Магия вернётся в понедельник

Существо посмотрело на меня большими жёлтыми глазами и мигнуло два раза.

– Ты дракон? – догадалась я.

Существо кивнуло.

– А ты-с-с кто-с-с? – спросило оно шипяще-тягучим голосом.

– Я? – Я задумалась. А кто я? – Я человек, – сообщила самый очевидный факт о себе.

– Почемуу-с ты тааак дуумаешь-с? – спросило существо.

– Э-э-э… Потому что мои родители были людьми?

– Тыы-с увееерена?

– Да… Наверное.

Существо село на задние лапки, обвило хвост вокруг себя и наклонило голову.

– Тебе-с-с ктоо-то скассаал, что-с ты чееловеек или тыы самаа-с об ээтом снааешь-с? – спросило оно.

– Я знаю. То есть мне так сказали. В детстве. – Я начала путаться. А и правда – с чего я взяла, что я человек? Мне так сказали. А если все люди – это разные существа, просто похожие друг на друга внешне?

– Ты-с смешнааая-с-с, – прошипело существо. – Самаа-с не снааешь ктоо ты-с-с, а ктоо не ты-с-с.

– А ты, можно подумать, знаешь! – обиделась я.

– Снааю-с-с. Я дракон.

– Кто тебе сказал?

– Тыы-с, – существо улыбнулось. Это было так странно, что я опешила.

– А если я ошиблась?

– Аххахаха… хахахаа, – залился шипящим смехом дракон.

– Ты ссамаа-с решаааешь, – пояснил он, утирая слёзы маленькими лапками.

Если я сама решаю, кто я есть, значит ли это, что я могу стать яблоней в цвету? Фу, бред какой! Я представила, как по мне ползают жучки, и поёжилась.

– Ладно, тогда я человек, – сказала я существу.

– Воот и слаавно-с-с, – ответил дракон.

Я посмотрела на его переливающуюся чешую и решила найти Павла. Стоит всё-таки выяснить, что происходит в этом доме чудес. С этими мыслями я подошла к шкафу и вытащила из-под него серый камешек. Дракон проследил за тем, как я засовываю камень в карман, после чего спросил:

– Саачем-с-с тебее-с кааамень?

– Это от голосов, – ответила я и смутилась.

– Ты слыыышишь-с-с голоосааа? – Дракончик подполз ко мне вплотную. – А кааамень помоогает-с-с?

– Да. Он, наверное, волшебный.

Существо в ответ засмеялось.

– Воолшееебныый-с-с, – зашипел дракон между всхлипами смеха.

– Тебе что-то не нравится? – Я остановилась перед дверью, но ответа так и не дождалась.

Дракон смеялся и смеялся. Я топнула ногой, не увидела от этого какой-либо реакции у дракона и вышла из комнаты.

«Странное существо», – подумала я.

«Сказала девушка, которая сначала слышала голоса, а потом беседовала с драконом о своей принадлежности к человеческому виду», – тут же ответил внутренний голос.

Внизу кипела жизнь. Работники кухни сновали по двору – разгружали машину с продуктами. Две горничные поднимались по лестнице с вёдрами, полными баночек и тряпок. Все кивали мне или здоровались, как будто знали меня тысячу лет. Я поёжилась. Неужели Павел успел всех предупредить?

Его в кафе не оказалось. Я обошла все помещения, даже заглянула на кухонный склад – но не нашла там никаких следов хозяина заведения. Работники смотрели на меня с недоумением, которое вызвало во мне волну злости. И куда он подевался? Я поднялась наверх, потянулась за курткой и снова увидела дракончика, теперь сидящего в шкафу. Милое существо самозабвенно чистило чешуйки и не обращало на меня ни малейшего внимания.

– Привет, – выдавила из себя я, чтобы как-то заполнить тишину.

Дракончик поднял ко мне мордочку и облизнулся.

– Привееет-с-с, Дааарья-с-с.

– Откуда ты знаешь моё имя?

– Проссто-с сснаю-с-с, – дракончик растянул губы в подобии улыбки.

– А тебя как зовут? – Я решила опустить тактичность в этом абсурдном разговоре.

Существо прищурилось и наклонило мордочку:

– А ты-с-с как дууумаеешь-с-с?

– Мне что, имя тебе придумать? – озадачилась я.

Дракончик склонил голову и посмотрел на меня искоса.

– А ты мальчик или девочка? – я совсем растерялась.

