Ложь в двенадцатой степени

«А кто-то, – подумала Хельга, – до сих пор в кошмарах слышит хриплый голос, с важностью доносящий об убийстве, как будто это водружаемый на пьедестал артефакт… У всех есть что-то принесенное во взрослую жизнь, коловшее под ребрами или саднившее, как незаживающая рана. Печальная особенность психики».

– Да, это хорошо, что прошлое остается в прошлом, – подытожила Хельга. – Сейчас вас никто не заставляет выполнять домашнюю работу, стоя за дверью и подглядывая в щелочку, делаете вы или нет.

Бинго! Это было попаданием в цель. Оно того стоило – пройти весь путь по тропинке детства, чтобы упереться в сияющие ворота. Хельга видела, как помрачнело лицо Грега, и испугалась, что переборщила. Возможно, она нащупала что-то совсем страшное, а вовсе не то, что хотела.

– Да, я бы сказал, что так и есть… Да, но…

Собеседник Мантисс как будто не мог решиться закончить предложение. Однако теперь, пройдя через детские воспоминания, он не мог сразу вернуться к холодной скрытности. Невольно Грег раскрепостился и уступил Хельге.

– Удивительно, что вы сейчас сказали об этом. Я как раз недавно думал… Видите ли, я не хожу в церковь. Да и некому больше заставлять меня читать молитвы в комнате, так что я бы и не вспомнил того давно забытого чувства. Но… – Голос его звучал неуверенно. – Иногда меня посещает похожее чувство, словно я до сих пор наказанный ребенок, а через щель в двери за мной кто-то наблюдает. Пристально так, не отводя взора. Тело пронизывает холодок, когда я прибираюсь в секторах… Ну, я имею в виду те помещения, которые отпираются картами первого уровня.

– И как часто вы бываете в них?

– Меня пускают туда раз в неделю. Типичные офисы, ничем не отличаются от остальных. Как я догадался, там есть еще парочка комнат, в которые меня не пускают.

– И вам становится не по себе, когда вы оказываетесь там?

Хельга с неудовольствием отметила, что буквы на страницах блокнота вдруг начали плавать и плясать, и протерла глаза. Грег говорил о помещениях, смежных с «покоями МС». Если именно там уборщик ловил холодок (и это не было преувеличением), причина могла состоять в близости объекта изучения.

– Похоже на… мурашки. А иногда у меня портится настроение. Не люблю я эти сектора. Я не суеверный, я уже говорил это. Но знаете, есть такие места, в которые входишь – и… знаете, как будто что-то сгущается вокруг… такое… – Собеседник Мантисс поводил руками, попытавшись наглядно изобразить то, что описывал.

– Воздух давит, – подсказала Хельга.

– Да, похоже. И сразу как-то одиноко становится, и глупости какие-то вспоминаются. Знаете, как на кладбище. Там тоже постоянно мысли о вечном в голову лезут. Так и в этих секторах. Они как… ма… магниты, что ли. Ну, это уже мои фантазии, я думаю.

– А потом, когда вы выходите из них, глупые мысли все еще преследуют вас?

– Я… не знаю. Никогда не обращал внимания.

Значит, нет. Если бы подцепленное в секторах настроение сопровождало господина Биллса и дальше, он бы точно это заметил и запомнил. Мантисс зажмурилась и резко распахнула глаза, поняв, что нечеткость зрения не уходила. Допила остатки кофе и почти на пальцах принялась объяснять Грегу, что он мог бы предпринять.

– Ничего страшного в том, что вы чувствуете давление в секторах, нет. Вы просто очень чувствительный человек. Однако я по себе знаю, что какие-нибудь дурацкие мысли отвлекают и вообще здорово досаждают. Было бы здорово, если бы мы могли натянуть на голову оберегающую от глупых мыслей шапочку и спокойно себе работать. – Хельга жестом водрузила на макушку невидимый головной убор, улыбнулась слушавшему во все уши уборщику, а затем сцепила пальцы в замок. – Я могу предложить вам одно упражнение. Не физическое, не беспокойтесь. Это своего рода плащ, который будет оберегать вас от плохого настроения и негативных мыслей. Внимательно слушаете? – Дождавшись кивка, она продолжила: – Когда вы будете заходить в помещение сектора, еще с порога мысленно представляйте, что накидываете на плечи полупрозрачный плащ, а потом надеваете капюшон. Можете даже пофантазировать, какого цвета будет ваш плащ, с каким узором, если нравится. Но только он обязательно должен быть ярким, цветным. Понимаете? Не заплатанным серым куском материи, не старым дедушкиным плащом с дыркой вместо кармана… Я не шучу сейчас. Каждый раз представляйте, что вы кутаетесь в этот плащ. И потом, когда будете заниматься своими обязанностями, пару раз вспоминайте о нем. Лучше думайте о нем всегда, когда будете чувствовать, что к вам подступают печаль или одиночество. Или когда закрадется какая-нибудь нехорошая мысль. Поверьте, визуализация здорово помогает избавиться от лишнего в голове. Не нужно пытаться анализировать эти мысли и чувства, не надо спорить с ними или пытаться защититься от них. Накидываете плащ – и они сами уходят.

