Звонарь

По шаткому мостку дошел отец Евгений до середины озера, наклонился, плавно опуская голову Марка под воду.

– Крещается раб Божий Марк во имя Отца и Сына и Святого Духа… – трехкратно погрузился Марк в холодную воду.

Марк держался за деревянный бортик моста, резко погружаясь. Ноги едва доставали до илистого мягкого дна озера, страх, волнение, трепет, а, вынырнув, над водой, жадно глотая воздух – уже новая жизнь. И все беды, переживания, обиды – пусть растворятся в зеленоватой воде.

***

Невысокий худощавый в выцветшей рубашке шагал по дороге мальчишка лет тринадцати. Марк пылил ногами. Теплая земля согревала босые ступни. Мелкие камни забивались между пальцев. Солнце припекало макушку. Он покусывал тонкий золотистый стебель пшеничного колоса, сжимая очищенные зерна в потной ладони.

Дорога переходила в заросшую бурьяном тропку. Сухая трава сминалась под огрубевшей кожей ног. Колючие сорняки впивались в пятки. Показалась голубая облупленная ограда и ряды железных памятников -крестов.

По памяти Марк нашел могилу в конце кладбища. Крест заржавел и покосился. Он попытался его выровнять – комки сухой земли посыпались на траву. В перекладине креста торчали грязно-розовые искусственные цветы.

Внезапно подлетел и чирикнул воробей. Марк достал из кармана остатки пшеничных зернышек и бросил на землю. Воробышек принялся проворно клевать угощение.

Тут мальчишка уловил знакомый запах махорки. Старческий кашель прорезал тишину. Марк обернулся.

– Ну, здравствуй, внучок. Давненько ты меня не навещал.

– Д-давненько, правда…

Перед ним как живой на скамейке сидел дед Семен, седовласый, с пушистой спутанной бородой, в мешковатой рубахе. Выцветшие зеленоватые глаза внимательно смотрели на Марка.

– Прости, деда… – смутился внук. – А у нас беда.

– Какая беда? Ну-ка, выкладывай.

Воробей, доклевав зерна, подлетел на скамью.

– Батя пьет. При тебе не пил так, дед. Вчера вот мамку побил! В живот…

– За что же бил?

– Да чтоб не рожала, – голос Марка дрогнул, – чем, говорит, дура, я вас кормить буду?!

– Как чем? На нашей-то земле?

– Все мужики, дедуль, в Москве-столице. Там платят больше.

– А сам то, как? Школу не бросил? Малая как, растет?

– Не бросил, – вздохнул мальчишка. – Груня у бабани сейчас…

– Вот оно как, значит, у бабани… – поднялся дед со скамьи, вытирая рукавом глаза. – Держись, внучок. Держись, ты парень крепкий. На стойких и беда ломает шею.

Небо багровело над селом. Марк бежал домой, а знакомый голос с хрипотцой все повторял: «Крепкий, как камень…»

Глава 7

Отец Евгений

Месяца шли. Марк глубоко уверовал в Бога. Читал духовную литературу от отца Евгения. Ждал УДО.

Отец Евгений обещал забрать Марка в город, в свой храм. За время заключения Марк обучился колокольному звону, да так что любой профессиональный звонарь бы позавидовал. Мирскую жизнь не жаловал, все больше уединялся, предавался духовным вещам -иконописи, звону да молитве.

Из брошенного подростка превратился в серьезного задумчивого мужчину. Глубоко смотрел на мир, на заключенных, которые по второму и третьему кругу возвращались в тюрьмы. Держался духовного наставника.

– Из такого вы меня вытащили, отец Евгений …

– Не тужи, Марк, скоро в город поедем, звонить будешь, народ собирать, – хлопал Марка по плечу батюшка. – Крепись, родной.

Отец Евгений за последний год стал родным, о таком отце тайно мечтал Марк. Обида на кровного отца глубоко, занозой, засела в сердце – саднила. Не мог простить смерть матери и брошенных сестер – да что говорить, вся жизнь наперекос пошла, в один только миг.

– А отца прости, родителей почитать надо, какими бы не были, – наставлял священник.

Перед глазами Марка вновь и вновь вставала картина плачущей Груни и крик новорожденной Глашки, как бабаня собирает их с органами опеки, и пьяный вдрызг отец, скотиной валяющийся в туалете.

*

С отцом Евгением сидели в полумраке молельной комнаты. Лампадный луч освещал силуэт священника в рясе и сутулую спину звонаря. Марк скручивал восковые шарики из огарков свеч.

