Мой любимый врач

Аля Полякова, Саша Ветрова

Мой любимый врач

1 Глава

Вера

– Вер, поторопись, Григорьевич нам головы оторвет, если мы на практику опоздаем, – раздается над ухом голос моей подруги Светки.

– Бегу! – кричу я, бросая в косметичку тушь, которой так и не успела накрасить ресницы, и на ходу застегиваю пуговицу на джинсах.

Светка права. Павел Григорьевич Муромский, преподаватель кафедры травматологии и ортопедии в университете, сегодня организовал нашему потоку поход в приемное отделение дорогущей частной клиники, куда пациентов привозят со всей области. Заведующий отделения травмы там – молодой медицинский вундеркинд Тимур Шахов, от которого без ума весь город. Он переехал к нам, закончив с отличием Медицинский в Москве и проведя четыре года на стажировках в Израиле и Германии. И в первую же неделю работы спас от ампутации ноги мэра города, который попал в аварию. Естественно, тут же стал городским героем. А уж когда его фотки разошлись по местным пабликам, окончательно закрепился в списке секс-символов. Красивый, мрачный, недоступный, еще и врач – тут без вариантов.

– Вера!!! Полчаса до начала практики! Хочешь опоздать???

Опоздание в клинику или еще хуже – неявка, может грозить нам серьезными проблемами вплоть до незачета по предмету Муромского на ближайшей сессии. А мне это ни к чему – я получаю стипендию. Она хоть и скромная, но позволяет мне сводить концы с концами, учитывая что на нормальную работу в связи с бешеной загрузкой по учебе на последнем курсе я устроиться не могу. Так что нет, опоздать я точно не хочу.

– Не кричи, я готова.

Схватив сумки и на ходу одевая куртки, мы со Светкой выбегаем из общаги и даже заскакиваем в уже отъезжающий от остановки автобус, но все равно опаздываем.

– Капец! – сокрушается подруга, глядя на часы на экране своего старенького мобильного. – Пять минут десятого. Нам хана.

– Не каркай! Может, успеем. Ты студенческий взяла? Для прохода нужен.

С трудом пробившись через пост охраны, тыча в лицо охраннику студенческими, мы забегаем в приемное отделение клиники и резко останавливаемся.

Вся группа в полном составе во главе с Григорьевичем полукругом выстроилась вокруг высокого статного мужчины в синем медицинском костюме. Шахов. Собственной персоной. Даже лучше, чем казался на фотографиях. И он сейчас с таким недовольным выражением смотрит на нас со Светкой, что мои колени становятся ватными, и я цепляюсь за руку подруги, чтобы не упасть.

– Павел Григорьевич, я, кажется, говорил, что опаздывающие не допускаются до участия в практике? – говорит Шахов так строго, что у меня поджилки трясутся.

– Мы не опоздали! – выпаливаю я, не дожидаясь, пока преподаватель выставит нас за пределы клиники.

– Я ждал вас к девяти. На моих часах сейчас девять ноль семь, – с нажимом произносит он, пронзая меня ледяным взглядом карих глаз.

– Мы не могли прийти раньше! Мы спасали жизнь! – Господи, что я несу? Но мне просто ничего другого на ум не приходит. Не могу я допустить, чтобы нас сейчас выгнали.

– Интересно, – насмешливо тянет Шахов, не сводя с меня своих гипнотических глаз, и мое желание провалится сквозь землю только возрастает. – И кому же вы спасли жизнь?

– Дедушке! – приходит на помощь Светка. – Ему стало плохо в автобусе. В том, который от нашей общаги к вашей клинике идет. Нам пришлось сделать ему…

– Неужели искусственное дыхание? – уточняет Шахов саркастически, вызвав волну смешков среди наших одногруппников.

Посылаю им гневный взгляд. Сама бы посмотрела, как они выкручивались в такой ситуации.

– Перевязку! – теперь моя очередь спасать Светку. – У него развязалась повязка бинтовая на руке и мы сделали новую.

– Я думал, что дедушке стало плохо? – уточняет Шахов, теперь откровенно над нами издеваясь.

Его темная бровь нахально выгибается. Губы (идеальной формы, между прочим четко очерченные, не тонкие, но и не чересчур объемные) кривятся в подобии улыбки.

– Он не выносит вид крови! – нахожусь я. – Повязка развязалась, он увидел свою кровь и ему поплохело. Мы сделали ему новую. И он довольный поехал по своим… делам!

