скачать книгу бесплатно
Кофейщик Адам
– Доброе утро, – говорю я кофейщику.
Юный кофейщик с бритыми висками и модным хвостиком на макушке о чем-то говорит с пожилой женщиной-уборщицей.
– В каждое время года должна быть своя погода, – уборщица со всего размаха бьет веником по розовой плитке, с тоской оглядывая пирамидальные тополя, кипарисы и дубы, зеленые еще 21 октября.
Юный кофейщик Южного города непонимающе кивает.
– Вот я, Адам (уборщица ударяет на первый слог, получается польское Адам), и в Сибири была, и в Иркутске была, морозы пережила в 40 градусов, а ты, Адам, снег-то видел?
Адам кивает, типа видел, видел.
– Ничего ты, Адам, не видел, – подытоживает уборщица.
– Доброе утро, – повторяю я. Мне кажется, что увлекшись разговором о снеге, южные жители Южного города просто забыли обо мне.
Адам вздрагивает, заметив меня.
– Добрый вечер, ой, добрый день, ой, доброе утро, – вспыхивает Адам. Потом поднимает голову и осматривает меня. Почему-то все с первого взгляда видят, что я приезжий.
– Мне американо с холодным молоком, – улыбаюсь.
Адам начинает колдовать около кофемашины.
Татарский музыкант
Отсюда, из далекого Южного города, все происходящее в столицах видится суетным, ненужным, странным, но милым. Вчера вечером наблюдал татарского музыканта, играющего на домбре (или что-то в этом роде). У него не хватало пальцев на руке. Вокруг, нежась осенним теплом вечернего Южного Города, стояли последние туристы и местные жители. Музыкант играл что-то народно-фольклорное, и от этого мне казалось, что он играл здесь всегда. И десять лет назад, и сто лет назад, и даже при греках. Сидел в центре агоры пиликал, приплясывал, а голые греки в белых накидках слезливо вздыхали и спрашивали, почему он не посылает свои стихи в столицу Эсхилу.
Музыкант прекращал играть, закуривал (наверняка в древности тоже что-нибудь курили, нельзя писать музыку и стихи и не курить), обводил древних греков печальным взглядом и отвечал, что этому графоману Эсхилу он не отправит даже туалетную бумагу. Древние греки понимающе кивали седыми головами, бросали древнегреческие монеты с изображением Одиссея и Гефеста и медленно шли к своим женам, которые уже приготовили им черноморскую ставриду и барабульку.
Я вспомнил столицу и понял, что по приезде в Южный город что-то неуловимо изменилось во мне. Мне почему-то стало мучительно жаль всех москвичей, мне стало казаться, что в Москву попадают случайно, возможно, даже насильно, что большинство попавших с удовольствием уедут к морю или в деревни, или в Сибирь, но просто не имеют для этого возможности или сил, или смелости. Я вдруг представил, что каждое утро мэр Москвы усталый и измученный приходит в свой кабинет и не может понять, что он здесь делает. Мэра уже с утра раздражают москвичи, раздражает погода, ему не хочется руководить, его тянет на дачу в осенний подмосковный лес, на тёплую печку, к коту, расстегаям и парному молоку. «Бедный, бедный, мэр», – думал я и никак не мог понять, что же изменилось у меня в душе.
Вадим
Рассвет в Южном городе прекрасен и скоротечен. Я вышел на крыльцо, покурил, покормил кота Басю, который стремительно метнулся к моим ногам, стоило открыть входную дверь. Надо ему купить кошачьего корма, а то он за неделю съел весь запас моих сосисок.
Оделся, пошел по улице Пушкина в кафе купить круасан и выпить кофе. В 7-20 она обычно пустынна, но тут я услышал, что кто-то меня зовет. Дорогу перегородил огромный бритый мужичара.
– А ну иди сюда, – грозно сказал он.
Я оглядел себя с головы до ног. Нащупал в кармане 1000 рублей. К мужичаре идти не хотелось. Как даст по голове кулаком величиной с арбуз, и моя работа будет заказывать мне венок.
Но я подошел. Мужичара засопел и вынул из-за пазухи котенка:
– Котенка хочешь?
Я осмотрел улицу Пушкина, по которой в разные стороны шныряли десятки, если не сотни, кошек и котов. Взглянул на мужичару и покачал головой.
– Не хочешь? Жаль.
Мужичара задумался и произнес:
– Тогда давай сигарету.
Дал ему сигарету. Он расплылся.
– Жаль, – говорит, – хороший котенок, смелый, у нас еще пять штук. Бери.
– Нет, – отвечаю, – спасибо, мне на работу.
– Меня Вадик зовут, я тут живу, если котята нужны, заходи. Попрощался с Вадиком и пошел на работу.
Бармен
В подвале, куда я захожу после работы выпить стаканчик стены расписаны греческими мозаиками. Греки собирают виноград, греки поют песни, танцуют. Говорят, раньше были и фривольные эротические работы, но власть предержащие после ряда эксцессов их убрали.
Я в вине не разбираюсь, поэтому полностью доверяю барменам.
Подошел к барной стойке и говорю:
– Мне вина хорошего, полусладкого.
– Полусладкое хорошим не бывает, – уже удивительно, задумался.
– Тогда коньяка.
– Неправильный ответ, – бармен как-то весело подпрыгивает.
– Не понял, – ну я честно не понял. С какой стати я должен угадывать, что мне пить.
– Если вы хотели полусладкого, то вам нужен портвейн. Сегодня привезли хороший портвейн.
Бармен подмигивает.
– Хорошо, 150 грамм.
– Не 150 а 200.
– У меня нет денег на 200.
– Я налью в долг.
Бармен открывает амбарную книгу и записывает на меня долг.
– Закусывать будете?
– Шоколадку.
– Опять неправильный ответ, – мне опять плохо. Чем ему не угодила шоколадка.
– Сыр? Дорблю? – гадаю как могу.
– Нет, оливки и только с косточкой, только с косточкой.
Книжный моего детства
В Южном городе я нашел книжный магазин моего детства. Не эти помпезные торговые сети Москвы и Питера, с эстрадой, кофейнями и вечерними выступлениями, а просто книжный. Я вошел в просторное светлое помещение и уловил запах книг. Так пахли страницы Майн Рида, Жюля Верна и Луи Бусенара. Теперешние книги так не пахнут. Они все какие-то белые, штампованные, в целлофане и +18.
В книжном было пустынно. За столом в центре полок с книгами, стоящими до потолка, сидел седоватый старичок, который представился Игнатием. Под его столом сидели полосатый серый кот с зеленым ошейником и белая грязная собачонка без ошейника. Игнатий расположился у плазменного телевизора и переключал каналы.
Я осмотрел полки и охнул.
– Можно потрогать?
– Трогайте, трогайте, – Игнатий радостно вскочил и подбежал ко мне.
– Что читаете?
– Да все понемногу, поэзия, философия, история, проза.
– Ооооо, – протянул Игнатий.
– Чего, оооооо?
– Читатель, как же вас мало осталось!
– С чего бы.
– Да сейчас все планшеты и планшеты, игрушки, а у нас книги-с.
Игнатий достал с полки «Переулок…» Пятигорского и протянул мне.
– Понимаете, – улыбнувшись спросил он.
– Да редкая книга.
– А то!
– С зарплаты, с зарплаты, – мне было неудобно, но честно зарплата только завтра.
Я вышел из книжного. Игнатий разочарованно смотрел мне во след.
Адам и Лида
– Слушай, Адам, тебе что 15 лет!
Молодая красивая девушка в белом полупрозрачном плаще за что-то выговаривала Адаму. Она красива той странной южной красотой, когда девушке идут самые неожиданные для северных городов наряды: кожаные штаны в обтяжку, огромные накладные ресницы и неимоверные розовые ногти. Все эти аксессуары так контрастируют с ее бледной кожей.
Мне очень интересно, что такое совершил Адам, что может сделать только пятнадцатилетний.
Я сижу в кафе Адама и подслушиваю их разговор. Я даже оторвался от Льва Шестова «Достоевский и Ницше», хотя с усилием делаю вид, что мне их разговор неинтересен.
Когда мне было 15 лет, я на все знал ответ, ни в чем не сомневался и понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Я мог часами раздавать оплеухи литературным классикам и удивлялся их бездарности. Я мог подтянуться 21 раз и выбегал сотку из 12 секунд.
Прислушался. Оказывается, Адам снял с моста свадебный замок и зачем-то подарил его Лиде (вот этой самой девушке). Девушка возмущается и не может понять, зачем он это сделал. Ведь он разбил чью-то семью. Адам горестно сопит. Потом берет ладошку Лиды и аккуратно ее целует. Лида на мгновение замирает и добреет. Адам обещает вернуть замок на место.
Приезжая
– Грязно тут у вас и мелко и жарко, – сказала мне женщина в солнцезащитных очках и присела на лавочку.
Вид у нее был московский. Московский вид легко отличить. Человек легко одет и у него нет рюкзака, куда можно положить одежду, если вдруг неожиданно потеплеет или похолодает.
– Нет, нет, – ответил я, защищая Южный город, – у нас чисто и, в отличие от Москвы, люди убирают сами.
– Что, ни одного таджика?
Я люблю таджиков, но дворниками они в Южном городе не работают.
– Ни одного, – ответил я.
– Дикари, – ответила женщина, – а театры у вас есть?
Я вспомнил наш драматический театр, похожий на корабль с памятной доской какому-то режиссеру, и обиделся.
– И театры есть, и кинотеатры, и ботанический сад, и цирк!
– Ага, в цирке, небось, одни макаки!
«Сама ты макака», – подумал я и вежливо ответил:
– Недавно к нам завезли индийских слонов, нильских крокодилов, дрессированных утконосов и австралийских кенгуру!
– И море у вас далеко, вы неправильный Южный город!
– Да близко море, мы правильный Южный город!
– И метро у вас нет, и МЦК! – женщина победоносно удалилась.
Я тяжело вздохнул. Метро и МЦК у нас действительно не было. В Москве каждое утро меня сорок пять минут мяли в метро, здесь я хожу до работы 10 минут. Мне захотелось догнать женщину-москвичку и объяснить, что она не права. Даже дернулся, но остановился. Я в Южном городе после Москвы всего месяц. Может, чего-то еще не понимаю.
Надежда
В Южном городе познакомился с соседкой Надеждой. Мы говорили о погоде и кормили котов. Надежда сказала, что погода у них в Южном городе обманчива и нельзя доверять теплу, также как и южным женщинам, и загадочно посмотрела на меня.
Потом мы с соседкой стали кормить котов. Зовут котов Бася и Помпей. Нрав их открытый и радостный. Бася и Помпей любят бродить по двору от двери к двери и попрошайничать. Я думал-то, что Бася и Помпей приходят только ко мне, но на самом деле день их расписан по минутам. Котам надо обойти с десяток квартир и домохозяйств, чтобы не пропустить ничего интересного.
Потом Надежда взглянула в темнеющее небо, перевела на меня взгляд и спросила:
