Невеста авантюриста

– Ваша светлость. – Тримбл тихо откашлялся, взяв у него перчатки и шляпу. – От имени всей прислуги позвольте выразить свои соболезнования в связи с безвременной кончиной вашего двоюродного дяди. Меня зовут Тримбл, милорд.

– Я вас помню, – сказал лорд Дрейкотт и широко улыбнулся, обнажив белые зубы. – Приятно снова видеть вас, Тримбл. Много лет прошло, не правда ли?

– Вы правы, милорд. А это… – Он обернулся и продолжил: – Это мисс Хаддон, гостья их светлости, лорда Дрейкотта, да будет земля ему пухом.

Лина тотчас присела в реверансе:

– Ваша светлость.

– Мое почтение, мисс Хаддон. Я не знал, что в нашей семье есть кровь Хаддонов. – Его голос звучал низко и глубоко, но в то же время мягко. В речи чувствовалась легкая иностранная интонация, а также довольно откровенное любопытство.

– Нет, между нами не было родственных связей. Лорд Дрейкотт был старинным другом моей тетушки, с которой я жила в последнее время. Когда мне было некуда пойти, он проявил необыкновенную доброту и приютил меня у себя. Последние семь недель я служила здесь экономкой.

– Все понятно. Мне жаль, что я не успел на похороны. Я получил печальное известие лишь на третий день его кончины. Мы собрались и приехали сюда верхом.

– Вы скакали верхом от самого Лондона? – От города до поместья было больше ста сорока миль. Слишком свежи еще были в памяти Лины воспоминания о бесконечно долгом путешествии в дилижансе.

– Да. – Казалось, его удивил ее вопрос, словно это было обычным делом для аристократов – отправляться в длительные путешествия верхом, а не в экипаже. – Мои лошади полны сил и привычны к большим расстояниям.

Барон повернулся и проследил взглядом за конюхами, уводившими животных. Лина в этот момент позволила себе смелость бросить на него мимолетный взгляд. Высокий рост, длинные волосы, смуглая кожа и острая линия подбородка, которая свидетельствовала о его худобе. От него исходила какая-то необыкновенная, очень естественная энергия, которая наполняла дом духом безграничной, необузданной свободы. Лина испытывала необычное беспокойство и желание действовать, словно этот дух захватил и ее.

– Уверен, ваша светлость, вам хотелось бы осмотреть свои комнаты и отдохнуть с дороги. Ваш… камердинер? – Тримбл помог хозяину снять тяжелый, покрытый пылью плащ.

– Грегор русский, и он мой товарищ, который путешествует вместе со мной, – пояснил лорд Дрейкотт и обернулся. – Я полагаю, один из лакеев может позаботиться о моей одежде.

Разглядывая его пыльные сапоги, Лина пыталась вспомнить, что старый лорд рассказывал о своем наследнике. «Большой любитель путешествовать, каким когда-то был и я. Единственный в нашей семье, в ком есть хоть какой-то внутренний стержень, – ворчал когда-то старик, говоря о нем. – Единственный, кто способен мыслить незаурядно и у кого на все есть свое собственное мнение. Этот негодяй умеет быть возмутителем всеобщего спокойствия. Потрясающий тип! Он иногда пишет мне, но ему хватает совести не интересоваться шансами получить мое наследство».

Впрочем, это был уже совсем не парень. Это был мужчина. У нее внутри все сжалось, когда он двинулся с места, подошел ближе и встал прямо перед ней. Лина заставила себя на секунду посмотреть ему в лицо и удивилась, каким доверчивым, вероятно, мог быть этот человек. Зеленые глаза, довольно холодные и настороженные, особенно в сравнении с его теплой, открытой улыбкой. Ее страх постепенно уступал место лишь некоторой настороженности. Его взгляд, изучающий ее лицо, не был безразличным, он был испытующим, разумным и мужественным, так что она буквально через мгновение отвела глаза и постаралась сосредоточиться на мочке его уха, пока он не успел прочитать все ее чувства и мысли, которые были видны, словно в открытой книге. Нет, он отнюдь не легковерен.

– Надеюсь, покои, что мы подготовили для вас, окажутся приемлемыми. – Лина изо всех сил старалась вести себя как экономка. Эта роль показалась ей самой подходящей и к тому же безопасной. – Мы… Я, как могла, старалась навести чистоту. Однако у старого лорда Дрейкотта было весьма своеобразное представление об уюте.