– Мааальчиик-с-с.

– На турмалин похож… Будешь Мариком. Не против?

Дракончик вылупил на меня глаза и дёрнул кончиком хвоста.

– Страанное имя-с-с-с. Нно ладно-с-с. Мнее нраавитссся, – ответил он после небольшой паузы.

– Я пошла тогда? – спросила я у существа.

– Идии-с-с-с. Вечером увидимссся.

Я оставила дверцу шкафа открытой и с ощущением затянувшегося кошмара вышла из комнаты, а потом и из кафе. Городские улицы встретили меня суетой, которая не вязалась с моим представлением о маленьких провинциальных городах. Некоторые люди на улице кивали мне, как знакомой, чем вводили в тихий ужас. Было в этом что-то неправильное. «Не могут же они здороваться со всеми?» – думала я. Может, меня с кем-то путают? Улицы, улицы, улицы. Смутно знакомые, как будто виденные сотни раз, но лишь во сне. Они сменяли друг друга, а я с внутренним содроганием угадывала, что кроется за каждым поворотом. Сердце разогналось и стало тяжело бухать в груди, отдаваться стуком в ушах.

Я остановилась, чтобы отдышаться, и немало удивилась, когда поняла, что стою перед зданием городской библиотеки. Странно, но сюда-то мне и надо, подумала я, толкнула тяжёлые двери и вдохнула неповторимую смесь запахов бумаги, типографской краски и пыли.

Солнце выглянуло из-за туч, залило огромные окна читального зала тёплым светом. За столами сидели несколько человек, которые при виде меня вразнобой кивнули и вернулись к своим занятиям. Я нервно сглотнула непонятно откуда взявшийся в горле комок. Неуверенно оглядевшись, я пошла к стойке. Каждый шаг по длинному читальному залу вызывал во мне нарастающую тревожность.

Пожилая, сухая, как осенний лист, женщина подняла на меня глаза и поздоровалась. Мне показалось, что в её глазах мелькнуло узнавание.

– Вам как обычно? – спросила она.

– Да, – ответила я до того, как успела осознать происходящее.

Женщина встала, прошла вдоль стеллажей и вернулась с огромной кипой газет, прошитых чёрной нитью. Ледяная волна ужаса накрыла меня с головой. Я молча взяла стопку, подошла к ближайшему столу и, скрипнув стулом, уселась за него. Закрыла глаза и стала глубоко дышать, чтобы успокоить сбоящее сердце.

«Меня определённо с кем-то путают», – подумала я.

«Но дали то, что тебе нужно», – вставил шпильку внутренний голос.

Шелест страниц поначалу успокоил. Заголовки выглядели смутно знакомыми. Как будто я их уже читала несколько раз. «Может, эти же газеты я читала в столице?» – промелькнула обнадёживающая мысль. Глаза при этом выцепили, что газета местная. Я пролистала ещё несколько десятков выпусков и почувствовала, как тревога усиливается с каждой перевёрнутой страницей. Пролистав почти на два года назад, я остановилась на газете, датируемой двадцать седьмым мая.

Глаза не могли оторваться от мелко трясущихся рук. Я поняла, что дрожит всё моё существо – вся внутренняя сердцевина. Паника накатывала волнами, дыхание сбилось, горло сдавило сухим спазмом. Я закрыла глаза, на ощупь перевернула газеты, вернув их в первоначальное положение. Дышать сразу стало легче. Я медленно выдохнула, отнесла газеты библиотекарше, и, старательно пряча трясущиеся руки в карманах, тихонько вышла на улицу.

Солнце то скрывалось в облаках, то снова выглядывало – дразнило горожан предстоящим теплом. Я медленно брела по улицам без цели и без направления, старательно игнорируя явно знакомые улицы, когда меня выдернул из тревожных раздумий знакомый голос:

– Дарья!

Я повернулась и тут же оказалась в объятиях своей двоюродной сестры – Анны. Её густые светло-русые волосы бросились мне в лицо, а потом отступили, открывая взору еë огромные голубые глаза. Аня похорошела, расцвела и наконец-то перестала замазывать свою очаровательную родинку на скуле.

– Анька! Рада тебя видеть. – Моя тревога немного отступила.

– Давно тебя не видно было. – Аня заправила за ухо непослушную прядь.

– Давненько. Некогда было, – я развела руками. – Ты как?

