Больше не твои. После развода

К сожалению, да.

Потому что на измены, в отличие от Рамиса, я была не горазда.

– И у тебя есть только два варианта, – подводит Рамис.

– Какие же?!

Рамис широко расставляет ноги и смотрит на меня с легким прищуром.

У меня же резко холодеют конечности, потому что я знаю: ни один из его вариантов мне не понравится.

– Первый вариант: быть хорошей девочкой и пойти на компромисс. И быть плохой девочкой, но тогда и последствия будут плохими, Айлин. Для тебя.

– Снова мне угрожаешь, да? – мой голос ломается.

– Ты по-другому не понимаешь.

– Ты по-другому не умеешь!

Вскинув взгляд, смотрю прямо на Рамиса.

Потому что он смотрит на меня уже очень давно, не отрываясь.

– Ты изменилась, – замечает он. – Я тоже изменился. И я хочу принимать участие в воспитании дочери.

– Нет-нет-нет! – взмолилась я. – Умоляю тебя: сейчас же замолчи!

– Айлин, – произносит спокойно.

– Нет-нет! Это даже звучит ужасно! Ты наплевал на всех, Рамис. На наш брак, на меня, на детей…

Рамис морщится: я припомнила ему первую беременность…

Он дает знак своим людям, чтобы они закрыли дверь между основным залом и детской комнатой несколько плотнее. Его дочь, конечно же, не должна услышать о том, какой он монстр.

– Наплевал. Все это время ты проводил время с другими женщинами, отдыхал и жил в роскоши и богатстве, не спрашивая, как я.

– Я оставил полагающуюся тебе часть, – возражает вкрадчиво. – Ты не бедствовала, Айлин. Ты открыла свой бизнес, насколько я осведомлен.

– Открыла. Не бедствовала. Я вообще была счастлива, – я осекаюсь и обессилено опускаю руки вдоль тела. – Впрочем, это тебя не касается…

– Теперь касается, Айлин. Нам есть что обсудить, и я хочу, чтобы ты не убегала, а слушала.

– А, может, сразу в спальню? Когда мне было восемнадцать, ты не говорил со мной, ты отводил меня туда.

– Я бы и сейчас это сделал.

Резко поднявшись со стула, который снова с грохотом падает, я хватаю со стола стакан с питьевой водой и выплескиваю Рамису прямо в лицу.

Отшатнувшись, я смотрю на лицо бывшего мужа и выставляю перед собой ладони.

Вот и все…

Вот и все…

Все его тело и костюм графитового цвета были облиты водой. Его красивое, немного обросшее лицо исказилось в гримасе недовольства, а кулаки с увесистым перстнем – сжались.

Когда глаза карего цвета превратились в жгучие черные, я поняла, что это уже совсем дурной знак.

– Сядь, Айлин, – цедит Рамис и тянется за салфетками.

– Тебе хорошо, ведь ты чувствуешь себя хозяином жизни и понимаешь, что ты сильнее меня – и физически, и финансово, поэтому ты сразу с порога пригрозил мне дочерью. Я все это понимаю. Но правда жизни такова, что девочку Айлин, которой было девятнадцать, ты отправил на аборт. Тогда она тебя, дурочка, еще любила. Но ее больше нет, Рамис.

– Сядь, я сказал!

– Тебя предупредили, что после аборта у девочки Айлин может больше никогда не быть детей, но ты все равно отправил ее в тот кабинет!

– Вероятность была мала!

– Ты наплевал на собственного еще не рожденного дитя! Мы с Селин не хотим тебя видеть и имеем на это право. Вот так, Рамис. И никак иначе. И никакого завтра не будет.

– Это твоя правда. Сядь и выслушай мою, – требует Рамис.

Он тоже на взводе, и я это чувствовала.

Раньше я бы никогда не позволила себе говорить с ним в таком тоне. Никогда. Я была примерной и послушной женой, хотела семью и была верной своему мужу. Что мужчинам еще нужно?!