– Мы в ту ночь еще не знали, что мамка умерла при родах. Помню, на утро бабаня принесла в дом Глашку, уже нареченную. Малая все время кричала, почти без остановки, баба ее качала на руках. А в ночь отец назвал гостей, пили гуляли в честь рождения дочери, а я Груню пытался уложить спать, – мягкий воск таял в руках, пока Марк рассказывал отцу Евгению. – Отец долго не возвращался, как пошел провожать гостей, забыл, наверно, что у него дети есть. Мне тревожно было, если не сказать страшно. В три часа ночи хлопнула дверь, раздались какие-то мычания – и грохот.

*

Каждый день утром и вечером по мощеной камнем дорожке спешил Марк на звонницу, оглашать округу колокольным звоном. Он не занимался в детстве музыкой, ранее не испытывал тяги к колоколам, но как-то раз услышав перезвон, сам изъявил желание обучиться колокольному звону.

Глава 8

Марк

– Закрой глаза, – с теплотой посмотрел Марк на Соньку.

Не сказав ни слова, Соня доверчиво, послушно закрыла глаза.

Тут почувствовала, как через голову он что-то надел на шею, и что-то легкое упало на грудь.

– Открывай.

На груди увидела деревянный крестик. Теплый, как глаза Марка.

Она смотрела в них и молчала. Сжимала в кулаке крестик.

– Бабушка сказала, ты крещеная, – нарушил он благоговейное молчание.

– Ты говорил с бабушкой? – кулак с крестиком невольно разжался.

– Не переживай, она сама приходила ко мне.

*

– Марк, смотри, я блинов принесла, – опустилась Сонька на колени, раскрывая корзинку.

На дне стояла тарелка с золотистыми блинами, средняя банка молока и три вареных яйца.

Сняв пластмассовую крышку, поставила холодное молоко на теплый деревянный пол колокольни. Расстелила вафельное полотенце, разглаживая руками, и поставила тарелку.

Он молча смотрел, улыбаясь, как старательно и неловко раскладывает она завтрак. В крышку от молока почистила яйцо, сверху насыпала щепотку соли.

Подняла счастливые глаза на Марка:

– Держи!

Осторожно, как великую драгоценность, принял он кушанье.

– Почему не ешь? – улыбнулась Соня, с удивлением посмотрев на Марка.

– Я тебя жду, – мягко проговорил он.

– А-а-а, ну тогда все готово, – еще раз разгладила Сонька полотенце.

Марк первый отпил молоко из банки:

– Холодное. А ты жди, как на солнце нагреется.

Лучи падали на середину деревянной поверхности, рядом с малым колоколом.

Марк поставил банку молока под лучи солнца. Через сетчатое окно пролетел птенец, приземлился на основание банки и принялся клевать.

Сонька присела рядом с колоколом.

– Марк, расскажи про Бога.

Глава 9

О Боге

– Он похож на глоток воздуха, – Марк сел рядом с Сонькой. – Ты дышишь, я дышу. Если у нас с тобой отнять воздух, мы это почувствуем. Мы Его не видим, но можем чувствовать сердцем… Бог подает нам знаки через обстоятельства, через людей.

Она внимательно смотрела на Марка, пытаясь понять услышанное. Случайно кончиками пальцев коснулась руки Марка, явственно ощутила взрывающий изнутри горячий растекающийся в груди комок. Вдруг почувствовал?

– Он как пламя огня, разрывающее изнутри, – продолжил Марк. – Мощь, которую невозможно описать словами. Эта мощь рвет душу, дает тебе силы вставать и идти дальше, как бы жизнь тебя не трепала…

– А тебя трепала? – так просто, по-детски, мерцая глазами-озёрами спросила Сонька.

Трепала ли? Задумался. Если б эта девочка хоть что-то знала про него, вопрос звучал бы издевательски. Эх, Сонька, да она размазывала об землю изо дня в день – зверски, утонченно, злорадствуя.

– Да, бывало, – попытался искренне улыбнуться Марк. -С кем не бывает.

И тут как нахлынуло, вспомнил мать, сестер в интернате, отца-урода, этот глупый срок по малолетке – и, правда, с кем не бывает?

– Ты поэтому теперь в Него веришь? – подняв глаза, она указала наверх.

– Нет, я повстречал настоящих людей, – признался Марк. -Знаешь, до встречи с Богом, мне с людьми особо не везло, ошибался.

