Мне нельзя тебя любить, оборотень

скачать книгу бесплатно


Вот и мы, оборотни, как эта скотина, послушно делаем, что велено, и рады тому, что имеем. В точности также размножаемся по разрешению хозяев. Да, мы вчерашние животные, что выли на луну и бегали по лесам, жили в норах. Но мы были свободны! Не велика ли плата за сомнительную честь стать человеком? Да и человеком ли?

Вот я кто? Для Лавии, например? Мясо о двух ногах, которое ей, ведьме, приглянулось, да настолько, что она сочла этого волка достойным своей постели. Игрушка для потрахушек. Еще ведь и считает, что облагодетельствовала меня, допустив до тела своего великолепного такого смерда низко рожденного.

Я скрипнул зубами и сжал кулаки. Будь она неладна, эта старшая дочь Маат! Но толком разозлиться не успел – в глаза что-то ударило, ослепив. Что такое? Приставил руку козырьком ко лбу, вгляделся вперед и улыбнулся. Это белые волосы Сильвии сияют на солнце, как невиданное сокровище! Прямо золотое руно из греческих мифов!

СЕБАСТЬЯН

Позабыв про Лавию, стоял и смотрел на младшую дочь Верховной ведьмы. Хоть ее волосы и цвета нетронутого снега, сама она такая теплая, нежная, добрая и наивная. Ни на мать, ни на сестру непохожая. И тянет к ней, как к пышущей жаром печке зимой.

Вот и я не удержался, спустился с пригорка, любуясь оголенными стройными ножками. Улыбнулся, глянув на рыбку, магией сотворенную, что нырнула в озеро.

Заметив меня, Сильвия тут же прикрыла ноги подолом. Жаль, такие красивые были! Попросила про рыбку никому не рассказывать, пришлось пообещать. Сел рядом, а она вгляделась в меня и, будто мать моя, все прочитала по глазам. Но и ей раскрывать ничего не стал. О таком разве расскажешь нетронутой душе, которая и зла-то не видит вокруг себя, всех хорошими считает?

У нее в голове не уместится, что кто-то может пользоваться другими, будто игрушками, не допуская и мысли, что у них имеются чувства, желания, самоуважение. Сильвия и Алану считает достойной прощения, и Лавию, и остальных. Могла бы, наверное, всех спасла бы. Вот только спасать их пришлось бы от самих себя.

Я сидел рядом, грелся о ее невинность, а думать мог только о том, что в свете ее чистых глаз сам себе кажусь перемазанным в грязи. А так хотелось бы счесть себя достойным этой неземной красоты! Укрыть ее от всех бед, защитить, никому не позволять даже думать о том, чтобы причинить ей боль!

Пока эта буря металась в моей душе, безжалостно выкручивая все чувства вдоль и поперек, Сильвия поднялась. Оторопел, глядя на нее снизу вверх, и ляпнул, не глядя:

– Уже уходите?

– Пора мне, – ответила, но заалевшие щечки рассказали правду – сам спугнул, смутил, взбаламутил эту невинность.

И это оборотень, которому молва давно навесила ярлык дамского угодника! Идиот!

– Позволите проводить? – встал и сделал шаг к ней.

– Н-не надо, – отступила тут же.

Волосы, подхваченные ветром, запутались в низко опущенной ветви дуба.

– Ой, – дернулась назад, но раскидистый зеленый великан и не думал отпускать.

Даже ему Сильвия приглянулась.

– Обождите, помогу. – Осторожно отнял у дуба добычу.

– Спасибо, Себастьян, – улыбнулась напоследок и зашагала к поселению.

А я остался смотреть на пару сияющих длинных волосков, которые развевались на ветру, сияя куда ярче, чем золотое руно из греческого мифа.

Что хотите делайте, не удержусь! Глянул по сторонам, не видит ли кто, бережно снял их с ветки. Да простит меня могучий старик-дуб за эту кражу. Настоящая драгоценность! А кто я такой, чтобы ею владеть? Обычный оборотень, бедняк без гроша в кармане, у которого есть только руки-ноги, да самомнение. И еще член, который по нраву Лавии. Не моими лапами чудеса хватать!

Скривился и отпустил волосинки сияющие, отдал ветру, что бережно подхватил их и понес прочь. Все дальше и дальше от меня. Что же я творю?! Погнался вдогонку, упал, запнувшись о камень, схватился за воздух, поднялся, ругаясь, снова помчался и лишь в последний момент, когда сияющие волосинки заскользили над водной гладью, будто солнечные зайчики, успел их поймать.

Выбрался на берег, смеясь в голос. Увидит кто, решит, что Себастьян сдурел. Да и пусть! Снял с шеи медальон, доставшийся мне от отца, раскрыл и привычно улыбнулся, глядя на две миниатюры внутри – я и моя сестра Катерина. Папа заказал их в городе, у заезжего художника. Так мои дети всегда будут рядом, говорил.