– А какая у тебя правда, Рамис? Мне было плохо, после вмешательства меня всю выкручивало наизнанку, а когда я позвонила на твой телефон, то услышала в трубке женский голос. Я знала, что ты изменяешь мне, и это не стало новостью. Я просто попросила эту женщину передать, что мне плохо. Но скорая приехала раньше. А ты ночью так и не вернулся.

Закончив свою речь, я тяжело дышу.

Лицо Рамиса меняется – от гнева до помешательства и растерянности. За считанные секунды.

– Я не знал, Айлин.

– Да, ведь с помощницей было всяко лучше, чем с больной женой, которую ты отправил умирать. Вот она – правда, Рамис. А свою ты оставь при себе, она ни черта не покроет.

Официанты вернулись со двора кафе, нарушив гробовую тишину.

Схватив со стола тарелки с остатками еды, я принимаюсь помогать нескольким официантам убирать зал. Я никогда не стыдилась убирать столы вместе со своими подчиненными, потому что когда-то я начинала именно с этого.

Рамис сидел неподвижно. Он сжимал в руках телефон, так и порываясь набрать кому-то, но тормозил себя и продолжал сидеть неподвижно.

Когда за окном совсем стемнело, а все столы почти были убраны, Рамис, наконец, поднялся.

– Я привез подарок для… Селин.

Бывший муж протягивает мне небольшую коробку, на которой изображен известный и очень дорогой бренд. Но не это поразило меня.

– Смартфон? – восклицаю.

– Последней модели. Я не успел подготовиться, узнал только вчера.

– Ей всего четыре, Рамис! Какой смартфон? Ты сейчас шутишь?

– Я без понятия, что дарят детям.

– Да, и это, знаешь, логично, – не могу удержаться. – Ведь легче, когда их просто нет.

– Айлин… – предупреждает Рамис.

Чуть сбавив тон, я возвращаю ему телефон и прошу:

– Послушай, Рамис. Я сказала дочери, что ее папа – летчик, и что он погиб на очень важном задании. Не порть ее впечатления о себе, Рамис.

– Ты много себе позволяешь, Айлин, – тяжело проговаривает он, сжимая челюсти.

– Нет-нет, совсем немного. Теперь я не та Айлин, которую можно положить на любую поверхность и делать, что хочется.

– Ты утрируешь, моя дорогая жена. Я не делал ничего против твоей воли, – прищуривается Рамис.

– Бывшая жена, – поправляю тут же.

Я вручаю Рамису дорогой смартфон, потому что не хочу принимать от него никаких подарков.

– Ты сделал со мной вещи похуже: насильно отправил меня в тот кабинет, пригрозив здоровьем родителей. Ты сказал, что если я тебя не послушаюсь, то однажды в родительской машине просто откажут тормоза. Ты помнишь, Рамис? Я помню! Я ничегошеньки не забыла…

– Довольно, Айлин, – злится Рамис, сжимая подарочную коробку в своих руках.

–…и, раз мы встретились, то я должна поделиться с тобой, – продолжаю говорить, чувствуя влагу на глазах. – Психотерапевт говорила мне, что когда делишься своей болью, то тебе становится легче.

Наспех вытерев с чего-то мокрые щеки, я поднимаю взгляд и добиваю Рамиса как можно больнее:

– Тогда у нас мог родиться сын. Я тебе не говорила, но срок был большой и на последнем узи перед вмешательством мне сказали, что это мальчик. У Селин мог быть братик. Я даже придумала ему имя, но ты чудовище, Рамис. Уезжай и не смей приближаться ни ко мне, ни к моей дочери, потому что мы больше не твои!..

Л-и-т-р-е-с.

Глава 4

– Ты уверена, что поступаешь правильно?

– Ни в чем я не уверена, Регина.

Регина задает вопрос, который я прокручиваю в своей голове последние несколько часов. На дворе ночь, в ногах чемодан, а в мыслях – полный раздрай.

Куда идти?