Она очень старалась привести все в порядок после похорон, однако скоро оставила попытки превратить комнату в нечто похожее на традиционную спальню. Повсюду, на всех горизонтальных поверхностях, стояли стопки книг, свитки с картами, а также множество всевозможных склянок и баночек. Из папок и коробок высыпались разнообразные бумаги и документы, которые, как она полагала, лучше не трогать до приезда наследника и его стряпчего. Полки, столы и даже немалая часть пола были уставлены нераспечатанными коробками с древними артефактами и высохшими остатками материалов для химических экспериментов, которыми барон занимался в молодости.

Соседние покои, которые в былые времена занимала леди Дрейкотт, почившая сорок лет тому назад, сейчас была полна образцов работы таксидермиста, изъеденных молью, вычурных ваз с изображением сцен эротического характера и различных склянок с химикатами.

– Мое представление об уюте и удобстве также очень причудливо. Я могу спать и на досках, мисс Хаддон, и мне не раз приходилось это делать, – с иронией сказал он, подчеркнуто растягивая слова. – Не присоединитесь ли вы ко мне за ужином сегодня вечером?

– Я лишь экономка, ваша светлость. Сомневаюсь, что это позволительно…

– Вы ведь были гостьей моего дядюшки, не так ли, мисс Хаддон? А значит, теперь и моя. В таком случае это не просто позволительно, но даже вполне соответствует случаю. – Он определенно не привык, чтобы ему возражали.

– Благодарю вас, сэр.

«Теперь и моя». Действительно ли было в этой фразе что-то собственническое, или это лишь разыгралось ее воображение? Так или иначе, ей было нужно его расположение, одобрение ее присутствия в его доме, по крайней мере до тех пор, пока тетушка Клара не известит ее о том, что она может вернуться. И все же совесть напоминала о себе. Он будет, сам того не зная, помогать человеку, укрывающемуся от закона. Старый барон знал всю правду о Лине, новый же хозяин имел полное право выгнать ее на улицу, а то и вызвать местных представителей магистрата, если обнаружится, кто она.

Квин с интересом изучал лицо юной женщины, которое она, отвернувшись, старалась спрятать. Почему и зачем его двоюродный дядя вдруг приютил эту маленькую монашку? Волосы стянуты в тугой узел, черное платье от шеи до лодыжек, грустные глаза… Старик Саймон никогда не был известен актами благотворительности, напротив, за ним давно и твердо закрепилась репутация нарушителя общественного спокойствия, и, даже когда ему было уже за семьдесят, он не обходил вниманием дорогие и весьма непристойные удовольствия. Была ли эта девушка его дочерью, плодом его сладострастного приключения, последнего перед бегством от привычной реальности и уединением в загородном поместье?

Нет, конечно же нет. Острый подбородок мог быть его чертой, но не голубые глаза и светлые волосы. Она не могла быть родной дочерью Саймона.

– С нетерпением жду ужина, мисс Хаддон, – сказал он.

Она ответила ему реверансом, не отрывая глаз от шейного платка.

– В котором часу вы бы хотели поужинать, ваша светлость?

– В семь часов, если это будет удобно, мисс Хаддон.

Вслушиваясь в шелест ее платья, он нахмурился. Последний год он провел на Востоке, в регионе, где шелк был основным товаром, предметом производства и потребления и где все в нем знали толк. Это был шелест дорогого высококачественного материала, и теперь, когда он вновь взглянул на ее однотонное черное платье, по переливам материи безошибочно определил блеск превосходного шелка. Скромное платье было изящно скроено и сшито из ткани, больше подходящей для бального платья, чем для проведения будней в загородном доме, тем более в качестве прислуги.

Квин обратил внимание и на ее гладко уложенные волосы цвета янтарного меда, и на длинные, пушистые ресницы, что то и дело вздрагивали, точно крылышки робкой птицы, скрывая ее удивительные голубые глаза. Она сделала еще шаг, и он ощутил смешанный аромат пряностей и цитрусов, едва уловимый, но вместе с тем яркий. Нет, она определенно не монашка, и к тому же не просто обыкновенная экономка. Она явно волновалась в его присутствии, возможно, даже боялась его. Он мог прочесть настороженность в ее глазах с такой же легкостью, как если бы это была молодая необъезженная кобылица. Все это было довольно загадочно, а оттого возбуждающе.

– Ваша светлость? – Тримбл ждал своего нового хозяина.

