Ищи её на Чёртовом кладбище

Андрея покоробило слово «сеансы». Он хочет сказать, что их будет много? А насчет комфорта, так в гробу его и то больше, чем в этом помещении. Ладно, сегодня попробуем, а дальше будет видно.

– Это началось после войны. Я служил в десантных войсках, но мне пришлось… уволиться до окончания контракта.

– Отлично! У нас есть отправная точка. Давайте с этого момента подробнее.

Над головой Андрея в потолочной плитке мигнул голубой огонек, разгорелся ярче и застыл, словно под светлым материалом спряталась потайная лампочка. Невольно присмотревшись, он обнаружил, что свет не был однородным, он едва заметно пульсировал. В ту же секунду через две плитки загорелся желтый, затем померк и поменял цвет на оранжевый. При этом Андрей обнаружил, что пока смотрит на синий свет, то не видит оранжевый и наоборот.

Невольно заинтересовавшись этим явлением, Андрей чуть не пропустил появление третьего огонька, на этот раз зеленовато-белого. Глаза заметались между тремя светящимся точками, выступили слезы.

– Закройте глаза, – раздался голос психотерапевта, – отдохните. Затем посмотрите на зеленый свет.

На этот раз почти весь потолок мерцал разноцветными огнями. Мягкая пульсация напоминала игру пламени множества свечей, она словно передавалась через зрительный нерв по всему телу. Впервые за очень долгое время Андрей начал ощущать умиротворение. Даже жесткость кушетки уже не чувствовалась, как будто тело стало чуть-чуть легче. Заботы словно отодвинулись куда-то далеко, стали мелкими и незначительными. А прошлое и вовсе не стоящим того, чтобы о нем переживать.

– А сейчас представьте, что вы снова на войне. Но вы там не присутствуете, вы смотрите фильм о самом себе. И можете в любой момент его выключить. Я сам не могу смотреть это кино, поэтому вы мне перескажете его своими словами.

Находясь в полном сознании, Андрей удивлялся тому, куда девалось его раздражение. Воспоминания о последнем трагическом бое он привык прятать на дно разума. Они лежали там ржавыми тяжелыми обломками, но иногда острыми краями впивались в мозг и вызывали почти физическую боль. И сейчас этот врач предлагает освежить их, вытащить на свет.

Будто отозвавшись на его мысли, свет в нескольких плитках потускнел, запульсировал быстрее. Затем выровнялся, медленно вернулся к прежнему уровню. Ровное спокойствие души не исчезало, и Андрей решился.

– Наш батальон был заброшен на окраину поселка Дюбаюрт. Это восьмисотая высота. Задание – занять ее.

– Это ваша первая боевая операция?

– Нет. До этого мы шесть месяцев продвигались от границы Ингушетии. Бои были, конечно. Но о основном местные относились к нам ровно. Продукты мы закупали на самом крупном рынке около села Борзое. Там был парень, Аслан, он всех знал и его тоже все знали. Мог достать все, что угодно. Он и проговорился, что через Дюбаюрт собирается бежать Хасан. Якобы он совершал налет на наши войска в Агиште и потерял почти всех своих боевиков.

Светящиеся пятна над головой начали меркнуть, зато перед глазами Андрея четко встала картина того дня.

Командир батальона Бусыгин, рослый худой мужчина с изможденным лицом громко позвал:

– Серов! Твой взвод пойдет первым. Через Дюбаюрт идет снабжение у боевиков. Перекроете дорогу, радируете, мы двинемся к вам. Пойдете по тропе, так срежете километров семь. Аслан сказал, там сейчас тихо. Группа Хасана должна прибыть через три дня. Вот мы их и встретим.

Хитрые глаза Аслана моргнули, он стоял далеко и не мог слышать слов комбата, но Андрей почувствовал неприятный холодок внутри, чувствовал исходящую от чеченца холодную злобу. Потому решился возразить:

– Товарищ майор, а если Хасан через Дюбаюрт пойдет раньше? Может всем батальоном выдвинемся?

