Золотой миллиард 2

Несмотря на волнение, присутствует какая-то странная уверенность, что всё будет хорошо. Что, всё уже хорошо. И если б не слезы жены и не свербящая мысль: Аня пропала, то он мог бы и поверить этой уверенности. Откуда бы уверенности взяться, если пропал ребенок? Нет Ани, пропала! Больше доверяя фактам, он отгонял это необоснованное предчувствие. Интуиции можно верить, когда нет сильной заинтересованности. А он очень-очень заинтересован увидеть Аню живой и невредимой.

А когда машина подъехала к дому, то по этой уверенности на благополучный исход больно-больно резануло и пошатнуло, и он вцепился в руль, чтобы удержать этот мир под контролем.

– Мы найдем. Не успокоимся, пока не найдем. Спать буду стоя, землю рыть, – храбрясь, сказал Гофман. Добрый человек.

Иван не смог выдавить из себя «спасибо», почему-то это простое слово показалось ему страшным в этой ситуации. «Спасибо» за что?

– Ждем приказов, – отозвался сзади Щукин.

– Найди свою жену. Вместе пройдитесь по дворам. Передвигайтесь группами по три-четыре человека. Составь план, где прошлись и во сколько. Время: одиннадцать двадцать пять. Виталя – со мной, остальные поступают под командование лейтенанта Щукина. Исполнять.

Двери машины открылись. Не унимающийся с ночи ветер пытался закрыть их обратно, выл, выл, бросал в лицо снег с дождем. На первом этаже, как только ветер остался на улице, из подвала послышался женский крик. Спуск в подвал находится слева от входной двери, в небольшом закутке-колясочной. В доме три подъезда и только в среднем имеется внутренний спуск в подвал, о котором знали и которым пользовались почти все жители дома. Подвал хороший, сухой, пахнет металлом и песком. В темноте Ивана встретили огни ручных фонарей. Лампочки перегорели, и ни у кого из соседей пока руки не дошли заменить, а Суровин не может и человечество спасать, и успевать лампочки менять.

Мария Сергеевна, бодрая женщина семидесяти двух лет от роду, не разглядела в полутьме ящик с вещами, запнулась, упала и вскрикнула. Первой на помощь пришла ее сестра, на три года младше. Эти женщины – уникумы. Когда из жизни пропало старшее поколение – вирус купира обычно не дает жить долго – мечта пенсионного фонда сбылась, хвала богам в мире пост Апокалипсиса нет и самого пенсионного фонда. Так вот, когда исчезло старшее поколение, то такие приятные, добрейшие старушки стали на Урале вроде негров или китайцев: знаешь, что такие люди существуют, но реально не видел. Их кровь периодически берут на анализы, полностью обследуют, ладно хоть в лабораторию не заперли. Пока ничего, дающего надежду младших поколениям на такую же долгую жизнь не нашли. Увы! Всего на Урале живут семьдесят два человека, возрастом выше шестьдесят пять лет. Кроме Марии Сергеевны с сестрой, здесь трое мужчин. Один – сосед из девятой квартиры, наладчик оборудования тридцати семи лет, живет с женой и тремя дочками. Из особых примет только солидная залысина.

– Ты один сегодня дома?, – не церемонясь всякими «добрыми утрами» спросил Иван.

– Да, законный отсыпной, итак сутки дома – двое родной завод. Заказ на оборонку большой.

– Во сколько жена ушла?

– Рано…ты меня в чем-то подозреваешь?

– Если б я подозревал именно тебя, то сначала бы что-нибудь сломал, а только потом спросил, – холодно заявил Иван и навис над плешивым наладчиком. Тот, конечно, в душе возмущался: военщина, разгул и бесправие, ни адвокатов тебе, ни презумпции невиновности. Ты под подозрением, потому что у тебя есть член. Родился мужчиной. С другой стороны, надо понимать: ребенок пропал, начнешь возмущаться – вызовешь еще больше подозрений.

