скачать книгу бесплатно
Альманах «СовременникЪ» №6(26) 2021 г. (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)
Альманах
Лия Бобровская
Альманах «СовременникЪ» 2021 #6
Празднование юбилея Михаила Булгакова продолжается!
Под обложкой нового «Современника» – стихи и проза разных тем и жанров. С ними можно будет приобщиться к красоте и задуматься о чудесах, которые, кстати говоря, необязательно будут добрыми. Найдут свое увлекательное чтение те, кто любит улыбнуться и даже посмеяться над книгой, хотя после веселья, возможно, появится желание поразмышлять о чем-то серьезном. Экспериментальное и авангардное творчество привлечет тех, кто не хочет оставаться в стороне от нового, а для тех, кто с интересом и уважением смотрит в прошлое, подробности о нем раскроют свидетели былых лет в своих воспоминаниях.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
СовременникЪ: выпуск 6 (26) (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)
Приложение к журналу «Российский колокол» Московской городской организации Союза писателей России,
Литературный центр Петра Проскурина
Издается с 2019 года
© Интернациональный Союз писателей, 2021
Предисловие
Празднование юбилея Михаила Булгакова продолжается, и его знаменует новый выпуск «Современника» – подарок нашим читателям.
Мы привыкли смотреть на мир как на что-то обыденное и привычное, поэтому не замечаем происходящих вокруг странностей и тех чудес, которые преподносит нам жизнь.
Но «чудо» не просто так созвучно с «чудовищем», и потому далеко не все они добрые. Иногда можно рассмотреть что-то такое, что неприятно или даже страшно знать, но все-таки стоит. Кто предупрежден, тот… не то чтобы вооружен, но, скорее, защищен разумным опасением или умением посмеяться над неприглядным. Булгаков владел и тем и другим искусством, и приятно признавать, что есть писатели, которые в этом следуют за ним.
И все же есть другие чудеса. Они радуют, учат, врачуют душу, а иногда спасают – буквально от смерти или чего-то худшего. Они могут быть предназначены для одного человека или принадлежать всему человечеству, всем, кто будет готов их воспринять. Сбереженная память о них – и сама по себе чудо, равно как и возможность ею поделиться, чтобы ощутить отклик. Ведь от этой постоянной передачи сквозь страны и века они не только не истираются и не тускнеют, но словно бы сияют еще чище.
И, наконец, есть чудеса, которые каждый человек носит в своей душе, но не всегда готов открыть даже себе самому, не говоря уже о других. Это чудеса восприятия, понимания и постижения, когда жизнь поворачивается особой, новой стороной, играет необычными красками, которые придает ей Слово.
И это чудо Слова уже нельзя забыть, оно пребывает с писателем и после того, как он поставил последнюю точку, а с читателем – когда он закроет книгу, сохранив впечатления о ней.
Хотите в этом убедиться? Тогда приятного чтения.
Ольга Вологодская
Родилась 13 августа 1970 года в Вологодской области. Выросла и окончила школу в Костромской области, с. Павино. С 1988 года живёт в Крыму. Окончила Симферопольский государственный университет по специальности «история».
Всегда много читала, не думала, что начнёт писать сама. Но однажды дала слово сыну, что издаст книгу детских сказок, тех самых, что сочиняла по ночам. Так началась её история как писателя. В 45 лет.
С 2020 г. – член Интернационального Союза писателей и Союза писателей Республики Крым. В 2021 г. окончила курсы им. Чехова при Интернациональном Союзе писателей. Считает важным для себя овладевать литературным мастерством и дальше.
Печаталась в сборниках «Современник», «Российский колокол», «Ковчег-Крым», крымско-татарской газете «Къырым».
В «Современнике», посвящённом Булгакову, представляет первые работы для взрослых.
Приговор по Шекспиру
Те смельчаки, что в первый день процесса откопали и размуровали сундуки с рукописями и книгами либо восстановили файлы с запрятанных миниатюрных носителей, сей ночной порой спешно стирали, закапывали, замуровывали и даже сжигали.
Всё началось по вине профессора литературы и психологии Андрея Рассказова. Миллионы гадали (кто на кофейной гуще, кто на облаках), отчего профессора в жёлтый дом не умыкнули подобно всем его предшественникам. История не могла припомнить столь длительного процесса аутодафе. Одни поговаривали, что мэр решил развлечь публику, вторые утверждали, что это пиар винтажной прессы, третьи так и вовсе одичали – кричали на всех сайтах о торжестве книгомании, прославляли в соцсетях честное правосудие и даже объявили начало новой эпохи Вырождения. Одно было ясно и не подлежало сомнению: Андрея Рассказова судили шесть месяцев и сегодня ему наконец объявят приговор.
