скачать книгу бесплатно
Глава 6
Казалось, вместе с квартирой, всё плохое осталось позади. Началась dolcevita(ит. «сладкая жизнь»). Словно Золушка в доброй сказке, Миля встретила свою фею. Войдя во вкус, Лёля неистово махала волшебной палочкой, и вот уже вокруг – прекрасный новый мир, полный любви и подарков.
Теперь мы жили вместе, а значит – у Лёли под лупой. Вид у нас был несчастный: собирались впопыхах. «Как нет футболки? Вообще никакой?» – удивлялась Лёля и покупала сразу три. Самые красивые! Ценники кусали за пальцы, а мы краснели от стыда. «Ну что вы, как бедные родственники?» – ворчала сестра.
Мы и не возражали. Когда пакуешь всю жизнь в чемодан, стараешься положить только самое ценное – зимние сапоги, например. Все наши сумки были забиты зимними вещами, ведь ехали мы в мёрзнущую Европу, а приехали в вечное лето. Толстые свитера и пуховики кочевали с нами из квартиры в квартиру, как милый сердцу скарб, а на улице всё цвело и пахло.
Заботливая Лёля решила подарить Миле часы с функцией локатора.
«Так я всегда буду знать, где ты», – пояснила она.
«Это же дорого», – возразила Миля.
Сестрёнка не сдавалась и убедила её просто примерить часы с голубым ремешком. А может, всё-таки розовым? В разговор включился Гоша, уверяя, что оранжевый выглядит лучше, а ещё он тоньше и меньше сдавливает запястье.
Пока ребята спорили, чья-то глупая мордашка уставилась на меня. Пёс так и буравил меня взглядом через сетку. «Чего изволите?» (серб. «чего желаете») – спросил я осторожно. Шпиц вилял хвостом. Он был ещё совсем щеночком. Вспомнив Дружка, я едва не пустил слезу. «Где твоя мама, малыш?» – говорю. Повертевшись, он встал на передние лапки – ну акробат! Через секунду моё умиление как рукой сняло: разразившись золотым дождём, щенок пометил угол прилавка. Струя прошла в нескольких миллиметрах от сумки. Ф-фух, повезло так повезло!
Продавец открыл рот в немом вопле, но вовремя опомнился. Выдавил улыбку, погрозил пальцем, достал тряпку и… всё затёр. Вот это срам! Вот это наглость! Шпиц как ни в чём не бывало носился вокруг, а хозяин лишь обронил тихое «извините».
Местные в собаках души не чаяли. Их брали с собой везде: они свисали на руках, дремали под столом, толпились в примерочных. Бродя по галереям, оставляли друг другу послания в цветках. Большие и маленькие, кудрявые и гладкие, тощие, как палки, и упитанные, в складочках. Все они смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Похоже, кошек они не встречали, а потому не знали, как со мной быть, что я могу выкинуть за финт ушами!
***
Совершив покупки, мы вышли к реке. Мирно дремлет голубой Дунай… На лбу молчаливого титана – ни морщинки. Подставив мордочку солнцу и крепко зажмурившись, я наслаждался его благодушным покоем. Как же сильно я соскучился по морю – нашему морю! Миля брала меня туда всего раз, но его изумрудные волны, усеянные белыми барашками, его размеренный шум и солоноватый запах навсегда остались в моём сердце.
Позже я узнал, что это не Дунай, а Сава. Строптивая красавица бежит аж с гор Словении через три столицы. Бежала, бежала – и прибежала. В Белграде обручилась с могучим Дунаем, растворилась в его крепких объятиях… Я стоял на месте их светлой, немного неравной любви – там, где союз образовывал колечко.
Жаль, что у меня никогда не будет невесты. Где, как не на набережной, нахлынут романтические чувства. Особенно под конец дня, когда громыхающий мост становится чуть тише, плавно погружаясь в малиновый закат…
Ребята фотографировались, а я наслаждался чудесным воздухом, беспечными улыбками прохожих и тоже фотографировал – глазами. Я изо всех сил пытался запомнить этот вечер, эту тёплую компанию и нашу dolcevita. Кто знает, повторится ли это когда-нибудь вновь?
Мы медленно шли вдоль реки, одетой в розовое золото. Деньги лились рекой: Лёля и Гоша оставляли щедрые чаевые, и мы с Милей тоже купались в их щедрости. В роскошном ресторане у воды нас встретили по высшему разряду. Я даже получил комплимент от шефа – свежайшего тунца на пару. Насладившись рыбкой, я размяк на Милиных коленях, свесив пушистый хвост.
Лёля настояла, чтобы Миля надела часы.
«Всё-таки розовый? Будешь путать с моими», – поправила ремешок.
«А вот и нет», – удивилась Миля, достав из коробки второй – голубой.
«Ни нашим, ни вашим, – резюмировал Гоша, достав из кармана оранжевый, – да они стоят копейки».
Насмеявшись вдоволь, ребята переключились на Лёлю. Та пыталась что-то сказать в своё оправдание – угольно-чёрными губами. Что за пристрастие к чернилам каракатицы? Даже я не мог есть одно и то же. Лёля же чувствовала себя прекрасно, ведь с этим мощным антиоксидантом, источником железа, у неё не болела голова.
«Как будто заново родилась», – расхваливала она блюдо. Наслушался её, аж самому захотелось попробовать – вымазав усы и нос!
Мы пили за приятную встречу, праздновали новую жизнь и много обнимались. К вечеру на улице заметно похолодало, и Миля решила утеплиться. Распаковав подарки, прямо поверх футболки, натянула толстовку.
Боже, как она была красива! И дело не только в обновке, чарующем, глубоком цвете морской волны. Её глаза горели, и в этих мерцающих искорках считывалось счастье.
Словно бабочка, счастье мимолётно садится на ладошку. Не успеешь оглянуться, как оно упорхнёт, и в памяти останется лишь чудное мгновение. К нему потом возвращаешься вновь и вновь.
Хороший человек не смог привести нас в чувство. И пусть его голос в трубке звучал настороженно, Миля, открытая душа, кричала от восторга. Да что он – мы и сами до конца не могли поверить в это счастье, в этот беззаботный вечер, когда мы, потеряшки, вновь обрели друг друга.
Не смутила нас и мама. Она переживала, что мы не потянем несколько квартир. А Лёля всё мечтала – и никак не могла остановиться! – о том, как перевезёт родителей и Жюльена, нашего бульдожку, в Сербию. «Как же будет здорово – всем вместе», – почти плакала она. Думаю, Лёля очень скучала.
За этими звонками мы не заметили, как подкралась ночь. Яркие огни плескались в наших бокалах. Милино лицо становилось всё грустнее. Кажется, Хороший человек всё же посеял в ней сомнения – и я тоже решил держать ухо востро.
Глава 7
Пришло время знакомиться с Пирожком. Я долго откладывал этот момент, и вот он наступил: ночевали мы под одной крышей. Не то, чтобы я не любил других котов – напротив, мне было весьма любопытно, с кем это Миля проводит столько времени. Но, слышал, у Пирожка слабые нервы, а на рожон лезть как-то… не хотелось. К тому же, Лёля с Гошей его здорово избаловали – прямо не кот, а пуп Земли!
За дверью послышалось деловое топтание и тоненькое «пи-и». Я напрягся: мышь?! Куда ж ты, Пирожок, смотришь?
Р-раз – ключ провернулся. Два… Дверь щёлкнула. Передо мной предстал он.
Словно божество, он лежал на полоске света. Лучи мягко струились сквозь него, глаза сияли полуденным солнцем. «Шотландских кровей», – смекнул я. Котик перевернулся с одного плюшевого бока на другой. Казалось, ещё чуть-чуть – и появятся слуги с опахалом.
«Твоя подружка пришла», – ласково улыбнулась Лёля.
Но коту было явно не до подружки. С расфуфыренными усами и гордо поднятой головой, он проследовал мимо Мили, Лёли, горячо любимого Гоши. Уткнулся носом в сумку. Глаза мои сверкнули пламенем, когти сами полезли наружу. «Какие мы неженки», – протянул Пирожок. Его морда была так близко, что дотянуться до неё ничего не стоило. Вот только ходил он на воле, нервно стуча хвостом, а я был заложником сетки, которая, подобно смирительной рубашке, сдавливала конечности.
Облачко, не дури – я выдавил подобие дружеской улыбки. Сделав почётный круг, Пирожок окинул меня взглядом.
«Ну ты и шерстяной, – удивился, – кто за тобой убирать будет?»
«Завидует», – пронеслось у меня в голове.
Ай! Больно! Суетливая Лёля споткнулась о сумку. От неожиданности я подскочил и зашипел. Пирожок выгнулся дугой и заорал благим матом. Караул!
Он был готов ринуться на меня, вжать в стенку и без того хлипкой переноски, разодрать шерсть на мелкие кусочки, чтобы я тоже сделался гладким – даже лысым! – чтобы мне неповадно было.
«Ой-ой, – запереживала Лёля и, схватив Пирожка, прижала к груди, как детёныша, – Гоша! Гоша-а!»
«Иду», – подскочил Гоша.
С Пирожком носились, как с писаной торбой. Напоили валерьянкой, расцеловали в обе щёки. Мне стало обидно. Всё это время я сидел, сжавшись в комочек, едва дыша от страха.
«И тебе досталось», – вдруг слышу родной голос. Тёплые Милины руки – я к ним прильнул, и вот уже меня вытащили из заточения.
«Теперь я тебе покажу», – разозлился я.
«Тс-с», – шепнула Миля.
Взяла на ручки, унесла в другую комнату. Побудем пока здесь…
***
Время шло. Стойкий аромат валерьянки сводил меня с ума. Разлёгшись, как валенок, я ворочался у двери. Опьянённый кошачьим зельем, Пирожок тёрся о неё, потеряв всякий страх, и упражнялся в вокале. Не мой тембр.
Вскоре Миля ушла, а мы так и сидели по разные стороны, пихая в щель то нос, то когтистые лапы. Даже сквозь стену я чувствовал его пристальный, косой взгляд. Я не доверял щеколде, и, заслышав коридорное шарканье, поднял страшный вой.
Эй, вы куда? Не оставляйте меня с ним! Я бешено колотил в дверь, и так же бешено колотилось моё сердце.
Зазвенели ключи. Лифт, кряхтя, как дед, поднялся на этаж.
«Сердце разрывается», – слышу Милин голос.
«Ничего, привыкнет, – Лёля невозмутима, – что мы с ним в зоопарке делать будем?»
***
У нас крутилась песня. Кажется, о ком-то ужасающе – потрясающем. В этой песне было всё: лёгкость, радость, лето, оттенки винила. Флёр восьмидесятых, когда дружба была всем, а свобода – новым культом. Для «рилс» – самое то. Миля всё монтировала и монтировала – уже даже я выучил слова наизусть!
Мне было немного завидно, ведь ребята вернулись очень воодушевлённые. Они излучали такой свет, словно несли солнце в руках, и даже в нашей коморке стало чуть светлее.
Переодеваясь, Миля выронила что-то из капюшона.
Лепесток розы! Вспорхнув, он плавно приземлился мне на нос. Я залюбовался: полупрозрачный, с едва заметными прожилками и нежным сладковатым запахом… Апчхи!
Ну вот. Улетел.
Я уже было расстроился, когда Миля, рассмеявшись, разжала ладошку. В ней трепетал, точно не мог усидеть на месте, красивый лепесток. Моя розочка, моя бабочка! Взял в зубы, немного пожевал, выплюнул – горько. Порой внешность бывает так обманчива!
Усевшись рядом на полу, Миля принялась рассказывать мне сказку: о животных, которые живут в старом замке, где стены – вот такой! – величины и – вот такой! – толщины, где барашки обедают бок о бок с благородными пони и розы украшают путь.
«Там живут твои братья и сёстры: двоюродные, троюродные, а может, и вовсе десятиюродные, – с восторгом делилась она, – белые тигры и львы-альбиносы, резвые жирафы и кошки в крапинку. Ну, с жирафами я погорячилась: не родственники они нам, не родственники».
Я надул щёки. А чего тогда меня не взяла? На семейные-то посиделки…
«Так до них рукой подать, – оправдывалась Миля, – загребли бы тебя лапой. Ах, бедный Облачко!»
Стиснула меня в объятиях, заглянула в круглые глаза, которые от удивления сделались ещё более круглыми. Зловеще прошептала: «А ещё там живёт старейший в мире крокодил, видевший самого Гитлера!»
Я поёжился. Не знаю такого зверя, но, судя по всему, встретить его было настоящим проклятием.
«У него – вот такие! – клыки», – не унималась Миля, хлопая руками, как пастью. Не выдержав напора, я ускользнул под диван. Потеряв слушателя, Миля ушла, грустно скрипнув дверью. Но не прошло и получаса, как она уже весело носилась по квартире: «Пирожок! Где мой сладкий Пирожок?»
Слышать это было не просто обидно – больно. К горлу подступил комок, в груди кольнуло. Облачко, не дури.
Так я и сидел – тихо, словно мышка из дырочки в полу. Мышка, что вдруг оказалась на чужом чаепитии. Мышка, которую никто не пригласил и не ждал. Мышка, которой не накроют лишние приборы.