– Да отсыпался я с суток, упал, и нет меня, пришел в семь пятнадцать где-то, Света уже девочек будила.

– Мы долго не могли достучаться, – появилась Джеки из-за перегородки из раритетных, деревянных шкафов. Появилась. Одни глаза остались. Она с вызовом вздернула подбородок, как бы утверждая, что держится, а в глазах под тонким льдом уверенности, затаилось море Вины.

– Мой ребенок пропал при странных обстоятельствах. Есть причины подозревать кого-то из соседей. Ваши квартиры будут осмотрены, до этого вам запрещено возвращаться в своё жилье.

Иван забрал у Джеки фонарь и оглядел углы и пол. Подвал не весь открыт «для посещения». Справа и слева огорожен кирпичными стенами, за которыми спрятана техническая зона. Скорее всего, среднюю часть подвала без разрешения самовольно отделили и облагородили под места для хранения прошлые жильцы. На дверях в техническую зону висят замки. Старые. Не тронутые.

– Осмотрите шкафы, вещи, потом чердак.

– Так точно, – отчеканил Гофман, как будто только этого и ждал.

– А вы откуда?, – спросил Иван двух незнакомых мужчин средних лет, одетых в серо-коричневую специальную одежду. Рабочая одежда чистая. Почему чистая? На смену собирались?

– Из пятнадцатой, – ответил один из них.

Соседей из тринадцатой и четырнадцатой квартир Иван не знает, если только мельком видел и, может, здоровался. А пятнадцатая и шестнадцатая квартиры – маневренные, для производственников, обитатели там периодически меняются.

– Мы поняли, – сказал второй в спец одежде, – поможем. Пятнадцатая открыта, заходите, проверяйте. Мы только вчера приехали, сегодня с утра ждали бригадира, а погоды нет, он дал отбой.

– И нашу тоже обязательно осмотрите, – добавила «божий одуванчик» Мария Сергеевна.

– Ну твою-то в последнюю очередь, – подумал Иван, – хотя…ведьмы с купиром справились, может, пьют кровь девственниц?

Виталя остался в подвале, а Джеки молча последовала за Суровиным. Не справившим со звенящим напряжением, Иван открыл дверь не в свою квартиру – нет – в девятую. В квартиру лысеющего наладчика. Дверь не закрыта на замок, так, захлопнул и вышел. В квартире две больших комнаты и просторная для этих домов кухня. Зал они отдали детям: кроватки, занавески, куклы, домики, игрушки, диванчик. Все девчачье. Иван раскрыл диван, осмотрел место для белья, потом кладовки, шкафы. Ему казалось, что он действует выверено-профессионально, но Джеки замечала, как резко он одернул шторы, что едва не сорвал, и как нещадно «выпотрошил» завал в кладовой. Сначала она просто беспомощно наблюдала, потом уткнулась лбом в дверную коробку, лед треснул, и океан Вины солеными капельками потек из глаз.

– Прости, – хрипнул ее голос. Иван швырнул ящик из кладовки с аккуратно сложенными, и не аккуратно вывалившимися после падения на пол вещами, подошел к жене, и сказал так, будто она спорила и возражала: – Всё будет хорошо, – а потом резко развернул и обнял.

– Поняла. Всё. Ты прав. Прав! Думаешь, у кого-то были ключи от нашей квартиры.

– Они все жили в этом доме до нас. Все, кроме тех, на втором этаже. Пока это одна из главных версий.

Джеки смахнула с глаз предвестники океана и пошла за Суровиным в их собственную квартиру. В коридоре на момент он замер, оценивая, изменилось ли что-нибудь с утра. Кроме атмосферы, конечно. То, что не заметит женский взгляд.

– Ты видела ее спящей?

– Нет. Когда я вошла, кровать была пустой.

– Ты позвонила мне в десять сорок. Магазин открывается в девять. Что Катя делала у нас?

– Я позвонила ей. Я и тебе звонила. Но не могла дозвониться. Катя ушла в начале десятого, я проводила ее, вымыла ванную комнату и пошла будить Аню. Точно не помню сколько было минут, я всем звонила, бегала вокруг дома. Телефон еще упал в снег, оттаивал.

– Значит, я видел ее последним, – подумал Иван, – и всё-таки какую нужно иметь решимость, чтобы украсть ребенка утром. Не ночью, когда всё спят. Джеки уже проснулась, в квартире какое-то время была гостья, Аня могла проснуться и позвать на помощь. Тащить ребенка с одеялом и закрывать рот – затея так себе. А идти вдвоем, чтобы второй нес одеяло? Бред какой-то.

– Восстановим вчерашний день, – сказал Иван, войдя в детскую, – позавтракали геркулесовой кашей.

– Ты уехал где-то в одиннадцать.

– Да, до трех. Что вы делали?

– Посмотрели мультик Простокваша, кажется, потом я перебрала красители в кладовке, подготовила на сегодня, Аня рисовала, лепила зверюшек, домик из соленого теста. Мы говорили, что ей нравится новый садик, но она очень соскучилась по садику Нины, вспоминала, как мы ездили туда после Нового года. Спрашивала, когда мы снова поедем навестить всех. Потом договорились, что она выспится и пойдет к Щукиным играть и возьмет с собой домик и новую игрушку. Вот эту, – кивнула Джеки и голос под конец предательски дрогнул. Джеки указала на белую, уютную кошку-подушку, длинную и толстую, как сарделька.

– Потом ты вернулся, сделал жаркое, я подшила ее пальто, искупала, а перед этим мы поели, да, поели жаркое, еще ты привез петухов из сахара. Потом ты читал ей книгу с маленькими свиньями.

– Три поросенка.

– И книжку с буквами, она уснула, когда ты доставал инструкции.

– Притворилась, – пояснил Иван, – Варя к тебе еще заходила где-то в семь.

– Ненадолго. Забрала мыло, крема. И мы легли спать: камень впервые заговорил с тобой, сказал: разум везде.

– Да, – многозначительно согласился Иван, – позвони в садик. Скажи, что Аня пропала, расспроси воспитателей: в последнее время она говорила что-нибудь странное, необычное. Не знаю! Не смотри так: просто делай.

– Я поражаюсь, какой ты умный и собранный. Я бы сама ни за что не додумалась, – искренне прошептала Джеки.

– Следователь первым делом тряс бы ее, – подумал Иван, – и меня. Получается, когда Джеки обнаружила пропажу дочери, Кати Снегирь не было в квартире.

В дверь постучались. В квартиру вошли двое рядовых СР – службы реагирования. Серов их недавно выделил из армии, по функциям прежняя полиция. Еще трое рядовых остались ждать на площадке.

– Рядовой Костюк и Ефимов. Прибыли на вызов о пропаже ребенка, – отдали честь вошедшие.

– Моя дочь Анна Суровина пропала. Я организовал поиски. Осмотрите два дома: Грушевая пять и семь, оба нежилые. Придомовая территория, подвал, каждую квартиру, чердак. Квартиры в основном открыты, в те, что закрыты тоже необходимо попасть.

Задачу они поняли, перед уходом попросили фотографию Ани.Распечатать фотографии в нынешних условиях – задача с двумя звездочками. Иван скинул им на телефон последнее четкое фото дочери: на нем Анюта рисовала за своим столиком в зале, на щеке – зеленое пятнышко от краски, она сама попросила снять ее с таким «макияжем». Отправив поисковую группу, Иван позвонил Щукину, выслушал короткий доклад о том, как продвигаются поиски, и сразу набрал дежурному и предложил объявить ребенка в розыск, как без вести пропавшую. Разместить объявление нужно через радио, телевидение.

– Вы еще не нашли, – с сочувствием констатировала девушка- дежурный, – приметы?