В зал суда допустили лишь самых именитых графоманов и кропателей. Кондиционер зашипел на рассвете, и важные лица потели в разноцветных шелках, сидя на жёстких неудобных стульях в надежде на скорый вердикт судьи.
– Встать, суд идёт!
«Лишь эта фраза не меняется столетиями», – подумал Андрей, разглядывая лицо судьи.
Он не боялся, что тот поймает его за этим занятием. Судью можно рассматривать, гипнотизировать, строить ему рожи, тот всё равно на профессора не взглянет. За шесть месяцев – ни разу. Поразительная шлифовка. Куда угодно – только не на подсудимого. На свидетелей, обвинителя, охранников, паутину, застрявшую в облупленных углах. Конечно. Потолки пять метров высотой, вот и вьют себе домишки паучишки. Раз в год уборщик притаскивает шаткую стремянку и, кряхтя, взбирается на неё, чтобы веником смахнуть святые жилища пауков.
Судья включил тонкий сенсор на панели стола и кивнул главному обвинителю.
Тот суховато кашлянул, покрутил пол каблуком лакированной синей туфли и триумфально выкрикнул:
– Вызывается свидетель Шёлковое Перо.
Судья поморщился от цокота металлических набоек. На свидетельский стул церемониально воссела тощая дама в розовом. «Барби 60».
– Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме голой правды.
– «Голой» – это лишнее, – поправил судья.
Зал хохотнул – развлечение. Свидетельница поправила шляпку и посмотрела на главного обвинителя. Он ободряюще кивнул ей. Дама успокоилась.
Главный обвинитель был краток. А как ему хотелось блеснуть в последний день. Чёртов кондиционер.
«Нет ли здесь чужого умысла?» – мелькнула мысль перед началом опроса.
– Скажите, что вы слышали, стоя под дверью аудитории, где профессор Рассказов читал лекции?
Дама в розовом приосанилась, её кривой палец с напяленным на него огромным перстнем с кровавым камнем ткнул в Андрея Рассказова:
– Свидетельствую, что лично слышала, как подсудимый заставлял несчастных студентов, этих неоперившихся птенчиков, изучать мерзкие, толстые, извращённые текстики Достоевского.
– Ах, – прошелестело по залу.
– Толстого, – продолжила дама.
– Ах, ах, какой ужас.
– Льва Толстого, – уточнила свидетельница.
– Не может быть. Ух, вы слышали, даже не Алексея, а Льва, вы подумайте, какое иезуитство, – лиловые, голубые и жёлтые шляпки запрыгали в возмущении.
– Кафку, – продолжала перечень тощая дама в розовом, подглядывая в бумажку, запрятанную в широком рукаве.
– Ох, мне плохо, Вафку, – простонала фиолетовая дама в первом ряду. – Откройте окно, мы задыхаемся.
Охранник щёлкнул заржавевшими шпингалетами, и вместе с жарким воздухом в зал ворвалась парочка упитанных шмелей. Дамы замахали бумазейными шляпками, и шмели с громким недовольством взмыли вверх, где угодили в плен к изголодавшимся паукам.
– Продолжайте, мадам, – главный обвинитель незаметно подмигнул престарелой Барби.
– И ещё, – тут дама запнулась.
– Говорите, вас не осудят за это имя, – длинный перст главного обвинителя взмыл в потолок.
– Хорошо, я скажу, но это последнее. Ик-Ик. Ещё обвиняемый заставлял студентов читать Джойса. – Имя Джойса дама почти прошептала.
Судье пришлось колотить молотком три минуты, прежде чем зал затих.
Свидетельница процокала к своему стулу и покрылась алыми пятнами, когда сосед-толстяк в зелёной пижаме шепнул ей в корявое ушко:
– Вы отважная женщина, мадам.
Второй свидетель, третий, четвёртый, пятый. Судья знал их всех: Клинописец, Остроручкин, Бейбумага, Чтивоножка, Скоропалый.
Бумагосжигатель был последним, и после его высокопарных сказаний о том, что студенты профессора Рассказова писали с помощью потока сознания, дамы трагически заломили руки, оплакивая поломанные жизни бедненьких несмышлёнышей. Охранники смущённо почёсывали затылки, пытаясь вспомнить, когда это судили всех этих Кафок, Джойсов и Толстых.
– Свидетели допрошены, достопочтимый судья. Можно огласить приговор, – шаркнул туфлей главный обвинитель.
– А как же последнее слово? И где адвокат подзащитного?
Главный обвинитель посинел, знаменитости сшиблись лбами, повернувшись одновременно к выходу. Судья залпом выпил стакан воды. Такого эти стены не слышали. Судья напрягся. Нет, при его жизни эти стены точно такого не слышали.
