Дирижер для Нины

Оказавшись в своей квартире, Нина неожиданно разозлилась на дирижера – с какой вообще стати она должна его чем-то не устроить?! У нее не бывает джетлага, ее лицо не знает прикосновения иглы с ботулотоксином, а большинство ее зубов – интактные. Он должен быть счастлив оказаться рядом с такой девушкой, как она! Она мысленно придумала слова, которые бросила бы ему в лицо по такому поводу. Нина любила вымышленные диалоги. При этом она осознавала, что в них есть один минус – эти готовые слова никогда не пригождались в жизни.

Приведя платье в порядок, Нина распахнула окно своей спальни, впустив в душную комнату прохладный ночной воздух. В руках у нее была чашка холодного чая, а за спиной ожидала кровать со свежей шелковой простыней. Она больше не злилась – она наслаждалась тишиной и уединением, надеясь, что скоро в ее жизни появится особенный человек, который значительно сократит количество времени, проводимого ею в одиночестве. Она забралась под одеяло и под желтый свет лампы, чтобы почитать перед сном книгу.

Глава 7

С утра Нину мучило смутное беспочвенное чувство, отдаленно напоминающее беспокойство. Она не могла понять, в чем дело: перепроверила ежедневник, заглянула в телефонные заметки, открыла классные журналы. Она была почти уверена, что ни о чем не забыла и что все под контролем. Она допускала, что, возможно, ее сбивал с толку сон.

Запомнить содержание сновидения для нее было большой редкостью, однако сегодняшнее утро стало исключением. Открыв глаза, она мысленно пересказала себе то, что ей снилось.

В глубоком сумраке она бежала с кем-то по каменистому пляжу. Справа бушевал океан, слева, на возвышении, располагалось высокое бетонное ограждение. Нина где-то читала, что цветные сны снятся только обладателям психических расстройств, но была категорически не согласна с этим утверждением. Психиатры не выдавали ей заключений, и она даже не была бывшим курильщиком, при этом все же ее редкие сны отличались сочностью цвета. В ее сегодняшнем сне темнота казалась осязаемой и имела явный фиолетовый оттенок. Они бежали, смеясь, не замечая пенных брызг, вдоль кромки воды и полосы зажженных фонарей, излучавших ярко-желтое свечение. И вот, наконец, впереди, у самого океана, они увидели горящий костер. Они приблизились и, обнаружив там еще людей, присоединились к ним. На этом, как бы сильно не хотелось узнать продолжение, сон обрывался.

* * *

Когда Нина зашла в кабинет математики, чтобы свой пятый за день урок провести в окружении выпускников, то, наконец, поняла – она мечтала о том, чтобы эти сорок минут поскорее пролетели и староста, собрав тетради, передал их ей на проверку. Все это время она подсознательно ждала встречи с одиннадцатым «Б», чтобы скорее прочесть очередное загадочное послание в тетради одной из учениц – Алисы.

Алиса обладала широко распахнутыми голубыми глазами и пушистыми ресницами. Пробивающийся сквозь ветви огромных елей солнечный луч падал на ее длинные русые волосы. Насколько Нина могла понять из обрывков обсуждений, доносящихся до нее в учительской, Алиса была скромной и искренней, ей нравились книги о любви, и она умела видеть красоту в обыденных вещах.

Нина исподтишка продолжала рассматривать Алису и на автомате фломастерами делала наброски геометрических фигур на лежащих перед ней чистых листах в клетку. Готовые рисунки она тут же комкала и выбрасывала в мусорную корзину под столом. Про себя она подметила, что Алиса до сих пор оставалась по-подростковому нескладной; ей еще только предстояло открытие своего шарма и манкости.

Алиса всегда сидела за предпоследней партой в первом ряду. Нина почти никогда не видела, чтобы эта девочка смотрела в свою тетрадь или на доску – обычно ее взгляд был устремлен в окно. Тем не менее, в отличие от учеников, занимающихся имитацией бурной деятельности, ее оценки, как ни парадоксально, никогда не опускались ниже «четверок».