Подскочил вертлявый Аслан и вмешался:

– Откуда здесь взяться группе Хасана? Они три дня назад под Грозным мелькали, им сейчас в горах делать нечего. Провизию и боеприпасы набирают.

В горле у Андрея запершило, словно внезапно началась изжога. Неужели командир поверил Аслану? Не из-за того ли, что вчера Аслан достал для их батальона сорок гранат и набор метательных ножей? И литровую бутыль вискаря для самого Бусыгина. Зарабатывает доверие!

Огневая мощь одного взвода против группировки Хасана… Довериться словам чеченца означает рискнуть жизнями сорока человек. Андрей чувствовал, точнее, знал наверняка, что Аслан соврал. Не из-за гранат и ножей. Просто знал и все. Поэтому заявил командиру, чуть понизив голос:

– Я не верю этому чеченцу, товарищ майор. Отмените приказ!

Брови сошлись на переносице Бусыгина, и он прошипел:

– Серов! Ты охренел? Ты что возомнил себе? Верит-не верит. У нас тут армия, а не угадайки!

К ним подходили командиры остальных двух взводов. Они пока не слышали весь разговор, но явно поняли, что Серов осмелился спорить с самим Бусыгиным. На лицах читалось явное любопытство, все знали, что свой авторитет командир бережет, как Кощей – золото. Злобно взглянув в сторону двоих лейтенантов, комбат громко, чтобы они услышали, произнес:

– Товарищ старший лейтенант, выполняйте приказ! – затем что-то решив про себя, добавил более тихо, – Дюбаюрт поселок крохотный, пять домов, три ямы. Нет там никого, кроме старух. Пешим ходом до места четыре часа. Стартуете прямо сейчас.

Закурив сигарету, комбат отвернулся, показывая, что разговор на эту тему закрыт.

В бараке царила суматоха. Несколько солдат склонились над одной из коек и спорили.

– Хорош притворяться, Леха, вставай. Вчера профилонил, а сегодня тебе в госпиталь надо. Я бы тоже не отказался! Не хрен отдыхать! – слышались голоса.

– В чем дело? – Андрей подошел ближе, – вышли все. Построение через пять минут.

Со стоном лежащий на койке солдат тоже попытался встать.

– Подожди. Что с тобой? – заподозрив неладное, Андрей положил руку на плечо бойца, не дав ему подняться.

Бледность кожи и пот. Не похоже, что симулирует. Но проверить надо, такие умельцы попадаются, что угодно изобразят. Хотя Леха Мельник не замечен в таких проказах. Парень серьезный, ответственный.

– Живот побаливает. И тошнит. Как-то не по себе мне, – просипел солдат.

– Точно болит живот? – было и так ясно, что парень не врет, но Андрей решил убедиться.

– Товарищ старший лейтенант, клянусь, херово мне, – Мельник прикрыл глаза.

Искать Бусыгина пришлось минут двадцать, он разговаривал в штабе с кем-то по телефону. Недовольство командира было обоснованным:

– Серов! Я приказал выдвигаться полчаса назад. Почему ты еще здесь?

– Товарищ комбат, прошу отправить рядового Мельника в госпиталь. У него, похоже, аппендицит.

Поднявшись во весь рост, Бусыгин прикурил сигарету и прищурился. Кулаки его вжались в столешницу.

– Вот только вчера из госпиталя сообщили любопытную информацию. Трое наших оказались здоровыми. Трое! А сейчас еще один нарисовался, хрен сотрешь! Я приказываю. Ты понял, приказываю. Взвод в полном составе отправляется на задание. В полном.