С грустью я смотрел на целый ворох проводков. Гоша приготовил их мне – поточить зубки. Эх, надо было слушать Милю до конца. Представил, как она чешет его плюшевое брюшко, а он тарахтит, как трактор – от удовольствия. Гоша делает ему массаж, Лёля расчёсывает подбородок, и глаза его становятся узкими-узкими, как щёлочки.
Из расстроенных чувств меня вывело поддверное шебуршание. Недолго думая, высунул любопытный нос и… уткнулся в полосатые лапы. Неужто соскучился?
Признаюсь, Пирожок меня удивил. Он пролежал так весь вечер – и все следующие дни, изредка отлучаясь в лоток и на обед. При этом всё нюхал и нюхал. Его явно манил мой запах – новый и загадочный. А что, если я первый кот в его жизни?
«Ты ж мой половичок», – умилялась Лёля своему ненаглядному.
Позже забеспокоилась: что он так лежит? Всеми правдами и неправдами, выманивала к себе. Поила валерьянкой, повторяя, что нервы у Пирожка совсем никудышные и болеть ему никак нельзя.
Пирожок же был вполне счастлив. Самозабвенно ел, разбрасывая шарики, как мячики пинбола. Усердно рыхлил комнатные растения и жевал листья – так, чтобы я обязательно слышал.
По ночам я не находил себе места: хотел лечь рядом с Милей, но дурной матрас резко проваливался, пугая меня до смерти. Так я и блуждал по комнате с выпученными глазами – в поисках укромного уголка.
В одно из таких блужданий я заметил, как Миля плачет в подушку, светя экраном телефона. Осторожно выглянул из-за чемодана, который так и лежал неразобранным посреди комнаты. Заслышав моё шевеление, Миля умолкла. Приснился плохой сон?..
Заточение моё продолжалось около недели, и вот вновь зашуршали сумки.
«Куда на этот раз?» – с тоской подумал я и решил быть тише воды, ниже травы.
В последнюю ночь перед нашим отъездом Пирожок пришёл и долго звал меня, скребя лапой под дверью: «Кот, кот, приём!»
В лунном свете лапа выглядела таинственно, и это был первый раз, когда серый не выпустил когти.
«Я болею, дружок. Вот и не хотел тебя заразить. Ты это, прости меня и не сердись», – промурчал он.
Что же это у Пирожка за болезнь? Что с ним теперь будет?
«Погоди, мяу», – только и смог выдавить я, ошеломлённый и встревоженный, но он уже удалился в свою комнату.
Утром, стоя на пороге, Миля окинула квартиру прощальным взглядом. Кажется, что-то забыла. Подошла к коту, сопящему на стуле – чмокнула в макушку. Погодите, погодите, а я? В два прыжка я оказался рядом.
«Выздоравливай, Пирожок», – шепнул.
Он зевнул и лениво помахал мне задней лапой.
Глава 8
Улица князя Михаила меня очаровала. Пишу это и чувствую, как приятно щемит сердце при одной только мысли об её статных, похожих на дворцы домах. Интересно, как живут королевские кошки? Спят на атласных подушках? Едят импортные витамины? Делают маникюр по пятницам?
Душа улицы не менее прекрасна. Она тянется пёстрой вереницей флагов, сияет дорогими витринами, томится в жёлтом свете фонарей, плещется в вазонах с пурпурными цветами. Именно в эту душу, душу старого города, я влюбился – окончательно и бесповоротно.
Единственное, что раздражало, так это ноги. Ноги повсюду. Стенка на стенку, люди лезли друг на друга, разве что по головам не ходили.
«Сейчас они схлестнутся, – с ужасом думал я, – жертвой падут разбитые носы и коленки».
Уличные музыканты наслаждались звёздным часом. Стучали, дудели, бренчали, да так усердно. Похоже, тут у них был вечный аншлаг! Подфартило даже той, что не играла – плевала в флейту. Бросив денежку, прохожие спешили покинуть зону «боевых действий».
А уж если музыка действительно нравилась, то у серба перещёлкивало что-то внутри… И пусть ещё минуту назад он шёл преспокойно по своим делам, едва показывался он – король улицы – аккордеон, ноги сами пускались в пляс под горячий балканский бит. Словно ультразвук, собирающий китов во всём Мировом океане, мелодия чудесным образом разносилась по кварталу, и музыкант в мгновение ока обрастал толпой зевак.
«Браво! Браво!» – кричали они, осыпая котелок звонкими монетами.
Кто-то положил совершенно изумительную розу. Театрально нагнувшись, музыкант вручил её маленькой девочке, жавшейся к маме.
«Спасибо», – сказала она по-русски.
«Пу-жалуй-ста», – ответил музыкант с сильным акцентом.