– Анна Суровина, шесть лет, рост сто двадцать сантиметров, худощавого телосложения, глаза карие, волосы до плеч, светлые, одета в желтый хлопчатобумажный костюм, на груди – звезды. Просим сообщить любую информацию, отозваться свидетелей, видевших ее двадцать второго апреля. Вознаграждение: отдам машину, карточки на бензин, всё, что попросят.

– Так теперь не пишут, – возразила дежурная.

– А как пишут? Напиши, как пишут, и отправляй в дело!, – прорычал Иван.

– Ориентировка будет отправлена в ближайшее время. Что-то еще?

– Нет. Ее фото вышлю на адрес дежурного.

– Отключаюсь, – сказала девушка, громко клацая по клавишам, и повесила трубку.

В двенадцать сорок семь по радио прошло первое объявление о пропаже Ани.

На то время первый этаж уже был осмотрен. Только двенадцатая квартира оставалась: получается та, что напротив и дальше от входа. Суровин живет в десятой и, напротив него живет настройщик, а сбоку – бабули. В субботу вечером он видел хозяина двенадцатой квартиры – Морозова Диму, двадцати девяти лет от роду. Машинист. Как Суровины заехали, он первым из соседей пришел знакомиться и спросил: – Тот ли он самый знаменитый Иван Суровин, выведший «половину Питера из Питера». Хороший парень, до сегодняшнего вечера он должен быть в рейсе, а когда он в рейсе его жена с детьми живут в садике. Садик занял ближайшее здание школы, из тех, которые строили буквой «П». Там принимают детей в любое время и на любое время. Важнейший социальный объект, как круглосуточная школа и больница. Марине Морозовой – его жене – и скучно и тяжело оставаться одной с четырьмя маленькими детьми. Старшая у них девочка, Аниного возраста, потом мальчики-близнецы по четыре года каждому, и самый маленький годовалый мальчик, только недавно начал ходить. Марина их по группам распихает, и к подружкам на кухню, а потом в отдельной комнате ночует с детьми, места хватает.

Как-то раз Марина серьезно наступила на Джекину «мозоль». Марина хохотушка, будто забывает в какое время живет. Хахаха, хихихи, да хахаха.

– Скорее бы пятого родить и перевязаться, хахаха.

После рождения пятого ребенка женщина может просить о перевязке труб и скорее всего просьба будет одобрена, потому что дети, конечно, нужны, но больше пяти детей очень уж бьет по здоровью, не углядеть за ними. Могут и раньше провести операцию, если есть проблемы со здоровьем, а если проблем нет, нужно пятерых родить.

Вот Джеки и завелась. Смотри, как вы с Димой похожи: оба высокие, светлые, глаза карие. Может предложить…просто предложить: пусть Марина родит шестого и отдаст нам на воспитание. Иван слышал о таком, задолго до купира, бездетные родственники: дяди-тети, племянников из больших семей забирали себе.

– Семья хорошая, здоровая. Детки какие красивые, родители сильные духом, веселые. Таким размножаться и размножаться. Я бы и пятого забрала. Пять маленьких детей тяжело присматривать. И ей хорошо: «отстрелялась», может отдохнуть и быть уверена: мы позаботимся о малыше. Это хорошее решение, – размышляла Джеки и так мечты затягивают ее, что уже улыбается, представляет, как нянчится с чистеньким, упитанным ребенком. Слышит ли она голос разума? Ладно, оставим разум в покое: глас действительности.

Головой-то, конечно, расчет понятен, но как о таком начать разговор, Иван слабо представляет. Подойти и сказать:

– Отдайте ребенка: и вам легче, и нам хорошо!, – и широко улыбнуться.

Выносить, родить и отдать, далеко не каждая согласиться, да и Ивану, признаться, не очень-то и хочется снова проживать все эти младенческие заботы.