Алиса редко разговаривала со своими одноклассниками. Если одиннадцатый «Б» во время урока оставался на несколько минут без надзора учителя, то по возвращении в класс можно было наблюдать неизменную картину: дети обязательно галдели и смеялись. Все, кроме Алисы. Она чаще всего продолжала мечтательно смотреть в окно.

Сейчас ее взгляд снова притягивало что-то, находящееся по ту сторону оконного стекла. Нина посмотрела в том же направлении и не увидела ничего кроме царапающих карнизы еловых лап. Эти деревья с густыми выцветшими кронами, возможно, были даже старше здания школы.

Когда прозвенел звонок, Нина нетерпеливо выпроводила учеников за дверь и повернула ключ в замочной скважине. Ее руки были перепачканы фломастерами, как у ребенка, но ей было все равно. Оставшись один на один с собранными тетрадями, она торопливо отыскала ту, которая принадлежала Алисе. Напротив последнего, выполненного без помарок, домашнего задания она прочитала: «Идеалов быть не должно. Сколько угодно рисуй в мыслях свой идеал – в жизни все равно все будет вопреки».

Глава 8

Просыпаться рано утром по воскресеньям было далеко не пределом мечтаний, однако Нина все же нехотя поднялась с кровати. Часы показывали 8:00. В единственный еженедельный выходной хотелось задержаться в постели подольше, потому что весь этот учебный год Нина по будням вела уроки у первой смены, а по субботам занималась репетиторством – синяки под глазами из-за ранних подъемов в обмен на свободные вечера. Но ее ждала запланированная встреча с родителями. Подобное времяпрепровождение имело место быть стабильно через выходные.

Раз в неделю Нина закапывала в глаза расширяющие зрачки капли, назначенные офтальмологом, поэтому по воскресеньям в солнечную погоду приходилось прятаться за закрытыми жалюзи и солнцезащитными очками. Заглянув перед выходом в зеркало, она увидела свои черные глаза – радужки с их пигментными клетками были практически полностью заслонены огромными зрачками. Нина, поморщившись, закрыла их затемненными очками и покинула квартиру.

Этот день выдался солнечным. До родительского дома Нина добиралась пешком. Она выбрала дорогу мимо заброшенного фонтана, исписанного граффити, и краеведческого музея, окруженного вечной тенью от высоких кустарников. В воздухе витал запах свежескошенной травы.

В частном доме родителей царил неизменный уют. Все шторы предусмотрительно были задернуты заботливыми руками в ожидании визита дочери. На подоконнике в гостиной немного неуместно пылал цветок «рождественская звезда». Мама варила сырный суп, а папа жарил блинчики к чаю. Нине занятия не нашлось – единственную любимую дочь было ни к чему нагружать делами и хлопотами. Ей велели немного подождать и отдохнуть.

От безделья Нина прошлась по комнатам. Раньше казалось, что стены здесь находятся дальше, а потолки – выше. Шаги сопровождались хрустом паркета.

Зайдя в спальню родителей, Нина улыбнулась. Однажды, когда она училась в десятом классе, здесь поселился полтергейст. В ее комнате родители тогда своими силами в свободное время делали ремонт, разрешив ей разрисовывать гуашью старые розовые обои, поэтому на протяжении пары недель ее спальным местом стал диван в зале. Системный блок и монитор временно перенесли в комнату к родителям. И вот, придя как-то после уроков домой, она включила компьютер и засела за просмотр фильма. Она была одна, родители находились на работе, и тут из верхнего угла комнаты внезапно зазвучал монотонный стук. Звук повторялся приблизительно через каждый три секунды. Нина поначалу округлившимися глазами смотрела под потолок, а потом вылетела из родительской спальни и забаррикадировалась в зале. Она, шокированная, забралась с ногами в велюровое кресло и вжалась в обивку. Звук, несмотря на закрытую дверь, все еще было слышно. Она позвонила по очереди маме и папе и срывающимся голосом рассказала им о происходящем, а потом выбежала на улицу и стала дожидаться их возвращения на террасных качелях. Когда вечером они втроем снова зашли в дом, их встретила тишина. Родители, скорее всего, посчитали эту историю выдумкой. Больше загадочный стук не возобновлялся, а Нина спустя все эти годы продолжала чувствовать себя в родительской спальне слегка некомфортно.