Аня на секунду замялась, но ответила бодро:

– Неплохо. Может, посидим где-нибудь?

– В кафе? – я засмеялась. – Пошли.

Аня уверенно развернулась в противоположную сторону, и мне оставалось только следовать за ней. По крайней мере, не потеряюсь, подумала я с облегчением. По дороге мы молчали, подставляли лица тёплому майскому солнышку и переглядывались с заговорщическими улыбками – совсем как в детстве.

Родители часто уезжали по своим взрослым делам, а нас оставляли у бабушки. Это было наше любимое время. Бабушка с воспитанием не заморачивалась, предпочитая читать книги или заниматься хозяйством. Она ужас как не любила, если мы вызывались помочь с домашними делами или торчали дома. Поэтому мы убегали гулять на речку или, если было лето, пробирались на огороды, ели ягоды на заброшенных участках, собирали яблоки и груши и убегали от соседей, которые сами имели виды на бесхозное хозяйство. Дома мы на ходу придумывали, чем занимались весь день, дополняя рассказы друг друга настолько гармонично, что никому и в голову не приходило заподозрить нас в хулиганстве. Потом мы друг за другом – Аня младше меня на год – поступили в районный университет, где, вполне естественно, оказались в одной компании.

– Дашк, а ты зачем волосы обрезала? – спросила меня Аня.

Я провела рукой по своей русой шевелюре, непривычно окончившейся чуть ниже лопаток.

– Не знаю, – ответила я честно. Внутри пробежал холодок – я поняла, что не могу вспомнить, как, когда и зачем я отрезала волосы, которые раньше прикрывали поясницу.

Мы вошли в здание кофейни и прошли к личному столику Павла. Я ждала, что персонал нас остановит, но никто не обратил на это никакого внимания. Только подошёл официант с меню, поздоровался с Аней по имени, после чего удалился. «Значит, Аня часто здесь бывает», – подумала я с тоской. А я за несколько лет так и не удосужилась приехать, пока Пашка не попал в переплёт. «Ты же знаешь, почему не приезжала», – в кои-то веки внутренний голос встал на мою защиту. Я хотела доказать, что чего-то стою. Сама по себе.

– Я буду салат из моркови и яблок и, пожалуй, возьму чизкейк. Ты выбрала? – отвлекла меня от самобичевания Анна.

– Судака по-стрелецки и блины с мёдом. Может, возьмём малиновый чай? Как в детстве, – я улыбнулась, получила в ответ довольный кивок и подозвала официанта.

– Даш, у тебя всё в порядке? – неожиданно спросила Аня.

Я пожала плечами:

– У меня – да. Почему ты спрашиваешь?

– Ты пуговицу теребишь.

Я посмотрела на полуоторванную пуговицу на манжете и спрятала руки между колен. Аня окинула меня задумчивым взглядом. Судя по выражению её лица, она хотела о чём-то спросить, но передумала.

– Помнишь, сколько пуговиц ты потеряла в универе? – Аня заметила мой вопросительный взгляд и задала явно не тот вопрос, который собиралась.

– Да-а-а. Мы их искали по полам всех аудиторий. А помнишь, как Данил Иванович мне их выдавал горстями после каждого зачёта?

Аня хихикнула:

– Мне кажется, он был в тебя чуть-чуть влюблён.

– А-а-ань! Романы со студентками хорошим не заканчиваются.

– А романы с молодыми преподавателями?

– Тоже.

– Да ну тебя! Даже Пашка вас свести пытался.

– Пашка.

– Извини, – вдруг выпалила побледневшая Аня.

– Да ничего. Мы же дружили.

– Дружили. Я всё думаю: могло ли что-то пойти по-другому? После универа. – Аня окинула взглядом гладь озера.

– Не знаю. А что мы могли сделать по-другому? – спросила я.

– Ты могла бы не терять время в столице. – Аня посмотрела на меня испытующим взглядом: – Могла бы приехать сюда сразу. Или домой.

– Нет, Ань. Дома я бы снова залезла под мамино крылышко и не казала бы оттуда носа до следующего прилёта кометы Апхиара 2.

– А здесь?

– А здесь… – Я помолчала, собралась с мыслями и ответила, подбирая слова: – Мне надо было попробовать. Хотя бы попытаться. Доказать себе, что я могу чего-то добиться сама.

– Мне кажется, что в итоге ты упустила нечто большее.

– Что ты имеешь в виду? – я внутренне сжалась.