– Делам? – повторяет Шахов.

И хотя говорит он строго, мне вдруг впервые кажется, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Ну да, какие могут быть дела у дедушки? На рынок, внуков проведать или…

– На кладбище! – перебивает меня Светка.

Это контрольный выстрел в голову. Потому что все наши одногруппники начинают хохотать в голос.

Уму непостижимо, но Шахов тоже улыбается, недоверчиво покачивая головой. Переводит насмешливый взгляд с меня на Светку и обратно, почесывая волевой подбородок двумя пальцами и, видимо, мысленно решая нашу судьбу. За его спиной Павел Григорьевич закатывает глаза и отворачивается, чтобы угомонить шумных студентов. Мы явно нарушаем частный покой вип-пациентов больницы.

Пытаюсь принять максимально невозмутимый вид, отведя взгляд, но все же каким-то чудом встречаюсь глазами с Шаховым.

Он смотрит на меня чуть дольше, чем на Светку, а может это от выброса адреналина мое воображение немного разыгралась и мне это только привиделось.

– Ну что ж, спасительницы, идемте. Мы и так потеряли из-за вас десять минут, – говорит травматолог, кивком предлагая нам присоединится к одногруппникам и завкафедрой.

Светка опустив голову быстро пробегает мимо него, разматывая на ходу шарф, а я немного мешкаю. Цепляясь пальцами за ремешок сумки, стаскиваю с волос шапку и замедляюсь напротив мужчины, заглядывая в его насыщенного цвета карие глаза и произношу:

– Спасибо большое.

– Дедушку благодарите, – усмехается Шахов.

2 Глава

Вера

– А он хорош… – шепчет впереди идущая Лиза Колозина, разглядывая широкую спину нашего вип-экскурсовода, за которым мы гуськом семеним по направлению к приемному покою, первой точке нашей экскурсии. – Я бы с ним попрактиковалась.

Многие мечтают попасть в эту клинику на практику. У меня тоже есть такая мечта, но я знаю, что места сюда давно поделены между нашей «элитой» и «талантливыми» студентами. В основном конечно теми, чьи родители на постоянной основе отстегивают щедрые дотации нашему универу. Я в их число не вхожу. Мои родители – простые работяги. Мама работает в сельской библиотеке, папа всю жизнь пашет на заводе. То, что я смогла поступить на бюджет, – единственный мой шанс выбиться в люди.

– Кольца нет, – в тон ей отвечает ее подруга Яна Володина. – Практика может быть очень интересной.

Я отчего-то злюсь. Лиза и Яна считаются главными красотками нашей группы и относятся к категории элиты. Можно не сомневаться, что если кто-то из наших и попадет на практику к Шахову – то это они. Так несправедливо! Ведь и та, и другая едва выезжают на тройках.

– А мне показалось мы здесь для того, чтобы оценить иные его умения, – вставляет Светка.

– Мы все оценим, Епишина. Не переживай, – самодовольно улыбается Колозина. – Потом и тебе расскажем.

– Идиотки…

– Что ты там вякаешь, Епишина?

Дергаю подругу за рукав, чтобы помолчала. Ну куда она лезет? После нашего перфоманса лучше вообще не высовываться. Дедушку спасали… Надо же было такое придумать!

Мне хочется стукнуть себя по лбу и провалится сквозь вычищенный до блеска кафельный пол. В этой клинике кажется все стерильно. А еще очень стильно и оснащено дорогим оборудованием. Все для комфорта пациентов и удобства врачей. Просто мечта…

Пока мы проходим мимо кабинетов и платных палат, я пытаюсь заглянуть в каждую, хотя бы одним глазом. Так около лестницы на нашем пути попадается дверь с табличкой, на которой выбито имя Тимура Юрьевича Шахова. Видимо это его кабинет.

Не знаю почему я замедляюсь перед ней. Хозяин кабинета идет впереди нашей колонны – что интересного может быть в пустом помещении? Но отчего-то меня как магнитом тянет к нему. Мама как-то говорила, что рабочее место может многое сказать о его владельце. Ну и что? Зачем мне знать что-то о нем? Он вообще… Даже смешно говорить, что Шахов не в моем вкусе. Мы с ним просто в разных весовых лигах. И все же…

Задумавшись, я не замечаю, что все останавливаются и со всей дури влетаю во что-то твердое.

– Ой! – бормочу я, ощущая на своих предплечьях стальную хватку мужских пальцев.