Куда ехать?

В кармане запас в размере пяти заработных плат, все остальное, увы, я до копеечки вкладывала в бизнес.

Я без сил опускаюсь в кресло, в одной руке держа детские колготки, а другой – прижимая к себе дочь. Селин капризничает, ведь на дворе ночь, а я продолжаю собирать чемодан и прошу Селин потерпеть до поезда, где она сможет хорошо поспать.

– Он внушает страх. Я слышала, как он предупреждал тебя не делать необдуманных поступков.

– А что делать, Регин? У меня только два выбора – спасать дочь или не спасать.

– Мама, а от кого меня нужно спасать? – тут же интересуется Селин, подняв свой наивный взгляд.

– Эм… Селин, я…

– От злого Деда Мороза! – помогает Регина.

– А что, такие бывают?

– Ой, Селин, какие только не бывают…

Я целую Селин в висок и не придумываю ничего лучше, чем сказать очередную ложь, как с летчиком, ведь рассказать четырехлетнему ребенку правду – было слишком жестоко. Я себе этого не прощу.

Надеюсь, что и Рамис не заставит меня перейти к кардинальным мерам.

– Что ж, тогда давай собираться быстрее, чтобы ничего не забыть, – говорит мне подруга.

Регина помогает мне со сборами, пока я укладываю Селин спать. До отбытия поезда в Новосибирск есть еще три часа. Самолет я себе не позволила – дорого, да и спешить нам с дочерью больше некуда. Жизнь с чистого листа не торопит.

Когда вся наша с Селин жизнь, наконец, была сложена в один большой чемодан, мы с подругой перемещаемся на ночную кухню и решаем выпить чай. Следующий прием пищи будет уже в поезде.

– Регин, ты справишься с нашим кафе?

Я неловко кусаю губы, тереблю в руках наши с Селин документы и стыдливо отвожу от подруги взгляд. Ощущение, что я жутко подвожу ее, не дает мне покоя.

Подруга тут же успокаивает:

– Слушай, да чего здесь уже справляться? Самое сложное мы прошли вдвоем, впереди нас ждала чистая и отнюдь не пыльная работа. И жизнь без хлопот.

– Да… Как мы и мечтали.

– Я буду высылать тебе часть прибыли, Айлин.

– Я выкручусь, начну с нуля, а позже, как только смогу, вернусь уладить вопрос с документами, чтобы ты управляла бизнесом. Ладно?

– Не думай об этом пока, – прерывает Регина. – Сейчас тебе как никогда будут нужны деньги. Жить в Новосибирске дороже, чем здесь, а тебе нужно залечь на дно и ни в коем случае не работать.

– Ты думаешь, он будет искать? – спрашиваю с содроганием. – Он за четыре с половиной года ни разу не поднимал мое дело. Хотя если бы он только раз поинтересовался, как я живу… Он бы уже тогда узнал о дочери… Может, он и не будет нас искать? Может, я и бегу зря?

– Не знаю, Айлин, не знаю…

Я напоследок рассматриваю свою кухню и стараюсь не заплакать. Как только родилась Селин, я поняла, что бегать по съемным квартирам – совсем не вариант, и тогда я взяла эту квартиру в ипотеку. Квартира была недалеко от центра, и здесь было все необходимое: садик, школа, магазины и наш с Региной любимый тренажерный зал. После развода Рамис действительно оставил мне приличные средства для существования, и если сначала я хотела бросить эти деньги ему в лицо, то затем вспомнила, сколько боли он мне причинил и взяла все до копейки.

Я смотрю на часы, допиваю остывший чай и иду будить Селин, а Регину прошу вызвать мне такси и еще не подозреваю о том, что ждет меня дальше.

С Региной мы прощаемся коротко, быстро и без слез – чтобы Селин не почувствовала мою подступающую истерику. Регина была моим единственным близким человеком, которому я могла доверить все: свои тайны, свои кошмары, свою дочь. Мы были знакомы с последних классов, там мы крепко подружились и сблизились, но после школы наши пути разошлись: Регина уехала поступать в университет, а я – вышла замуж за Рамиса. Я тоже хотела учиться, но папа сказал, что семья и брак важнее. И еще болела мама. Отец тогда надавил на самое больное, и я согласилась выйти замуж за Рамиса.

Регина и помогла мне сохранить беременность.

Без нее я бы не смогла договориться с врачами и утаить от Рамиса свою тайну.

Я застегиваю на дочери теплый пуховик и хорошенько укутываю ее лицо шарфом. По радио передавали, что эта ночь, как назло, будет особенно морозной.

Раньше все было хорошо в моей жизни. Все.

И даже Вадим, с которым я не успела проститься.

– Передай Вадиму, что он очень хороший, – прошу подругу. – И расскажи ему про моего бывшего мужа, чтобы он понял причину моего исчезновения.

Селин потирает глаза и сонно прислоняется к стене лифта, прижимая к себе плюшевого медведя, которого Вадим подарил ей на прошлый день рождения. Я же – держусь из последних сил. Как начинать жизнь с нуля, которую упаковала всего в один чемодан? Какой дальнейший план действий?

– Сама передашь, ладно? Вадим вас ждет, – огорошивает подруга.

– Что?! Что ты говоришь?

Выйдя из теплого подъезда, мы оказываемся на заснеженной и мало освещенной улице, но вместо такси я вижу серебристый автомобиль марки Мазда.

Это был Вадим.

Я поворачиваюсь к Регине, но подруга лишь разводит руками:

– Это я позвонила ему, чтобы он отвез вас на вокзал. Ты должна объяснить ему, а не бросать. Он столько для вас сделал…

– Дядя Вадим! Дядя Вадим! – закричала Селин, увидев Вадима.

– Тише, Селин! – прошу ее шепотом. – Все уже спят, дорогая! Ночь на дворе…

Отпустив дочь, я позволяю той плюхнуться в объятия Вадима, который присел на корточки и ждал именно этого. Слава богу, что она не поскользнулась на льду, иначе вместо поезда нас бы ждал травмпункт вместе с Рамисом в комплекте.

Я кусаю губы, наблюдая за дочерью и чувствуя невыносимый ком в горле. Дать бы им еще немного времени, и Селин не нуждалась бы в отце так сильно. Вадим говорил, что готов оформить отцовство и заботиться о Селин как о своей.

Только я не была готова довериться мужчине… вновь.

Я еще хорошо помнила, как это больно. Как это – светиться от счастья, танцевать на собственной свадьбе, стесняться мужа в первую брачную ночь и при этом сильно его желать.

И после этого всего в одночасье услышать, что наш брак был заключен по договоренности.

– Наш брак был заключен по договоренности. Твой отец тебя выгодно продал, я невыгодно купил. Твоя задача сполна окупиться, потому что твоя семья должна мне очень много, Айли-ин.

Я помню каждое слово. Точь-в-точь. И зачем мой мозг хранит это в своей памяти?

Боже.

Приблизившись к Вадиму, я смотрю на него сверху вниз. Отстранив от себя Селин, он говорит ей:

– Малышка, садись в машину, скоро мы с мамой к тебе придем.

Регина тактично помогает Селин усесться в детское кресло. Вадим даже кресло для Селин купил, а я до сих пор не считала его важным человеком в своей жизни…

– У меня мало времени, Вадим, – произношу тихо, когда он поднимается на ноги и возвышается надо мной.

Вадим был красивым и умным мужчиной, работал в большой компании и занимал приличную должность заместителя директора. Мы познакомились с ним на курсе для предпринимателей, куда я пошла, чтобы освоить базу для открытия кафе и вдохновиться на собственный бизнес. Он был спикером, а во время банкета он уже пригласил меня на свидание.

– Ты не посчитала нужным сообщить мне? – прямо спрашивает Вадим.

– Отец Селин объявился, – сообщаю со вздохом. – Мне нужно уехать. Я не знаю, когда вернусь, Вадим. Я просила тебя не привязываться…

– Я привязался, Айлин. Очень.

– Вадим… – качаю головой, опуская лицо.

– Черт возьми, я очень привязался. Я люблю тебя, я люблю Селин. Что тебе еще нужно? Поехали с утра в загс, подадим заявление, я согласен на отцовство…

– Ты не знаешь ее отца! – вспыхиваю, густо краснея. – Он сказал, что собирается принимать участие в ее воспитании.

– Хорош отец, который отправил тебя на аборт!

– Вадим, мне нужно уезжать. Мы обо всем поговорим, когда придет время.

Вадим тяжело дышит, но быстро берет себя в руки. Он легко отходит. Не то, что Рамис.

Когда Рамис был в бешенстве, это не проходило и за один вечер. Помню, что я не успела приготовить ужин к его приходу, и он сказал, что наш брак совсем не приносит пользы, а ночью он отыграл на мне свое настроение целиком и полностью.

Тогда я все терпела. В его паршивом настроении я винила лишь себя, а после той ночи, когда у него было жутко плохое настроение из-за ужина, я еще позволила отправить себя на первый аборт.

У меня мог быть сын…

И осознавать это – очень больно.

– Я боюсь его, Вадим. И я не хочу, чтобы он нас нашел. Прости, у нас поезд.

– Садись в машину, Айлин. Я отвезу вас на вокзал.

– Спасибо, – выдыхаю, чувствуя мороз по коже.

Вадим укладывает наш чемодан в багажник, садится рядом и заводит автомобиль.

А Регина безостановочно машет нам на прощание до тех пор, пока мы не скрываемся за поворотом. У нее остались ключи от нашей прежней жизни, в которую я вряд ли когда-то вернусь.

Дорога до вокзала занимает сорок минут времени, трафик на дорогах в такое время небольшой, зато в эту ночь выпало много осадков. Дворники на автомобиле Вадима работают без перерыва, Селин сладко сопит сзади, а по салону играет очень тихая, медитативная мелодия, которая совсем не вяжется с моей разрушающейся жизнью.

– У меня в январе будет отпуск. Я приеду, если ты позволишь.

– Будем на связи, – киваю осторожно.

– Скажи «да» хотя бы раз, – просит Вадим, кинув на меня быстрый взгляд.

– Хорошо. Да.

Вадим кивает и улыбается мне, а я не могу – ни улыбнуться, ни расслабиться. Я держу в руках сумочку и документы с распечатанными билетами, но успокоиться все не могу. На душе тяжелеет с каждой секундой нашего приближения к вокзалу.

– Что-то я переживаю, – говорю тихонько.

– Чего переживать? Мы не опаздываем.

Отвернувшись от Вадима, я бросаю взгляд в зеркало заднего вида, но там все такая же непроглядная тьма.

– Да… – выдыхаю тихонько.

– Позвони, как доберешься и устроишься, ладно?

– Ладно.

Я соглашаюсь с Вадимом, но в то же время мысленно очень хочу, чтобы он отказался ото всего и тотчас бы поехал со мной. Мне было очень страшно начинать жизнь с нуля в городе, в котором я никогда не была, и теперь не одной, а с маленькой дочерью.

– О чем думаешь, Айлин?

– Просто страшно… – признаюсь ему.

– Все образумится. Ты сильная, Айлин. Я уже с нетерпением жду, когда смогу к вам приехать.

Я натянуто улыбаюсь Вадиму и молчу о своих желаниях. Вадим – большой начальник, и он не бросит все ради той, что держит на расстоянии.

Отвернувшись, я снова бросаю взгляд в зеркало заднего вида, только в этот раз сердце стремительно уходит в пятки.

– Странно, до этого дороги были пустые, а теперь за нами три автомобиля, – говорю Вадиму.

– Тоже на вокзал едут, – беспечно говорит Вадим. – Ты напряжена, Айлин. Расслабься.