– Ну-у-у… – Аня отвела взгляд. – Мне казалось, что у вас с Пашей могла бы быть не просто дружба.

– Ань? – Тень прошлого нависла надо мной, но тут же отступила. – Прошлое лучше оставить в прошлом, – сказала я после паузы.

– Прости. – Аня проковыряла дырку в чизкейке.

– Не за что извиняться, – отмахнулась я.

– Дарь, скажи кондитеру, чтобы сыр тщательней взбивал. – Аня отодвинула недоеденный чизкейк.

– Сказать кондитеру? – растерялась я.

– Ну да, – сестра посмотрела на меня чуть удивлённо. – Твой же работник.

Я так и открыла рот, поймала встревоженный взгляд Ани, после чего озадаченно сомкнула губы.

– Хорошо. – Я попыталась изобразить улыбку, одновременно пряча руки под коленками.

– У тебя точно всё хорошо? – снова спросила Аня.

– Да, всё хорошо.

Аня нахмурилась, протарабанила пальцами по столешнице ритм танца маленьких утят, затем встала, порывисто обняла меня, поблагодарила за обед и ушла.

Я медленно, словно на чужих ногах, поднялась в свою комнату. «Что здесь происходит?» – вибрировала во мне мысль. Мой кондитер? Люди, которые со мной здороваются, как со знакомой. Библиотекарша, точно знающая, зачем я пришла, даже собственное тело, которое принесло меня в библиотеку, местоположение которой я не знала и знать не могла. «Я же всего второй день в этом паршивом городе!» – кричало во мне сознание. Ощущение дежавю переполняло тревогой.

– Бред какой-то. Это какой-то бред! Бред-бред-бред…

Так убеждала я себя до тех пор, пока оторванная пуговица не укатилась под кровать.

Где Пашка?

3. Фёдор

Сегодня утром на проходной меня перехватила тётка Зинаида – мамина сестра. Коротко поздоровалась, сунула в руки пакет и ушла молча, не оборачиваясь, как и всегда. Сложная в общении, скупая на эмоции, застрявшая в одиночестве, тётка нежно любила всех своих племянников и стабильно снабжала нас домашней выпечкой, ранетками, хранимыми ею в свежем виде весь год, и вяленой рыбой, которую сама ловила в реке, неподалёку от дома. «Надо сходить в гости к родителям», – подумал я, глядя на удаляющуюся тёткину спину. «И купить тётке новое пальто», – тут же пришла другая мысль.

В пакете, помимо пирожков с рыбой, обнаружились ранетки. Крепкие, нежно-жёлтые, они выкатились на стол и наполнили кабинет терпким яблочным запахом. Гриша, наш новенький, красноречиво уставился на россыпь маленьких яблок на столе.

Я взял по три ранетки в каждую руку, подкинул сначала по одной, а после медленно ввёл в игру остальные. Маленькие жёлтые шарики замельтешили под потолком. Поначалу их движение казалось хаотичным, но, как только взгляд Гриши из рассеянно-восторженного стал концентрированным, я изменил темп и схему бросков – пусть разбирается заново.

Дверь открылась, на пороге застыл силуэт. По очертаниям – начальник. Яблоки мелькали под потолком, как вдруг раздался свист рассекаемого воздуха, и один шарик исчез в руке Николая Ивановича, который в два шага преодолел расстояние от двери до меня. Начальник прищурился:

– Опять развлекаешь молодёжь?

– Учу, – ответил я и положил ранетки на стол. – Принеси тарелку, – обратился к Григорию.

Гриша вскочил и, ловко лавируя между столами, побежал на кухню. Николай Иванович сел на его стул, поднёс ранетку ко рту и громко её раскусил.

– Балует тебя тётка.

– Надеюсь, ты не против? Она расстроится. – Я надкусил пирожок. – Есть новости?

– Пойдём. – Начальник встал и, вытащив два пирожка из пакета, прошёл в свой кабинет.

Я молча отправился за ним. На ходу перекинул папку с новым делом со своего стола на стол к Григорию, написал записку с признанием в любви, подражая почерку Светланы, вложил бумажку в любимую Витюшину книгу и переложил ту с его стола на шкаф.

– Однажды они сговорятся и прибьют тебя, – покачал головой Николай Иванович, закрыл за мной дверь, бросил заглушающее заклинание и уселся на стол.