– Действительно, ой, – лениво тянет голос, от которого у меня мурашки бегут вдоль позвоночника вниз и обратно. – О чем мечтаем?

Под сдавленные смешки за спиной, поднимаю глаза и встречаюсь с серьезными карими глазами.

– Я… Простите…

– О дедушке она мечтала, – вякает Володина, и вся группа тут же начинает смеяться.

Сгорая со стыда, я отвожу глаза от Шахова. Что за день сегодня такой? Прокол на проколе…

– Баллы за юмор я на практике не начисляю, – вдруг сухо заявляет завотделения, убирая свои руки с моего тела. – Кому хочется посмеяться – в «Камеди Клаб».

Тишина, которая возникает в помещении после этой отповеди Шахова такая напряженная, что хоть ножом резать. И я все понимаю, этот мужчина просто ценит дисциплину, но не могу отделаться от мысли, что здесь и сейчас он меня поддержал.

Остаток экскурсии проходит без происшествий. Шахов показывает нам здание, объясняет принципы работы в клинике, потом заводит нас в кабинет рентгенологии, показывает снимки неизвестного пациента, попавшего к нему после аварии, и предлагает каждому из нас дать рекомендации по необходимым мерам для восстановления конечностей.

Костя Бархатов, конечно, выступает круче всех. Он лучший в нашей группе, потомственный хирург, так что нет ничего удивительного, что его решения Шахов находит самыми рациональными. Но чего никто из нас не ожидает, так это того, что в финальном разборе врач уделяет особое внимание моему предложению по восстановлению подвижности ног.

– Хорошая идея, – резюмирует он, посылая мне скупую профессиональную улыбку.

– Спасибо, – с трудом выдавливаю из себя, отчаянно краснея.

Когда в финале экскурсии Шахов провожает нашу группу, я вдруг замечаю, что выглядит он утомленным и, прощаясь, с трудом подавляет зевок. Наверное, на работе он и так ужасно устает, а тут еще группа неофитов ему на голову свалилась…

– Ну и денек! Может, в кафе сходим? – предлагает Светка, когда мы оказываемся на улице.

– Какое кафе, Свет? Мне до конца месяца гулянки не светят, знаешь же, – говорю с сожалением. – Надо на новые ботинки отложить, а то Новый год на носу, а я все еще в кроссовках хожу. Холодно.

– Эх, ну, давай я тебя угощу.

– Ты уже угощала. Больше я не позволю. Да и мне надо в библиотеку. Через неделю доклад сдавать Петренко, а я еще не приступала.

– Скучная ты, Соколова, – дует губы подруга.

– Ну, какая есть.

Обнявшись на прощание, мы со Светкой расходимся в разные стороны. Она прибивается к группе девчонок, которые пошли прогуляться, я иду на остановку, когда вдруг замечаю вывеску «КапКофе».

Мне отчаянно нужно экономить. Мне действительно нужно, но почему-то я лезу в кошелек и, достав сотенную купюру, иду к окошку заказа.

– Мне кофе. Американо. Без сахара. Хотя, нет, добавьте один.

Сжимая в руке бумажный стаканчик с крышкой, я возвращаюсь обратно в клинику. К счастью, после утреннего перфоманса охранник меня узнает и не пытается задержать.

Прошмыгнув через приемный покой, я иду по коридору и, замерев в нерешительности перед нужным кабинетом, тихо стучусь.

– Войдите.

Сердце у меня в груди бьется как сумасшедшее. На спине выступает холодный пот, а а желудке словно камень опустился. И я все еще не понимаю, зачем это делаю. Но резко выдохнув, я толкаю дверь и вхожу, готовая, кажется ко всему.

– Что-то забыли? – удивленно спрашивает Шахов, оторвав взгляд от экрана компьютера.

– Я… Нет. То есть, да, – торопливо подхожу к столу и ставлю перед врачом стаканчик кофе. – Не знала, какой вы любите. Это Американо. И одна ложечка сахара.

– В честь чего?

– Спасибо за экскурсию, – бормочу на выдохе, отчего голос звучит сдавленно и с придыханием.

Кошмар. Я такая идиотка. Зачем сюда приперлась?

– Спасибо… – так же удивленно тянет Шахов и смотрит на меня, словно ждет какого-то продолжения.

Краснею до самых корней волос. Резко разворачиваюсь и, больше не задерживаясь в кабинете, со всех ног несусь прочь.

3 Глава

Тимур

Широко зевнув, потягиваюсь на узкой кушетке и резко принимаю сидячее положение. В глазах на мгновение темнеет, едва не вырубая меня, а любое движение отдается болезненным спазмом во всем теле.

Надо записаться на массаж. Волшебные руки Натали всегда приводили мою шею и спину в порядок. График у нее в основном дневной, а у меня в последнее время он круглосуточный. Как уволился второй оперирующий хирург-ортопед так вся травма на мне повисла.

Попаданцам в дтп, летчикам с этажей и просто не самым везучим людям не объяснишь, что врач не может вкалывать двадцать четыре на семь и иногда ему тоже нужен перерыв. И кофе.

Да, черт возьми. Кофейный допинг – вот что мне сейчас нужно.

Перевожу взгляд на часы на руке. Шкала стресса огненно красная, пульс немного завышен, и это после небольшого отдыха.

Выхожу из палаты в пустынный коридор клиники.

Вечером на втором и третьем этаже жизнь немного затихает, чего нельзя сказать о вечном аврале в приемном.

– Что у нас сегодня? – интересуюсь, притормаживая около поста медсестры.

Ассистентка Мила вскидывает на меня голову, застигнутая врасплох, торопливо переворачивает свой телефон, в котором она зависала все это время, экраном вниз.

– Ничего. Пока все тихо. Пациент в пятой просил дополнительный йогурт на полдник. Это все из происшествий.

Я говорю тихо здесь. Скучно.

– Это хорошо. Из приемного звонили? Экстренного ничего нет?

– Нет, если бы позвонили, я бы вас разбудила, – улыбается, опирается локтями на стол, открывая моему взгляду аппетитные полусферы, выглядывающие из ее весьма откровенного для медицинского работника декольте. – Можете еще отдохнуть. Или мне вам в этом помочь?

Почесав бровь, смотрю туда, куда приглашают мои глаза, прикидывая сколько у меня есть свободного времени.

Милу бы сослать на недельку другую в приемный покой, чтобы опыта поднабралась и жизнь понюхала. Но один хороший знакомый очень попросил присмотреть за его племянницей и особо не нагружать.

Иногда нагрузка ей достается. Иного рода. Всегда окрашеные в красный губы Милы хорошо смотрятся на моем члене и умело доставляют быструю разрядку, которая порой жизненно необходима после особо сложных случаев. Да и вообще, где мне еще трахаться, если я уже перевез свою зубную щетку в клинику?

– Сегодня помощь не требуется, – категорично отклоняю прозрачное приглашение. – Свежие анализы уже пришли? Прикрепи их к картам и пришли мне. Буду у себя.

– Как хотите, – обиженно бурчит Мила.

Мне не до сантиментов, да и некогда носится с обиженной женщиной. Обычно попадаются понятливые. Отлично знающие, что нужно взрослому, работающему как вол мужику.

Если возникнет проблема, то с Милой нам придется проститься. Перевести ее в другое отделение клиники не составит труда, на крайний случай уволить. Ничего личного.

У меня нет времени на длительные ухаживание, отношения и привязанности. Их просто некуда впихнуть в мой график.

По пути в свой кабинет, где меня ждет куча незаполненных карт пациентов – обожаю – и недопитый черный кофе, захожу в пару палат, проведать оставшихся пациентов. К вечеру пятницы в основном все спешат выписаться.

Торможу около кофейного автомата на первом этаже. Кофе здесь паршивый, горчит. Давно хочу разорвать контракт с фирмой, которая обслуживает его, но все некогда этим заняться. Главному врачу нет дела до того, какие помои пьют его сотрудники и пациенты, главное какой они приносят выхлоп.

Пока автомат плюется коричневой жижей в пластиковый стакан, скрестив руки на груди вспоминаю ароматный американо недельной давности. Крепкий кофе, тонкий аромат, немного сладости. И конечно на ум приходит образ студентки, которая мне этот кофе презентовала.

Презентов в моей жизни было не счесть, журчащий фонтан в холле один из них, но этот кофе почему-то запомнился больше всего. А еще запомнились длинные ноги, обтянутые синей потертой джинсой, упругие ягодицы, тонкая талия и огромные голубые глазища.

История про деда тоже запомнилась, но задница все же больше.

Шахов, потрахайся уже, а. Найди время.

Хмыкнув себе под нос, забираю кофе.

В сторону приемного проносится дежурный терапевт.

– Че там, Миша? Помощь нужна? – интересуюсь.