* * *

Родители закончили с приготовлением пищи и позвали Нину в кухню. В центре стола была тарелка со стопкой блинов, увенчанная кусочком подтаявшего сливочного масла. Они непринужденно скоротали время за едой, а потом переместились в гостиную. Нина там с любовью провела рукой по книжным корешкам в шкафу и в тысячный раз поизучала полки с хорошо знакомым ей изысканным и хрупким наполнением.

Она любила этот приземистый дом из кирпича, их семейное гнездо, но не настолько, чтобы продолжать жить здесь всем вместе. Свою квартиру на десятом этаже в охраняемом жилом комплексе, которую ей купили сразу после выпуска из педагогического института, она любила еще больше. Чего только стоил один вид из окна. Нина находила его прекрасным в любое время суток. С высоты город был безукоризнен. Она восхищалась им по утрам, когда только шла в кухню кипятить воду для чая, потому что за стеклом был либо непроницаемый туман, либо ослепительное солнце, окрашивающее каждый закоулок в золотые оттенки. Когда она возвращалась по вечерам домой, то видела воздух бирюзового цвета, среди которого выделялись желтые квадраты окон, коих по мере сгущения сумерек становилось все больше. Зимой крыши окружающих домов окрашивались в белый, а на парковке автомобильными шинами были вычерчены несимметричные узоры. Дождь временно смывал очарование города и делал все вокруг тусклым и бесформенным, но спустя несколько часов все возвращалось на свои места. Ей нравилось наблюдать, как по вечерам через темноту постепенно проступает свет фонарей, как клубы дыма из заводских труб стелятся над городом, как огни вдалеке переливаются из-за движения воздушных потоков.

Во времена учебы в школе Нина ненавидела родной город и планировала после выпуска уехать учиться в другой регион. Ей казалось, что здесь у нее связаны руки и что ей не хватает воздуха. Она надеялась, что обязательно покинет это, как ей тогда казалось, гиблое, гнилое место и будет вынужденно проводить здесь лишь некоторые выходные и праздничные дни. Она не любила всех этих людей, которые суют нос в чужие жизни, думала, что здесь невозможно укрыться от неодобрительных или заинтересованных взглядов. Тогда все здесь вызывало лишь отвращение. Вот только родной двор, который в детстве представлялся целым королевством, здание заброшенной текстильной фабрики с острыми осколками вместо стекол, неработающее колесо обозрения в старом парке – в этом была своя романтика. Из фабрики потом слепили круглосуточный супермаркет, аварийное колесо снесли, а взросление стерло юношеский максимализм Нины, и она прикипела к своему городу.

* * *

Родители разбрелись по комнатам, чтобы закончить рутинные дела, а Нина, удобно устроившись на диване, вытянула с этажерки фотоальбом с семейной хроникой. Ее мама и папа относились к тому краснокнижному виду людей, которые до сих пор держали бумажные фотоальбомы; по праздникам из дальнего угла шкафа на балконе ради общих памятных снимков обязательно доставался штатив. Нина начала лениво переворачивать страницы с рядами матовых фотографий и незаметно погрузилась в дрему. Ей снились кошки с лапами-ходулями, похожие на героев картин «Слоны» и «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» Сальвадора Дали. Надо же, сон снова не выветрился из памяти уже в момент поднятия век, как это бывает обычно. Этот факт показался Нине даже более удивительным, чем создания, посетившие ее во сне.