Кто привел тогда отца Евгения в колонию к подросткам? Зачем он приезжал, отечески наставляя, вытягивал из этого болота?

Заметил сразу пятнадцатилетнего мальчишку – подранка.

Глава 10

Звон

Жил Марк в старом здании воскресной школы рядом с храмом, иногда ночевал в мастерской в храме. Священника отца Александра сняли с прихода, а недавно приехал новый – отец Евгений из города. Да звонаря с собой привез. Раньше звонить было некому, иногда сторож Семеныч дергал за веревки, но куда уж ему! А теперь утренние и вечерние богослужения сопровождались колокольным звоном, да каким! Сладкий, малиновый перезвон разливался по округе, после Литургии собирались прихожане и спешащие на рынок останавливались – слушали, как новый звонарь трезвонит. А благовест!

Идешь, бывало, и – глубокий одиночный удар в большой колокол. После удара долгий протяжный медовый отзвук до замолкания. Скрип раскачивающегося языка. И птицы стаей, разлетаясь, взволнованно кличут. Мудрая вечерняя печаль дымкой плывет по воздуху. На куполах лучи закатного солнца тихо спускаются, бликуя от креста по луковице купола.

Марк плавно тянет за веревку колокола, раскачивая, вслушивается, пока звон не замирает. Следит за кружащимися птицами над храмом.

***

– Расскажи о звонах, Марк?

– Возьмем, к примеру, «Благовест», – начал Марк. – Это «благая весть» о начале богослужения. Его звонят за 15 минут, а в монастырях за 30 минут до службы. Начинают с трех ударов во имя Святой Троицы в большой колокол. Если звон будничный, он всегда спокойный, размеренный, если праздничный – торжественный. Если погребальный перебор или перезвон – скорбный. Встречный звон – радостный, на крестном ходу – степенный. Выразить это – дело звонаря.

Сонька следила за каждым словом Марка, запоминала.

– Я когда в музыкальной школе училась, слышала что-то про колокольный звон. Что это своего рода инструмент.

Марк ходил, задумчиво, вокруг маленького колокола.

– Каждый колокол имеет свой тон, свою ноту, но это не фортепиано, – усмехнулся Марк. – А колокола все разные, и звонарь вкладывает в звон свои впечатления, чувства.

– Ты чувствуешь, я знаю, – ответила Сонька.

Глава 11

Звонарь

Если намечалась торжественная служба в городе или храм освещали – несмотря на молодой возраст, Марка приглашали.

Крепкими пальцами уверенно держал веревки, а колокола пели, рыдали. Торжественным звоном сотрясали окрестность, широкой мощной волной плыл звон по воздуху.

– Дал же Бог талант человеку!

Поднимали головы вверх, к макушке колокольни – кто там этот звонарь? Приставляли ладонь к глазам, чтобы солнце не слепило – разглядеть бы его.

Много раз звали Марка вернуться снова в город, там звонить, участвовать в фестивалях звона, деньги зарабатывать, но он не желал уезжать из села.

Отвечал он просто:

– Чего я там, в городе, забыл. Не люблю в тесноте да суете жить, а тут простор!

В селе Марка полюбили. Держался он особняком.

Дух захватывало, когда Марк поднимался по ветхим ступенькам колокольни, ранним утром, крепко обхватывал веревки, и раздавался медный звон.

С колоколами он общался как с живыми, каждый день протирал от пыли и грязи.

При колокольном звоне, лицо одухотворялось, сам будто отрывался от земли. Часами мог проводить на колокольне, подбирал мелодии, подпевал.

Он был не только опытным звонарем, но и художником – на колокольне в мастерской он писал иконы.

Глава 12

Иконописец

В мастерской пахло краской и растворителем. У окна посередине комнаты стояла большая икона Богородицы. Сонька подошла – доска была чуть ниже ее роста.

– Кто это, Марк?

– Матушка Богородица «Всецарица» или «Пантанасса».

Карандашом были прописаны мельчайшие детали, вплоть до узоров на тунике. Краской покрыты нимб и трон. Залиты одним тоном.

Сонька провела рукой по белому фону, рассматривая изображение. На троне сидела Богородица с младенцем на руках, за Ее спиной два ангела со сложенными крылами. Рядом лежала палитра со свежими сгустками краски, концентрированные цвета отливали на солнце. Скрученные железные тюбики – в углу на деревянном полу. В стеклянной вазе стояли длинные кисти и грубая щетина.

