Снег. Сборник стихов

Ольга Амалфеева

Снег. Сборник стихов

Выбелить

Светлая сторона.

Светлый, как поле, стол.

Слабость и глубина.

Нужно, чтоб ты ушёл.

Нужно вцепиться в грунт.

В воду ничком упасть.

Роем белёсых мух

Белая кроет масть.

Белый, как солнце, день -

Белый, как руки, хлеб.

Белый, как каша, мел -

Белый, как вата, снег.

Белый, как йогурт, храм,

Белый, как платье, дым.

Белой фатою – Вам,

Белой рубашкой – им.

Белый, как голубь, конь,

Белый, как простынь, пух

Белой, как сон погонь,

Речью отбелит слух.

Белый, как ванна, кит

В белом, как ватман, сне

Бело, как парус, спит,

Выбелив в тишине

Белый, как явь, пробел.

Белый. Оставь, как есть.

Белый, иду к тебе.

Ближе. Обнять и съесть.

– – – – -

Nord-ost

Просто ветер. Но какой простор

Сразу в каждом слове и движеньи.

Ветер, ты – немое искушенье

Выйти в небо, не окончив спор.

Сон взахлеб, неистовый плясун,

Бестелесная плоть – лови! плачу!

Ветер! Я не вижу и не слышу.

Просто ветер. Просто я лечу.

– – – – -

Идиот

В мужеском теле проснулась душа ребёнка -

Принять, пожалеть бордельеров, убийцу, лошадь:

Соцветьем подсолнечным, мхом, жёлтым ртом цыплёнка,

Медовой пчелой тянет шею за смутным солнцем.

За ним одуванами крутят с прокрустов ложа

Мужчины и женщины, барин, слуга, чиновник,

То сходят с ума, разглядевши печать Святого,

То с пеною в перьях валяют – «всех бед виновник!».

То, вдруг обнаружив страданье, стучат в ладоши,

И мученик, горбясь, с креста вопиёт к пощаде,

То вскладчину рвутся купить дураку калоши,

То тычут в лицо «изувер» и кричат об аде.

«Уж сгинуть с ума, так счастливой», – твердит невеста,

Хохочет красотка и деньги швыряет в топку,

Целует и рвёт, не оставив живого места,

Взапой с душегубом сжирая страстную стопку.

Сам ли ты путаешь, ангел ли, бес тебя вьюжит –

Нам всё равно, если верим и наоборот.

Не разочаровывай, очаровав, безоружных.

Что же ты делаешь?! – Точно, болван. Идиот!

Не сможешь стать Страшным судом – не тревожь распятье,

Стой под крестом, коль не в мужестве сделать выбор,

Не ври каллиграммой, не трогай китайской вазы,

От смерти ко смерти соблазном вводя на дыбы.

В передней накурено, тают хромые лужи,

Хозяйка под кружевом молит: «Избавь, тяжёл».

Сёстры притихли, поезд, плутая, кружит.

Торжище, рынок. Истошно кричит осёл.

– – – – -

Когда б не прошлое

Когда б не прошлое, мой милый,

Я б одного тебя любила,

Тебя б обманывала я,

Тебе несла все сны и слезы,

Все ветры, оттепели, грозы -

И истрепала бы шутя.

Когда б не прошлое, мой милый,

Тебя бы я не полюбила,

Я не была б тебе верна,

Не называлась бы жена,

Детей под сердцем не носила,

Грусть не проплакала тайком,

Не пожалела вечерком

И нежных слов не говорила.

– – – – -

Не дай мне пройти

Сонмы Святые Небесных Хранителей,

Знаю, всечасно помочь вы хотите мне.

Руки подставив, любовь принимаю

И с благодарностью вас пропускаю

Перед собой к горизонту. И в высь

Бог вас просил, чтоб со мной поднялись.

Сила Небесная, Вечная Стать,

Держишь под мышки рядом стоять.

Крепко прошу и в любви не оставить:

Взяв или отдав разум и память,

В жертве восторга рвану по пути -

Перед Тобою не дай мне пройти.

– – – – -

Загляни в глаза

Загляни в глаза – и узнаешь все,

Все, о чем я молчу столько лет.

Не смотри в пуп мира, не смотри в заплечье -

Ни спасенья, ни правды там нет.

Я не стану лгать, если хочешь знать, -

Оттянул плечи груз снов.

Говорю – чтоб жить. Говоришь – чтоб ждать

Подтвержденья своих слов.

Видишь то, что хочешь. Слышишь то, что нужно.

Я сама зачала этот бред.

Поиграли – хватит. Против всяких правил

Наблюдать исключительно свет.

Я могу одернуть, развернуть за плечи,

Как сама в лабиринте вожу.

Это будет больно – ты не знаешь правил,

Ты играешь, а я – сужу.

Потому, хочешь знать – вслед беде не кричи,

Слышишь так только свой страх.

В суете живем, в ней храним ключи,

Ею кроем надежд прах.

Пусть нам в ней удобно и весьма уютно,

Снять красивую ложь позволь:

Загляни в глаза – ты увидишь всё,

Если правду пропустит боль.

– – – – -

Сказка

Я буду писать тебе сказку.

Длиною в небо.

Длиною в море.

Длиною в взмах руки, не нашедшей ответа.

Длиною в путь света.

Петь её шепотом, шорохом, шелестом – тихо и бережно.

Времена и слова пройдут, а сказка останется.

Крыльями за твоей спиной, маячком в непогоду.

Тайной, зажатой в ладони.

Я стану писать тебе сказку так, как плела из крапивы братьям рубашки Эльза.

Плела и молчала. И крапива впитывала боль и свивалась в кольца кольчуг.

Есть один заблудившийся Ветер. Среди братьев своих он лишний. Они носят гордые имена, тянущие за собой шлейф легенд.

Викинги в рогатых шлемах, хлещущие спутанными гривами крупы крепкие лошади. Туман, просоленные сырые сети и убогие рыбацкие лодчонки на неверной привязи, тычущиеся носом в холодный песок, – Северный. Он – песня Сольвейг. Он – взгляд Снежной королевы и ужимки её троллей. Он в глазах Царевны-лебедь и глубине темной воды под её ногами.

Он – вой волков и вызов Небу. Он в бесовском посвисте и закушенных в кровь губах. Nord – символ свободы, и он же – знак жестокости. Он – знамя сильных духом и дыхание Вечности.

Ветер Южный нетороплив, обаятелен. Нежно обвивает, пересыпает, щекочет песком и засыпает жаром и тяжестью. Тепло целует и душит в объятьях. Не продохнуть.

Западный точен, расчетлив. Он веет. Раздувает паруса и слухи, развевает флаги кораблей, зданий и демонстраций. Строит и ровняет колонны.

Восточный – невесом. Ставит знаки и рисует иероглифы на скалах. Мягко стелется и гасит войны.

Пятый ветер – апрельский росчерк. Им приносится пение ангелов, возносятся снежные хлопья, молитвы и души. Он заветривает корочки на ранах, сдувает пыль с ресниц, щиплет в носу, проходит сквозь пальцы, не давая им сжиматься в кулак, протапливает проледи в заиндевевших стеклах.

Ветер сказок, чудес и песен, восхождения сил и света, он проходит по сердцу искрящимся холодком, забирает его до донышка и несёт, летит ввысь и, отразившись от Неба, исчезает, дабы полное даров, оно отозвалось и просыпало его в твои руки.

Подставь, пожалуйста, руки. Поверни их ладошками вверх –  ты услышишь его: Ветер, Небо, сердце.

– – – – -

Прятки

Я сижу на листе, ни кленовом листе, ни берёзовом,

Нарисованном ручкой зелёной, никем не опознанном.

В сарафане по пятки, собираю тепло и в коленки дышу,

Это – новые прятки: знаю где, а найти не спешу.

Белый клетчатый лист, нет ни пятен ни горьких, ни розовых,

Каждый тонкий его переплёт вымыт синим дождём,

И спеша всё сполна мне сказать, хмуря брови серьёзные,

Мама, я и судьба пусть случайно его пролистнём.

Хоть игра не хитра, но условие есть – принимается тот,

Кто найдёт чистый лист и в лесную траву карандаш обмакнёт,

Изумрудной от кружева сумрак зелёных и света росой

Нарисуй неопознанный лист под ногами девчонки босой.

Я сижу на листе, ни кленовом листе, ни берёзовом,

Нарисованном ручкой зелёной, никем не опознанном.

В сарафане по пятки, собираю тепло и в коленки дышу,

Очень хитрые прятки: знаю где, а найти не спешу.

Это просто игра – собираю тепло и в коленки дышу,

Очень мудрые прятки – знаю где, а найти не спешу.

– – – – -

Поезд

Остановка. Я дальше еду.

Ты выходишь. Найду тебя.

Зверосущным пойду по следу

Небожителем, путь крестя.

Явь, подобно великой тайне,

Безысходна и так проста:

Слабым проданы все заранее

Перспективы на "рядом" места.

Не столкнуться и в "общих" сумятице,

Видеть – и не достать рукой.

В "спальных", где неприлично маяться,

Прорастать сквозь барьер спиной.

Душу тряскою не заныкаешь,

Затряси ее хоть на нет,

Оттого на ходу и прыгаю

И по слуху иду след в след.

Утром тронешься, я – уеду,

В грязный тамбур войдем, как во храм,

Дослюнявим одну сигарету

И завалимся спать. По местам

– – – – -

Искушение как метод

Куришь, не куришь – возьми сигарету.

Пусть не взатяг, до бычка додержись.

Как на войне, сантиметром газеты

Жизнь прогорит… И останется жизнь.

Пуст, невесом, бесполезен как-то,

Как-то не свой сам, и точно ничей,

Сквозь, наугад, напролет, настежь

Стен, разговоров, лиц витражей.

Ты одинок, сам, один, единичный

Против нее – щедрой бабки с косой.

Дай закурить ей – сомлеет, логично:

Кто при деньгах – тот не ходит босой.

– – – – – -

Свет, не спеши

Свет, не спеши, я запомню тепло,

Просто тепло и губ касание.

Не торопись, за окном темно,

Небо снегами струит вязание.

Ветры уснули. Твоё плечо.

Шелест огня, теней венчание,

Шорохи, шепоты, – горячо

Близкого имени величание.

Нежная мокрых ресниц сеть

Путает, ловит и рвёт дыхание,

Всполохи, отсветы… Не успеть

Ни запретить, ни продлить молчание.

– – – – -

Голоса

Ты не останешься, нет, не останешься,

Лишь потому, что и я – уйду

По перволедочку, как по проталинке,

На голоса поутру.

Кто – по теории, кто-то – по памяти,

Кто, как природа велит, по нутру

Ходим, уходим задворками замяти

На голоса поутру.

Слово навстречу – дыханье попутное,

Теплой мелодии дверь отворю,

Время вернется, забыв время смутное,

К вам, голоса поутру.

Розовый мир берегут от разрухи,

Светом во снах, что с собой заберу:

Жесты, улыбки, движения – духи! -

Вы, голоса поутру.

Ты, как они, промелькнешь, не споткнешься,

Вряд ли по кадрам анфас соберу,

Лишь в упокое души обернешься

Болью живой. Поутру.

– – – – -

O женщина

О женщина, сказавшая мне «да»,

Зачем ты обещаний не отнимешь?

Не убежишь, не крикнешь, не покинешь,

Не разобьёшь стального «навсегда»?

О женщина, сказавшая мне «нет»,

Зачем в ночи промокшей не вернёшься,

В чужой квартире в полдень не проснёшься

Под мой скворчащий плотию омлет?

О муза, промолчавшая в ответ,

Твоей рукою движутся светила,

Пылает день, уходит в зрелось сила,

Ложится ночь и восстаёт рассвет.

– – – – -

Рисунок

Я хочу покрасить дом в красный цвет,

Ярко-желтым – окна у него,

Я хочу, чтобы в доме был свет,

Разноцветное лучилось стекло.

Чтобы в доме было восемь свечей:

На рояле, у иконы в углу,

А одна молила ветер ночей,

Истончаясь за тепло наших рук.

Ветер стужами пугает, смеясь,

Ярким пламенем свечи гасит жизнь,

А душа ее, ко мне прислонясь,

На плече лиловой змейкой дрожит.

Ты не плач свеча, не лей горьких слез,

Заслонит котенок лапкой фитиль,

В ярком круге на полу дремлет пес,

В нарисованных полях сына – штиль.

Подарю ему я свой карандаш -

В нарисованное счастье билет.

Там, где "мой" легко исправить на "наш",

Вот покрашу только дом в красный цвет.

– – – – -

И снова всё не так

И снова все не так, и мысли разбежались.

Взять шесть гитарных струн и платье до колен,

Закрыть тихонько дверь, чтобы вы не испугались

В мой дом семи дверей, в мильонный город стен.

Поставит крест на хлебно-молочном рационе,

На наставленьях, пахнущих больничною тоской,

Сведенною спиной не чувствовать погони

И каждой клеткою понять: покой. Покой. Покой.

В последний раз закрыть глаза и за порогом выплеснуть

Тошнотно-дремных контрактур и сладкой боли сеть

И в пустоту принять росу, и капельками вымостить

Дорогу для босых ступней, чтоб пальцам чуть неметь.

Пить влагу тающего дня, собрав в ладоней ковшик,

И всё, что будет – для меня. А все, что было, – в прошлом.

– – – – -

Amen

Ночью

            месяц растет в луну.

Ночью

            за шумом не слышно звёзд.

Ночью

            свет давит, но не усну,

Если

            погаснет стола холст.

Книги,

            чем больше – вернее связь

С твердью,

            что ходит у самых ног.

Книги -

           святая моя часть.

Только

            для ночи какой прок.

Мне бы

            листать да листать всласть,

Мне бы

           плести полотно уз.

Книги -

            слепая моя часть,

Камень

             с души да на стол груз.

Ночью

            свет давит, сны горячи,

Месяц

            никак не родит луну.

В белом

            вслед смерти глядят врачи,

Белым

            листом раны полосну.

– – – – -

Пойдём пошуршим

Пойдём пошуршим, и с осенними листьями канем

В сон ртутного озера, где немота глубока.

Со стылым рассветом восстанем, и с инеем станем,

Падём тёмной гроздью, как кровью, с рябины крыла.

– – – – -

Разложу фотографии на стол

Разложу фотографии на стол,

Что ж, давайте посидим, поговорим.

Если хочешь быть не просто знаком,

Тоже свой портрет подари.

Там, где смотришь в объектив, как в глаза,

Где один, а значит, только со мной,

Разбежимся, не спросив адреса,

Но тетради, по привычке, – с собой.

По прошествию экстремума max,

С неизбежностью в экстремуме min

В поисках утраченного вас,

Вас найду, не изменившим лик.

Вас, не изменивших никому

В неопределенности помех,

Наблюдавших молча игру,

Ждавших здесь, не требуя вех.

Вас, неосудившие глаза,

В темноте тетрадей увожу,

Вас на стол вечерний положу,

Вас коснусь губами, вам скажу…

Посидим, уже поздно лгать,

Явь подступит к горлу, как смех.

Второпях захлопну тетрадь,

Недообозначив свой грех.

– – – – -

Полюби меня

Полюби меня. Это не страшно,

Что уж страшно в любви, так страх

Разлюбить, расхотеть, раскашлять

Не в сезон, задушить в руках.

По химчисткам разбить колени,

По церквам пробежать по пути,

А в огонь, там, где сердце,

Из лени не зайти, даже не зайти.

– – – – -

В сетке штор

В сетке штор

качается свет фонарей.

Свет далёкий и близкий,

молчит, искрится.

Ты звонил час с лишним,

два с лишним назад, винился,

Говорил: жду автобус,

уже еду, -

Тут ходьбы пять минут,

а ты год не был.

Может что случилось…

Что случилось, люди?

Ну куда пойти,

где искать будем?

…На плите чайник стынет,

и пропал ужин,

Пропадай ты, милый,

ну кому нужен?

Свет в ночи ярче,

открыть бы шторы, да страшно, -

Вдруг я ждать устала,

а ты звонил о важном.