– Хорошо. Я попробую, – серьезно сказал Грег.

– А сейчас я могу считать наш сеанс оконченным.

Мантисс обнаружила, что ей все сложнее мириться со слабостью и нечеткостью мира, а это уже не последствия переутомления. Что-то нехорошее происходило с ней. Тело сделалось на удивление непослушным, словно Хельга частично потеряла контроль над ним.

– Вы как-то побледнели, – проследив, с каким трудом поднялась Мантисс, произнес Грег. – В этой комнате ужасная вентиляция. Так и грибок какой-нибудь из пыли подхватить недолго.

Он снова начал умничать и незлобно ворчать. Но теперь Хельге это было неинтересно. Она прислушивалась к ощущениям и сопоставляла их с фактическими знаниями.

– Встречаемся на следующей неделе, как обычно? Хорошо. – Грег сделал шаг к двери. Учитывая размеры комнаты, этого оказалось достаточно, чтобы почти упереться в нее. – Кстати, в эти выходные в городе будет праздник основателей. Я думал пойти с приятелями. Вы там будете? Надеюсь, они не уломают меня налечь на пиво. Всегда ненавидел это пойло.

– Вы же говорили, что на прошлой работе выпивали стаканчик-другой.

– Я же пошутил! Вы и повелись? Нельзя быть такой доверчивой.

Грег ушел, оставив Хельгу скатываться в чан помутнения. Девушка пожалела, что не носила с собой миниатюрного зеркальца, поскольку накладывала мизер косметики и не испытывала потребности проверять, не смазалась ли тушь и не отвалились ли накладные ресницы. Изучение собственного лица могло бы подсказать Хельге, что с ней творится. Хотя она уже и сама догадывалась. Нескоординированные движения, помрачнение сознания и сонливость сигналили о том, что Мантисс против ее воли напоили седативными лекарствами. Возможно, это что-то из барбитуратов.

Хельга сделала несколько осторожных шагов и поняла, что со стороны ее неуверенная походка напоминает поступь нетрезвого человека. Сев на стул, она опустила налившуюся свинцом голову на сложенные руки. Человечки, скакавшие через полено под опущенными веками, нервировали рваными движениями. Хельге всегда было любопытно, какой наркотический трип посетит ее сознание, если она когда-нибудь превысит дозу определенных препаратов. Она никогда не пробовала, так как ценила здоровье и работу мозга. Но думала, что обязательно увидит воплощение потаенных фантазий или гиперболизированные картины собственной жизни. Возможно, в черепушку Хельги даже проникнут тайны мироздания, которые по истечении действия наркотиков обязательно покажутся недостойным размышлений бредом.

Однако никаких откровений свыше не было, равно как и ярких впечатлений. Хельга пролежала на столе минут десять, путаясь в мыслях, а когда поднялась, обнаружила, что прошло три с половиной часа. Ей все еще было нехорошо: в горле ощущался гадостный привкус и клонило в сон, пусть и меньше. Только злость помогала превозмочь слабость. Чувствуя себя насильно выбитой с устойчивой платформы, теперь Хельга стремилась вернуться на нее без особых потерь. А заодно наказать шутника или злопыхателя за эту проделку. Но не сейчас, когда эмоции бурлили в разогретом котле. Мантисс предпочитала делать ответственные шаги на холодную голову, чтобы не наломать дров еще больше, подарив кому-то дополнительные козыри. А потому единственное, что она предприняла за этот полный новых переживаний вечер, – вернулась в кабинет докторов.

Как и ожидалось, отсутствие новенькой не осталось незамеченным. По плану, составленному и утвержденному самой Мантисс, сеансы бесед закончились еще три часа назад. Оставшееся время она обязана была посвятить работе с записями, чего не случилось по неизвестным ее работодателю причинам.

– Простите меня за эту оплошность. – Щеки Хельги пылали, но вовсе не от стыда. – Я засиделась в комнате для сеансов и случайно заснула в ней. Вдруг накатила такая ужасная усталость… Это из-за бессонной ночи. Больше такого не повторится.

Амберс наградил Хельгу неопределенным взглядом, а доктор Траумерих пару раз неловко кивнул, явно не зная, как реагировать на подобное заявление. Прецедентов не припоминалось.

– Я думал, ты заработалась прямо там, – пробубнил Уильям. – В тихой обстановке, пока мы тут громогласно разбирались со штатными неприятностями.

– Вот как? Тогда забудьте, что я сказала о сне.

Их сконфуженный вид помог Хельге успокоиться, и ей стало даже смешно, что она создала такую ситуацию. Мантисс отделалась советом раньше ложиться и при необходимости принимать снотворное.

– Лесси подскажет, какое снотворное лучше действует, да?

Кинси обернулась на звук своего имени и с недоумением посмотрела на Хельгу. Обычно в это время она уже уходила домой, но на прошедшей неделе скопилось столько дел, что ей пришлось задержаться.

– Да я… сама не принимаю как бы.

– Жаль. Мне показалось, ты многое можешь рассказать о снотворных средствах.

Задержав взгляд на лице Лесси, Хельга простилась с докторами и отправилась домой. Этой ночью она точно будет спать крепко.

[1] Волей-неволей.

Глава 3

Неторопливо просматривая записи Эдгара Мантисса, Хельга лениво потягивала чай из принесенного термоса и, как бы ни старалась сосредоточиться на познавательной белиберде отца, невольно уносилась мыслями к недавнему разговору с Тимом Кафри, сорокалетним темнокожим работником мониторной на первом этаже. Собственно, эта беседа не входила в обязанности Хельги, от которой требовалось приглядывать за душевным равновесием служащих исключительно минус второго этажа и тех, кто его периодически посещал. Однако разговор завязался сам собой, и Мантисс была совсем не против познакомиться с человеком, который на расстоянии следил за происходившим на этажах. Всего в мониторной комнате посменно работали двое. Хельге повезло застать того, кто в записях Эдгара фигурировал под странным псевдонимом Дракон Тимми у Кафри.

Тим оказался достаточно грузным мужчиной с широкими плечами. У Хельги, дышавшей ему в грудь чуть выше солнечного сплетения, он вызывал ассоциации со скалой, а вовсе не с драконом. О таких здоровяках обычно говорят, что они внушают трепет наружностью, но внутри сущие дети. Однако Тим был отнюдь не таким уж наивным. Он почти с подозрением разглядывал обратившуюся за помощью девушку и как будто не сразу понял, чего она от него хочет добиться.

– Простите, плохо сплю в последнее время, оттого туго соображаю, кхе, – Тим имел любопытную привычку покашливать через два-три предложения. Он мало жестикулировал и почти никогда не высказывался, если к нему не обращались. Маленькие глаза едва ли не полностью терялись на лице здоровяка, и Хельге плохо удавалось прочитать, что у него на уме.

Ее поход в мониторную комнату имел личную цель, но Тиму она сказала, что кто-то все время сваливает мусорную корзину в одном из кабинетов и не приходит с повинной.

– Поскольку я тут всего месяц проработала, все думают на меня, как на новенькую. Это как-то даже несправедливо. – Мантисс отыгрывала роль озадаченной и возмущенной сотрудницы. – Вы же поможете мне раскрыть это дело?

Она показала Тиму карту сотрудника минус второго этажа, и он, кивнув, повел ее на свое рабочее место. Вот тогда-то Хельге и стало ясно, почему отец дал ему такое странное имя. Комната с мониторами была довольно тесной, но с высоким потолком, и первая мысль, посетившая Мантисс, как только она переступила порог, – она попала в башню без окон и с единственной дверью. Может, и Эдгар, забредавший сюда иногда, чувствовал себя так же. Хотя Хельгу все равно смущало слово «дракон»: ее отец, насколько она его знала, никогда не провел бы параллель между обыкновенной комнатой и местом обитания сказочного существа. Это его дочь могла зайти в обыкновенную мониторную и представить что-нибудь сказочное. Профессор Мантисс подобные фантазии расценил бы как поэтическую чепуху.

Окна в «башне» все же имелись – уйма экранов, через которые можно было подсматривать за обитателями этажей. Если бы Хельга и в самом деле очутилась в сказке, она назвала бы их волшебными зеркалами.

На столе, местами поцарапанном, помимо письменных принадлежностей и стопки бумажек лежало семейство безделушек. Хельга с любопытством обнаружила медную черепашку с монеткой во рту. Фигурка не превышала десяти сантиметров в длину и приманивала, судя по всему, богатство и удачу. По соседству с черепашкой деревянный петух, раскачиваясь, клевал невидимые зерна.

– Камеры стоят на каждом этаже?

– Так точно, кхе. – Тим говорил без хрипотцы, так что Хельга списала периодичные покашливания на привычку. – Когда вы в последний раз заметили перевернутую корзину?

– Вчера вечером.

Пока Тим что-то набирал на клавиатуре, Хельга спросила его о сменах и коллеге. Она разбавляла вопросы ненавязчивым щебетанием о том да о сем, чтобы ее любопытство не казалось настырным. Работник мониторной сто процентов решил, что она просто болтушка, выстреливающая фразы почти бездумно, поэтому отвечал без опаски. В сидячем положении он сильно сутулился, приближая неровный нос к экранам. Фаланги пальцев казались почти квадратными, но ловко вбивали запросы в систему.

– Скажите, в какой комнате стоит мусорная корзина?

– Сектор «А», комната пятнадцать «а».

– Пятнадцать? – Тим оторвался от клавиатуры и взглянул на Хельгу. Покусав нижнюю губу, он качнул головой: – К той комнате у меня нет доступа, кхе.

– Тогда есть к шестнадцатой? Виновник мог проходить через нее…

– Простите, тут я бессилен. Четырнадцатые, пятнадцатые, шестнадцатые и семнадцатые комнаты закрыты для меня.

– Вот как? – демонстративно сконфузилась Мантисс.

Хотя вопрос и впрямь интересный. Она полагала, что камеры стоят во всех кабинетах. Однако зайти в комнаты с четырнадцатой по семнадцатую Хельга не могла, ведь это была закрытая для нее территория. Получается, взглянуть на МС с помощью видеосъемки не получится.

– А я думала, камеры есть в каждой комнате.

– Ну не в каждой, кхе. В уборных нет. А в тех ваших комнатах камеры как раз таки стоят, но подключены к своей собственной мониторной. Она располагается прямо там, на вашем этаже, кхе. Ах, подождите… – Тим хлопнул себя по лбу. – Я забыл, что у вас минус второй этаж. У вас же там разделение на три сектора, то есть… кхе, в каждом секторе своя мониторная комната. Не понимаете? – прочитав недоумение на лице девушки, проговорил Тим. – Ну, у вас там есть сектор «А». В нем есть комнаты четырнадцать – семнадцать с камерами, которые подключены к мониторной сектора «А». Также есть сектора «В» и «С», и у них тоже свои четырнадцатые, пятнадцатые, шестнадцатые и семнадцатые комнаты, соответственно, кхе, свои мониторные.

– То есть… весь этаж просматривается отсюда, кроме тех исключительных комнат? Зачем так делать?

– Не знаю. Говорят, доктора там сами просматривают отснятое камерами, кхе. Им так удобнее работать, чем все время бегать ко мне. Такие слепые зоны есть на каждом минусовом этаже. – Тим сочувствующе поджал губы. – Вы разве не знали этого?

– Я же новенькая. Меня не успели посвятить в такие подробности.

Как забыли поведать Тиму, что не каждый сотрудник минус второго этажа имеет доступ ко всем помещениям без исключения. Где ему, сосредоточенному на выполнении ограниченного списка обязанностей, быть в курсе тонкостей работы с объектами!

– Вам нужно обратиться к ведущим исследователям на этаже. Они помогут, кхе.

– Боюсь, доктора еще злятся на меня за недавние проколы. Они не станут тратить время в попытках помочь мне оправдать свое светлое имя.

– Мне жаль.

Хельга развела руки в стороны, говоря, что такова участь всех начинающих. Она не подала виду, как была разочарована. Вот глупая девчонка! И с чего она взяла, что простые смертные могут прийти и попросить показать видео с комнатами таких претенциозных созданий, как МС? Наивная. Все было просчитано задолго до ее появления в стенах института, чтобы такие вот любопытные носы не залазили в щели, в которых им нечего делать.

Тим проникся сочувствием и симпатией к новенькой сотруднице и стал заметно приветливее в общении с ней. Даже попытался выдавить улыбку, хотя повода особо не было. Это неожиданное участие удивило и вместе с тем подбодрило Хельгу. То ли Тиму было скучно целыми днями торчать в компании молчаливых мониторов, то ли его растрогало, что девушка обратилась к нему за помощью. В любом случае Мантисс не зря потратила часть перерыва на расширение знаний об отделах заведения, в котором работала. Всегда полезно изучить, как две столь непохожие половины уживаются друг с другом, в каких местах соприкасаются, где проникают одна в другую, а где разбегаются в диаметрально противоположных направлениях. Хельгу интересовало все. Привыкнув и осмелев, она стремилась познать весь институт как единый организм, как живое существо, в котором нет ничего лишнего. Желала видеть картину целиком, а не ограничиваться только той информацией, которая циркулировала в пределах минус второго этажа. Как это делали, например, многие лаборанты. Они пропускали все, что выходило за рамки их обязанностей. Надо ли забивать голову тем, с чем все равно не предстоит столкнуться в будущем? Зачем, например, знать об обязанностях сотрудников отдела кадров или о том, с какими трудностями сталкиваются люди, работающие в приемном зале? Хельга думала иначе. Она полагала, что расширение знаний об отделах поможет ей свободно плавать в водах этого многоликого океана. Отращивала плавники и жабры на всякий случай.

Чем бы ни объяснялась участливость Тима – скукой, ощущением собственной значимости или чем-то еще, – сейчас он уперся в тупик, так как ситуация исчерпала себя. У Хельги не осталось причин задерживаться в мониторной, а охранник не знал, что с ней еще обсуждать. Заметив, что ответы собеседника становятся все короче и суше, она вовремя свернула расспросы и ушла, сославшись на окончание перерыва.

Но перед тем, как вернуться в кабинет, Хельга отважилась сыграть в разрушителя мифов – для себя или остальных. Любой вариант развития событий ее бы устроил, только один казался чуть более сложным.

Этаж, на котором Мантисс работала, представлялся ей прямо-таки уникальным местом, имеющим, однако, ряд неудобств. Хельга слышала от Марка Вейлеса, что вся огромная территория и раньше была поделена на три части: одна для МС-12, вторая для СТ-30, а третья для давно потерянного объекта. Но когда стало известно о негативном влиянии подопечного профессора Мантисса, Телефон пришлось перенести на соседний этаж и освободить помещения. Тогда и начали практиковать переезды по секторам, сначала по двум, а после утраты третьего объекта доктора решили не заселять минус второй этаж еще кем-то. Или претендентов попросту не находилось, поэтому два сектора всегда оставались пустыми. Хельгу поражало такое непродуктивное использование выделенных площадей: на верхних этажах люди жались в тесных офисах, а на минус втором какое-то время безлюдными оставались тридцать четыре комнаты!

Сектора располагались таким образом, что «В» как будто вклинивался между «А» и «С». Два лифта, которыми сейчас пользовалась и сама Хельга, вели в сектор «А», другие два – в сектор «С». Между тремя зонами существовали переходы, однако сектор «В», по каким-то неведомым причинам обделенный собственными лифтами, оказывался самой отдаленной точкой на этаже. Иными словами, чтобы попасть в комнату 10 а или 10 с, нужно было пройти сколько-то поворотов, а чтобы попасть в 10 в – те же повороты плюс дополнительные. Похоже, именно поэтому загадочное здание и отпечаталось в памяти маленькой Мантисс как лабиринт. Когда она была здесь в восемь лет, ее отец мог работать в секторе «В».

Обыкновенно ни у кого не возникало желания бродить по пустовавшим зонам. Комнаты свободных секторов нельзя было открыть даже картой, из чего Хельга сделала вывод, что замки запирались дистанционно. А торчать в коридорах не стремились даже любители уединения. В молчаливых переходах с лениво загоравшимися при приближении лампами пробегал морозец по коже, словно идешь по заброшенному зданию из какого-нибудь мистического фильма. Собственные шаги звучали гулко, и невольно хотелось приложить ухо к запертым дверям – вдруг что-то дикое, затаившееся там, шелохнется, напугав до остановки сердца?

Хельга отбросила фантазии и ускорила шаг. Обеденное время в самом деле подходило к концу, а она колесила по сектору «В» в погоне за собственной выдумкой. Или не совсем? Хельга подумала, что это лицемерно – верить в одни чудеса и отвергать возможность существования других. Она сама начинала походить на высмеиваемых ею людей, которые сокрушались из-за убийства паука (к несчастью же!), но при этом с сомнением качали головой, слушая про неудачи, приключившиеся из-за черной кошки. Нет, все же Хельга своими глазами видела подтверждение одного из чудес, тогда как об остальных ей просто рассказывали. Нужно проверять и убеждаться, а не слепо верить. И не забывать, что человеческое восприятие искажает действительность, а органы чувств не столь надежны, как люди привыкли думать.

Поэтому Мантисс не сразу поверила, когда наткнулась на комнату с треугольником вместо номера. Хельга притронулась к знаку на двери, обвела прямые стороны пальцем, попробовала зайти внутрь. Помещение было заперто. Открытие не перевернуло мир с ног на голову, однако Хельга была обескуражена. Она изучала план этажа и висевшую на стене сектора «В» схему расположения кабинетов. Комната с треугольником нигде не была обозначена. Она торчала в конце коридора перепутавшим место чужаком. И все же дверь была реальной, а фигура не казалась приклеенной наспех каким-то шутником. Хельга была уверена в этом, потому что насчитала в секторе тринадцать пронумерованных комнат (минус четыре скрывавшиеся в закрытой секции МС), а эта дверь приходилась на участок с голой стеной в секторе «А». На дублировавших друг друга территориях это становилось особенно заметным.

Хельга вернулась на рабочее место в смешанных чувствах и теперь вместо анализа записей задумчиво грызла ногти и смотрела мимо страниц. Лесси была выходная, а Амберс занимался делами в секции МС, так что в кабинете присутствовал лишь один из его постоянных обитателей.

– У меня назрел вопрос. Если у вас есть время, не могли бы вы ответить на него? – Дождавшись утвердительного жеста, Мантисс продолжила: – Один из сотрудников этажа сообщил мне о лишней комнате в секторе «В», хотя ее нет на планах и никто о ней не говорит, – о комнате с треугольником. Это какой-то секрет?

– Никакого секрета тут нет. – Сидевший за соседним столом Уильям повел плечами. – Мы сейчас находимся в секторе «А», потому, наверное, никто не говорит о секторе «В». Что касается плана, то ее забыли внести, так как она появилась недавно.

– То есть это обычная комната?

Доктор протяжно выдохнул и потер переносицу с таким видом, будто ему раз за разом приходится разжевывать одно и то же. И тут же светло улыбнулся, скрашивая показавшееся ему самому грубым впечатление.

– Конечно, это обычная комната. Кто-то, должно быть, сказал тебе, что она появляется и исчезает? Это укоренившийся на нашем этаже миф. Тебя разыграли, Хельга. Комната не блуждает, она всегда находится на том месте, в чем ты убедишься, когда мы переедем в сектор «В».

– И для каких целей ее пристроили? – Мантисс в очередной раз за день ощутила вкус разочарования. Она успела испугаться, что призрачная комната действительно может существовать, добавляя странности этим стенам. Теперь Хельга поняла, что эта идея даже нравилась ей и она будет скучать по загадке двери с треугольником.

– Ничего такого уж важного. Мы думали приспособить ее для одного эксперимента, а потом необходимость в нем отпала. Сейчас мы используем комнату как запасное складское помещение.

– Вы уж внесите в обязательную программу пункт оповещать новичков обо всех уникальных дверях на вашем этаже, – усмехнулась Хельга.

– Поверь мне, если бы мы сейчас находились в секторе «В», ты бы еще в первый день обнаружила ее.

– А так эта комната была настолько лишней и неважной, что о ней попросту забывали, если не видели каждый день, – догадалась Мантисс.

Вопрос был решен, правда, вытекал другой: Грег и впрямь верил в то, что комната с треугольником время от времени исчезала, или он сыграл на любопытстве девушки?