником или у тебя есть что-то, что могло бы меня заинтересовать?
Девушка не смутилось грубоватым обращением Свавильда. Пообщавшись с Танглом, она уже знала, что обходительность не относится к достоинствам мореходов.
– Я пришла предложить тебе занятие. Повелительница амазонок предлагает тебе обучить нескольких воительниц некоторым приёмам боя, принятым у твоего народа. Ты искусен в обращении с мечом, а Афине угодны умелые воины. Наши земли расположены слишком далеко, чтобы бессмертные когда-либо могли свести нас в поединке, а воинское искусство имеет свою цену. Служители Девы не пожалеют золота и самоцветов (девушка чуть запнулась выговаривая малознакомое слово) чтобы отблагодарить благородного наставника.
– Хорош благородный наставник! – прорычал Свавильд. – Сначала держат на цепи, как бешеную собаку, а потом предлагают ещё и учить их за это.
Сероглазая понимающе кивнула, признавая правоту собеседника.
– Я понимаю возмущение достойного служителя Одина. Однако, если ты принесёшь «клятву меча», пообещав не причинять вреда моим соплеменницам, тебя немедленно освободят.
– Какую клятву?! – в первое мгновение Свавильду показалось, что он ослышался. Откуда желторотой чужеземной пигалице знать о высшем законе норвеев? Но потом призадумался. Несмотря на богатырскую силу, Свавильд отнюдь не был тупоумным громилой, как считали многие. Подвижный разум морехода и воина быстро просчитал, каким образом запретная информация могла оказаться у боевитой девчонки. Ой, не зря они Тангла с того света вытащили. Как ни крути, а бабья хитрость, похоже, в который раз оказалась проворнее мужского ума. Не упоминая больше о своей несвободе, Свавильд перевёл разговор на предложение царицы амазонок, беззлобно ухмыльнувшись в светлую бородку. Тоже мне, воительницы нашлись, мышам на потеху! Срамота, да и только! Мало им в мужскую одежду вырядиться, да оружие нацепить, им еще воинскую науку постигать понадобилось.
– И во сколько же воины Матери оценивают мои боевые познания?
– Воины Девы, – мягко поправила его амазонка. – Великая Мать не нуждается в воинах. Однако, для тебя различия не важны. Илгмар предлагает тебе за уроки цену трёх рабов золотом, или боевого коня. А, может быть, северного воина больше заинтересует ратный доспех? Или вот это… – Амазонка протянула вперед золотистую загорелую руку. – У меня есть кое-что для тебя, малыш Одина.
Свавильд посмотрел на то, что протягивала ему собеседница, и почувствовал, как в груди трепыхнулась отчаянная ребячья радость. На узкой ладони, покрытой мозолями от рукояти меча, покоился позеленевший от морской воды амулет в форме кошачьей головки. Височная подвеска его матери. Крошечная вещица, оставшаяся на память о той, что привела его в этот мир. Никто из норвеев не знал, что стало с родителями Свавильда, отправившимися однажды на вечерний лов. Свавильд сам видел, как оттолкнул от берега верткую долбленку отец, и мать махнула на прощание рукой семилетнему отпрыску, отправляясь в привычное короткое путешествие. Они с братом в тот вечер долго смотрели на узенькую полоску северного заката, в которой растворились родители. Растаяли, чтобы никогда больше не ступить на камни родного фьорда. Быть может, их забрал в свое царство ненасытный морской бог. А быть может, кто-то из проплывающих мимо драккаров приобрел в ту ночь пару новых рабов для продажи на рынках Гардарики. Только с того дня больше никто и никогда не встречал Орланда Рыжего и его беловолосую Гретхель. А двум маленьким сыновьям, осиротевшим в мирное время, остались на память лишь отцовские ножи, да парадные украшения матери. Отправляя брата на обучение в Гардарику, Свавильд разделил незамысловатые серебряные подвески. Одна осталась у него, а другую он подвесил на крепком кожаном шнуре на шею младшего братца, Свана. Серебристые полукружья в форме кошачьей мордочки, стали для них чем-то вроде семейного талисмана.
На следующий день после столкновения с амазонками на морском берегу, Свавильд обнаружил, что его оберег исчез, несмотря на то, что массивная серебряная цепь, на которой он был подвешен, осталась неповрежденной. Погоревав несколько дней, богатырь смирился с невозвратимой потерей. Хотя некоторое время чувствовал себя так, словно лишился чего-то жизненно необходимого, вроде глаза или руки.
И вот теперь сероглазая чужеземка вернула ему уже оплаканное сокровище. Свавильд присмотрелся к витому плетению, и перед ним на миг воскресло лицо матери. Смеющиеся бирюзовые глаза, колечки белокурых волос на висках. Великан сжал зубы, унимая взбесившееся сердце, Пытливо вгляделся в настороженное нежное лицо девушки. И неожиданно для самого себя выдохнул:
– Я буду учить.
Отвернулся, устыдившись навернувшихся на глаза соленых капель. И махнул рукой себе за спину.
– Завтра приходи. Утром. Я сказал.
Легкий шорох полога известил его, что иноземка ушла. Свавильд присел на свое лежбище и долго баюкал на огромной ладони потемневшую от времени подвеску. Засевшая в голове мысль никак не хотела давать ему покоя: откуда чужеземка узнала, сколь важна для него эта вещь?
А ларчик, между тем, открывался довольно просто. Причиной всезнания амазонки был не кто иной, как его сухощавый приятель.
Тангл не мог точно сказать, сколько времени он провел в маленькой светлой комнатке прибрежного храма, восстанавливая свои силы. Каждое утро для него начиналась с того, что сероглазая целительница, присаживалась рядом. Ловкие пальцы разматывали полотно, прикрывавшее заживающую рану, натирали кожу густо-желтой мазью, аппетитно пахнувшей топленым салом, а мелодичный голос в это время повторял вслед за юношей незнакомые доселе слова. К удивлению Тангла, спустя несколько дней девушка достаточно свободно могла вести незатейливую беседу на языке норвеев. Старательно помогая себе жестами и мимикой, амазонка складывала слова в короткие предложения, осваивая северную речь. Сам северянин за все это время смог осилить лишь короткие фразы, вроде: «Я хочу пить» или «Кто ты?», да и то произносил их, судя по всему, с таким акцентом, что сероглазая учительница каждый раз прыскала в кулачок, услышав его приветствие. Иногда Элга рассказывала ему что-нибудь, но чаще расспрашивала молодого воителя об обычаях и преданиях его страны. О той земле, откуда они приплыли, о родных и близких мореплавателя. Тангл сам не знал, почему так охотно делится с ней всем, о чем имеет хоть малейшее представление. Каждый раз, когда девушка уходила, он клялся себе, что больше его уста не произнесут ни единого звука в ответ на ее расспросы. Ведь она – враг! А разве можно раскрывать врагу самое сокровенное? Но наступал новый день, Элга садилась напротив него, сильные пальчики пробегали по наложенной крепкой повязке… И, глядя в серые глаза девушки, Тангл вновь рассказывал обо всем, что ее интересовало.
В один из дней Элга показала ему витую подвеску, найденную ей у подножия жертвенника, с которого Свавильд пытался похитить серебряную чашу. Тогда-то норвей и поведал амазонке о талисмане синеглазого гиганта. Как рассказывал и о многом другом, казалось бы вовсе не предназначенном для чужих ушей.
Трудно сказать, что толкало норвея на подобную откровенность. Он и сам себе не желал признаться, что все дело тут в симпатии к чужеземке. Чувство, которое он испытывал в присутствии амазонки, до сих пор было неведомо молодому мореходу. При воспоминании о сероглазой воительнице в груди у норвея что-то сжималось, отчего хотелось смеяться и плакать одновременно. Поначалу Тангл списывал непривычные ощущения на проявление благодарности к человеку, спасшему его жизнь. Но чем дальше, тем более надуманными казались ему самому эти объяснения. Норвей несколько раз ловил себя на мысли, что впервые, волнуясь, ждет чьего-то взгляда, прикосновения, улыбки… Как и всякий мужчина, он любил красивых наложниц и с удовольствием общался с ними. Но чтобы скучать?! А теперь, как только Элга покидала маленькую комнатку, он с нетерпением ждал ее следующего прихода. И вместо того, чтобы считать минуты и дни, проведенные в вынужденном заточении, с тоской размышлял о том, что происходящее однажды кончится.
Новый наставник
На следующее утро Свавильд проснулся оттого, что за стенкой вблизи от шатра возникла приглушенная возня. Словно стайка беспокойных мышей потрошила короб с зерном. Ступив за порог и окунувшись в поток золотистого яркого света, Свавильд увидел двух девушек в коротких кожаных штанах по колено и куртках без рукавов, стянутых на груди. Запястья воительниц были перемотаны кожаными ремешками. Доведись норвею встречаться с эллинами, он без труда узнал бы в этой одежде наряд кулачных бойцов. Их сопровождала вчерашняя гостья в голубом хитониске. На ее правом плече красовался массивный браслет в виде серой змеи с изумрудными глазами. Сероглазая выглядела моложе своих спутниц, однако что-то в её манере держаться безошибочно указывало на то, что именно она здесь главная.
– Совет жриц отобрал этих воинов Девы, чтобы они с твоей помощью изучили ремесло северных витязей. Можешь испытать их и, если сочтёшь достойными, начинай урок. Свавильд поморщился и взмахнул рукой, нарисовав в воздухе отрицательный жест, понятный без слов.
– Ты отказываешься от данного слова? – в голосе девушки звучало неприкрытое удивление. Как видно в этой земле подобное считалось столь недостойным воина, что не могло прийти в голову.
– У нас принято брать только одного ученика. И я буду учить только одну. – Свавильд сделал выразительную паузу, а затем ткнул пальцем в грудь переводчице – Тебя!
Поправил на груди засаленную рубаху, давным-давно нуждавшуюся в хорошей стирке. И непреклонно добавил:
– Или никого!
Одна из амазонок в кожаном облачении сорвалась с места, направляясь к шатру старшей наставницы. Вторая осталась, только отступила за спину подруги. От греха подальше. Сероглазая, напротив, сделала шаг вперёд. И положила прохладную ладонь на мускулистое плечо норвея. Северянин хотел скинуть руку, однако, почему-то стерпел. А воительница, тщательно подбирая слова чужого языка, произнесла:
– Благодарю, северный воин. Афина свидетельница, я горжусь тем, что ты посчитал меня достойной искусства служителей Одина. Меня зовут Элга, и, надеюсь, что когда-нибудь я смогу отплатить тебе за оказанную честь.
Девушка грустно усмехнулась, отводя глаза.
– Но моя дорога скоро уйдёт за пределы Государства амазонок. Совет жриц не позволит, чтобы драгоценное знание ушло вместе со мной.
Свавильд задумался. Что значит «моя дорога уйдёт»? На умирающую девушка не похожа, на изгоняемую из племени – тоже. Может быть у них приняты человеческие жертвы, как у восточных народов? Сероглазая между тем продолжала.
– Если хочешь, я могу просить Илгмар, подобрать тебе учениц по твоему разумению. Тангл считает, что тебе нет равных в искусстве сражения, и потому выбор царицы пал на тебя.
Свавильд почувствовал, что не зря его вчера томили нехорошие предчувствия. Тангл! Так вот откуда знание их языка и обычаев. Вот откуда умение вести себя, как подобает воину. Свавильд прикусил светлый кончик уса. Но для чего Тангл ей всё это рассказал? Околдовали? Сошёл с ума? Влюбился? Северный гигант представил себе длиннокосую пышнотелую Тану, ожидающую товарища в родном поселении, и недоверчиво хмыкнул. Ну уж точно не влюбился! Сероглазая совсем не была красавицей. Средний рост, неплохая фигура, чистая гладкая кожа, но той обольстительной прелести, от которой теряют рассудок, здесь и в помине нет.
Пользуясь временной передышкой, пока «кожаная» и её начальницы решали неожиданную проблему, норвей беззастенчиво разглядывал стоящую перед ним девушку. Грудь красива, но невелика, плоский крепкий живот с легким намёком на нежную выпуклость, по которой так приятно пройтись руками. Крепкий зад, но круглится лишь от крепости мышц, а не от того соблазнительного жирка, который положено иметь каждой уважающей себя женщине. В девушке чувствовались здоровье и сила, но напрочь отсутствовало то, что делает женщину соблазнительной. Свавильд пожевал нижнюю губу. Значит, Тангла всё-таки околдовали. Иначе, зачем бы ему рассказывать незнакомой девчонке воинские сокровенные тайны норвеев? Или все-таки влюбился? Свавильд снова взглянул в лицо амазонке в голубом одеянии. Ясные серые глаза, не замутнённые кокетством. Похоже, этого взгляда любовь еще не касалась. Зато в них горело желание познавать. Ни с чем несравнимое стремление юности, напомнившее Свавильду его самого лет десять назад.
И, ухмыльнувшись в пушистую бородку, великан произнёс:
– Хорошо, научу одну из тех двоих. – Норвей нарочито зевнул, обнажая ровные белые зубы. – А может и обоих. Надо и в самом деле хоть чем-то заняться, пока я ещё не понадобился вашим колдуньям.
Бирюзовые глаза цепко уставились на посветлевшее личико сероглазой. – Но и ты приходи, чужеземка, говорящая на языке норвеев. Пригодится, глядишь, моё умение, если надумают жизни лишить.
Не успел великан договорить, как возвратилась первая «кожаная», передав приказ, согласно которому Элге самой надлежало справиться с возникшей проблемой.
– Я уже справилась, – коротко кивнула сероглазая.
На следующее утро уже Свавильд рано поднял своих учениц, чтобы начать обучение воинскому искусству в предрассветной прохладе. Три девушки, стояли перед ним, нетерпеливо подавшись вперед. Внимательные глаза напряженно ловили каждое движение наставника, пытаясь запомнить, осмыслить и повторить. Великан усмехнулся. По его мнению, вся эта мышиная возня была пустой тратой времени. Как можно даже помыслить о том, чтобы научить женщину тем приемам, что созданы мужами и для мужчин? Да любая из них после первого же хорошего удара упадет, чтобы вовек не подняться. Даже жалко смотреть, как эти пигалицы торопятся получить парочку оплеух, от которых у них мигом отобьет охоту ввязываться не в свое дело. Ну да, ладно. Слово дадено, и отказываться от него не след. Пусть потешатся пару минут. Не скрывая насмешки, мелькнувшей в кольцах густой бороды, Свавильд ехидно поинтересовался:
–
Ну, кому красота надоела? Кому зубки из рядка в кучку положим?
Иноплеменницы вряд ли могли оценить его «тонкий» юмор, но великана-норвея это не тревожило. Он не привык обращать внимания на такие мелочи, как женские уши.
–
Кому ребер нисколько не жалко?
Вперед шагнула сероглазая. Великан успел уже кое-что разузнать о ней. Охранницы, не оставшиеся равнодушными к бирюзовым очам и богатырским статям северянина, охотно поведали ему о том, что его новая ученица сохранила жизнь Тангла. Что заставило гиганта проникнуться к сероглазой уважением. Врачевательница, значит. Ну что ж, посмотрим, как твои лекарские способности в настоящей драке помогут.
– Нападай! – зычно скомандовал Свавильд.
Амазонка напружинилась, словно кошка, изготавливаясь к прыжку. Рядом с крупным широким норвеем девушка казалась маленькой норкой, нападавшей на матерого волка. Мореход отшвырнул в сторону свой тяжелый меч, чтобы не прибить ненароком отчаянную пигалицу. Быстрый выпад, удар, поворот. Свавильд ускользнул в сторону, оставив амазонку кувыркаться в песке. Решив, что для первой вояки урок закончился, великан развернулся к двум оставшимся. И тут же согнулся от неожиданно резкой боли в боку. Выпрямившаяся, словно пружина, девчонка достала его крепким ударом ноги. Тренированное тело отреагировало быстрее рассудка. Великан развернулся, нанося короткий удар, отбросивший Элгу на несколько шагов. Свавильд запоздало подумал, что можно было припечатать и послабее, не мужик всё-таки. Но потом сам на себя разозлился. Тоже мне додумался, рассуждать «мужик-не-мужик». Раз в воинское дело лезет, значит пусть и учится, как положено воину. Норвей поморщился, глядя на поднимающуюся с земли амазонку. Вот к чему ведет блажь, глупыми бабами в голову вбитая. И повернулся к двум «кожаным» воительницам, терпеливо дожидавшимся своей очереди.
– Ну что, закончим с уроком? Или тоже по шишке заработаете? Только предупреждаю, в следующий раз бить буду по-настоящему, без игрушек.
– Погоди отпевать меня, чужеземец! – Голос за его спиной прозвучал слабо, но гордо. – Я еще не сдавалась.
Великан обернулся. Элга, покачиваясь, возвращалась на площадку. Было видно, что каждое движение причиняет ей боль, по плечу расплывался огромный кровоподтек, но подрагивающие губы силились сложиться в подобие улыбки. Усмехнувшись, норвей отступил, пропуская девушку. Смотри-ка, огрызается! Выходит, учить этаких желтопузиков ещё не самое безнадёжное дело.
С тех пор каждое утро норвей гонял по песчаному пятачку тройку воительниц. Амазонки осваивали приёмы, которыми счёл нужным поделиться могучий пленник.
Время выбирать
Короткая приморская зима промелькнула, как сон, до предела заполненная ежедневными хлопотами и делами. Отзвенели весенние ливни, стыло-серая степь вновь покрылась изумрудным пухом травы. В темных рощах дриад сказочные дубы пустили в рост свои сочные крепкие побеги. А в Государстве Афины заканчивались приготовления к весеннему празднику. Юные амазонки, достигнувшие возраста Девы, готовились встретить свое первое воинское испытание. Служительницы храмов во главе с Астартой, отбирали новых участниц Ночи Продолжения Рода. С помощью трав, колдовства и скрупулезных расчетов на протяжении многих поколений жрицы ухитрялись добиться того, чтобы из десятка детей на свет появлялись восемь-девять девочек. Вот и этой весной двенадцать юных воительниц ели то, что дадут, пили то, что велят, и под руководством Посвященных осваивали тонкости обращения с мужчинами. Норвеи, сразу после праздника, собиравшиеся в дальнюю дорогу, старательно подновляли крутые борта драккара. Обитатели и гости побережья с нетерпением ожидали заветного дня. И только Элга думала о нем с тоскливым ужасом. Ведь ее брачный обряд должен был стать частью весенней Ночи Продолжения Рода. После чего амазонке предстояло навсегда покинуть Государство Девы, чтобы стать жалкой игрушкой в руках иноплеменника. Не раз и не два закрадывалась в девичью голову сумасбродная мысль: удрать вместе с мореходами в дальние северные края, оставив с носом нелюбимого жениха. Появлению этих мыслей немало способствовала привязанность северянина, крепнувшая с каждым днем. Мудрая Астарта, с тревогой наблюдавшая за ее терзаниями, решила, что пришла пора поговорить по душам с растревоженной девушкой. Они встретились в подземном святилище Девы, где хранилось главное сокровище амазонок – зеркало Афины. Огромный голубоватый кристалл, в мерцающих глубинах которого Посвященные читали волю богини.
Усадив перед собой растревоженную телохранительницу, Астарта вкрадчиво произнесла.
– Что с тобой происходит, девочка? Ты рвешься на части, пытаясь решить проблему, которая уже давно решена. Скажи напрямик, неужели ты всерьез хочешь пойти против самой себя, нарушив обет верности Деве? Неужели что-то заставляет тебя усомниться в справедливости решения Совета?
Астарта чуть склонилась вперед, положив ухоженную полную руку на плечо Элги. Погладила склоненную голову воспитанницы.