– Не рискнут. Я же потом отомщу, и месть моя будет изощрённой. – Я налил себе кофе, сел на подоконник, вдохнул кофейный аромат, опёрся плечом на оконный откос и замер.

Несколько минут мы молча наслаждались, я – кофе, начальник – моим молчанием.

– Вчера было совещание, – наконец начал говорить Николай Иванович. – По поводу закона об отмене запрета на магию.

Я одним глотком допил кофе и поставил чашку на подоконник.

– Мнения разделились. Большинство за отмену, но Мирный и его соратники упорно доказывают, что снимать запрет нельзя.

– Степан Петрович боится потерять своё место? – спросил я наугад, но по мрачному лицу шефа понял, что его посетила та же мысль.

– Он имеет большое влияние.

– Я знаю.

– И у него связи за рубежом.

– Может, обвинить его в шпионаже?

Николай Иванович лишь отмахнулся.

– А что они думают по поводу ввода статуса секретности для магов?

– Если запрет будет снят, то статус секретности введём. Но сначала придётся убедить всех в необходимости нововведений.

– Может, Мирному пургена 3 подсыпать и провести ещё одно совещание?

Начальник усмехнулся, но тут же снова помрачнел:

– Он нашёл информацию по Миляеву.

– Какую? – напрягся я.

– У него есть данные, что Павел Миляев был обучен магии.

– Это абсурд.

– Почему ты так думаешь?

– Обученный маг не мог погибнуть из-за отдачи. Тем более доказано, что выброс силы был намного больше, чем нужно. Ты же понимаешь, что регулировка своей силы – это основа обучения волшебников.

– Согласен, тоже об этом думал, но что, если Миляев ошибся?

– Не верю. Откуда у Степана Петровича такая информация?

– Он поднял родословную, а после сумел опросить одного из постояльцев миляевского кафе-гостиницы.

– Разговор задокументирован? Официально?

– Нет. Но это пока. Ты же знаешь – он найдёт способ провести свидетеля по официальным каналам.

– А кто сейчас владеет кафе? – Я встал и развернулся к окну лицом.

– Подружка Миляева по университету. Некая Дарья Волковская.

– Фамилия знакомая. Родственница графа Волковского?

Начальник поперхнулся, спрыгнул со стола с неожиданной для его крупного тела скоростью, подошёл к стеллажу за своим креслом и вытащил папку с делом Миляева.

– Граф Волковский? Ты уверен в фамилии? – уточнил он.

– Конечно. – Я наблюдал за начальником с нескрываемым интересом. – А что?

– Волковская была с Миляевым в момент происшествия, в результате которого Павел погиб.

– Что? – Я подошëл к шефу. – Потрясающе!

– Федь, что ты про графа знаешь? – Николай Иванович посмотрел на меня испытующе.

– До «смены» граф Волковский имел влияние в стране. Не такое сильное, как Миляев, но всё же с ним считались. Он открыто выступал против «смены», а после её проведения пропал. За его семьёй следили первые годы, но они отказались и от магии, и практически от всего своего имущества. Наблюдение за ними давно снято, а след семьи, насколько я знаю, потерян.

– Проверь еë родословную. – Начальник нервно прошëлся по кабинету. – И историю графа.

– Мы возобновляем дело?

– Пока не знаю, но стоит быть готовыми. Если Мирный нашёл свидетельство того, что Миляев был обученным магом, то наша аргументация в пользу отмены запрета может дать трещину.

Я кивнул и хотел было ответить, как из кабинета Отдела по регулировке магического воздействия, то есть нашего кабинета, послышался вопль.

– Жрановский, слизняка тебе в правое ухо! Где моя книга?

Николай Иваныч прыснул одновременно со мной, но тут же сделал лицо строгим.

– Я думал, ты глушилку двухстороннюю поставил, – сказал я начальнику и прислушался к возне в кабинете.

– Хотел послушать реакцию Витюши, – проговорил Николай Иваныч. – Фёдор, ты плохо на меня влияешь.

– Да ладно тебе, зато на работе всегда интересно, – ответил я. – Можно идти?

– Иди. Как только найдёшь что-нибудь по Волковской – приходи.

Я кивнул и вышел из кабинета начальника. Круглощёкий Виктор, которого все ласково называли Витюшей, метался по кабинету, заглядывая во все углы, ящики и щели.

– Жрановский! – бросился он ко мне.

– Без понятия! – ответил я, сел за свой стол и посмотрел на потолок.