– Неужели тебе так плохо в нашей маленькой семье? Мне так очень хорошо, и Аня никого не просит, – дипломатично отвечал Суровин, а Джеки не требовала решительности, только улыбалась и опять: какая хорошая семья, вы так похожи…

Прибыл специалист по вскрытию дверей СР – службы реагирования, а также подкрепление в количестве пятнадцати человек. На втором этаже дальние квартиры пятнадцатая – шестнадцатая, осмотрены обе. Порядок: в маневренном жилье толком и не живут, так, приходят переночевать. В пятнадцатой квартире Джеки поморщила носом, сказала, что воняет потной одеждой, а те двое сказали, что только вчера приехали. Иван вообще никакого запаха не чувствовал, ну да, есть нестиранная спецовка. Ее могли оставить другие жильцы, могли с собой привести эти двое, чтобы постирать. Никаких пятен крови, детской одежды, ничего криминального. В тринадцатой никто не живет, когда квартиру вскрыли, мебель стояла укрытая пледами и пододеяльниками, на полу скопился слой пыли. Когда вскрывали четырнадцатую, по лестницы поднялись три девушки, укутанные в платки и одетые в коричневую спецовку. Это их квартира. Их автобус задержался со смены из-за погоды, привезли их сильно после обеда, в этой квартире живут они втроем: две родные сестры, и двоюродная. Девушки примерно одного возраста, с двух рабочих суток они пришли такими уставшими, что даже Джеки не стала просить у них помощи в поиске ребенка.

Чердак осмотрел Гофман. Люди все прибывали и прибывали. Иван осмотрел все соседние дворы, каждый снежный холмик. Между домом Суровина и домом Гофмана – Щукина что-то вроде прогулочной зоны, маленький сквер. Дорога здесь широкая, камнями на растворе выложены цветочные клумбы, чуть дальше современная детская площадка – откуда-то из заброшенных дворов привезли и установили качели, горки, фигуры разные. Вьюга медленно стихала, а следов Ани нет никаких. Как растворилась в воздухе.

В гостиной Суровина развернулся поисковый штаб: принесли и сдвинули столы. Не имея других указаний, Щукин и Гофман продолжали просто расширять зону поиска. Буря слабеет. Буря слабеет медленно. Иван засмотрелся на нее через окно. Наверное, он сейчас страшен и непривычен, потому что они говорят только по делу, смотрят на него, не выдерживают взгляд и отводят глаза. Сочувствуют, значит.

– А мне не сочувствие нужно, а версии. А с ними туго, – подумал Иван, – начинаем поквартирный обход. Саня, проверь на магазине камеру. Она вроде как не рабочая, но отправь кого-нибудь проверить. Были разговоры, восстановить ее.

– Я что-то упускаю. Упускаю. Может, и не было никогда в этом доме Ани Суровиной. Она – иллюзия, и я случайно задушил ее на родительской даче. Она плакала. А я хотел спасти нас обоих, теперь я сошел с ума и лежу в психушке. Нет, тоже не сходится: психиатрических больниц в мире постапокалипсиса нет. Ресурсы столь ограничены, что их направляют только на выживание. Какие еще псих больные, отправили бы в поле, и поминай, как звали.

Отправив группы по новым маршрутам, Иван спустился в подвал, вышиб замок выстрелом и осмотрел технические помещения. Ну что тут: дохлые крысы, мусор, тазики, инструменты, тряпки. Да, старые грязные тряпки, крови нет.

Вот какая мысль крутится: зачем похититель прихватил одеяло? А? Одежда осталась на месте, и чтоб ребенок не замерз, прям с постели сгребли и унесли в машину в одеяле. Вьюга все следы выровняла, ничего не найдешь. Одеяло нужно только в том случае, если жизнь и здоровье пленника имеет ценность. На выстрел в подвал спустился лысеющий наладчик из девятой, как-то разочарованно выдохнул и сказал: – Я уж подумал, самострел.

Вместе они поднимались по ступеням и встретили у входа новых добровольцев. В новом коричневом пальто, Филипп Филиппович вел своих подчиненных в квартиру Суровину.

