О китайцах, бурах, Льве Толстом и прочих недоумениях

Когда Европа попробовала вмешаться в наши польские дела, у неё против нас был всё-таки предлог – венский трактат 1815 года, подписанный представителями восьми держав. Но Американские Соединённые Штаты, диктующие европейской державе Великобритании приказ по её африканским делам?! Мы негодовали, когда Европа в 1863 году навязывала нам взгляд на мятежных поляков, как на воюющую сторону, – что, однако, нам не мешало возмущаться тем, что англичане не хотели видеть воюющей стороны в бурах, а действовали против, них, как против возмутившихся вассалов. Об интервенциях говорят, о трактатах вспоминают в международной политике, когда государство, хотя само по себе достаточно сильно, чтобы справиться с восстанием или местною войною, но так истощено общими условиями своей жизни, что борьба эта, при некоторых сторонних осложнениях, может стать роковою для его целости. Тогда соседи стремятся воспользоваться моментом слабости изнемогающего колосса и низвести его на роль подчинённую, второстепенную, давя его прежде страшное для них могущество. В 1863 г. во французском сенате и в английском парламенте прямо и откровенно говорилось, что восстановление Польши нужно затем, чтобы низвести «ослабевшую» Россию на степень полуевропейского государства и вычеркнуть её из списка великих держав. Теперь все газеты трубят, что, если бы Англия спасовала пред бурами и возникли бы южно-африканские свободные штаты, то вековому морскому владычеству Англии – конец, Англия лишится колоний, Англия разменяется на мелкую монету, подобно Венецианской республике, Испании, Нидерландам и другим историческим царицам морей. Это мнение, конечно, не лишено основания. Но, если мы предвидим разрушение британского колосса через трансваальскую червоточину, странно было бы, чтобы сам колосс не предвидел. Раздавить Трансвааль для Англии сейчас такая же насущная необходимость, такое же неизбежное условие собственного существования, как для России в 1863 году – удержать за собою Польшу. И никакие дипломатические вмешательства именем права или морали не в состоянии остановить английского напора на африканеров, ибо инстинкт самосохранения сильнее права и морали. Англия сейчас на медвежьей охоте, и медведь её, хотя уже на рогатине, но свирепо лезет вперёд по бревну, норовя зацепить охотника лапами. Выпустить рогатину из рук – значит, самому смерть. И, разумеется, сколько бы ни кричали со стороны: что ты делаешь, жестокая? так просадила медведя насквозь, что из него кровь рекою течёт! – Англия и ухом не поведёт. Бросить же рогатину она должна будет, поневоле, лишь в том случае, если слева или справа двинется на неё другой медведь, серый с Кордильер или бурый на Памирах. То есть если вспыхнет новая война. Желает ли кто-нибудь искренно новой войны в Европе? Не думаю. Мог ли великий проповедник мира Лев Николаевич Толстой принять, хотя косвенно участие, в приискании путей к новой войне? Это – смешной вопрос, не требующий ответа…

* * *

Обстоятельства наглядно доказали, что «угрозы», которой требовали от Соединённых Штатов и которую отказался советовать Л. Н. Толстой, было бы очень мало, чтобы испугать Англию и спасти Трансвааль. Китай – не Англия, угрозы ему делало не одно государство, но весь европейски-цивилизованный мир, а он угроз этих всё-таки знать не захотел и разбушевался, как целый людской океан, взволнованный общим национальным подъёмом. Что вызвало этот подъём? То, что иностранцы надоели, стали ненавистны своим вмешательством в распорядок и жизнь страны, диктовкою действий правительству, презрением к народу.

Никогда, быть может, насмешливое наказание за политическое легкомыслие, с каким провозглашалась необходимость дипломатических угроз Англии, не приходило так быстро и с такою ясно глумливою точностью, как в том гомерическом хохоте, что повсеместно встретил глупую телеграмму г. Делькассэ к вице-королю Юннана. Но многим из своих осмеятелей г. Делькассэ, даже и сознавая, что кругом «опростоволосился городничий», может, однако, возразить классическою репликою:

– Над кем смеётесь? над собой смеётесь!.. Ведь двух недель не прошло, как вы именно таких же глупо-бессильных телеграмм требовали от Соединённых Штатов «для успокоения общественной совести». И когда практические янки не хотели попасть в мой просак, вы ругали их эгоистами, торгашами, а когда мудрейший человек современности не захотел уговаривать их лаять на луну, вы и мудрейшему человеку спуску не дали. «Мне влетает по первое число» за то, что я послал телеграмму, а ему влетало за то, что он не послал; Вот и разбери тут, как на вас угодить.