У окна сохли под лучами солнца доски с наклеенной марлей – для других икон.

– А с этими как потом?

Марк подошел поближе – все время он стоял в дверях, не решаясь подойти к Соньке.

– Эти высохнут, снова клеем покрою, потом левкасить буду… – он крутил в руках четки. –Основание готовим.

Тут же под досками стояло ведро с мелом.

– Из мела делается покрытие… – заметил Марк ее взгляд.

Он будто нехотя отвечал на вопросы не прошеного гостя. Перебирал четки, а сам смотрел на отливающие золотом на солнце волосы Соньки – голова не была покрыта платком, как принято. На тонкие руки, согнутые в локте – белая нежная кожа подростка, не тронутая солнечными лучами. Опустил взгляд – клетчатая юбка выше колен…

Сонька обернулась – взор голубых глаз обжег Марка. Он резко выдохнул и отшагнул к иконе – сделал вид, что смахивает соринку с округлых краев доски.

– Запылилась? – искренне спросила Соня.

– Да, немного, – Марк пытался не смотреть на девочку. Но взгляд будто сам упал на тонкую шею Сони, на россыпь родинок на светлой коже, тонкую вену, просвечивающую рядом с ухом.

Глава 13

Исповедь

Седовласый священник накрыл голову бабушки Вали голубой епитрахилью. Прочитал молитву, перекрестил. Сонька внимательно смотрела за каждым движением пожилого батюшки Евгения. Старушка поцеловала крест, Евангелие, сложила руки лодочкой:

–Бог благословит, Валентина.

Зашаркала ногами в сторону Соньки, легонько толкнула внучку к батюшке – он ожидающе смотрел на очередь. Неловкими шагами Соня подошла к аналою.

Он склонился над ухом девочки. Соня молчала.

– Как звать тебя, чадо?

– Соня, – прошептала она, не глядя на священника. Перед глазами под солнечным лучом серебрился крест.

– София ты, премудрость Божья. Валентины внучка?

– Моя бабушка – Валя. С ней я пришла.

– Слушаешься бабушку?

Сонька задумалась. Всегда ли она сразу откликалась на просьбы бабушки? Ходила ли за водой? Отпрашивалась погулять в лес? Сам собой всплыл образ Марка – а знала ли бабушка сколько раз сбегала она к нему на колокольню?

– Не всегда, – чуть слышно произнесла Сонька, поджав губы.

– Как же так? А кто будет Валентине помогать?

Батюшка Евгений покачал головой.

– Рассказывала, только ты у нее осталась – переживает за тебя. Где вечерами пропадаешь?

Сердце у Соньки предательски забилось – откуда он знает? Разве видел ее на колокольне? Марк говорил, батюшки в это время не бывает.

– Я… я… ходила…

– Навещаешь кого? – батюшка медленно поглаживал длинную пепельную бороду.

Сонька, наконец, подняла глаза на него.

– Какие глаза у тебя, чистые… Голубые, как небо.

– Я к Марку хожу, батюшка, – призналась, не раздумывая.

– Звонарю нашему новому? Маркухе?

– Он еще иконы пишет. Я убегаю смотреть, но бабушка не знает – ругаться будет.

Отец Евгений положил руку на плечо Сони, закрыв облачением от глаз смотрящих.

– А что скрываешь? Али не просто смотреть то ходишь?

Дыхание Соньки участилось. Покраснели щеки. Она рвала бумажку с написанными вместе с бабушкой грехами.

– Люблю я его! – выпалила Соня. И сама испугалась своих слов.

Почувствовала вдруг тяжесть от руки батюшки на плече.

– А он? – участливо наклонился старик.

– Он?

Снова осмелилась поднять глаза на священника. Рассмотрела множество мелких морщинок на светлом лице.

– Он просто разрешает смотреть, как он звонит и пишет иконы. Не ругается.

– Не спокойно у тебя на душе, чадо. Поведать надо Марку о своих переживаниях.

Сонька на мгновение представила, как рассказывает об этом Марку, который вдвое старше ее. Поймет ли? Да и зачем отвлекать его взрослого человека от таких серьезных дел?

– Да не интересно это ему, не буду.

– Взрослый он человек, София. Серьезный. Поведай ему, поймет.

Не сказал девочке, взрослеющей девушке, что знал об их чувстве мудрый отец Евгений.

– Что в руке у тебя? Рассказывай.

