Должница

Ее тело великолепно. Не то, что острый язычок, которым Аля вновь пытается уколоть меня посильнее:

– Когда вы узнаете правду, вы будете сожалеть.

Аля часто дышит. Игнорируя эту фразу, я касаюсь пальцами ее влажной плоти, размазывая гель по каждому чувствительному участку. Здесь становится жарко, а от взгляда, которым она одаривает меня, и вовсе можно сгореть.

– Смотри мягче. Не то сгорим, – шепчу я, скользя губами по ее шее.

– В таком случае это был бы замечательный вечер, – цедит она.

А в следующую секунду я немного сжимаю в своих руках налитый член и направляю между ее бедер, медленно заполняя нежную плоть собой, сантиметр за сантиметром проникая глубже и все больше сгорая от нетерпения. Войдя до упора, так, что из ее губ непроизвольно вырвался полувскрик неожиданности, я впился в ее губы поцелуем и также нарочито медленно, растягивая удовольствие, вышел из горячего лона.

Но всему есть предел. И через несколько минут, когда томление достигло наивысшей точки, я перестал себя сдерживать. Мои движения стали быстрее, сильнее, нетерпимее. Дыхание срывалось с каждым проникновением в ее тесное тело, поцелуи стали больнее и агрессивнее.

Я отпускаю ее истерзанные губы, переключаясь на грудь. Забываясь, растворяясь в ее невинном теле. Заставляя ее грудь вздыматься чаще от бешеного ритма соития.

Но вскоре, посмотрев в ее глаза, я понимаю, что Аля не смотрит на меня. Тогда я поворачиваю ее лицо к себе и вижу в светлых глазах лишь холод.

Должница. Не более.

– Повернись спиной.

Аля молча выполняет мой приказ, я кладу широкую ладонь ей на спину, заставляя тонкое тело прогнуться, и проникаю в нее сзади. Прикрываю глаза, останавливаясь лишь на миг. Аля не сопротивляется, она лишь молча меня ненавидит. Я вижу это по ее глазам. Ее ноги дрожат, мне приходиться крепче взять ее бедра и задавать ритм, каждый раз входя до упора и слушая звуки, вырывающиеся из ее мягких губ.

Но Аля слишком неопытная, поэтому после каждого моего толчка она едва держится на ногах.

И вот я медленно проникаю в нее, выключаю воду и глухо спрашиваю:

– Ответь мне. Тебе больно?

– Нет, – шепчет она.

– А что тогда?

В нетерпении я делаю маленькие толчки, сжимая упругие ягодицы в своих руках и вновь слыша ее судорожный выдох.

– Мне непривычно. Вы грубый и… большой.

– Я буду нежнее. Ко второму тебе придется привыкнуть.

Сжимаю в своих руках ее потемневшие от воды волосы, толкаюсь в нее глубже, но уже аккуратнее, и тяжелым взглядом обвожу широкие женские бедра. Аля… знала бы ты, что лишь ради секса с тобой хочется жить.

Я жестко наклоняю ее ниже, продолжая входить в ее тугое, упругое тело. И это Аля прячет под своими длинными платьями?! В глазах стоит чертовский туман наслаждения, когда я решаю сдаться и кончить. И я не знаю, в какой момент я решаю оставить ее себе. На эту ночь. Я оставлю ее здесь, запру в своей спальне и буду трогать это тело всю ночь.

Приняв это решение, я резко поднимаю Алю, прижимаю к матовому стеклу и ощущаю, как эйфория заливает мой мозг. Я заполняю ее собой и шепчу ей на ухо:

– Когда все завершится, я буду кончать на тебя, Аля.

Я почувствовал, как ее тело напряглось. Сразу же после моих слов. Кажется, что эта девчонка перестала даже дышать.

Покидаю ее горячее тело, оставляю поцелуй на ее горячем плече и выхожу из душевой. Мне нужно отвлечься, иначе даже сейчас я не оставлю ее в покое.

У тебя еще будет ночь, Руднев. Успокойся.

Но Аля выходит следом и тут же принимается собирать раскиданные вещи, которые я стянул с нее. Она одевается… в надежде покинуть мой дом.

– Ты куда-то собралась, Аля?

Она поворачивается ко мне резко, будто предчувствуя неладное.

– Домой… Меня Кирилл ждет.

– Ты никуда не пойдешь. Этой ночью ты принадлежишь мне.

Глава 8

Аля

Я совершенно не помнила, как я провела этот вечер. Знаю лишь, что провела его в жестоком ожидании. В большом пустом доме я ощущала лишь его присутствие – где-то далеко, за дальними дверями.

И его обещание я тоже помнила, поэтому не единожды я собиралась покинуть его дом. Но если бы все было так просто, то герои всех ужасов остались бы живы, вот и территория Руднева была напичкана охраной сплошь и рядом, так, что все попытки к бегству пресекались на корню. Спрашивается: зачем ему охрана, если все равно умирать через пять месяцев?

Весь вечер он был в своем кабинете. Я слышала много звонков, Руднев пытался что-то выяснить, до чего-то докопаться, но все телефонные быстрые фразы долетали до меня обрывками. Лишь позже я поняла, что именно он пытался выяснить.

Я ела еду, приготовленную поваром, лежала на постели, застеленной его персоналом, и надеялась заснуть этой ночью одна. Я надеялась, что Руднев забудет обо мне.

Но он не забыл. И поздней ночью он вошел в спальню. Я тотчас же закрыла глаза, но зверя обмануть оказалось не так просто.

– Не спишь, – раздался его холодный голос.

Я не спала. Я не спала, поэтому чувствовала его поцелуи – на шее, на губах и бедрах. Не спала, позволяя стягивать с себя одежду – я в его доме. У меня нет выбора. Каждый вдох, который вырывался из моей груди, был вызван тяжестью его обнаженного тела. Этой ночью переступить через себя и расслабиться, как бы я того ни хотела, не получилось. В моих мыслях был Кирилл – отдаляющийся от меня с каждым движением Руднева.

Мне кажется, этой ночью я потеряла себя. И я совсем не понимала, где реальность, а где вымысел и жестокий сон.

Я собрала себя по кусочкам лишь утром. Почти тогда же он и позволил мне уснуть. Я оделась, собрала сумку и отправилась на выход, не желая видеть того, кто разрушил мою жизнь. Мою любовь. Мои отношения.

– Ты куда-то собралась, Аля? – голос с лестницы.

Чувство дежавю охватило меня. Я развернулась в гостиной и сжала кулаки от негодования. Руднев спускался вниз.

– Немедленно верните меня домой! И выпустите меня из своей золотой клетки!

– Кто твои родители, Аля?

Едва не поперхнувшись от его вопроса, я прищурилась и скрестила руки на груди.

Неужели этим он занимался вчера весь вечер в своем кабинете?

– Какое вам дело?

– Отвечай мне. Братья, сестры есть? Были? Что ты знаешь о своем детстве, кроме детского дома?

Застываю изваянием перед его фигурой. Он тронул то, что я так сильно хотела забыть. О чем я бы предпочла больше не вспоминать. Детский дом – это место, где живут злые дети. Я никогда не пожелаю своему ребенку познать эту участь, именно поэтому я не позволю Рудневу отобрать у меня ребенка.

Я приложу все усилия, чтобы не отдавать мою родную кровь его брату. Кто знает, какой он – его брат? Может быть, он намного хуже самого Руднева?

– Братьев и сестер нет. Папа погиб в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.

– Мать? – допрашивал он.

– Зачем вам все это?!

На глаза наворачиваются слезы. Я была совсем маленькой, когда самолет, в котором летел мой отец, разбился. Я о многом не успела его спросить элементарно потому, что была еще слишком маленькой и совсем не интересовалась своими корнями.

– Мать, Аля. Кто она? Где она? Как погиб твой отец? – безжалостно повторяет он болезненные вопросы.

Кусаю губы, чтобы сдержать эмоции. Он не отступит. Ему все равно на боль чужих людей.

– Я никогда не знала свою мать. У меня нет ни братьев, ни сестер. А мой папа погиб при перелете из Швейцарии шесть лет назад. Это все?! Я могу быть свободна от вашего допроса?! – с ненавистью спрашиваю я, – или вы недостаточно погубили мою жизнь?!

Не сразу замечаю, как лицо Руднева преображается. Оно вытягивается в сомнении, а его глаза недоверчиво смотрят на меня.

– Ты сказала… из Швейцарии?

– Именно так я сказала, – холодно отвечаю я.

А через несколько секунд я недоверчиво переспрашиваю:

– Вы что-то знаете? Почему вы так удивлены?

Взгляд, которым меня одаривает Руднев, совсем мне не нравится. И его молчание. И его мысли.

– Все три года я не переставал искать свою жену. И много раз я летал в Швейцарию, чтобы еще раз побывать в ее родном доме и найти какие-нибудь зацепки. Вика росла в Швейцарии, там же живет ее мать.

– И что вы хотите этим сказать? Когда вы прекратите сравнивать меня со своей женой? Неужели я стала именно той зацепкой?! – жестко усмехаюсь.

– Сравнивать тут не нужно. Ваша схожесть на лицо.

С этими словами Руднев кивает в сторону камина в гостиной, где мы находились. Я поворачиваюсь и вижу перед собой большие фотографии, на которых изображена… я.

Нервно усмехаюсь, подходя ближе.

– Я бы поверила в ваши россказни, если бы так сильно не ненавидела вас. Во-вторых, мой отец уж точно бы нашел время за пятнадцать лет, чтобы рассказать о живой матери и живой сестре. И в-третьих, будь моя мама жива, она бы не оставила меня. Никогда.

– Ты очень наивна, Аля.

– Нет! Нет!

Резко поворачиваюсь, с грохотом ставя ненавистную мне фотографию в рамке.

– Это вы слишком ненормальны со своей любовью к этой женщине! А моя мать никогда бы не позволила мне расти в детском доме!

Его глаза опасно прищуриваются.

– Не суди всех по себе, девочка. Ты не знаешь свою мать.

– Спешу огорчить, но и вы ее тоже не знаете. Она мертва. Так мне сказал отец. А вы просто больны этой женщиной, – хватаю фотографию вновь, тыкая в нее пальцем, – вам нужно в психушку, если только по причине нашей схожести вы заставили меня забеременеть от вас!

– Уходи.

– Что? – замираю с фотографией в руках.

– Для твоего же блага – уходи. Сейчас же.

В голосе – лед и нетерпимость.

Смелость и дерзость покинули мое тело так же внезапно, как и пришли. Мои ноги ослабевают, едва удерживая остальное тело. Тяжелый взгляд Руднева напоминает мне первую ночь, где он обливал меня своей ненавистью.

Ступая на ватных ногах, я резко торможу возле его мрачной фигуры. Передо мной появляется его широкая рука. Стоп.

– И как я только мог подумать, что между моей женой и тобой – есть родство? Ты просто глупая девчонка, которая не умеет держать язык за зубами. С гордостью в довесок, у тебя получается вывести меня из себя за считанные секунды. Если бы Вика хоть немного была похожа на тебя, то я бы не прожил с ней и дня.

Его водитель отвез меня домой. Я плакала то ли от счастья, то ли от страха того, что Руднев может передумать и приказать водителю развернуться, а затем повторить сегодняшнюю ночь.

Этим утром я с чего-то решила, что теперь Руднев не захочет иметь со мной ничего общего. Я посчитала, что он отпустил меня. Пока я не узнала, что беременна и не попыталась это скрыть.

Маленькая наивная девочка Аля.

Глава 9

– Я беременна.

Всего два слова, но как же чертовски трудно их произнести, осознать смысл этих слов и жить с этим дальше. В моем случае. Потому что я беременна не от любимого.

– Алька, ты шутишь? Вы пока не планировали ребенка. И я ведь пыталась тебя убедить, что этот козел и мизинца твоего не стоит! А что теперь? Обоим слюнявчики будешь покупать? Ах…

– Вероник, а кто говорит о Кирилле? – жестко перебиваю взволнованное щебетание.

После этих слов я ловлю ошеломленный взгляд своей лучшей подруги. Вероника Дикая, а это именно ее фамилия, стала мне родной за все годы, проведенные вместе в детском доме.

Еще неделю назад я заподозрила неладное и сразу же купила тест. Кирилл почти не бывает в нашей съемной квартире, мы стали друг другу чужими, поэтому я без проблем сделала тест и увидела… две полоски. В тот день я поняла, что Кирилл – это последний человек, вместе с которым я бы хотела бежать. Моя жизнь поделилась на до и после, и Кириллу в ней больше не было места.

Это было тяжелое решение. Но я его приняла.

– Алька, что ты сказала? – прищурилась Ника.

Ее длинные аккуратные пальчики отбивали свой собственный ритм. В небольшой, но безумно уютной квартире Вероники мы были одни, но я все равно взяла за привычку говорить шепотом.

– Долго объяснять, Ника. Но я беременна от очень опасного мужчины.

– Алька… Стоило мне съездить в отпуск на моря, как по возращении ты выдаешь мне такие страсти!

Стоило отдать должное: Вероника не поступала в университет, как я, а сразу после детского дома пошла работать, и уже через год она позволила себе взять квартиру в ипотеку и хотя бы раз в год выбираться на отдых. Она была заведенный пчелкой, и я гордилась ею. В свою очередь Ника гордилась мной, кроме присутствия в моей жизни Кирилла, которого она не терпела. И подруга до сих пор мечтала о том, что когда-нибудь она тоже поступит в университет.

– Тише ты! – шикаю на нее, – мне нужна твоя помощь. Я должна скрыться, как минимум на четыре месяца. Потом его должно не стать…

По мере моих слов лицо Ники вытягивалось все больше и больше. Я и сама не знала, как мне удавалось быть такой спокойной.

– Ты беременна от бандита?

– От бизнесмена, Ника. Он мультимиллионер и бог знает кто еще.

– Ты беременна от богатого бандита? Аля, где ты таких находишь? Я вот еще лет пятнадцать буду ипотеку платить, а у тебя в животике золотое яйцо!

– Ника, ты с ума сошла? Это страшные люди!

Мне хочется с силой потрясти подругу, чтобы она поняла смысл моих слов, но вскоре смысл до Ники доходит. Вероятно, мой взгляд был лучше всяких слов.

– Так, что от меня требуется?

Ника хоть и была ветреной блондинкой, но я любила ее за понимание и быстроту принимаемых решений. И за помощь, которую она оказывала мне в детском доме, часто заступаясь за меня. Вероника была бойкая по натуре и временами странная, поэтому все это вместе вызвало появление ее реального прозвища – Дикая.

– Я никогда не пряталась от миллионеров, – пожимаю плечами, пытаясь разрядить обстановку, – но у меня есть план.

– Как же тебя угораздило связаться с ним?! А Кирилл? Этот придурок теперь локти кусает, да?

– Ника, оставь уже Кирилла. В ближайшее время мне нужен паспорт. Я готова на все, чтобы скрыться от него. Ты не представляешь, что это за люди и во что я вляпалась.

Ника хмурится.

– Но это не делается быстро.

– Я боюсь, что у меня нет времени ждать, – шепчу я.

Ника отодвинула чашку с кофе, напряженно смотря на меня. Я в ответ – напряженно на нее. Мертвую тишину ее однокомнатной квартиры разрывают мужские голоса в подъезде, которым я совсем не придаю значения. До тех пора, пока в дверь не постучали. Первый раз.

– Ты ведь ждешь гостей, да? – надеюсь я.

До меня медленно доходит, кто это может быть, и в ту же секунду я застываю от парализующего меня страха.

Ника качает головой.

– Я никого не ждала.

И снова стук. Уже посильнее. Затем третий, нетерпеливый четвертый, и вот уже от каждого я дергаюсь так, словно меня бьет током.

– Я пойду посмотрю, – щурится Ника.

Но мои ожидания оправдались. За дверью действительно был он. Не один. Рядом с ним стоял такой же высокий мужчина и поодаль дюжина охраны.

– Аля, что ты предпочтешь? Выбитую дверь квартиры твоей подружки или просьбу выйти?

Я встречаюсь взглядом с Вероникой. Кажется, сейчас до нее дошло, что все это далеко не шутки.

Они действительно выбьют дверь и, если потребуется, заберут меня силой. Только в таком случае пострадает еще и Вероника, поэтому торговаться сейчас было слишком опасно.

– Что вам нужно?

– Мне нужно, чтобы ты открыла дверь. Считаю до трех….

Трех не жду. Знаю, на что он способен, поэтому прошу Веронику отойти и поворачиваю ключ в замке. На лестничной площадке сначала я вижу другого мужчину, я встречаю его холодный взгляд, но все это длится недолго. Руднев резко загораживает его, появляясь передо мной высокой мрачной тенью.

Так, Аля, успокойся. Время для побега у тебя еще будет, сейчас ты все равно не собиралась бежать. Поэтому пусть он вцепляется в тебя пылающим взглядом, пусть желает заглянуть прямо в душу своими янтарными глазами. И подходит так близко, склоняясь над тобой – пусть. И пугает до дрожи своим взглядом, который, кажется, видит тебя насквозь. Пусть.

– Вы что, следили за мной? – мой голос охрип от волнения.

– А ты уже переела свободы? – прищурился Руднев, – зря, потому что наш договор все еще в силе. Собирайся, Аля, ты едешь со мной.

– Куда?!

– Мы едем на дачу, Аля. Я уезжаю из города и хочу, чтобы ты была со мной.

Я облизываю пересохшие губы и отвожу взгляд, замечая его охрану на пролете ниже. Видимо, зверь приехал именно за мной. Да, я действительно «переела» свободы, ведь он снова исчез из моей жизни на месяц, и поэтому я наивно решила, что могу быть свободна.

Но это оказалось неправдой. Он вернулся за мной.

Я в панике дергаюсь, когда рука Руднева прижимает меня к стене, а в следующую секунду другой мужчина врывается в квартиру Вероники. С ним мы еле умещаемся в проходе, и вскоре я слышу возмущенный голос Вероники:

– Эй, ты! Куда ты идешь? Это вообще-то моя квартира!

– Ничего так квартира, – слышу голос с усмешкой, – отойди-ка, девочка. Не то сверну тебя в бараний рог.

Перепалка между этими двоими продолжается, но Вероника еще не понимает, кто перед ней. Зато я понимаю, что и Руднев, и его друг – опасны, поэтому вынужденно поворачиваюсь к Рудневу, но ловлю его пристальный взгляд на себе и тут же даю отступные. Я не готова рисковать подругой.

– Не трогайте ее. Я поеду, куда вы скажете, – шепчу я, находясь запредельно близко к Рудневу.

Он так и не вошел в квартиру. А я так и не вышла. Мы застряли в проходе.

– Макар, достаточно обыскивать квартиру, – бросает Руднев, – девочки послушные, мальчиков не водят, – усмехнулся он, переводя взгляд обратно на меня.

Отвожу глаза. Его взгляд слишком тяжелый для меня. Слишком напоминающий о нашей близости – о том, о чем я бы предпочла забыть.

Но тембр его голоса и без взгляда янтарных глаз заставляет меня вспоминать об этом.

– Подружку твою я не трону. За Макара не отвечаю, больно дерзкая она у тебя.

Где-то в глубине Вероникиной квартиры до сих пор доносятся возмущения подруги, и я оборачиваюсь, чтобы попросить ее успокоиться, пока в шоке не замираю от увиденного. Тело Вероники свисает вниз головой, из ее губ вырываются едва не матерные слова, а мужская рука грубо и собственнически покоится на ее ягодицах. Сердце ушло в пятки. Вероника повисла прямо на плече Макара.

Только Ника почему-то не кричит с просьбами о помощи, а только молотит его по спине и что-то причитает.

– Отпустите ее немедленно!

– Эта дикарка – моя добыча, – усмехается тот, чье имя Макар, продолжая удерживать подругу вниз головой.

– Чтобы ты знал, двухметровая глыба льда, моя фамилия Дикая! Так что лучше отпусти меня, придурок!

– Тебе срочно нужно поменять эту фамилию. Свиридовой будешь.

– Какая мерзкая фамилия, просто гадость! Даже не смей произносить свою фамилию в моей квартире, Кинконг! – едва не плюется Вероника.

Я перевожу взгляд с подруги, висящей на его плече, на Макара и не понимаю, где та острая грань между опасными словами, за которыми следует расплата, и шутками. Или это так принято: сначала шутить, а потом… что следует потом в стиле бандитов?

– Отпустите Веронику, и я поеду, – ставлю условия, чтобы Веронику не тронули.

Руднев смотрит куда-то выше моей головы.

– Отпусти девчонку, Макар. Мы сюда не за этим приехали. Достаточно было осмотреть квартиру.

– Поздно. Я забираю ее с собой.

Вскоре я понимаю, что от самого Руднева здесь мало что зависит, Макар – его друг, и они на равных.

– Не трогайте ее, она ни в чем не виновата, – прошу я.

Я подхожу к Макару, пытаясь помочь Веронике, но длинная рука мужчины тут же отстраняет меня от себя и тела моей подруги.

– Я сказал: забираю, – хмурится он.

– А чего это забираешь? У меня что, ног нет? Я сама пойду, слышишь ты? Кинконг!

Мне хочется ударить Веронику, чтобы она хотя бы на секунду замолчала, но в следующий миг я понимаю, что всех в квартире эта ситуация лишь забавляет.

Словно никто не желает ее обидеть, и вся моя паника – лишь на пустом месте.

– Я поеду, Алька! – повторяет Вероника, – только пусть сначала этот Кинконг меня отпустит!

– Вероника, ты останешься, – хмуро качаю головой.

Но меня перебивает Макар. Подчиненные Руднева едва ли имеют такую силу своего слова.

– Храбрая девочка. Я же сказал, она поедет с нами… Мы не волки, не кусаемся.

– Не ты сказал, а я решила! – вставила Ника свои пять копеек.

Вы не волки. Вы намного хуже. Но от этой перепалки даже на моих губах начинает появляться улыбка. Лишь ненадолго.

Вскоре Веронику опустили на пол, но пристально следили за тем, как она собирается и гордо закрывает дверь своей квартиры. Интерес Макара к Веронике был очевиден и это… пугало меня. Вскоре нас обеих, словно под конвоиром, вывели на улицу.

Возле машины, которая ждала нас у подъезда Дикой, я вновь схватила Веронику за руку и попросила ее вернуться в дом. Опасно. Страшно. Нельзя.

Но она не стала меня слушать.

– Роднее тебя у меня никого нет, Аля, и я не дам тебя в обиду. Доверься мне.

– О чем ты говоришь? – не понимаю я.

– Я должна узнать поближе отца твоего ребенка… – шепнула она, подмигнув.

Эта чертовка, которая явно что-то задумала, вырвала свою руку из моей, проигнорировала помощь «Кинконга» и гордо и самостоятельно забралась в машину.

Я тревожно оглянулась на Руднева, не спеша садиться в его машину.

– Если ты или твой друг обидите ее, ты очень пожалеешь… Артем.

– Неужели… Мы перешли на «ты»? Я также надеюсь, что сегодняшний случай, где я без проблем вычислил твое местоположение, послужит тебе уроком.

– Уроком к чему? – облизываю пересохшие губы, встречаясь с ним взглядом.

Руднев склоняется ниже, становясь совсем близко.

– Даже не вздумай бежать. Из-под земли достану. Достану и убью.

Глава 10

– Думаешь, везти ее туда – хорошая идея?

Моя голова лежала у Вероники на коленях, и я находилась в полудреме, когда вопрос Макара, произнесенный с опасной интонацией, заставил меня распахнуть глаза и прислушаться. Кинконг, как его сразу обозначила Ника, расположился на пассажирском сидении, а Руднев управлял автомобилем. За окном стояла невыносимая жара, но в салоне с климат контролем я не ощущала это знойное жаркое лето.

– Там только близкие, – негромко отвечает Руднев.

– Ты шутишь?

Руднев поворачивается к Макару, и я вижу его профиль с усмешкой на губах. Шутит.

– Конечно. Это будет отличная проверка для нашего тесного круга друзей, в котором точно завелась крыса. Кто кинется на нее, того и будем до талого мутузить.

– Это твой план? Девочку под удар подставить?

– Я как бешеный пес рою землю в поисках какой-нибудь зацепки, Макар. Мне нужно выйти на людей, которые сыграли против меня. И если для этого мне потребуется подставить ее под удар, то я сделаю это также хорошо, как после – защищу.

– Вау… неплохо.

Мы съехали с трассы, и теперь из-за неровной дороги я почти ничего не слышала. По напряженному телу Ники я чувствую, что она тоже стала свидетельницей этого разговора, ее руки начинают ласково и успокаивающе перебирать мои волосы.

– Ты собираешься прожить больше, чем отведенные тебе шесть месяцев? Точнее быть, уже четыре?

– Верно. Не просто же так Аля нарисовала портрет Ахитова. Я найду этого ублюдка, если она мне не лжет, и, если он действительно существует.

– Ты поверил ей?

– У меня нет выбора и осталось катастрофически мало времени. Если она мне лжет, значит, я хожу по замкнутому кругу и сдохну через четыре месяца. Закрыли эту тему.

Макар улыбается, Руднев усмехается ему в ответ, и я замечаю, что для них обоих эта тема вовсе не является трагичной. И я совсем не понимаю, как можно говорить с улыбкой о собственной смерти.

– Она еще не понесла от тебя?

Меня бросает в дрожь.

Ответ Руднева я не слышу. Рука Ники замирает на моих волосах, но вместо драки и буйства она лишь склоняется ко мне и начинает причитать:

– Ты смотри, как он выражается. Точно обезьяна! Фу, какой неотесанный мужлан!

Мне хочется застонать от дурного предчувствия. Видимо, ждать следующую драку между этими двоими долго не придется, и это чертовски меня пугает. Макар хоть и выглядит добрее, но глаза его совсем не теплые. Они холодные. И такие же жестокие, как у Руднева.

Вскоре я окончательно просыпаюсь. Наконец, к позднему вечеру мы въезжаем в неизвестный поселок, где на большом расстоянии друг от друга выстроились дачи, больше похожие на дома отдыха. От Руднева и его окружения меньшей роскоши ждать не приходилось, но меня, выросшей в деревне, вся эта роскошь пугала.

Неужели люди готовы тратить такие деньги на огромную площадь, которая всегда будет пустовать, и на баснословно стоящие, предназначенные лишь для хвастовства, предметы роскоши?