Я качаю головой, чувствуя сильное жжение в горле. Я уже сбегала от Рамиса. Я знаю чувство погони – оно мне знакомо.

– Вадим, быстрее… – прошу его.

Вадим не спорит, он утапливает педаль газа, но наша Мазда все равно не едет сильно быстрее.

Либо наша скорость не поменялась, либо же…

Нас догоняют.

– Можно еще быстрее? – прошу, жутко нервничая.

– Я на максимуме, Айлин. Что ты нервничаешь?!

Сердце отбивает собственный ритм, от которого напрочь закладывает уши. Я не верю в это до последнего, пока один из внедорожников резко не наращивает скорость, чтобы обогнать нас, и не перестраивается в наш ряд.

– Вадим, он тормозит! Он тормозит! Сбавляй скорость! – кричу изо всех сил. – Мы же сейчас врежемся!

Все происходит в считанные секунды. Два внедорожника полностью перекрывают обе полосы, вынуждая нас скинуть скорость совсем до нуля.

– Это он, это он, – зашептала я, отстегивая ремень безопасности.

– Куда ты, Айлин?

– Мы должны бежать. Уезжай, Вадим!

– Куда ты? В сугробы?

Сбросив с себя ремень, я порываюсь назад – к дочери. Дрожащими руками я отстегиваю Селин от детского кресла, но убежать не успеваю.

Вадима вытаскивают первым.

Дочь – второй.

Меня – последней.

Закричав, я пытаюсь выпутаться из крепких, болезненных силков, но я слишком слаба. Я всегда была слишком слаба для него и его охраны.

Меня опускают на колени, и джинсы быстро пропитываются холодным, леденящим душу снегом, на котором я вижу красные пятна.

Это кровь Вадима.

– Не трогайте его, не трогайте! – кричу, срывая голос.

Удар за ударом, неизвестный калечил Вадима, разбивая ему челюсть, нос, ребра и все, до чего можно было дотянуться.

Рамиса здесь не было.

Как и дочери.

Озираясь по сторонам, я кричала имя дочери, но не видела ее.

Со мной ничего не делали. Только держали на коленях, заставляя смотреть на лицо Вадима. Он упал без сознания, и лишь тогда меня отпустили.

Я сразу же подползаю к нему на коленях, обхватывая мятое лицо.

– Вадим, Вадим… Ты живой?!

Голос срывается, он хрипит и сильно дрожит. Вадим мне ничего не отвечает, но дышит.

Дышит. Это хорошо.

– Госпожа Валиева, – обратились ко мне.

– Я не Валиева! – закричала изо всех сил. – Я больше не Валиева!!!

– Вы остаетесь здесь или желаете поехать за дочерью?

Бритоголовый распахивает дверь внедорожника, ни минуты не сомневаясь, что я послушаюсь и сяду внутрь.

Чтобы вслед за дочерью отправиться прямо к Рамису.

Глава 5

– Боже мой, боже мой…

Отпустив Вадима, я закрываю лицо руками. Меня трясет. Сильно.

Мне оставили выбор без выбора, заставляя разрываться между собственной дочерью и тем, кто пострадал без вины.

– Езжай за… дочерью… Айлин…

Услышав голос Вадима, я воодушевляюсь. Он открывает один глаз, и мы встречаемся взглядами.

– Езжай… за Селин…

– Вадим, прости меня, – шепчу ему в лицо. – Прости, прости, прости…

– Все будет… хорошо…

– Прости, Вадим… Я должна ехать…

Рыдания сотрясают мое тело.

Я поднимаюсь с колен и двигаюсь в сторону внедорожника. Дверь открыта, меня ждут. Они знали, что я выберу дочь.

Они знали!

Усадив меня назад, люди Рамиса захлопывают за мной дверь и блокируют замки, словно мне есть куда бежать без дочери. Рядом оказывается чемодан. Тот самый, с нашими вещами, который Вадим укладывал в свой багажник.