Голос комбата упал до еле слышного шепота. Это плохо, Бусыгин уперся в свой приказ, теперь не отступит. Но брать с собой больного бойца тоже неправильно. Как-никак Андрей несет ответственность за своих людей. Что бы ни говорил комбат, Мельник действительно болен. И что делать, если он не дойдет пешком до места? Бросить его? Эти мысли вызвали у Андрея неудержимую волну ненависти к Бусыгину, хоть он и уважал комбата за боевые заслуги.

– Товарищ комбат, я настаиваю. Рядовой Мельник должен попасть в госпиталь. Он болен. Его нельзя отправлять вместе со всем взводом.

Глубокий вздох вырвался у Бусыгина, он отвернулся к окну и затянулся сигаретой.

– Если ты, щенок, смеешь со мной спорить, сделаем так. Аппендицит, говоришь? Я вызову санитарную машину для Мельника. И если вдруг! Вдруг окажется, что у твоего бойца обычный понос или вообще ничего, я тебя разжалую в рядовые. Сортиры будешь копать!

– Есть, товарищ комбат! – быстро согласился Андрей и вышел.

Главное, Леху Мельника отправят в больницу. С остальными проблемами можно разобраться позже, а сейчас нужно выдвигаться.

Солнце поднималось над горными вершинами, темно-зеленый лес окутался дымкой. Вчерашняя гроза принесла сильный ливень, и сейчас влага испарялась, унося из воздуха кислород. Тяжело дыша, Андрей поднимался по тропе в гору, по лбу струился пот. За ним шел связист, таща на спине рюкзак с рацией. Первым двигался командир первого отделения, его долговязая фигура мелькала среди деревьев. Остальные бойцы растянулись по тропе метров на тридцать.

– Сержант! – негромко позвал Андрей командира отделения, – не отрывайся. Двигаемся вместе. Рассредоточимся, когда подойдем к Дюбаюрту на сто метров, – он сверился с картой, – через десять минут.

Насколько хватало глаз, вокруг простирались горы. Ни одного признака жилья, но план местности, сложившийся у Андрея в голове, указывал верное направление. Вниз уходили крутые склоны, кое-где поросшие колючими кустами. Справа от тропы начинался лес. Дикое, неуютное место, здесь можно спрятать целую армию, не говоря уже о группе Хасана. Обнаружить затаившихся людей в такой чаще никто не сможет. Поэтому взвод продвигался медленно, разговоры Андрей запретил, также как и курение. Запах дыма выдаст их быстрее, чем голоса. Не давало покоя какое-то смутное чувство, словно он что-то упустил, просмотрел. Словно что-то не так вокруг.

Тропа расширилась, а через сто метров на пути взвода встретилась настоящая дорога. Две грязные взрытые колеи указывали на то, что недавно по ней проезжали тяжелые грузовики.

– Дорога на Дюбаюрт, – прошептал связист за спиной Андрея.

Вскинув руку с зажатым АКС-74, Андрей подал бойцам знак остановиться. Тишину нарушал лишь птичий щебет и шелест леса. Нужно было двигаться дальше, но Андрей медлил. Не нравилось это обманчивое спокойствие вокруг, он спиной чувствовал опасность. Но приказ есть приказ, чтоб его!

– Свяжись с нашими, – наконец решил он, – доложи, что мы на подходе к поселку.

Свист снаряда раздался за спиной, но Андрей даже не успел обернуться, лишь почувствовал дрожь под ногами. «Хаттабка!» – пронеслась мысль, а за ней следующая: «Засада!»

По опыту зная радиус сплошного поражения этой кустарной гранаты, Андрей мгновенно припал к земле. В нос набилась пыль, сухая трава колола лицо.

Загремел пулемет, из-за толстых стволов выскочило не меньше тридцати чеченских боевиков, отрезая взводу отходной путь. Андрей обежал взглядом кромку леса и ужасом увидел, что почти из-за каждого дерева виднеется чье-то лицо. И ствол оружия. Прикрываясь деревьями, чеченцы открыли ураганный огонь, солдатам же некуда было укрыться, за спиной тропа обрывалась в пропасть. Попадав на землю, бойцы отстреливались, в живых осталось не больше десятка.

А со стороны дороги, взревев двигателем, надвигался грузовик. Его металлический кузов ощетинился стволами. Сколько же здесь их? Не меньше сотни! Это явно не отряд Хасана, а хорошо подготовленная ловушка. Аслан, сволочь!

Лежа за хилым кустом, Андрей прицелился в надежде снять выстрелом водителя. Но из кузова вылетела очередная хаттабка и приземлилась прямо на тропу рядом с командиром первого отделения, он оказался ближайшим к дороге. Сержант вскочил в надежде убраться подальше от разрушительной осколочной гранаты, но не успел. Секундой позже его швырнуло на Андрея. Боец больше не шевелился, его тело оказалось каменно-тяжелым. В левом плече и груди вспыхнула огненная боль, спутывая сознание. «Задело, – безразлично подумал Андрей, – теперь уже все равно, в живых не оставят.» А еще он понял, что больше не слышит криков своих бойцов. Стрельба стихла. Послышалась гортанная чеченская речь, вокруг затопали сапоги.

Андрей замер, ожидая выстрела в голову. Он вдруг осознал, до чего же не хочет умирать! А мама, как она это переживет? У него даже нет детей, после его смерти ничего не останется, кроме старых фото.

Кто-то сдернул автомат с его руки, ремень больно царапнул кожу. Чья-то рука обшарила карманы, опустошив их. Запахи дыма и горелой плоти разъедали нос, накатила тошнота. Молчать! Терпеть! Не выдать себя!

– Айбам Дюбаюрт! Вийла, вийла!

Кровь сержанта текла прямо в лицо, забивая нос и рот, ее приходилось глотать. Зато появилась надежда. Враг уходит, Андрей с выжившими бойцами сможет вернуться к своим. И лично казнить Аслана.

Бесконечно текли минуты, солнце жарило так, словно собиралось спалить эти проклятые горы. По липкой от крови и пота щеке Андрея ползали какие-то мерзкие кусачие мухи, левая половина тела и рука онемели под весом убитого товарища. Это было даже неплохо, боль от ранения приутихла.

Медленно начала наплывать пелена дурмана. Отдавая себе отчет, что это последствие потери крови, Андрей изо всех сил старался не потерять сознание. Есть риск больше не очнуться.

Терпеть!

Сколько миновало времени, Андрей не понял. Скорее всего, не очень много, солнце еще висело в жарком небе, опаляя сухую траву. Враг убрался, теперь можно попробовать встать.

Это оказалось непросто, малейшее движение вызывало острую боль, словно в теле сидели иглы. Впрочем, так оно и было, осколки хаттабки глубоко проникли в мягкие ткани. Это ничего, но сил не осталось даже спихнуть с себя тело сержанта.

Подвывая и постанывая, Андрей по сантиметру выползал из-под убитого товарища. Наконец, удалось освободиться, и он поднял голову. Все его планы разом рухнули. Перед глазами сквозь пляшущие огненные точки раскинулся кошмарный пейзаж. Все тридцать девять бойцов были мертвы. Кровь затопила тропу, словно какой-то сумасшедший ведрами разливал ее среди убитых.

Кое как собрав руки и ноги вместе, Андрей поднялся. Его так шатало, что через три шага он свалился прямо возле трупа связиста. Жутко хотелось пить. Такой жажды Андрей не испытывал еще ни разу в жизни. Превозмогая слабость и боль, он обошел место побоища, проверил пульс у каждого бойца. Оружие, воду, припасы, аптечки, а главное – рацию, все забрали чеченцы. Наконец, обессилев, он опустился на землю. Дойти в таком состоянии до штаба нечего и думать. Перевязать раны нечем. Их батальон прибудет сюда не раньше завтрашнего утра. Столько не продержаться.

Остается один путь – в Дюбаюрт, поселок совсем рядом. Может, там найдется колодец или лужа, откуда можно попить. Возможно, удастся добраться до рации…

Медленно наступал вечер, длинные тени протянулись по горной дороге. Оглянувшись, Андрей поразился. Маленькие фигурки в камуфляже, живописно раскиданные по тропе, были прекрасно видны. Он не удалился от места битвы даже на полкилометра. Во рту царила пустыня, в голове – сумбур. Поняв, что далеко не уйдёт, Андрей присел в ближайшей канаве, затем лёг, закрыл глаза. Какое-то время он слышал лишь вой усиливающегося ветра, но сквозь него пробирался едва слышный звук шагов. С усилием открыв слипшиеся веки, Андрей поморгал. Небо в белых облаках закружилось перед ним, и в тот же момент его заслонило что-то тёмное. Глаза, пытаясь сфокусироваться, остановились на морщинистом коричневом лице в чёрном платке. Старуха, хмурясь, рассматривала умирающего молодого солдата и что-то пришёптывала тонкими сухими губами.

Очнулся Андрей в полутёмном помещении с единственным крохотным окошком. Пахло плесенью и грибами, в открытое окошко задувал прохладный ветерок. Жёсткая лежанка оставила болезненные синяки на том боку, который касался её. Плечо и рука ныли, и, скосив глаза, он увидел свежую повязку без следов крови. Ужасно хотелось пить. На деревянном полу стояла кружка с мутной коричневой жидкостью. На вкус она оказалась жутко горькой, зато пробудила воспоминание: ночь, свеча, морщинистые руки, удерживающие чашку около его рта. Лицо старухи, за ее спиной стоит молодая женщина, закутанная по самую макушку в темные тряпки. И этот горький вкус, напоминающий отвар полыни.

Судя по всему, он провел в этом странном месте несколько дней.

Звуки из другой части дома указывали на то, что тут есть ещё люди. Видимо, они не желали ему дурного, раз притащили сюда и оказали помощь. Андрею это показалось невозможным чудом. Они приняли его, чужестранца, врага, не выдали своим властям!..

– Если бы я мог отблагодарить их, – прошептал Андрей.

Психотерапевт его услышал и участливо спросил:

– Что же вам мешает это сделать?

Чуть не рассмеявшись, Андрей вовремя остановился. Что мешает? Действительно…

– Давайте просто продолжим, – после недолгого замешательства произнес врач, – вы очнулись в доме чеченской семьи. Кроме двух женщин, молодой и пожилой, кто-то еще жил там?

– Никого… Их мужчины, видимо, были на войне.

Андрей понимал, что своим присутствием навлекает опасность на своих спасительниц. Надо уходить, добираться до штаба. Он осторожно встал, прислушался к себе. Раненая рука двигалась, внутри ничего особенно не болело.

За дверью оказалась крошечная комнатка с убогой обстановкой. Печка-буржуйка, стол, четыре стула и шкаф. За столом сидела старуха, перед ней стояла тарелка с жидким варевом. Она молча посмотрела на Андрея, встала и налила из котелка еще одну тарелку, указала ему на стул.

– Спасибо вам, – проговорил Андрей.

Голос больше напоминал кваканье лягушки, чем человеческую речь. Старуха лишь остро взглянула и подвинула тарелку ближе к Андрею. Скорее всего, она не понимает по-русски! Вкус супа оказался довольно приятным, жидкий бульон согрел больное горло.

Вещей у Андрея никаких не было, кроме одежды, так что сборы заняли ровно минуту. Доев суп, он встал. Не имея возможность выразить благодарность за свою жизнь словами он поклонился старой женщине. Потом снял с шеи золотую цепочку с крестиком и вложил старухе в ладонь. Хотел обнять, но побоялся. Поклонился еще раз и почувствовал твердую сухую ладонь на голове. Старая женщина погладила его по волосам и сняла крестик с цепочки, протянула его Андрею. Да, они же исповедуют ислам… Повернувшись к двери, Андрей поклялся себе, что вернется сюда, и услышал за спиной старческий голос с сильным акцентом:

– Беги, сынок.

Мышцы спины напряглись, сжались кулаки. «Беги, сынок». От этих простых слов будто лопнула тугая пружина внутри. Расслабив пальцы, Андрей толкнул дверь и вышел в ночной мрак.

– В моей голове что-то сдвинулось тогда, – закончил он свой рассказ, – я понял, что враг – это не всегда враг. Враг может стать твоим другом. Не знаю, как лучше объяснить.

– Вы как раз хорошо объяснили. Так что же помешало вам вернуться после войны в Дюбаюрт с цветами и мешком подарков? Вы ведь смогли вернуться в штаб?

А в штабе…

Сигарета свисала с уголка рта Бусыгина, сам он шагал по комнате из угла в угол. Негодование, злость, неуверенность, возмущение и… презрение. Андрей даже зажмурился на секунду, не в силах защититься от этого потока.

Прошло уже двое суток с момента его возвращения, и все это время приходилось выдерживать жуткий наплыв подозрений, облеченных в слова. Это усугублялось собственной неуверенность и больше всего – стыдом.

– Я понял, Серов, понял. Но ты и меня пойми. Командир дивизии прибудет с минуты на минуту, а я не знаю, что ему сказать! Как объяснить, что ты положил взвод, а сам объявился только через неделю! С перевязанными ранами, в удовлетворительном состоянии! Твой рапорт я ему отправил, но…

Скрипнула дверь, в помещение с улицы проник запах жареной баранины. Вместе с ним вошел командир дивизии, дородный седовласый мужчина с колючим взглядом.

– Товарищ генерал-майор! – вытянулся в струнку Бусыгин.

С трудом поднявшись с шаткого стула, Андрей тоже отдал честь. Голова снова начала кружиться, но в госпиталь его отправят скорее всего не сегодня. Генерал-майор не стал ходить вокруг да около:

– Старший лейтенант Серов, вы получили приказ идти на Дюбаюрт. Поэтому уволить вас из армии я не могу. Но командовать взводом вы больше не будете. Неверная тактика боя привела к гибели всего личного состава. Нарушения воинской дисциплины, как такового, не было, у вас был приказ. Выполняя его, вы подвергли опасности военную операцию, попали в засаду. А вот дальше начинается крайне неясная ситуация с ваши чудесным спасением. Лично я считаю вас виновным, а доказать ваши слова не может никто. Ситуация неоднозначная… У вас есть что сказать, старший лейтенант?

От этого человека исходил такой холод, что внутри у Андрея все застыло, неприятно заныли зубы. Любые объяснения сейчас были бессмысленны, тем не менее, он произнес:

– Я невиновен. Противник троекратно превосходил нас по численности. То, что я выжил, это случайность. Меня спасла чеченская семья из Дюбаюрта. Вы можете допросить их…

Поморщившись, словно съел лимон, генерал-майор отмахнулся:

– Все это есть в рапорте. Я умею читать буквы. Но не умею слушать мертвецов.

Молча ожидая продолжения, Андрей перебирал про себя «мертвецов» и ужасался. Его бойцы… Почему именно он остался в живых? А с точки зрения командования ситуация выглядит и вовсе паршиво. Если бы Андрей нашел в себе силы нарушить приказ и не идти на проклятый Дюбаюрт… Если бы он не притворился мертвым, спрятавшись за телом товарища…

– Ваша мифическая семья чеченцев тоже не подтвердит ваши слова. Поселок Дюбаюрт подвергся атаке группировки Хасана через четыре часа после вашего появления в штабе. Одиннадцатый батальон занял эту позицию и выбил противника. Но сам поселок был сожжен дотла. Хасан использовал зажигательные снаряды. Не выжил ни один житель.

Горький комок застрял в горле. «Беги, сынок». Андрей вспомнил теплую сухую руку на своих волосах, тарелку теплого бульона, строгий взгляд темных глаз. Боясь пошевелиться, чтобы не показать командиру свою слабость, он подавил подступившие слезы и опустил голову.

Хлопок двери заставил его оторваться от созерцания половиц. Бусыгин положил перед ним лист бумаги.

– Подпиши. Это приказ о твоем переводе в воинскую часть 07001. Город Уссурийск. И скажи спасибо, что не дисбат!

Какая, в сущности, разница? Дисциплинарный батальон? И пусть было бы так. Но генерал-майор проявил милосердие. Если это слово вообще применимо к этой ситуации!

Андрей снова ощутил жесткость кушетки, тело словно налилось тяжестью. Голос врача донесся как сквозь туман, разгоняя воспоминания:

– И сейчас все пережитые моменты этой военной операции преследуют вас. ПТСР или посттравматическое стрессовое расстройство. Не вы первый, как говорится. Но мы справимся, я обещаю.

Воцарилась тишина. Кабинет психотерапевта погрузился в сумрак, лампы погасли окончательно.

Молча сидя на кушетке, Андрей тупо смотрел на черный квадрат окна. Покачав головой, врач поправил очки и сложил руки домиком.

– Что касается второй проблемы… Я не буду утомлять вас терминами, назовем ее чувством вины. Так вот… Инстинкт самосохранения у любой живой особи сильнее самого разумного разума. Человеку кажется, что он способен преодолеть его. Вас специально учили преодолевать его. Но как врач скажу: это невозможно.

– То есть выхода нет? Я зря пришел на ваш сеанс? – резко спросил Андрей и встал.

Голос психотерапевта остановил его:

– Есть один способ…

***

Ледяной ветер с Невы охладил лоб и принес небольшое облегчение. Мозг после сеанса психоанализа кипел, как разъяренный пчелиный рой. Путь до дома оказался странно коротким, хотя Андрей пошел пешком, решив забрать машину завтра. Садиться за руль он не рискнул, ощущая себя нетрезвым, хотя не выпил ни капли алкоголя. Хотя после такой мозгопромывки можно и выпить! Должно помочь.

Сидеть в одиночестве в кафе или баре не хотелось, и Андрей зашел в ближайший супермаркет. Баккарди подойдет, еще кола и лимон. Этого хватит, чтобы утихомирить бушующий шквал в голове. На работу вставать не нужно, так что он может позволить себе напиться.

Выходя на улицу, Андрей подумал, что вопрос с работой все-таки нужно решать. И желательно не занимая денег у Мальвины. Он пересчитал наличность в портмоне. Пять тысяч, плюс на картах около тридцатки. Не разгуляешься. Смирчук обратно его не позовет, отражение в зеркале с двумя фингалами долго не даст забыть шефу бывшего помощника. Хорошо, что трудоустройство было неофициальным, не придется ехать за документами и лишний раз любоваться на мерзкую морду Романа Игнатьевича.

Уж лучше работать дворником, чем под началом вот такого «директора». И на свежем воздухе целый день, разве плохо? Взгляд его задержался на женщине пенсионного возраста с лопатой в руках. Рядом с ней стоял здоровенный черный мешок. Представив себя на ее месте, Андрей засмеялся. Пара прохожих удивленно обернулась. Нечасто увидишь, как серьезный взрослый мужчина танцующей походкой подходит к дворничихе и галантно помогает ей донести мусорный пакет до помойки.

Старый темный двор встретил его привычными запахами капусты, лука и бензина. Приветственно махнув приемщику макулатуры, Андрей вошел в парадную и взбежал на свой третий этаж.

Дверь квартиры открылась прямо перед его носом, врезавшись в стену. Зеленая краска в этом месте давно облупилась от бесчисленных ударов. В проеме маячила худосочная фигура соседа Зямы. Повеяло острым чесночным духом.