Квин тотчас развернулся и, широко шагая по отполированному мраморному полу, последовал к лестнице. На ступенях он остановился и обернулся. Мисс Хаддон шла по коридору, ее движения были легки и деликатны, как и благоухание ее духов; шелк соблазнительно облегал плавные линии ее бедер и тонкую талию. Это вынужденное возвращение в Англию обещало быть более увлекательным, чем он предполагал, решил Квин, стремительно поднимаясь по лестнице вслед за дворецким и вдохновенно перепрыгивая через ступени.

Глава 2

– Этот язычник, слуга нового хозяина, был здесь и что-то вынюхивал! – негодуя, воскликнула миссис Бишоп, повариха, когда Лина появилась на кухне в половине седьмого вечера, чтобы убедиться, что все готово.

– Я уверена, он не язычник, – попыталась успокоить ее Лина. – Грегор, как мне кажется, возможно, исповедует православие, но в любом случае он наверняка христианин.

Миссис Бишоп была вынуждена выполнять обязанности экономки целых полтора года с тех пор, как последнюю довольно грубо выгнал старый лорд Дрейкотт, а потому с радостью приняла Лину.

– У него такой сильный акцент, что я не могу разобрать ни слова из того, что он говорит, – пылко жаловалась повариха.

– Наверное, он просто хотел поужинать, – предположила Лина.

– А где Тримбл разместил его? Кстати говоря, я почти уверена, что он не слуга. Лорд Дрейкотт назвал его своим товарищем, с которым они вместе путешествовали.

– Мистер Тримбл выделил ему комнату в мансарде, но он покосился на нее с видимым недовольством.

– Это лучшее, на что он может рассчитывать в настоящее время, если не хочет поселиться в чулане, – сказала Лина. – По крайней мере, там чистота и порядок, чего нельзя сказать о гостевых комнатах и покоях хозяев этого дома. Вы принесли им горячей воды?

– Горячая вода! – Повариха вдруг густо покраснела и ударила ковшом по столешнице. – Они опустошили весь котел! Его светлость увидел в комнате лорда этот сарко… как он называется, и сказал, что из него выйдет отличная ванна. Он наполнил его горячей водой, вы можете себе представить? Они разделись донага и оба забрались туда, как рассказывал лакей, после того как омылись водой во дворе.

– Это уж слишком! – воскликнула Лина. Мысль о лорде Дрейкотте, обнаженном, под звенящими струями воды, показалась ей возмутительной, но чрезвычайно волнующей. Она была потрясена до глубины души.

– Все лакеи то и дело бегали вверх и вниз по лестнице с ведрами воды. Они велели Тримблу увести всех женщин, а затем, капая водой, побрели через весь дом к своему сарко…

– Саркофагу, – договорила за нее Лина. Его светлость, старый лорд Дрейкотт, хранил в своей спальне большой мраморный гроб. Было чрезвычайно удивительно, что барон не стал настаивать на том, чтобы его похоронили именно в нем. – И что же, они забрались в него вместе? – Сосуд, несомненно, был достаточно велик, чтобы в нем уместилось двое мужчин.

– Даже не знаю, как и рассказывать дальше! – таинственно сказала повариха. – Вы же не думаете, что он один из этих… ну, вы понимаете, из этих… женоподобных… ведь нет?

– Нет, – уверенно ответила Лина. – Кем бы ни был этот новый лорд Дрейкотт, я не думаю, что его привлекают мужчины. Он много времени провел на Востоке, вполне возможно, там принимают ванну несколько иначе. Я уверена, что очень скоро он обживется и превратится в традиционного члена английского высшего общества, – попыталась успокоить повариху Лина. Впрочем, бродить по дому нагим и мокрым… Нет, ни в коем случае, не стоило даже думать об этом.

Эти длинные, мускулистые ноги, эти широкие плечи… Да, к молодому лорду ее влекло не только любопытство. Подобных мужчин в ее жизни встречалось очень немного, что отчасти объясняло столь неожиданные ощущения.

Звон колокола, возвестившего об ужине, разнесся по всему дому и заставил взволнованное сердце Лины биться чаще. Она улыбнулась поварихе и заторопилась вверх по лестнице. Тримбл придержал дверь в столовую, чтобы она могла войти.

– Его светлость только что спустился, мисс Лина. – Он едва заметно приподнял брови, намереваясь, очевидно, таким образом придать особый смысл своим словам.