Мы менее, чем кто-либо, заинтересованы в том, чтобы грозить Китаю, а между тем, судя по ходу войны, нам больше, чем кому-либо, приходится работать для осуществления угроз, а со временем, поэтому, больше, чем кому-либо, придётся и принять на себя тяжесть ненависти за них. Повторяю, что раньше сказал: не надо забывать, что ненависть Китая к Европе парализуется расстоянием через целый материк и два океана, а мы-то от неё – всего за Амуром, да за узенькими полосками гор. Не в том дело, что китаец на нас «попрёт»: это вряд ли, да если попрёт, так и назад выпрем. А в том, что с Китаем нам век соседями быть, и лучше бы Ивану Ивановичу не ссориться с Иваном Никифоровичем из-за пролетевших между ними ехидных гусаков.

Два года назад, когда я был в Томске, один из тамошних деятелей обратился ко мне от местного коммерческого мирка с просьбою поднять в печати вопрос об улучшении наших пограничных путей сообщения с Средним Китаем, ибо недостаточность их нам режет без ножа торговые сношения с нашим прямым азиатским рынком. Пятаковый московский платок, привозимый нами в какое-нибудь Кавдо, стоит там уже двугривенный, хотя Кавдо – от границы рукою подать, а английский, ничуть не хуже московского, доплыв чрез моря-океаны и совершив огромное караванное путешествие, обходится китайцу в гривенник. И вот головная повязка китайского солдата делается не из близкого, русского, но из английского платочного ситца, потребляемого для того сотнями тысяч метров. Между тем, китайцы охотно изменили бы английскому товару, будь наш хоть чуточку подешевле, – просто из-за выгоды близких соседских отношений, через границу, более удобных, чем корреспонденция с шанхайскими, пекинскими, тянь-цзиньскими etc.. конторами англичан. Теперь в Кавдо, вероятно, весьма недоумевают.

– Русские дерутся с нашими в Тянь-Цзине.

– За что?

– За то, что нам надоела наглая и обирательная опека иностранцев, и мы погнали их вон.

– В том числе и англичан?

– И англичан.

– Но что же за дело до того русским? Разве они друзья англичан?

– О, нет! Напротив: англичане всюду, где возможно, подставляют им ножку. В Азии англичане – прямые враги русских, в вечном споре с ними за рынки своего сбыта.

– В том числе и за наш?

– Конечно. Вот ты теперь покупаешь английский ситец, английское железо, английскую утварь. А не будь здесь англичан, ты покупал бы русский и сибирский товар, идущий с Великой Сибирской железной дороги, и деньги, что уходят от нас в Англию, тогда уходили бы в Россию.

– Значит, выгоняя англичан и других, мы лишь открываем рынок для России?

– Непременно.

– За что же она с таким усердием колотит нас и заставляет удерживать её конкурентов?

– Потому что, видишь ли, практические соображения, о которых мы с тобою сейчас говорили, это – низкая, «миткалевая» политика. Её всегда держатся англичане, но русские считают себя выше её.

– А какая их политика?

– Идейная, по душам. Вот, например, начнут наши обижать христиан, – русским сейчас же надо вступиться, потому что они тоже христиане.

– Как христиане?! Друг мой Что-Ты-Врёшь! Ты клевещешь на русских: христиане – это люди, которые навязывают нам политиканствующих миссионеров, наглых и невежественных фанатиков-монахов, издеваются над нашими религиями и храмами, вносят разлад в наши семьи, оскорбляют наши верования, сбивают с толку наших детей… Русские никогда не позволяли себе ничего подобного!

– Потому что, друг мой Я-Не-Вру, их христианство весьма отлично от того христианства, с каким познакомили тебя иезуиты и протестантские миссионеры. Их убеждение, что Христова Церковь – не от мира сего, и религию в дела государственные мешать нельзя, она – сама по себе, душевный вопрос совести каждого человека; и на аркане тянуть к спасению тоже никого нельзя: сам должен придти к Христу. Ну, а европейские миссионеры…

– Не поминай их к ночи, друг мой Что-Ты-Врёшь: нехороший сон увидишь. Но скажи: русским известно, что за язва иезуиты?

– Ещё бы нет! Они сами много горя приняли от иезуитов, и насилу-то, насилу их от себя выжили.

– Как выжили?!

– Как выживают непрошенного гостя, если он, по их русской пословице, хуже татарина.

– Странно!.. почему же они думают, что иезуиты, непригодные для них, годятся для нас?

– Такое уже странное устройство мозгов дано русским природою, друг мой Я-Не-Вру.

– Скажи ещё, о, друг мой Что-Ты-Врёшь: русские, защищая права европейского вмешательства в наши дела, сами позволяют ли вмешиваться тем же европейцам в свои собственные русские права и нравы?

– Нет, друг мой Я-Не-Вру, не позволяют и терпеть не могут, когда европейцы изъявляют на то претензии.

– Может быть, только теперь, когда они – народ развитой и могучий, а прежде, когда были такими же варварами, какими считает нас Европа, позволяли?

– Нет, друг мой Я-Не-Вру, тогда они смотрели на иностранца гораздо строже, чем мы с тобою. Двести лет тому назад, у них тоже завёлся было Большой Кулак, именуемый стрельцами. И знаешь ли, чем укротила русская правительница Софья стрелецкое буйство? Посулила уйти с царскою семьёю за границу и принять покровительство иностранного государя. Это показалось русскому Большому Кулаку столь страшным позором для русской нации, что он мгновенно разжал пальцы и прекратил свои безобразия.

– Удивительные люди русские! Думают, как мы, а бьют нас за то, что мы думаем не иначе, чем они!.. Ещё вопрос: ну, иезуитов они от себя выжили, – а протестантских пасторов?

– Их русские не гонят.

– Позволяют им проповедовать свою веру православным, обращать в неё русских?

– О, нет! что ты! Переход русского, православного христианина в другое вероисповедание – тяжко караемое преступление. Сектантам-рационалистам, вроде духоборов, пришлось уехать из России в далёкую Америку, а г. Сигма рекомендовал им даже переселиться к нам, в китайский Туркестан.

– Но если русские считают уклонение в протестантские толки преступлением для себя, почему же они навязывают их, как благодеяние, нам, китайцам?

– Может быть, потому что мы не христиане, Я-Не-Вру.

– Конечно… однако, я слышал, что в России не-христианам очень недурно живётся, и никто их не обращает в христианство против воли.

– Совершенно верно: в Казанской губернии даже сняли в деревнях колокольчики, созывающие крестьян на сход, потому что татары-магометане вообразили было, что это церковные колокола, под которыми их станут крестить.

– Так крепко русские уважают чужую религию?

– Да. И если русский осквернит мечеть или синагогу – его будут судить и подвергнут строгому наказанию.

– А как русская власть относится к тому, чтобы в среде ей покорных не-христиан миссионерствовало духовенство других не-православных христианских толков?

– Очень дурно.

– Почему же?

– Да потому что – как ты разберёшь, где в этаком миссионере граница между апостолом веры и политическим агентом?

– Ага! вот что… Русские правы. Это верно: трудно разобрать; мы тоже разобрать не можем; оттого ведь и разбушевался Большой Кулак. Но после всего, что ты сказал, – хоть убей меня, не понимаю: за что колотят нас русские, друг мой Что-Ты-Врёшь!

– Престранный они народ!

– Большие чудаки!

– Благодарю тебя за беседу. Прощай, голубчик Что-Ты-Врёшь!

– До свиданья, добрейший Я-Не-Вру!

Сноски

1

И. А. Крылов «Три мужика».

2

См. В. М. Дорошевич «Г. Демчинский».

3

лат. delirium tremens – белая горячка.

4

лат. millenium – тысячелетие.

5

лат. Odium generis humani – ненависть к роду человеческому.