Проснувшись, Нина не сразу поднялась с дивана. Дверь в гостиную оказалась закрыта – об этом, наверняка, позаботилась мама. Какое-то время она слушала звуки, доносящиеся из глубины дома: звон доставаемой из кармана связки ключей, тихий стук донышка чашки о кухонный стол, жужжание телевизора с убавленным звуком. Пахло кофе и духами. Постепенно звуки дома затихли. Она подошла к окну. Небо было объято пожаром. Солнце скрылось за горизонтом. Можно было спокойно покинуть свое укрытие и выйти на улицу.

Глава 9

Во дворе Нину окружил запах тлеющих дубовых углей: мама и папа готовили на жаровне ужин. На крыльце стояло старое кресло-качалка, в плетеной корзине у двери спали кошки. За границей их участка начинались разноцветные лоскуты чьих-то огородов и полей. Двор освещал фонарь. Когда в нем загоралась лампочка, из водосточного желоба каждый раз выбирался большой паук, но Нине совсем не хотелось проверять эту закономерность. Насекомые были еще одним доводом против жизни в частном доме. Бывая у родителей, Нина частенько обнаруживала в углах комнат спускающихся с потолка на мерцающих нитях пауков и каждый раз при таких неожиданных встречах вскрикивала. В квартире же можно было максимум в темное время суток столкнуться с безобидной сахарной чешуйницей на полу в ванной.

Нина по традиции отправилась выгуливать болонку родителей по кличке Шери. Они вышли за ворота дома. Нина бросила взгляд на синий почтовый ящик и прислонила ладонь к нагретому за день солнцем металлу. С подросткового возраста у нее остался внушительный эпистолярий – картонная коробка, наполненная до краев письмами и открытками с разных уголков страны и ближнего зарубежья. Обмен рукописными рассказами о себе было ее хобби. Были периоды, когда она находила в ящике конверты буквально каждую неделю и шутила, что ей нужно жить прямо на почте.

Миниатюрное белое облачко с мелодично позвякивающим на ошейнике адресником в форме косточки проворно двигалось по тротуару, а Нина следовала позади на расстоянии поводка. Они миновали маленький сквер. Когда Нина училась в школе, во время прогулок приходилось приближаться к каждой скамье, чтобы поприветствовать знакомых. В те времена ни один вечер не обходился без разговоров со случайными прохожими. Сейчас же сквер чаще всего был пуст.

Улицы тонули в аромате цветущего жасмина. Из-за яркого заката вечерний воздух был окрашен в розовый цвет. Они прошли мимо сгоревшего много лет назад бревенчатого домика. В детстве Нина вместе с соседскими мальчишками проникала на его территорию через отверстие в изгороди. Останки дома и заросший высокой травой двор служили площадкой для игр. Они ходили по истлевшему полу, заглядывали в комнаты со слетевшими с петель дверьми, просматривали содержимое уцелевших шкафов и сундуков, ели кислые зеленые яблоки с приусадебного участка, забирались на остатки обвалившейся крыши, откуда открывался обзор на внутренности чужих дворов. Они придумывали жуткие истории об этом месте.

Очень быстро стемнело, и Нина стала торопить Шери поскорее возвращаться домой. Из-за странного сна и навеянных старым почерневшим домом воспоминаний Нина почему-то занервничала и ее начал пугать каждый шорох, хотя темнота не страшила ее даже в глубоком детстве. Заметно похолодало, а контуры домов и деревьев перестали вырисовываться на фоне огненно-оранжевой прослойки, соединяющей землю и небосвод. Все тени и очертания потухли в приближающейся ночи. Нина прибавила шаг, таща за собой сопротивляющуюся собачку, параллельно убеждая себя, что вокруг них всего лишь зеленые насаждения и спящие дома, из которых ее воспаленное воображение делает монстров и сумеречных существ.

С каждым шагом по направлению к дому Нине становилось все спокойнее. Захлопнув за собой калитку, она перевела дыхание. На жаровне поблескивал оставленный родителями серебристый чайничек для посиделок под открытым небом. Во дворе звучал только один звук – пение живущих в каприфоли сверчков, которое действовало на Нину, как снотворное. Она зашла в дом и торопливо засобиралась к себе.