– Укус собаки. Пока не видел, но Львовна все описывала в жутких красках. Хочешь глянуть?

Ненавижу тратить время на бумаги. Если нужно, я лучше вправлю пару костей. Так что мой выбор очевиден.

Отхлебнув кофейные помои, отправляю их в мусорное ведро.

– Идем.

Первое на что обращаю внимание в приемном – это тихие всхлипы. Слезами меня не пронять, но когда я вижу кто их роняет, в груди неприятно тянет.

На кушетке сидит девчонка с экскурсии, та самая, которая опоздала, спасая пенсионера, и забежала ко мне в кабинет с волшебным кофе. Имени я ее не узнавал, но лицо не забыл. Ничего такого, чтобы я не видел раньше – большие глаза, вздернутый носик, пухлые губы – но все в комплекте странным образом цепляет.

Миловидная. Свежая. Очень молодая. Это я для себя напоминаю, чтобы разное в голову не лезло.

Правда, сейчас девчонка совсем не в кондиции для влажных фантазий: нос красный, ресницы слиплись, по щекам катятся мокрые дорожки. Смотрит на меня, широко распахнув голубые глазища.

– Здравствуйте… – пищит придушено. – А я… Вот…

Блять.

На икроножной мышце рваная кровоточащая рана.

Быстро оцениваю обстановку и отодвигаю Мишу в сторону.

– Я разберусь.

4 Глава

Вера

Затаив дыхание наблюдаю, как великий и ужасный Шахов опускается передо мной на корточки и внимательно осматривает место собачьего укуса.

– Сама что-то делала? – спрашивает строго.

– Ничего, – всхлипываю я. – Это случилось десять минут назад. Хозяин пса сразу привез меня в клинику. Я не хотела, говорила, что справлюсь сама, у меня в общаге есть перекись, но… Очень больно. Кровь так хлестала.

Пока я лепечу свой бессвязный бред, в приемном появляется медсестра с каталкой, и Шахов молча подает мне руку, чтобы помочь пересесть на нее.

– Нет-нет! Я вызвала такси, поеду в обычный травмпункт. У вас ужасно дорого… – бормочу между всхлипами.

Мне стыдно и некомфортно говорить такое, но думать о ране на ноге, когда перед глазами вспыхивает прайс услуг клиники, который я видела на их сайте, у меня не выходит. Я туда заходила несколько раз за последние дни… Особенно в раздел «Наши врачи». Не знаю зачем. Для общего развития.

– Сама сказала тебя хозяин пса привез, он и оплатит. Я прослежу, – возражает Шахов, обхватывая мою ладонь своей огромной пятерней.

На одно короткое мгновение я оказываюсь прижата к его широкой груди. Дыхание от неожиданности перехватывает, а в ноздри бьет запах – смесь одеколона, медикаментов и чего-то очень мужского. И очень приятного.

– Тимур Юрьевич, я могу обработать рану, – предлагает хорошенькая медсестра, которая все это время с не самым дружелюбным выражением на лице стоит рядом.

– Сам, – коротко отвечает врач и, увозя меня в процедурный кабинет, напоследок командует. – Подготовь документы, Мила. Хозяина собаки не отпускай, пока он все контакты не передаст. Если будет возникать, грози ментами или меня зови. Собаку нужно на бешенство проверять. И спроси про прививки.

Я не знаю почему, но мне очень приятно, что Шахов сам вызвался заниматься моей травмой. Он же большой врач, все перед ним трепещут, а мой случай не такой уж сложный, но он почему-то возится со мной, не позволив сначала другому врачу, потом этой медсестре позаботиться обо мне.

Обработка раны занимает минут десять. Движения Шахова четкие и уверенные. И даже несмотря на то, что мне очень больно, я почти забываю об этом – настолько зачаровывает меня его работа. А еще от дискомфорта отвлекают его увитые венами сильные загорелые руки и склоненная над моей ногой темная голова, которая иногда опускается так низко, что я совсем не вижу его лица.

– Зашивать нельзя, знаешь же? – спрашивает он хмуро, вскидывая на меня глаза

Пойманная с поличным за разглядыванием, отвожу взгляд. Киваю.

– З-знаю.

Шахов выкидывает в ведро пропитанную концентратом марлю, на которой проявились следы моей крови, другой рукой держит мою щиколотку, хотя мне отчего-то кажется, что он уже должен был бы ее отпустить. И так мне приятно становится… Тепло. Пусть бы вообще никогда не отпускал.