И уже через мгновение стало понятно, что именно он вкладывал в этот жест. Лорд Дрейкотт внимательно разглядывал портрет своего двоюродного дяди, висящий над камином. Казалось, двое мужчин наконец встретились лицом к лицу и оценивали друг друга. Впечатление от этой сцены было особенно ярким оттого, что Саймон Эшли был запечатлен на этом полотне как раз в возрасте своего внучатого племянника.

Человек на портрете носил напудренный парик и широкополый камзол из роскошного синего шелка. Запястья обрамляли пышные манжеты, пальцы были унизаны дорогими перстнями. Весь облик его излучал мужественность, глаза, освещенные пытливым умом, казалось, заглядывали в душу. В последние недели Лина часто смотрела на портрет и каждый раз думала, каким был этот живой и полный энергии человек, пока старость не оставила от него ничего, кроме силы духа.

Теперь она словно воочию видела это, ибо сходство старого барона с его наследником было поразительным. Кроме того, молодой лорд Дрейкотт тоже в своем роде был щеголем. Длинные черные брюки были заправлены в голенища мягких темно-красных замшевых сапог, из-под длинного жилета темно-зеленого шелка была видна белоснежная батистовая рубашка с вышитым воротником и глубоким вырезом. Лина готова была поклясться, что не издала ни звука, подойдя к столовой, но едва оправилась от потрясения, как лорд Дрейкотт обернулся. Она на мгновение зажмурилась, напуганная неожиданным движением в затененной задней части столовой. Грегор тоже, обернувшись, взглянул на нее. Лицо его было совершенно бесстрастным. Он был одет точно так же, как барон, за исключением того, что все на нем, кроме белой рубашки, было темно-синего цвета, а волосы коротко острижены.

– Мисс Хаддон. – Лорд Дрейкотт сделал шаг вперед. – Надеюсь, вы простите мое экстравагантное одеяние; у меня при себе нет европейского костюма, подходящего к такому случаю, как сейчас.

– Конечно, милорд. – Кто стал бы возражать против торжественного ужина с героем сказки из «Тысячи и одной ночи» или поэмы о Чайльд Гарольде? Она чувствовала себя жалкой невзрачной птичкой рядом с великолепным павлином.

Он встал со своего кресла во главе стола и проводил ее к месту по правую руку от себя. Грегор встал позади лорда.

– Я объяснил Грегору, что было бы маловероятно, если бы вы решили отравить мою еду, а значит, нет нужды пробовать ее первому, – заметил лорд Дрейкотт, усаживаясь за стол.

– Прошу прощения, милорд, неужели в вашей жизни были подобные прецеденты?

– Их было достаточно, чтобы я стал осторожным и подозрительным, – ответил он и задумчиво посмотрел на нее. – Мисс Хаддон, вам действительно необходимо называть меня «милорд»? Каждый раз, когда вы произносите это, я на мгновение задумываюсь, к кому вы обращаетесь.

– Я уверена, вы скоро привыкнете к своему титулу, к тому же это обращение наиболее соответствует правилам приличия, милорд! – заявила Лина, рассматривая вышитый манжет рубашки, а потом и загорелую кисть лорда с массивным золотым перстнем на среднем пальце.

– Думаю, мы могли бы оставить эти скучные правилам приличия, – предложил он. – Меня зовут Джонатан Квин Эшли. Никто не называет меня Джонатан, но полагаю, вы сочтете, что обращение Квин не вполне соответствует правилам приличия. – Лина чувствовала, что он с иронией в очередной раз упомянул приличия. – Тогда зовите меня Эшли, это моя фамилия. А как же зовут вас?

– Селина, ми… Эшли. Впрочем, нет, я думаю, мое положение не позволяет мне так обращаться к вам.

– Какое положение? Вы же гостья. Разве я не прав, Тримбл? – Он чуть повысил голос, обращаясь к дворецкому, что стоял возле буфета, покровительственно наблюдая за происходящим.

– О, вы совершенно правы, милорд. Кроме того, я буду нем, как рыба.

– Вот это очень соответствует приличиям. Так, Селина, теперь нам предстоит избавиться от обычая раскланиваться и рассыпаться в витиеватых приветствиях, не так ли?

Она подняла глаза и взглянула на него. Нет, он отнюдь не флиртовал с нею; он обращался к ней в дружеской манере и, казалось, искренне, без заискиваний и непристойных намеков. Она, без сомнения, выглядела как безупречная экономка, а значит, была в полной безопасности от возможных ухаживаний с его стороны.

– Если вы так пожелаете, Эшли.

Он кивнул, удовлетворенный исходом беседы, и наконец принялся за суп. Лина воспользовалась тем, что он на какое-то время сосредоточился на еде, и украдкой рассматривала его строгий и волевой профиль. Она пришла к выводу, что он кажется человеком умным, а также чувствительным и восприимчивым. Как печально, что он, должно быть, был пятым сыном в семье, а значит, все его братья уже умерли, так как иначе они были бы первыми претендентами на наследство.

– У вас было много старших братьев и сестер? – с сочувствием поинтересовалась она.

Он тотчас понял, что она имела в виду.

– Нет, у меня не было ни братьев, ни сестер. Квин – это девичья фамилия моей матушки, а не производное от квинтет. – Неотступный взгляд зеленых глаз снова коснулся ее лица, и она тотчас потупила взор. Она почти физически ощутила, что он смотрит на нее именно как на женщину.

– А у вас есть братья или сестры?

– У меня две сестры – Маргарет и Арабелла, – неожиданно призналась Лина. – Однако Мег уехала из страны вместе со своим мужем, который находится на военной службе на Пиренейском полуострове, а где сейчас Белла, я и вовсе не знаю.

– Значит, вы остались совсем одна? А как же ваша тетушка? – Его, казалось, совсем не удивило то, что у нее не было семьи. Безусловно, ей стоило ожидать, что он станет расспрашивать о ее происхождении.

– Она тяжело заболела и больше не может обеспечивать мне кров и крышу над головой. – Лина ждала, что он спросит, чем она собирается заниматься, когда он наймет настоящую экономку. Она не имела ни малейшего представления, что ответить на этот вопрос, но, к ее удивлению, Эшли просто кивнул и снова вернулся к еде, которая исчезала с его тарелки с огромной скоростью.

– Еще рыбы, ваша светлость? – Лакей Майкл наклонился с серебряным подносом.

– Да, благодарю. Простите мой безудержный аппетит, Селина. Мы не останавливались от самого Лондона, только на кружечку эля.

Она не могла оторвать взгляд от невозмутимого человека, стоящего у барона за спиной.

– Что ж, можно попробовать предложить, – сказал Квин Эшли, словно читая ее мысли. – Грегор, поешьте!

Он пробормотал что-то в ответ на языке, непонятном Лине. Квин пожал плечами:

– Чертов упрямец. Сказал, что поест позже.

– Если экономка может обедать с вами за одним столом, то я не вижу причин, почему этого не может сделать ваш спутник, – сказала Лина. – Майкл, накройте, пожалуйста, для мистера Грегора.

– Ты слышал, Грегор? – Его, судя по всему, совсем не обидело то, что она отдавала приказания. – Леди хочет, чтобы ты отужинал вместе с нами. Неужели ты оскорбишь ее своим отказом?

Мужчина пробормотал что-то на своем языке, после чего Эшли громко рассмеялся и сел за столом напротив нее. «Леди», – повторила она про себя.

Майкл принес к столу отбивные котлеты из мяса молодого барашка. Теперь, когда к ужину присоединился еще один изрядно проголодавшийся мужчина, ей оставалось только надеяться, что еды хватит на всех.

– Завтра я должен послать за адвокатом моего дядюшки. Я полагаю, его последняя воля еще не была озвучена? – Эшли отодвинул полупустой бокал Лины и, взяв другой, наполнил его красным вином.

– Нет. Мистер Хаверс сказал, что сначала мы должны найти и дождаться вас. Похоже, он думал, что это займет определенное время.

– Дядя послал за мной, и я приехал, как только получил письмо. В нем была просьба первым делом обратиться к мистеру Хаверсу и попросить его прибыть в дом при первой же возможности. – Эшли снова занялся котлетами.

– Он послал за вами? Но ведь он умер во сне, и, несмотря на его возраст, это случилось весьма неожиданно. – Доктор напророчил, что он будет жить как минимум лет до ста.

– Год назад он написал мне, что я должен вернуться, чтобы разобраться с делами, как он выразился. Письмо шло ко мне целых десять месяцев, а затем, получив его, я отправился сюда. Старик все рассчитал верно, хоть раз в жизни. Я был бы рад встретиться с ним еще хоть раз, я был многим ему обязан, однако нам обоим не нравилось, когда я проводил здесь слишком много времени.

– Но здесь так красиво, – возразила Лина. Едва приехав сюда, она буквально влюбилась в необузданное седое море, что бурлило за холмом, поросшим лесом и укрывавшим этот дом от свободолюбивых ветров; в крутые тропинки, что вели через лес на противоположной стороне долины и живописный парк; в просторы небес, предела которым, казалось, не было вовсе.

– Красиво? Надеюсь, найдется немало людей, кто разделит ваше мнение, так как я намерен продать поместье как можно скорее.

– Продать? Но вы не можете… Ах, прошу прощения. – Она отвела глаза, как только Эшли поднял голову, чтобы взглянуть на нее. – Безусловно, это не мое дело.

– А вы, судя по всему, очень привязались к этому месту, – заметил он.

– Здесь чудесно, – равнодушно произнесла она.

– Вы думаете о том, что будет с вами, – сказал он ровным, сухим тоном. Он готов был предсказать реакцию, а потому сразу продолжил: – Мой дядя оставил достаточно провизии для прислуги и писал мне, что обсудил это с ними. Я убежден, что он позаботился и о вас, Селина.

Все, на что она была способна, – это улыбаться и кивать своему собеседнику. «Ну конечно же нет! Он даже не знал о моем существовании, когда писал вам, и даже если бы знал, я не имею к нему никакого отношения, ни родственного, ни какого-либо другого», – думала она.

– Я позабочусь о вас, Селина, – сказал Эшли, и его глубокий, невозмутимый голос придал его обещанию невероятную весомость, почувствовав которую она с волнением взглянула на него, но тотчас отвела глаза: он пристально смотрел на нее.

Точно в дымке забытья, она решила, что должна во что бы то ни стало очаровать его. И почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Лина отпила еще вина. Оно было чрезвычайно вкусным и к тому же обладало приятным расслабляющим действием. И теперь все казалось гораздо понятнее и яснее.

Своей попыткой соблазнить барона она ступала на скользкий, опасный путь, в котором самое главное было вовремя остановиться, чтобы он почувствовал к ней возвышенные, благородные чувства, ответственность за ее судьбу, но не успел по-настоящему влюбиться. Где была эта граница, ей пока неведомо.

Кэтти и Мириам были ближе всего Лине по возрасту, да и, пожалуй, являлись единственными ее подругами среди куртизанок в «Голубой двери». И вот однажды зимним вечером, когда за окном было уже темно и мела непроглядная метель, а оттого и дела шли плохо, они сидели все вместе и забавлялись, пытаясь обучить Лину флиртовать с мужчинами.

Девушки научили Лину, как использовать веер, взгляды и оттенки голоса, чтобы заманить мужчину в ловушку.

Никогда прежде у нее не было повода воспользоваться этим уроком, но теперь представилась возможность опробовать совет своих подруг. Мимолетный взгляд из-под томно опущенных ресниц должен был оказать чарующее действие. Она испробовала это.

– Благодарю вас. Я не сомневаюсь, что вы не оставите меня в беде.

Грегор издал странный глухой звук, должно быть подавив смех. Она тотчас вспыхнула румянцем и опустила взгляд, устремив его в свою тарелку.

– Можете на меня рассчитывать, – сказал Эшли, понизив голос, так что от его глубоких, бархатных ноток по телу Лины пробежала трепетная дрожь.

– Я оставлю вас, джентльмены, чтобы вы могли насладиться сыром и портвейном, – сказала она, поднимаясь из-за стола с учтивой улыбкой. Едва она встала, комната как будто слегка поплыла перед глазами. – Хорошего вам сна. – Она встретилась взглядом с Эшли, но пожалела об этом.

Атмосфера неожиданно стала душной, напряженной, пронизанной какими-то странными чувствами, непонятными даже ей самой. Все, чего ей сейчас хотелось, – это оказаться в своей уединенной и безопасной комнате, где она могла бы поразмышлять о том, хватит ли ее способностей для того, чтобы подчинить своей воле такого человека, как Квин Эшли.

Глава 3

– Что ты думаешь об этой монашке? – Квин уютно устроился в постели под тяжелым балдахином и наблюдал, как Грегор проверяет двери, окна и портьеры, проводя свой обязательный ритуал по поиску возможного неприятеля или убийцы, а также любых путей к отступлению. – Прекрати, Грегор. Если начнется пожар, я выберусь через окно. Я не думаю, что в этом доме нам может угрожать что-то, кроме экспонатов из коллекции моего дядюшки. А когда мы доберемся до Лондона, то угрозой скорее станут пистолеты, чем нож неприятеля в непроглядную полночь.