Автомобиль плавно трогается, а мое сердце грохочет навылет.

– Куда Рамис увез мою дочь?!

– Я везу вас к ним. Наберитесь терпения, пожалуйста.

– Нужно вызвать человеку скорую… Он при смерти!

– Такого приказа не было, – хладнокровный ответ.

Закрыв лицо ладонями, я тяжело задышала. Горло скручивало спазмами, а грудь горела огнем от страха за дочь.

Что Рамису от нее нужно?

Он не хотел ее тогда, не захочет и сейчас…

Я ждала прибытия. Ждала, что увижу дочь, прижму ее к себе, успокою, но мне не дали даже этого. Остановившись на территории какого-то большого дома, меня завели внутрь и затолкали в одну из комнат. Споткнувшись, я приземляюсь прямо на колени, но тут же срываюсь с места и бросаюсь к двери.

Однако, ее захлопывают прямо перед моим лицом.

Ударив по двери кулаком, кричу:

– Рамис! Рамис! Ненавижу тебя! Чудовище!

Упав на колени, громко рыдаю.

Селин, моя девочка, как она без меня? Она точно плачет, ведь сейчас ночь и ей очень страшно…

Когда рядом раздаются шаги, я вытираю лицо и замираю в ожидании.

Рамис появляется в комнате. Один. В деловом костюме, он как всегда прекрасно выглядел и как всегда – был в чудовищном обличии.

В его руках – наши с Селин документы и билеты на поезд.

На поезд, который уже отходит с перрона вокзала…

– Где моя дочь?!

– Неужели думала увезти ее в Новосибирск? – отвечает вопросом на вопрос.

Поднявшись с пола, я замахиваюсь для пощечины, но он грубо перехватывает ладонь и сжимает ее, дергая меня на себя.

Врезавшись в его грудь, я упираюсь в нее ладошками, но там сталь, сила и могущество. А в моих руках – ничего. Даже паспорта нет. Я молотила его кулаками в грудь, но ему хоть бы что.

– У тебя нет сердца! Нет сердца, Рамис!

– Есть. Вот, послушай.

Схватив меня за руку, Рамис прислоняет ее к своей груди, и я действительно чувствую сердцебиение. Сильное и очень быстрое.

Я отшатываюсь от Рамиса, убирая руку от его груди, словно обожженную.

– Я ненавижу тебя!

– Подумай над своим поведением,. Ты поступила плохо, – просит Рамис, наплевав на мои слова.

– А как поступил со мной ты тогда?!

– Забудь, Айлин. Ты забудешь. Не сейчас, так позже.

– Забуду, когда увижу Селин! Дай мне ее увидеть! Она не может без меня, ей всего четыре…

Опасно склонившись надо мной, Рамис шепчет прямо в ухо:

– Она может без тебя. И сможет всю оставшуюся жизнь, если ты не перестанешь сопротивляться и сбегать с моей дочерью.

Рамис мягко толкает меня в сторону кровати, а сам остается стоять на месте. Я внутренне сжимаюсь, наблюдая за ним сквозь влажные ресницы.

– Кем тебе приходится тот мужчина?

– Какое тебе дело? Вы вызвали ему скорую? Ему же плохо…

– Я не оказываю благотворительные услуги.

– Ты только разрушаешь, – всхлипываю тихо. – Где Селин?!

– Селин спит. Она не проснулась от нашего осторожного вмешательства. Подумай, хочешь ли ты быть частью нашей жизни, или мой автомобиль вернет тебя к твоему хлюпику. Без дочери. Я предупреждал тебя, Айлин.

– Ты чудовище, Рамис…

– Я лишь хочу все исправить, но ты и шанса мне не даешь.

У меня был выбор без выбора.

И не больше.

Когда приносят дочь, я больше не сдерживаюсь и тихонько плачу. Поправив локоны на ее голове, я замечаю, что Селин действительно не просыпалась после вынужденной остановки. Она сладко спала.