От этой мысли мои щеки вновь вспыхивают.

– Я введу иммуноглобулин, наложу повязку, – возвращает меня с небес на землю деловитый голос врача. – И вакцину через полчаса придется ввести.

– Хорошо. Я поняла.

– Уколы дома есть кому ставить? – наши глаза встречаются, в его мерцающих карих застывает вопрос. – На третий, седьмой и четырнадцатый день повторить надо будет точно. Самой себе не рекомендую лепить, хотя знаю некоторые врачи такое практикуют.

– Моя подруга. Света… – бормочу я, снова отчаянно краснея. – Мы вместе живем в общежитии.

– Любительница дедушек, – сухо комментирует Шахов.

– Д-да, она.

С минуту мы молчим. Врач снова занимается моей раной – протирает антисептиком, вводит шприцом лекарство, накладывает тугую повязку. Я совершенно невпопад думаю о том, как хорошо, что утром я побрила ноги. Ну не дурочка ли я? Мою голень превратили в решето острые зубы огромной овчарки, а я думаю… Совершенно не о том. Мне юбки, между прочим, носить не светит теперь целую вечность!

– Я сейчас уйду проверить своих пациентов, а ты здесь посиди, – командует Шахов, поднимаясь на ноги. – Если почувствуешь себя плохо – зови медсестру, в коридоре кто-нибудь да будет. Попрошу заглянуть к тебе коллегу минут через десять.

– Не надо.

Шахов не слушает, сдирает грязные перчатки, метким броском отправляя их в ведро у входа.

– Вернусь – поставлю тебе вакцину.

Наверное, оттого что я молчу, мужчина снова хмурится. А я просто… Не знаю. Я в таком шоке от всего происходящего. И непосредственно укус собаки тут – последнее дело. Меня волнует неожиданная забота завотделения, гигантский счет, который я могу получить из этой клиники, что будет с бедным псом, если у него обнаружат бешенство… Он сорвался с поводка, когда я мимо пробегала, пытаясь успеть на свой автобус. После универа немного решила прогуляться и сама не заметила, как ноги привели к этой клинике.

– Поняла?.. – с нажимом спрашивает Шахов, внезапно опуская свои огромные ладони на мои плечи. – Голова не кружится? Посмотри на меня…

Он замолкает, и я понимаю, что он понятия не имеет как меня зовут.

– Д-да… – шепчу я, облизывая пересохшие губы. – Все поняла. И… Я Вера. Вера Соколова.

– Отлично, Вера Соколова. Будем верить, что отделаешься легким испугом, а рана до свадьбы заживет, – банальная шутка Шахова немного разряжает обстановку, но горячая тяжесть его ладоней все еще ощущается слишком… Реально.

Веду плечами и чужие руки тут же исчезают.

– Шрам останется…

– Шлифовку сделаешь, – отмахивается беспечно. – Главное, чтобы никакой заразы не было.

Ему, конечно, легко говорить. В конце концов, мужчину шрамы украшают. А я с рваным белесым шрамом буду всю жизнь стесняться своих голых ног…

Пока я жду когда мне смогут поставить укол, несколько раз заглядывает медсестра. Мне даже кажется, что слишком часто. И приносит стаканчик с водой, когда отказываюсь от других напитков.

Через сорок минут заглядывает сам Шахов. На его лице защитная маска, в руках уже подготовленный шприц. Он молчит, но и без слов все ясно – невысказанный приказ так и витает в воздухе.

Послушно оголяю плечо.

– Пятнадцать минут посидишь и можешь идти. Хозяин все оплатил и вызвал такси, – коротко инструктирует Шахов, после того, как зажимает место укола ваткой. – Поняла?

– Почему вы постоянно спрашиваете поняла ли я? Вы считаете меня идиоткой? Из-за той истории с дедушкой? – выпаливаю недовольно.

Сразу же, конечно, жалею о своих словах и дерзости. Опускаю взгляд, рассматривая свои колени.

– Нет, Вера. Идиоткой я тебя не считаю. Мне важно донести до своих пациентов информацию и важно понимать, что они ее усвоили и применят на практике. Ты и так уже собиралась отсюда уехать в районный травмпункт, еще не хватало отказываться от комфортного такси ради гордой поездки на автобусе, – говорит Шахов.

Его слова заставляют меня стыдливо поморщиться.

– Извините…

– Извиняю, – легко произносит и улыбается так, что вокруг его глаз собираются лучики морщинок.