Сонька не заметила, как разорвала весь листочек со списком подростковых грехов. Стала пытаться собрать половинки листка…

– Да простит чадо Софию, – накинул епитрахиль на русоволосую голову Соньки.

***

Солнце припекало макушку сидящей на лавочке рядом с домом Соньке. Она достала из кармана сарафана круглое зеркальце, подловив солнечные лучи, стала дразнить зайчиками собаку. Та стала отмахиваться лапами, пока зайчик бегал по собачьему носу.

– Вот ты смешная, Жулька, – расхохоталась в голос Соня.

Поиграв с собакой, внезапно остановила зеркало на своем лице -рассмотрела веснушчатый нос, потрескавшиеся губы, русую прядь за маленьким нежным ухом.

«Ну, вот, что особенного? Как я могу ему понравиться? Конечно, он взрослый человек, София. Он поймет, что ему нравятся взрослые красивые женщины…»

Забежав в дом, взяла с серванта старый бабушкин альбом. Раскрыла на цветастом ковре, часть фотографий рассыпались, одна черно-белая плавно легла у колен Соньки – красивая молодая женщина строгим ясным взором смотрела на нее, длинная коса спускалась ниже груди, платье в мелкий цветочек, с ажурным воротником, а на плечах наброшен платок с кистями.

– Вот, настоящая красавица! – воскликнув, по фотографии повторила указательным пальцем косу молодой бабушки.

– И на кого же мы любуемся? – нагнулась Валентина над Сонькой.

– Ты, бабушка, ты?

– Кто же еще, егоза, – засмеялась бабушка.

Валентина подошла к старому деревянному сундуку, раскрыв, нашла платок с кистями. Заботливо набросила на плечи Соньки.

– Тот самый, ба? – ахнула Соня. -А платье, сохранилось платье?

Сонька подбежала к сундуку, разглядывая, какие еще сокровища спрятала там Валентина.

– А вот и платье, – узнав родной цвет, ответила бабушка.

Подняла немного вверх, показывая внучке – голубое в мелкий цветочек, с оборками по рукавам и подолу.

Сонька представила себя в этом платье, с длинной косой, как подходит к Марку – взрослая красивая женщина.

Глава 14

Объяснение

Сонька собирала корзинку с едой уже ночью – банку молока, хрустящий хлеб, помидоры, длинный зеленый лук.

Бабушка спала, Сонька, стараясь не шуметь, решила убежать на рассвете.

На утро собрались с Марком в поход – на реку. Сонька сама пригласила его, он, помолчав немного – согласился.

Встретились на развилке сельских дорожек, у фонарного столба. Издалека он увидел девушку в голубом платье, не узнав в ней Соньку. Даже замедлил шаг. Уже вблизи увидел родные голубые глаза Соньки, две русых косы по плечам, и да, это платье – на ней.

Молчали, шли медленно, Марк нес корзину, не решаясь заговорить.

Путь дальний пешком через поле. С непривычки острая трава колола ноги, колючки цеплялись на платье.

Шли рядом, ощущала, как их руки едва касаются друг друга, и снова и снова растекался этот горячий комок в груди. Чувствует?

И, тут, ни секунды не раздумывая, нежно взяла за руку Марка. Огненное тепло затаилось между ладонями. Сердце затрепетало, заколотилось в неистовом ритме. Неровное дыхание, казалось ей, слышно по всей округе.

– Зачем я тебе, Сонька? – улыбнулся Марк, сжав ладонь. – Я старый звонарь, ты молодая образованная, скоро в Москву поедешь учиться…

– Без тебя я никуда не поеду!

– Скоро каникулы закончатся, и уедешь, забудешь меня. Подумаешь, глупости какие…

Говорил, а у самого внутри буря разыгралась, срывая все защитные полотна и маски, под которыми прятался Марк от себя и от Соньки.

Боялся.

Не верил, что кому-то нужен.

После смерти матери, разучился верить.

Наткнулись на большой муравейник. По пути рвали полевые цветы.

До спуска на реку тогда не дошли – наткнулись на обрыв. Но вид открылся невероятный. Бесконечное голубое небо и широкая река сливались воедино. Под ногами посыпалась желтая земля…

– Это тебе, – протянул Марк просто скромный букет полевых цветов из ромашек, васильков, клевера и колосков, что насобирал по пути.

Домой возвращались по прохладе. Стрекотали кузнечики. Солнце садилось медленно.

Глава 15

Малый колокол

Солнце садилось медленно.