Я бережно сложил белые волосинки в кружочек и убрал в медальон. Теперь Сильвия тоже всегда будет со мной. Хотя бы так. По-другому не заслужил.

Глава 4 Выбор книги

ЛАВИЯ

Мурлыкая под нос песенку, которую услышала в городе, я зашла в дом. Вот ведь привязался въедливый мотивчик! А самое главное, под него вспоминаются крепкие объятия Себастьяна и много чего еще. Как, оказывается, приятно хранить такую тайну, которая бродит внутри, как хмельная медовуха, будоражит, обжигает!

– Гошпоша Лафия, – Дженни, увидев меня, присела в неловком реверансе, как я ее учила.

Неуклюжая, как медвежонок! И шепелявая, жуть! Ну, и пусть! Сегодня даже эта недодочь не испортит мне настроение!

– Держи, – я протянула ей персик. – Чего замерла? Что сказать надобно?

– Ш-шпашибо, – прошептала девочка.

– На здоровье, – я взлетела вверх по лестнице.

Ополоснулась, переоделась и успела помечтать о Себастьяне, когда почувствовала, что кто-то стоит в коридоре, напротив моей двери.

– Чего тебе? – спросила, распахнув ее и увидев дочь.

– Шплошить. Мошно? – подняла на меня глаза.

Ишь, как осмелела с одного персика!

– Заходи, – посторонилась, пропуская девочку в комнату. – Что спросить?

– Я… – она отвела глаза и замолчала.

Все, смелость закончилась.

– Да говори уже, что хотела!

Не ребенок, мямля какая-то!

– Дженни, не зли маму, спрашивай. Что хочешь узнать?

– Кто мой папа? – выпалила дочь и тут же отступила назад, втянув голову в плечи.

– Что? – я тоже сделала шаг назад, не веря своим ушам. – С чего вдруг в твою голову взбрела эта шальная мысль?

– Плошто… хочу шнать.

– Просто в этом проклятом мире ничего не бывает, запомни! А твой папочка, – я присела перед ней на корточки, схватила и встряхнула как следует, – был никто и звать никак! Поняла?! Никто он был, никто! Повтори! Повтори, сказала!

– Ник…то, – едва слышно пролепетала Дженни.

– Вот именно! Чтобы больше таких вопросов мать от тебя не слышала! – я оттолкнула ее, встала и указала на дверь, – а теперь прочь с моих глаз!

– Да, вот этот корень боль усмиряет, а листья темные лихорадку прогоняют, – донесся до меня голос Маат, когда подошла к кухне – как всегда, пытаясь отыскать свою служанку Мию. – Верно запомнила, умница.

– Спасибо, матушка, – звонкий голос Сильвии ударил по ушам.

Что они там делают? Почему мать учит младшую травничеству? С каких пор, да и для чего?

– Сделай, как велено, и в полночь ко мне в спальню приходи, поняла?

– Да.

– Одеться не забудь, как сказала.

– Конечно, матушка.

Я подождала немного и вошла на кухню, на которой уже никого не было. Что они замышляют такое? Надо выяснить.

Полная луна пронзала своим ярким светом весь дом, когда я, настороженно слушающая тишину, будто лиса, караулящая мышь-полевку, уловила едва ощутимый шорох шагов в коридоре. А вот и Сильвия! И куда же ты крадешься, сестренка, интересно?

Осторожно приоткрыла дверь. Образовавшейся щелки хватило, что увидеть, как в коридоре колышется белое пятно. Она надела обрядовое платье. Еще интереснее! Избегая скрипучих половиц, я двинулась следом за девушкой. Та подошла к спальне нашей матери, постучала и, получив разрешение, вошла. Маат, мелькнувшая в дверном проеме на секунду, тоже была в белом.

Это поставило в тупик и насторожило еще больше. Верховная ведьма надевает обрядовый наряд только при самых важных ритуалах. Так почему же она сейчас в нем? Сердце нехорошо заныло.

Из-под двери полился сияющий свет. Я поняла, откуда он, когда она приоткрылась, словно от сквозняка. Или от того, что сила внутри уже не умещалась в небольшом помещении. Белая пыль, кружась в воздухе, слетала со страниц гримуара Маат.

Того самого, что никогда не давался мне, когда тайком пробиралась в опочивальню отца и матери, еще в Алалии. Лишь вот так, издалека, краем глаза смогла увидеть это сокровище. Которое по праву принадлежит старшей дочери Верховной ведьмы! Ведь оно перейдет ко мне, когда придет срок.

Но книга неожиданно захлопнулась и пропала с постамента. Сияющая белая пыльца начала меркнуть и падать вниз, как хлопья пепла после пожара.