– Как глупый маленький мотылек, ты летишь на призрачное сияние, отталкивая от себя возможность, быть счастливой.
Девушка подняла на Астарту покрасневшие заплаканные глаза.
– О каком счастье ты говоришь, Верховная? – В голосе Элги звучало неподдельное горе. – Что за счастье день за днем проводить, словно клуша в гнезде, выполняя прихоти каллатского мужчины?!
Девушка в сердцах стукнула кулачком по бедру.
– Ты сама научила меня, что счастье в упоении боя и радости служения! Что я буду делать там, где одно упоминание о Деве вызывает враждебность? Они ненавидят и боятся нас, называя капризом богов. Я для них просто зверь, неизвестно зачем понадобившийся для увеселения сына правителя.
Астарта покачала седеющей головой, отчего диадема с изображением Афины свернула кровавыми рубиновыми каплями.
– В твоих словах много правды, девочка, но не вся. Кто может судить о предначертаниях судьбы, предопределенной мойрами? Без благословения совоокой царица никогда бы не дала разрешения на ваш брак. Даже Илгмар не смеет спорить с желанием Девы!
Элга вскочила со своего места. Слова вылетали из ее рта, словно сухой горох: быстро, громко и бестолково.
– Да какое дело Афине до судьбы одной амазонки?! Неужели ты думаешь, что я поверю, будто Совет жриц и впрямь советовался с бессмертными, чтобы принять такое пустячное решение?!
Серые глаза колюче поблескивали, недоверчиво уставившись на Астарту. Верховная нахмурилась.
– Не оскорбляй наставницу недоверием, девочка.
Голос жрицы грозно завибрировал, набирая силу. Словно горный обвал стронулся с места и понесся вниз, сметая все на своем пути.
– Или ты смеешь сомневаться в поступках Посвященных?!
Полная рука вынырнула из складок хитона, указывая зарвавшейся послушнице ее место. И разбушевавшаяся Элга, мигом присмирев, послушно преклонила колени под разгневанным взором Верховной.
– Кто сказал тебе, что вопрос пустяковый? – холодно спросила Астарта. – Или ты считаешь неважным, сколько служительниц Афины сложит свои головы на защите родных рубежей? А может, ты сторонница взглядов древних, согласно которым мы должны жить изолированно от всех остальных людей, раздражая их своей непохожестью? – Голос жрицы рассекал воздух, словно кнут, заставляя «золотую» все ниже склонять покаянную голову. – А, быть может, ты считаешь себя более умной, чем весь Высший Совет? Тогда убеди меня в этом.
Элга отрицательно замотала головой, стряхивая с ресниц тяжелые соленые капли.
– Нет, наставница, нет. Я вовсе не считаю себя самой умной! Но… Мне так тяжело! Так больно! Это выше моих сил, пойми!
Элга разревелась, уткнувшись носом в подол багрового одеяния. Руки девушки потянулись к жрице в умоляющем жесте. Астарта презрительно поджала губы.
– И эта мокрая курица – телохранитель царицы!? Горе мне! Кого я воспитала, о бессмертные боги?! Встань сейчас же!
Астарта протянула воспитаннице кусок полотна.
– Вытри лицо! Ты же не из тех длинногривых растреп, что привыкли решать все проблемы слезами?! Или ты домашняя квочка, чтобы причитать и жаловаться, вместо того, чтобы исполнить то, что необходимо? Разве слезы достойны воина?
Элга поднялась с колен, поспешно утирая покрасневшие глаза. Прикусила губу, останавливая рвущиеся наружу рыдания. Верховная жрица, заметив, как стремительно взметнулась пристыженная амазонка, спокойно произнесла.
– Никто, кроме богов, не может знать собственных возможностей. А служение Деве не исчерпывается сражениями на мечах или меткой стрельбой.
Астарта чуть коснулась ладонью золотистых доспехов воспитанницы. Добавила теплоты в свой знаменитый бархатистый голос.
– Иногда мудрое слово может завоевать много больше, чем отточенный меч. Разве ты не согласна со мной, девочка? Разве не этому я тебя учила?