– Иван! Какое горе! Мы сразу отозвались, говори, приказывай! Мы поможем в поисках, – с сочувствием развел руки Филипп Филиппович и стряхнул со шляпы мокрый, уже растаявший снег.

Глядя в планшет гений Савва поправил очки и сказал: – Очень много времени прошло. Шансов мало, – а потом поднял глаза, увидел Суровина и сконфуженно протянул: – О, простите. Когда шансов мало, надежда только на надежду.

Филипп Филиппович сконфуженно откашлялся и недовольно посмотрел на Савву и вдруг даже сказал приятную вещь: – Ум не заменит сердце. Кто не был в такой ситуации, не поймет.

– Да, – протянул Иван, глядя на подозрительного интеллигента. Интеллигент ведь чем отличается от не интеллигента: от него не знаешь чего ждать, он знает много вариантов развить события, как ему выгодно. А ведь подозрения на Львовского с утра «падали и падали». Напоить хотел. Это раз. Мотив есть. Это два.

– Поднимайтесь в штаб, я нарисую вам маршрут для осмот…, – не успел договорить Суровин, как на улице прогремели два выстрела, в подъезд влетела Катя Снегирь с криком: – Медведь!, – случайно толкнула Савву. Планшет упал и даже вроде удачно, не вдребезги. На экране появилась всего одна трещина, чуть прикрывшая логические связки программирования.

– О, Боже! Там медведь?!, – вскликнула она и прижала руку к груди, – он прямо из тумана вышел, помотал головой! Страшный какой! Огромный!

– Кто?, – удивился Савва.

– Да медведь, говорю. Медведь.

Иван приказал всем новоприбывшим подняться в его квартиру, а сам вышел из подъезда, и как только вышел, достал боевое оружие. Туман-туманище молоком накрыл Грушевую, сквер и не жилые дома дальше к заброшенному ателье: в этом молоке перекрикивались поисковики, в этом молоке плещется что-то странное. Оно задело Ивану плечо, пронеслось очень быстро, единственное, что он успел заметить, так это бурую шкуру и спросил: – Потапыч? , – и оно рыкнуло и пронеслось в тумане чуть дальше.

– Эй, кто тут?, – крикнул Иван и из тумана вышел Саня Щукин, бледный и как будто старше, форма новая, и погоны не лейтенантские, считай выше, на лбу широкий, совсем бледный шрам.

– Саня? Лейтенант Щукин, – окликнул Иван, а он остановился, оружия у него в руках нет. Так вот остановился, прислушался к голосу Суровина, грустно улыбнулся и сказал: – Рад слышать. Не волнуйтесь, товарищ полковник, у Ани всё хорошо.

Глава 5

– У Ани всё хорошо, – сказал постаревший Щукин, и туман укутал его, унес; рядом прошли двое незнакомцев в американской военной форме и трындели по-американски, фиолетовый листок вырос и лианой окутал камень, дунуло холодком, хрустнул лёд.

– Нет, я не сошел с ума. Что-то происходит, это что-то касается людей и сильно-сильно ускорилось. Как мне отсюда выбраться?, – Иван протянул руку и потрогал туман. Ощущения оказались непривычными, обычно туман не имеет плотности, достаточной, чтобы ощущать его кожей, а тут …тут помесь воды и пустоты. Туман скрыл все дома, рядом снова прошел медведь и крошился, крошился лед. С таки же звуком ломается каменная кожа. Снова дунуло холодом, изо рта пошел пар, Иван поднес руки к лицу и увидел, что они заледенели, блестят слюдой, под ногами прополз полоз и зазвонил телефон.

– Фууууххх, – что-то выдохнуло, туман резко поредел и стали видны дома. Руки плохо слушались, окаменевшими от холода пальцами Суровин принял звонок, забыв посмотреть, кто собственно звонит.

– Да, – гаркнул в трубку Яровой.

– Да, – ответил Иван.

– Что ты дакаешь? Я тебе второй раз звоню. Вань, что происходит? Меня Серов вызвал и спрашивает: – Что с дочерью Суровина? А я не знаю, что ответить?

– Она пропала, – сказал Иван.

– …, – послышался вздох, – спокойно. Давай по порядку.

– Жора, она пропала из своей кровати, с одним одеялом, никаких следов и зацепок.

– Надо рыть. Усиленно рыть! Я уже дал приказ: к тебе сейчас сто семьдесят гарнизонных прибудут. Почему сразу не позвонил?

– Думал, сам справлюсь.

– У тебя голос странный. По прогнозам, туман через час спадет, я к тебе прилечу. Сэровцам тоже команду надо дать, следаки нужны. Понимаешь?

– Вызвали следователей, вызвали, – отстраненно сказал Суровин, добавил, – жду, прилетай, – и положил трубку.

Иван побрел через слабеющий туман по скверу, надеясь или найти что-то значимое для поиска Ани, или понять, где ее искать, ну или простенько так понять: что вообще происходит. Его догнали сэровцы Костюк с пятью бойцами.

– Товарищ капитан, следователь прибыл, звонил дежурный, сказал: нам идет серьезное подкрепление.

– Я в курсе, – ответил Иван, всматриваясь туда, где за домами, через арку видна березовая роща.

– Простите, товарищ капитан, – настойчиво сказал Костюк, – дело касается вас лично, поэтому …следователь очень хочет с вами поговорить прямо сейчас. И еще…

– Да. Вы что-то нашли?!, – оживился Иван.

– По девочке – нет, – Костюк взглядом приказал сослуживцам оставаться на месте, и подошел ближе к Ивану, – в седьмом доме говорят, ваша жена квартиру заняла. Вы там были? Странное место, и очень много коробок от лекарств.

– Сууука, – в сердцах про себя воскликнул Иван и совсем вернулся к реальности.

– Благодарю за сигнал. Я всё проверю.

– И еще…близкие – главные подозреваемые, пока вы не поговорите со следователем, мы будем вас сопровождать, – и, уловив реакцию Суровина, медленно закапывающего его взглядом, пояснил, – мы все понимаем, такие правила. Не усложняйте расследование.

Какие-то неоднозначные чувства: с одной стороны хочется его «закопать», а с другой стороны хочется отправить куда подальше, но это всё только чувства.

– Я больше ничего не могу сделать для Ани, нужен свежий, профессиональный взгляд, – решил Суровин и кивнул, соглашаясь на условия. Во дворе его дома собралось много людей. Зажглись фонари, тающий туман смешивался с первыми сумерками. Иван пожал руку знакомым, не замечал сочувствующие взгляды и поднялся в «логово ведьмы», очень надеясь, что это не наркота. И, хвала богам, это оказались не наркотики. Джеки даже как-то говорила про один из «найденных» препаратов: что-то женское, для их женских дел. Другое дело, что коробок много и большая часть таблеток просрочена. Зачем это хранить? Он почитал инструкции к препаратам, заметил на телефоне не отвеченные вызовы и сообщения и хотел было глянуть, что пишут, как нашел сильное несоответствие с временем. На часах и на телефоне доходит пятый час, а когда он сказал Щукину проверить камеру на магазине, было только начало четвертого, потом всего нечего времени ушло: вышиб дверь в подвал, потом лысеющий сосед-наладчик, потом встретил Львовского со свитой, потом медведь и туман. Ну полчаса максимум. Куда пропали полтора часа? И стемнело сильно.

Он осмотрел дальнюю комнатку, где нашлось еще две коробки с препаратами для женщин, и даже с нормальным сроком годности, и вышел. Людей возле дома стало как будто еще больше, подъехали автобусы с гарнизонными. Щукин раздавал листовки с фото Ани, Гофман прописывал новые маршруты. Костюк с двумя эсэровцами не отставал. Суровин окликнул своего помощника.