Незнакомый всем мужчина в чёрном прислонился к дубовой шероховатой двери, левая рука его при этом играла тонким гусиным пером.
– Настоящее перо, – дамы взвизгнули, одна из них потеряла сознание, мужчины завопили:
– Арестуйте его.
Охранники, подпиравшие стены, кинулись к незнакомцу, но неведомая сила пришпилила их обратно. Незнакомец двинулся по проходу, уселся рядом с подсудимым, предварительно шепнув ему:
– Я Уильям.
На что Андрей шепнул в ответ:
– Я вас узнал.
– Ну так что же насчёт адвоката и последнего слова для обвиняемого? – незнакомец закинул ноги в странных длинных сапогах на отполированный низенький стол и прищурился.
Судья не сводил глаз с отплясывающего пера: «Такие я видел только на старинных картинах в далёком детстве. Как же я устал. Наверное, этот профессор – тоже. Мы с ним так похожи. Похожи ожиданием. Один из нас хочет побыстрее объявить приговор, второй – услышать его. Главное сейчас – не смотреть. Если посмотришь на подсудимого, приговор будет справедливым, а это всё равно что совершить революцию. А революций в этой стране не было, сколько же их не было? Сто? Двести лет?»
В паутине забились и зажужжали шмели, и это напомнило судье о его обязанностях. Он махнул рукой:
– Последнее слово подсудимому.
В этот раз молотком пришлось стучать минут семь. Все позабыли о желании поскорее вырваться из душного зала.
Андрей поднялся и устремил тоскливый взгляд в окно: «Как же давно я ни с кем не разговаривал. А мои студенты? Их не пустили ни на одно заседание. Какая сила исходит от Уильяма Шекспира. Интересно, это он сам или его реинкарнация?»
– Ну же, смелее, профессор, – Уильям взмахнул пером.
Ток ударил в макушку Андрея, юркнул под рубашку, завибрировал и дошёл до сердца. Какая мощь. Никогда раньше Андрей не испытывал такой силы. Или было? Возможно, он просто забыл?
Андрей наклонился к незнакомцу и спросил:
– Как вы думаете, Уильям, шмелям удастся вырваться из тенёт?
– Шансы равны, профессор, всё зависит от веры.
Андрей поднялся, прижал правую руку к сердцу:
– Я, Андрей Рассказов, заявляю: я виновен.
Цветастый зал выдохнул, судья сжал руки и опустил голову, охранники ухмыльнулись и застыли в предвкушении прыжка, подобно паукам, что кружили вокруг бившихся в тенётах шмелей.
Голос Андрея зазвенел, отчего пауки медленно зашевелили мохнатыми лапами.
– Я виновен в том, что посмел явить истину. Виновен в том, что осмелился возродить ценности. А также в том, что раскрыл тайны великих мастеров, о чём никто из здесь присутствующих не желает знать. Или боится? Я признаю себя виновным полностью и окончательно и прошу не винить моих учеников в том, что им указан путь. Но я верю, что они не свернут с него. И буду верить в них даже тогда, когда они сами перестанут верить в собственные силы. А теперь, благочестивый судья, можете огласить приговор.
Судья давно разжал кулаки, высоко поднял голову и не отрываясь смотрел на подсудимого. Незнакомец в чёрном перестал играть пером и сбросил ноги со стола. Помощник судьи опомнился и прокричал:
– Встать для оглашения приговора.
Разноцветное море забурлило в предвкушении. Судья охватил их цепким взглядом, чувствуя, как радостно им, как жаждут они. Что же, он готов:
– Суд признаёт обвиняемого виновным по всем тридцати трём выдвинутым обвинениям.
Пауки, словно канатоходцы, двинулись по натянутой паутине.
Судья помедлил. Вот, уже слащаво корчатся. А эти двое. Как спокойны они. Кто же он, этот в чёрном? Такое странно знакомое лицо, и это перо в левой руке, и сила.
Морская волна прокатилась по уставшему обрюзгшему телу судьи, наполняя свежестью и радостью неведомого.
«Шекспир! Это же Уильям Шекспир», – вздрогнул судья, проводив взглядом парочку шмелей, что вылетела в распахнутое окно, и вынес приговор:
– Окончательно, обжалованию не подлежит. Подсудимый виновен и свободен.
Гул цветастых шляпок, колпаков и шёлковых одеяний утонул в грохоте. Тяжёлые двери рухнули, и в зал ворвались студенты с книгами в руках.
«Революция», – довольно потёр руки судья. Наконец-то можно будет откопать сундук под старым дубом.
Мои Одра и Дек
– А я тебя Луной в Козероге.