– – – – -

Плач

Тебя не стало лишь вчера,

За двадцать дней до смерти снега.

Споткнулась странная игра –

Ты в этом споре вышел первым.

О люди! Пеплом изойти,

Свернуться жухлою корою –

Я не хочу теперь расти

Ни человеком, ни травою.

Мучитель! Вместо сына рук

Ты мне в насмешку крест оставил.

Что ж не сберёг мне он тебя,

Надежды даже не оставив?

Где был он в этот страшный час?

Где благодать и справедливость?

Коль не дал сил с тобой лежать.

А жить давно я разучилась.

Из обгоревшего листа

Не выйдет и плакучей ивы,

Мы никогда не будем живы -

Всё исковеркала война.

Будь милосерден, отпусти

Ко скорби, Вечный дух вселенной!

Ведь я смогу его простить,

Когда не буду в жизни пленной.

Тебя не стало лишь вчера.

– – – – -

Город

В этом жёлтом окне на кирпичной стене

Дремлет медленный свет, прислонясь к тишине.

А шальные лучи, покидая алтарь,

Льют на серых камнях разноцветный хрусталь.

Этот город немой, этот город – ничей

Обойдётся без гениев и лихачей,

Всё давно решено: этот – друг, этот – враг,

И просчитан давно каждый день, каждый шаг.

Луч, возьми меня с собой:

Лунным светом обручен,

Я с холодной головой

На бессилье обречён.

Поднял луч над землёю на тёплый этаж,

Заржавел красный кран, умер верный мой страж,

Обветшали дома: город – стар, город – спит,

Он не страшен теперь, как бессильный старик.

За столом абажур, а в ногах – серый кот,

Вот он свет, вот он дом, но забито окно,

И ночами во снах серый сторож стоит,

Тянет в щёлочки штор серый неба магнит.

Луч, возьми меня с собой!

Тёплым светом приручён

На бессмертье обречён

От себя я отлучён.

Луч, возьми меня с собой.

– – – – -

У лягушки – погремушки, у барана – барабан

Как по лесу, по опушке

Шла лягушка с погремушкой

И трещала, и звенела,

Голосисто песню пела.

Солнце весело светило,

Дождик лил как из ведра,

Колосились апельсины,

И черёмуха цвела.

Рано утром, ровно в полночь,

Обойдя вокруг земли,

С погремушкой под подушкой

Спит счастливая лягушка.

Спит и снится ей баран,

У барана – барабан.

Он басит на всю округу,

Лес и горы вторят звуку.

Разнесчастная лягушка

Посмотрела на игрушку,

Что была ей как подружка,

Но теперь была не нужной.

В тот же день, скажу на ушко,

Лягушонка у цыган

Обменяла погремушку

На огромный барабан.

Что с красою этой делать -

В путь и омут не возьмёшь,

Звук, как гром средь ясна неба,

Под такой не попоёшь.

Ни покоев, ни покоя,

Песен нет, один обман.

Возверните погремушку,

Заберите барабан!

В такт шагам трещал ошейник,

Шел баран, совсем один,

Без хозяина и денег -

И увидел тамбурин.

Обменялись, Бог Небесный!

Прослезились, обнялись.

А ciascuno il suo felicit; -

Найти своё, самим найтись!

– – – – -

Сон

Я с криком выпадаю из окна…

А, может, и без крика – всё равно.

Вперёд спиной. Залёная луна.

Чуть дальше – освещённое окно.

Быстрей, чем бритву поднести к руке,

Зато потом больней и не верней,

Паденье не полёт – и в черепке

Завеса страха, немельканье дней.

Ему глаза от ужаса круглить,

Ему молитва, а за ней – мольба.

А я, не долетая до земли,

Стираю под с поднявшегося лба.

А я, не долетая до земли,

Стираю пот с поднявшегося лба.

Сон.

– – – – -

Не знала я

Не знала я,

              что так пусто.

Не думала,

              что так больно.

Быть колокольней

              без колокола,

Быть колоколом

              без колокольни.

Не оплела

               печалью

Сердце

               тоска по дому -

Распахотило

               рваною

                раною.

Да по живому.

Коль

               не забуду голоса,

Не потеряю