Сонька засобиралась на колокольню, время близилось к концу вечерней службы. Отец Евгений говорил, Ореховый Спас будет – Третий Спас, справляется в день перенесения Нерукотворного Образа Христа.

На столе стояло большое блюдо с румяными наливными яблоками с Преображения, стеклянная банка с медом – еще с начала Успенского поста. Днем Соня с бабушкой испекла яблочный пирог, хотела отнести Марку.

В дверь постучали. Залаяла собака.

Сонька с бабушкой переглянулись – и кого принесло повечеру?

– Кто к нам пожаловал? – пошла бабушка в сени.

– О, Наташка, заявилася, – услышала Сонька.

Возникла мысль вылезть в окно, или притвориться спящей – что делать? Ведь Марк ждать будет!

– А я вам орехов привезла, – зашла мать на кухню, обволакивая дом приторными духами. – Тут и грецкие орехи, и фундук, вот и фисташки. Что вы тут в своем селе видите, бабка хоть орехов пощелкает.

Вытащила пакеты с орехами на стол, да еще какие-то свертки и кульки.

Сонька обернулась, сжавшись от одного только ее тона, увидела – в кожаной куртке, рваных на коленях джинсах, обесцвеченная, с длинными красными ногтями новоиспеченная москвичка-мать приехала.

– Ну, чего смотришь, кулема, – улыбнулась, шутя. – Собирайся, домой поедем.

Бабушка, почуяв беспокойство, встала между Натальей и Сонькой:

– Да куда уж, в ночь, с утречка и поедете?

– Ой, мам, меня машина ждет, некогда нам рассиживаться, – махнула на нее рукой Наташа. – Пока доедем, Соньке в школу скоро.

Соня молчала, рассматривая побрякушки на ее запястьях, кольца на пальцах.

– Много вещей у тебя? – обратилась Наталья к дочери.

– Каких еще вещей? – встала Сонька со стула, отвечая. – Я сейчас ухожу.

– Что? – не поняла Наташа, вскинув брови: раньше дочь ей не перечила. – Куда?

Бабушка по привычке схватилась за сердце, вздыхая.

– Ты-то что вздыхаешь? – сверкнула глазами Наталья. – Совсем не следишь за ребенком, да? Куда она собралась у тебя на ночь, глядя, по клубам сельским шарахаться?

От обиды у Соньки защекотало горло, сглотнула.

– Ты чего приехала, а? – закачала головой Валентина. – Плохо тебе живется в Москве твоей? Или хахаль снова бросил?

Наталья резко схватила Соньку за рукав:

– Все, собирайся!

Раскрыла шкаф, доставая вещи Соньки и бросая на кровать:

– Складывай все, – скомандовала мать. -Учиться будешь при Гнесинке, музыкой заниматься, дурь быстро из головы выбьем.

– У меня тут Марк! – попыталась оправдаться Соня. – Он ждать будет!

– Какой еще Марк? – повысила голос Наташа. – Ты выучись сначала, деревня, потом любовь будешь крутить.

Через несколько минут подъехало такси, рюкзак с вещами бросили в багажник, громко хлопнули двери.

Валентина, перекрестившись, долго смотрела вслед удаляющейся машине.

*

Служба закончилась, Марк, по обыкновению, поднялся на колокольню – Соньки там не было.

Завядший невзрачный букет полевых цветов одиноко лежал на окне колокольни.

Марк долго сидел на колокольне, думал, подперев лицо руками.

Кто в его жизни остался? Никого в двадцать шесть лет не осталось.

А тут возникло ниоткуда это создание, этот дар Божий, который не разглядел, не заметил и так легко потерял.

Сонька. Соня. Софка. София. Сонечка. Никогда так ее и не называл. Мешалась под ногами какая-то девчонка синеглазая, бегала все за ним.

А тут раз – и исчезла.

И тут раз – мир покосился, земля уплывает из-под ног. Сел, и нет желания никуда идти. А главное – нет желания звонить. Будто она – все то, что связано с колоколами. Будто она – этот малый забытый колокол, вокруг которого ходил уже многие месяца, не зная куда и как его подвесить.

Несколько часов до полуночи просидел, кручинясь Марк.

И этой ночью он повесил самый маленький колокол.

*

Машина стремительно мчалась по трассе М-4.

Раздавался смех Наташи, громкий голос ее нового мужчины за рулем.

Сонька сидела на заднем сидении. Будто невзначай заиграла песня: