Творчество и потенциал. Выпуск 3

Автор десяти поэтических сборников. Член Российского союза писателей.

Лауреат Пушкинской премии (2019).

Лауреат премии Дж. Байрона (2012).

Победитель конкурса «350 лет Петру I».

Из цикла «Лермонтовские мотивы»

Изгнанник рая

По картине М. А. Врубеля «Демон сидящий»

То не был ада дух ужасный,

Порочный мученик – о нет!

Он был похож на вечер ясный,

Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!

М. Ю. Лермонтов. ДемонВ ночь погружается закатом вечер,Сменяя алый свет багряной тьмой,Сидящий Демон – дух противоречий,Из рая изгнанный в чертог земной.Взор устремлен печально в день угасший,В глазах вселенской скорби боль и грустьОб ангельской судьбе, где он, вчерашний,Носил в себе божественную суть.Теперь, низвергнутый с небес Всевышним,Стал ангел Демон властелином зла,Отверженным, средь херувимов лишним –Мятежный дух судьба преподнесла.После скитаний над землею грешнойЗдесь, среди каменных цветов, в тиши,Уставший, в мыслях скорбных, безутешный,Безмолвный крик страдающей души…Сюжет картины Лермонтов навеялПоэмой, где герой среди людейНашел любовь, и, отказать себе не смея,В восторге чувств являлся Демон к ней.Несбыточность мечты!В ней бывший ангелХотел найти дорогу в мир земнойИз одиночества, но бремя правилДиктует демонам закон иной.Гармония фатально неизбежнаВ любви людей, но не в природе зла!И смерть опять, лаская дух мятежный,К любимой вместе с ревностью пришла.Как прежде, Демон – узник одинокийВселенной, где его души тюрьма…Художник в полотно поэмы строкиВписал, заузив рамки полотна.Таким приемом Врубель ограничилПространство Демона, пространство зла,Как узника Творца –                             в тени различийМежду добром и злом межа легла.Отсюда безысходность его взгляда,Глухое равнодушие в глазах,Презрение к земному – память ада…И грусть-тоска в невидимых слезах.И всё, что Демон в час заката видел –Земли просторы, мир, где зло творил,Он, как тиран, бездушно ненавиделИ в то же время тайно, но любил.Такой вот Демон – дух не столько злобный,Хотя жестокостью не обделен,Дух вечности – страдающий и скорбный,В картине Врубеля запечатлен.Он – образ человеческого духа,С сомнениями, с внутренней борьбойИ с правдой, что история-старухаНесет, как стяг, над русскою судьбой…В ночь погружается закатом вечер,Сменяя алый свет багряной тьмой,Сидящий Демон – дух противоречий,Из рая изгнанный в чертог земной.

Одиночество

Под лунным светом на краю обрываВ промозглой тишине совсем одна,С тоской в душе, но смотрит горделивоВ мир заполярный, северный сосна.Она не карлик, не чета березам,Что к тундре приспособили себя,В угоду ветру, снегу и морозамСредь низкорослых нишу застолбя.Сосна вершиной небо подпирает,Свинцовое под тяжестью зимы,Как тот атлант, и Заполярье знает –Оно не рухнет в ночь суровой тьмы.Как богатырь на северной заставе,В доспехах, кованных из серебра,С алмазным блеском в ледяной оправе,Стоит сосна, ей не страшны ветра,Сугробы на ее могучих ветках,Морозы градусов под пятьдесят,Тепло и летом здесь бывает редко,А снег не тает много лет подряд.Всё нипочем сосне, одно тревожит:«Как одиноко здесь – молчишь, молчишь!Порой пурга полярным волком воетВсю ночь, но с ней о чем поговоришь?»А ночи дóлги здесь, длиною в зимы,Но будет лето, солнце мрак пробьет,Хотя холодное, не жаркое, как где-то,И свет дневной на скалы упадетНе от луны, лениво отраженный,А яркий, нарушающий покой,Он серебро снегов в час полудённыйПозолотит сусальною фольгой.Проснется тундра, оживет природа,С кем будет на досуге поболтатьСосне, молчавшей больше полугода.Ну а потом…Придет зима опять,И снова молча на краю обрываВ промозглой тишине совсем одна,В мир заполярный лунный горделивоС тоской посмотрит со скалы сосна.

Из цикла «Времена года»

Март

Еще мороз рисует на окнеЗамысловатые узоры,А днем уже сосульки о веснеВедут с капелью разговоры.Зима не сразу завершает путь,Март для нее пока не поводМетель и снегопад в февраль вернуть,Пустить в апрель замерзший город.В запасе у нее есть холода,Вплетенные в промозглость ночи,Морозам оттепель весны чужда,Они спешат ее отсрочить.Но всё напрасно, год вошел в весну,Ведь март есть март, ее начало,Сосулек слезы брызгами сверкнутНа солнце, и теплее стало.Хотя мороз рисует на окнеНочами кружева-узоры,Природа отдала уже веснеПрава решать с зимою споры.

Апрель спешит

Весну покинули метели,Апрель торопится, спешит,Нестройным тремоло капелиПо подоконнику стучит.Еще хрустит ночной морозецЗеркальной льдинкой под ногой,Под утро, дань метаморфозе,Она расплатится слезой.И зажурчат по тротуарамШальные змейки-ручейки,По трещинкам, по капиллярамСбегут в артерию реки.А солнце нежной лаской шелкаСмахнуло в ночь вчерашний сон,Вручило радуги осколкамЕще заснеженный газон.Аквамаринов и рубинов,Сапфиров, изумрудов хорС природой слился воедино,Зажег в снегах весны костер.Нестройно тремоло капелиВ окно настойчиво стучит,В сирени майские метелиАпрель торопится, спешит.

Долгожданный апрель

Солнце пламя плеснуло на стекла,Дробью звонкой по жести капель,Раскрывайте весенние окна –В гости к нам ненаглядный апрель.Молодой синеокий мальчишкаВ мир проснувшийся мчится, спешит,Сын весны, озорной шалунишка,Над разливом реки ворожит.По траве изумрудного шелкаРазбросал первоцветов желтки,Освежил на сосёнках иголки,Почки лип заменил на листки.Хотя ночью прохладно и зябко,По утрам дух тепла ощутим.Даже деды забросили шапкиПо чуланам до будущих зим.Пламя солнца расплавило стекла,Завтра стихнет сосулек капель,Раскрывайте весенние окна –В мир пришел долгожданный апрель.

Майское утро

Апрель плеснул веснушки-почкив разбуженный весенний сад,а май ладошками листочкираскрыл, приветствуя параднарядов белоснежных вишени яблонь в розовых тонах.Благоуханием насыщен,качает ветер на волнахрассвета легкие прохладыв лучах лазоревой зари,где соловьиные рулады,где небосвод необозрим,где за рекой в селе Заречномцерквушки колокольный звоннапоминает нам о вечномс душой и сердцем в унисон.Наполнен воздух до пределазвенящей музыкой весны,в свои права вступившей смело!Я после зимней тишинылюблю весенние мотивымелодий утренних во мне.В природе нет альтернативыпо-майски радостной весне!

Летняя гроза

Люблю я летнюю грозу,Дождя нежданную слезуОна сменяет водопадом,Которому природа рада.Минута, две – и нет дождя.Гром отгремел и, уходя,Последней молнией сверкнул,Вдали за лесом громыхнул.Листва, умытая дождем,Зеленым вспыхнула огнем –Природа отряхнула пыль.А в небе облака кадрильТанцуют в солнечных лучахВ плащах из тучек на плечах,Оставшихся от той грозыС последней капелькой слезы.

Береза – символ России

Нет дерева прекраснее березы,Когда румяна утренней зариЛожатся нежно на ночные грезыИ лес становится неповторим.Пастельный цвет рассветных акварелейПрогнал туман изяществом тонов,Лесные тени снов порозовели,Укрывшись в белоснежности стволов.От них в лесу становится светлее,Прозрачный воздух родниково чист,От свежести которого, пьянея,Дрожит, трепещет изумрудный листВ кудряшках на тончайшей веткеПростоволосой стройной красотыБерезы русской, не чужой кокетки,И с ним согласна нежность бересты.Природа выбрала два главных цветаВ одежды тонкие родных берез:От пойм заречных – изумрудность лета,От зимней белоснежности – мороз.Не зря березу символом РоссииНарод считает испокон веков!В каких местах найдете вы такиеКрасоты рощ на берегу лугов,Лесных полян и на краю опушек,Где в тихом шепоте листвы с травойНеспешный хоровод берез-подружек,И Русь сама встречает нас с тобой.

Разноцветье, разнотравье

Разноцветье, разнотравье,Запах утренней зари,Сказка ночи стала явью,Мир прекрасен, посмотри,Как купается в рассветеЛуг, проснувшись у реки,И росинки – солнца дети,Словно искры-огонькиРазбежались по травинкам,По цветочным лепесткам.Зонтик пижмы у тропинкиНаклонился к василькам,Луговым, не тем, что в поле,Бархатистым с бахромой,Здесь цикорию раздолье,Торжествует зверобой.А еще ромашки:ЛюбитИль не любит – погадай,Может, милый приголубит,У ромашки разузнай.У гвоздик свое призванье:Время сверить – их сорви.Расплескался разнотравьемЗапах утренней зари.

Здравствуй, утро

Из молочного туманавыплыл розовый рассвет,Солнце утренней улыбкойшепчет ласково: «Привет!»Просыпайся, луг за речкой,хватит спать, сосновый бор,И березовая роща,и за рощей косогор!Скоро утро в день июньскийиз рассвета убежит,Мир, проснись, пока природатишиною ворожит,Окунись в траву густуюна нескошенных лугах,Бриллиантовые росыслед оставят на губах,Акварель зари на небоалым веером плесни!Здравствуй, утро! Сон и дремупоскорей с ресниц стряхни!

Закончилась страда

Ну вот и всё! Последняя скирда!Снопы, как в платьях с кринолином,По полю в ряд. Закончилась страдаДля жниц, которых ждет корзинаНа домотканой скатерти из льна,Где хлеба свежая нарезка –Вчера свекровь из нового зернаПод вечер испекла невесткам,Где с молоком, надоенным с утра,Две кринки – вот и всё, что надо!А осы, комары и мошкараДевичьему «застолью» не преграда!

Родные просторы

Гуси-лебеди, птицы из сказки,Что когда-то читала мне мать,В путь позвали, и я без оглядкиС ними в детство вернулся опять.На крыло в лебединую стаюВстал я, словно умею летать,Как случилось такое? Не знаю!Да, неважно! Зачем это знать!Над просторами края родногоМы летим! А под нами поля,Полуденное лето, дорогаМчит к реке, за телегой пыля.Через брод, где река не широка,На луга гонит стадо пастух,Кукарекает вслед одинокоСчет часам потерявший петух.Загорелые руки и лица –Под журчание ласковых вод,Под загадочный шепот пшеницыКружит девушек-жниц хоровод.Рядом скатерть, почти самобранка,Домотканый нехитрый узор,Чей-то братец Иван дремлет сладко –Убаюкал его птичий хор.Снится старая сказка мальчонке,Гуси-лебеди с Бабой-ягой:«Ты не плачь, не придется сестренкеУбегать от старухи с тобой.Мы не злые, мы добрые птицы,Мы тебя не утащим с собой!»Улыбнулся во сне белобрысый…А косяк лебедей над рекой,Где купается знойное небоВ отражении изб, облаков,Провожают плакучие вербыНе кисельных, увы, берегов,Провожает шатер колокольни,Монастырь, что вдали, за рекой.Сказка тает в малиновом звоне,Как крылом, помашу ей рукой…Как случилось такое? Не знаю!Да, неважно! Зачем это знать!На крыло в лебединую стаюВстал я, словно умею летать!

Лето дней на пять

Утри глаза заплаканные, осень,Еще не все потеряны деньки,В разрывы облаков заглянет просинь –Ультрамарина легкие мазки.Когда поутру солнце сквозь туманыПрошьет березок золотую прядь,По-бабьи, долгожданно и нежданно,К нам лето возвратиться дней на пять.Еще теплом порадует погода,Хотя леса не потревожит зной.Мне по душе звенящая природаИ журавлиный клин над головой.

Бабье лето

Бабье лето, бабье летоНаших русских деревень,Золотистые рассветыИ жара на целый день.В волнах солнечного светаУтопает ширь небес.Бабье лето, бабье летоРазморило зноем лес.Серебристой паутинойВоздух весь насквозь прошит.Бабье лето, ты не длинно,Час твой быстро пролетит,И заблудятся рассветыВ тучах хмурых, дождевых.Бабье лето, бабье лето,Рвется нить седин твоих.

Прощается осень

Отгремела гроза, отсверкалиМолний росчерки над головой,Ветры золото с кленов сорвали,Разбросав по аллеям листвой.Оголились деревья в стриптизе,Застеснялись своей наготы.На прощанье, в последнем капризеПарк лишился былой красоты.Как театр антрепризы, природаСобрала в завершающий актТучи хмурые, дождь, непогоду,Заключив на неделю контракт.Осень серостью, слякотью, грязьюПопрощалась на год, чтобы вновьХохломской красно-солнечной вязьюВ парк вернуть красоту и любовь.

Недолог рубиновый рай

Из приземистой хаты оконцеГрустно смотрит в задумчивый сад,Где купалось по осени солнце,А сегодня ночной снегопадЗапорошил кусты и деревья,Рыжий шорох опавшей листвы,Под сугроб, серебра не жалея,Спрятал золото жухлой травы.Стало всё белоснежно-звеняще,Охры бурой сокрыты тона,Ярким краскам палитры вчерашнейДо весны не вернуться из сна,Но не всем!              В нарушение правилСад зиме подготовил сюрприз –На заснеженных ветках оставилЯблок несколько сорта анис.Пусть любуется хаты оконцеНа рубины осенней поры,Наполняет их искрами солнце,Превращая деревья в кострыСреди белого пуха снежинок!Жаль, недолог рубиновый рай –Станут яблоки горстью морщинок,Праздник красок аниса, прощай!

Осень загуляла

Декабрь к концу, а осень всё гуляет,Забыв про отведенный годом срок,Пурпур нарядов под дождем стирает,Забросив их в расхлябанность дорог.Не стыдно ей раздетой, оголеннойПеред природой с ветром танцевать,Зима-подруга робко, потаенноПытается бесстыдству помешать.С утра накинет легкую шубейкуНа плечи голые осин, берез –Напрасно!Хмурый дождь осенней лейкойСнег превратит в потоки зимних слез.Зима вздыхает грустным снегопадом,Которому не суждено дожитьДо новогодних дней, а осень радаДекабрь стриптизом в танце ворожить.

Снегопад

Снегопад, снегопад, снегопад!Словно пух из перины небес,Для деревьев озябших наряд,В нем укутался дремлющий лес.Застелил одеялом поля,Безмятежны их зимние сны,Отдыхай под сугробом, земля,До звенящих проталин весны!

Современная проза

Агата София

Писатель, поэт и композитор.

Живет и работает в Москве, по первому образованию музыкант, по второму режиссер.

По мнению самого автора, нет разницы, в чем выражается творческая мысль – в словах или нотах, всё это лишь символы, раскрывающие заложенную в них суть.

Библиография:

Серый морок дневного неба, сборник. ИД Библио-Глобус, 2015.

st. Адам, повесть, часть первая. Рипол-Классик, 2019.

Ганна, cага по мемуарам. Рипол-Классик, 2020.

Мой дьявол, ангел мой!

Глава I. Разочарование

К полудню Кора наконец оторвалась от монитора компьютера, перед которым провела всё утро.

Приятная тишина квартиры нарушалась только редким заливистым лаем ее собачки, чутким ухом реагирующей на звуки за окном.

Не отрываясь от монитора, девушка по инерции произносила «фу», целиком поглощенная текстом, который выползал на экран из-под ее пальцев.

Кора писала и была увлечена этим полностью, с какой-то одержимостью стуча по клавишам.

Раза два звонил телефон; трубка лежала тут же, под рукой. Она отвечала бодрым голосом, что сию минуту убегает, но обязательно перезвонит, и продолжала писать. Бодрый голос ее был, конечно, давно отрепетированной маскировкой. На самом деле Кора была в абсолютно разобранном состоянии: непричесанная, одетая в весьма странный комплект из застиранных летних шорт и такой же маечки.

Спина начала побаливать, да и часы на кухне, куда она вынырнула из комнаты выпить непонятно уже какую чашечку утреннего кофе, шокировали ее расположением стрелок, всем своим красноциферблатным видом упрекая в расточительстве времени.

Она вернулась к компьютеру и, не садясь в кресло, чуть нагнувшись только к монитору, пробежала глазами написанное. Сделав над собой усилие, направилась в ванную, намереваясь тотчас же вернуться после ее посещения и еще немного «покопаться в тексте», прежде чем заняться делами, отложенными со вчерашнего, а если быть правдивой – с позавчерашнего дня, как обычно – до лучших времен.

Полотенце на краю ванны, которое она механически бросила в корзину для белья, словно приманка, вызвало в ней желание не ограничиваться душем, а погрузиться в белую, полную теплой воды чугунную емкость и хотя бы на несколько минут позволить себе насладиться желанным состоянием расслабления: закрыть глаза и не думать ни о чем под звук льющейся из крана воды.

Кора подумала, что, пока ванна наполняется, вполне можно еще что-то дописать, но тут же отказалась от этой мысли и, присев на край, подставила пальцы под струю. Сквозь шум воды слышно было, как собачка зашлась в лае, опять чем-то справедливо возмущаясь.

Взглянув мельком в зеркало, на остатки вчерашнего макияжа на лице, она подошла к раковине, решив смыть его запросто водой, не прибегая к помощи разных специальных средств, стоявших рядом, на полочке, в достаточном количестве.

В тот момент, когда ладони, наполненные водой, коснулись лица, она почувствовала запах парфюма. Странный, чужой, ничего не напоминающий. Она замерла, потом дернулась всем телом, но выпрямиться не успела. Кто-то сзади схватил ее за волосы, оттащил чуть назад и ударил головой о раковину. Она увидела, как брызги полетели во все стороны, и это была не вода.

Еще удар… Она уже не могла понять, с какой стороны он исходил. Прямо в ее голове произошла вспышка, и холодный яркий ледяной свет рванул из ее глаз, сразу за этим стены ванной поплыли и стали отдаляться от нее. Стараясь обрести опору, она попыталась уцепиться руками хоть за что-нибудь, чтобы вернуть себе ощущение реальности.

Внезапно будто что-то где-то лопнуло, ей на руки и в раковину посыпались осколки стекла, баночки с косметическими средствами, зубные щетки. Осколки впились ей в руки, боль отрезвила и обрадовала – наконец она поняла, где находится, и, вопреки всякой логике, принялась собирать баночки, ставя их на раковину около крана. Она подставила руки под струю, чтобы смыть кровь, но ей показалось, что и из крана течет кровь. Ее неприятно замутило, в глазах потемнело, и она провалилась в спасительное небытие.

– Сейчас объект находится в больнице. Угрозы жизни объекту по медицинским показаниям не имеется.

Доклад был окончен.

– Документ на стол. Свободны.

Докладчик – молодой мужчина, одетый в темные брюки и белую сорочку с галстуком, видимо, не такого ответа ожидал. Он растерянно взглянул на папку в своих руках, потом на спину г-на Эжена де Сен-Роша, хозяина кабинета, стоящего у окна, ожидая распоряжений. Когда же их не последовало, он положил папку на стол и вышел.

Как только дверь за докладчиком закрылась, Эжен повернулся и сел в кресло у стола, довольно громоздкого для такого небольшого помещения.

Папка лежала ровно посередине стола, всё остальное его пространство было пустым. Он некоторое время смотрел на нее, затем решительно подвинул к себе и раскрыл.

Итак, она жива. Он перечитал текст еще раз. Всё было рассчитано абсолютно точно, но она выжила. Впрочем, того, что было написано в докладе, никто не мог предусмотреть: в доме, где она жила, случился взрыв газа и в квартиру буквально ворвались спасатели. Всё задокументировано. Почему он должен переживать это разочарование в одиночку?

Стало трудно дышать. Он почувствовал характерное покалывание лица, резко встал и снова подошел к окну, будто это помогло бы ему справиться с надвигающимся приступом панической атаки. Пульс бешено ударил в виски. «Мне не нужно твое мнение, мне нужно дело!» – так он сказал Анхелю накануне его отъезда в Россию. «Мне не нужно твое мнение!» – слова стучали молоточками в голове.

– Я прочитал это. На русском. Мое мнение, что всё написанное ею лишь догадки. Догадки ничего не стоят, – сказал Анхель тогда.

Эжен вынужден был сдержаться. То, о чем они говорили, эти «догадки», касалось напрямую Эжена, его чести, дела Организации, его семьи, наконец, – так он считал.

Содержание этих «догадок» было так близко к истине, что он бы стал беспокоиться об утечке информации, если бы не был уверен в том, что такая утечка невозможна.

Подлинные свидетельства тому, что Кора Фаминская написала истину, хранились лично у него. К ним не было доступа. Это был единственный экземпляр. Это был дневник его деда.

Но эта… русская… Она будто читала этот дневник страница за страницей и мастерила из этого книги, одну за другой.

– Чертовы русские… и их чертова загадочная душа!

Приступ отпускал. Он снова повернулся, намереваясь сесть в кресло.

В дверях кабинета стоял Анхель. Когда он вошел? Эжен не слышал стука. Сейчас он пожалел, что сделал для него исключение и Анхель всегда мог входить к нему без церемоний.

Эжен опустил глаза на лежавшие перед ним документы, понимая, что сейчас в его взгляде Анхель может прочесть то, что не должен знать. Пока не должен знать.

В кабинете установилась необыкновенная тишина. Это не успокоило его.

Эжен всегда стремился к тишине, поэтому, как только въехал в этот дом, распорядился оборудовать кабинет звуконепроницаемыми стенными панелями и специальными ставнями на окна, и так, впрочем, выходившие в тихий дворик.

Люди думают, что для хранения тайны нужны бронированные двери. Заблуждение. Для хранения его тайны нужна тишина, как в склепе. Священная тишина. Любые посторонние звуки могут оскорбить ее величие.

Он не смотрел на Анхеля. Да и зачем? Он и так знал каждую черточку его лица. Даже каждое движение мышц его стройного гибкого тела, угадывающегося под одеждой, было ему знакомо.

Странный прилив необъяснимой симпатии и неожиданной для него самого нежности он почувствовал с первой встречи. Тогда совсем юного Анхеля привел его отец. Эжен помнил, что был удивлен внешностью Анхеля, так несхожей с внешностью его собственного отца.

Темный шатен с горящими карими глазами под разлетающимися стрелами бровей, со смуглой кожей – наследством матери-испанки, являл собой воплощение гордого очарования южанина-европейца. Но, стоило внимательно вглядеться в черты лица Анхеля, как на первый план выступали резковато-рубленые скулы, тяжелый, хоть и красиво очерченный подбородок, непримиримая линия рта. Пристрастный взгляд находил в нем несомненные черты арийцев, и его принадлежность к «избранной» расе становилась очевидна.

Отец Анхеля, принадлежавший во времена Третьего рейха к высшему клану НСДАП, возглавлял тогда Организацию, которая теперь была делом и смыслом жизни Эжена де Сен-Роша.

Авторитет Parteigenosse – так обращался к нему очень узкий круг избранных – был абсолютно непререкаемым, никому бы и в голову не пришло обсуждать его расовые предпочтения в выборе матери-испанки для своего сына. Да и присутствовала она в его жизни незначительное время. Всего несколько человек, сугубо приближенных, в число которых входил хозяин этого кабинета, маркиз Эжен де Сен-Роша, знали об этих родственных отношениях.

Анхель родился в Испании и провел там, со своей матерью, первый год жизни. Едва мальчик начал делать первые шаги, отец забрал его к себе в Венесуэлу, где тогда жил. Отношения сына с матерью были прекращены навсегда.

Эжен де Сен-Роша тяжело взглянул на Анхеля. Сейчас это уже совсем не тот маленький мальчик, каким он увидел его впервые.

– Ты мастерски оправдал своих людей! – кивнул в сторону папки с докладом Эжен.

– Они – воины, а не… – начал Анхель.

– Значит, ты оправдал своих воинов! – не сдавался Эжен.

– Они не мои, они воины Аллаха.

– Мы говорим о диалектике? – Эжен повысил тон. – Ты слишком с этим заигрался! Мне нужен результат! – он перешел на крик.

С его лица тотчас слетело холодно-непроницаемое выражение, бывшее обыкновенным на нем, оставив лишь злобно-страдальческую гримасу. Руки, словно отделившись от тела и неподвластные ему, заходили ходуном над бумагами.

Лицо Анхеля приняло отстраненное выражение. Если что и выдавало его волнение, так это неприятно побледневшая смуглая кожа, которая сейчас приняла серый оттенок.

– Мне нужен результат! – Это уже был не крик, а зловещий срывающийся шепот, словно слова эти произносил агонизирующий человек с передавленным горлом. – Если ты не можешь убить ее, сделай же что-нибудь… Чтобы ни одного, ты слышишь, ни одного слова больше не пошло от нее!

Теперь уже дрожа всем телом, обессилев, Эжен опустился в кресло.

Анхель замер. Ничто не выдавало его присутствия здесь.

Через минуту-другую Эжен снова заговорил (тон его был совершенно обычным) лениво-будничным голосом, в своей слегка пренебрежительной манере:

– Вы возвратитесь в… Россию и выполните приказ. Цель должна быть достигнута. Средства – всё, что необходимо… Вы имеете полную мою поддержку.

Эжен закрыл папку и положил на нее сверху свои ухоженные руки с небольшими узкими ладонями. Отметил для себя: пальцы не дрожали…

Разговор был окончен.

Глава II. Отец

Parteigenosse давно миновал возраст молодого и даже зрелого счастливого отцовства. Но ведь Анхель не был единственным его ребенком. Двое его сыновей, дочь и жена остались в Германии. Они погибли на исходе войны.

Связь с матерью Анхеля он сам себе никак не объяснял.

Их отношения завязались в момент, когда после бесконечных многолетних вынужденных переездов с места на место он наконец обрел дом, в котором не боялся засыпать, рискуя быть разбуженным слепящим светом прожекторов. Яркий свет, разноголосая быстрая речь и страшный, проникающий внутрь холод – его ночной кошмар, так долго мучивший его и вызывавший в нем предсмертную дрожь затравленного животного, прекратился.