В кабинет, покачивая бёдрами, вошла Светлана, поздоровалась с нами, с размаха бросила сумку на стол, перекинула длинные светлые волосы за спину, распространив по кабинету аромат духов, спросила томным голосом:

– Витюшенька, тебе помочь, дорогой?

– Этот… – Витя метнул в меня злобный взгляд. – Этот гад опять спрятал мою книгу!

Светлана прикрыла глаза, потом обернулась, осмотрела кабинет беглым взглядом и практически сразу же показала пальцем на шкаф. Потом посмотрела на невысокого и круглого Виктора, которому пришлось бы залезть на стул, чтобы достать до верхушки шкафа, подошла и, даже не встав на носочки, достала книгу. Витя покраснел – не то от злости, не то от стыда, взял у Светланы пропажу, поблагодарил и сел за стол, крепко прижимая фолиант к животу. Григорий, который всё это время старательно пытался слиться с интерьером и не засмеяться вслух, выдохнул и вернулся к поеданию ранеток.

Я поставил тарелку с пирожками на стол к Вите и примирительно похлопал его по плечу.

– Я знаю, что это ты, – пробурчал он.

В кабинет вошёл дежурный Сашка, зевнул и протянул мне папку.

– Что там? – спросил я.

Приподнятое настроение исчезло.

– Очередной неконтролируемый выброс магии. Сегодня утром.

– Кто?

– Пацан. Четырнадцать лет. Одноклассники устроили ему тёмную. Мальчишка не выдержал. Двоих покалечил – одному оторвало ногу, у другого переломаны ноги и рёбра. Сейчас в больнице.

– Волшебник?

– Погиб.

Дежурный взял с моего стола ранетку, надкусил её и вышел. В кабинете наступила тишина. Все сгрудились вокруг меня, заглядывая в папку с материалами дела.

– Надо Саньку благодарность выписать, – озвучил я мысль, которая появлялась у меня всякий раз, когда дела приносил Саша.

Он единственный из дежурных скрупулёзно и аккуратно собирал материалы и вписывал всю информацию, включая свои впечатления и мысли.

Сотрудники согласились молча.

– Бедный мальчишка, – вздохнула Светлана.

– Сколько ещё народу должно погибнуть, чтобы руководство Комитета наконец отменило запрет? – проворчал Витя.

– Даже после отмены запрета всё ещё не скоро наладится. – Все повернулись ко мне, и я продолжил: – Сначала надо будет отследить всех волшебников, подписать статут о секретности, потом организовать школы для них и обучить. Это займёт несколько лет, если не десятилетий.

– Всё лучше, чем массовые гибели. – Гриша высказал общую мысль.

– Свет, бери Григория и отправляйтесь в школу – соберите портфолио и характеристики всех пострадавших. Вить, езжай в больницу, поговори с врачами, узнай, когда можно будет поговорить с пацанами. Если получится – опроси их. Я поеду на место происшествия.

Все сотрудники Отдела по регулированию магических воздействий разошлись. Я зашёл к Николаю Ивановичу – положил папку с делом к нему на стол.

– Слышал, – скупо сказал он, как только увидел меня.

– Я поехал.

– С родителями волшебника сам поговори.

Когда я вышел из здания Комитета по делам магии, моих сотрудников уже не было. Я сел в машину и задумался. Куда сначала? Наверное, всё-таки на место происшествия. Мотор тихо заурчал, автомобиль выкатился с парковки. Я в очередной раз порадовался, что зарплата заместителя начальника отдела позволила купить этот внедорожник. Быстрый, тихий и проходимый – всё как я люблю. И цвет мой любимый – бутылочно-зелёный.

Место я нашёл быстро – спасибо Саше за правильный адрес (не все дежурные вообще его оставляют). Территорию оцепили, по периметру поставили полицейских. Прохожие, завидев оградительную ленту, ускоряли шаг и опускали голову. Никто не хотел оказаться замешанным в деле о магии. Даже свидетелем или понятым. Я перешагнул через ограждение и встал возле лужи крови. Волшебник стоял здесь. Не надо было погружаться в магию, чтобы понять это.

Я огляделся – хороший район, аккуратные дома, палисадники, усыпанные цветами, витиеватые заборы между тротуаром и дорогой. Прохожие богато одеты, на парковке стоят дорогие машины. Значит, мальчишки не из простых. Это может усложнить дело. Или, наоборот, помочь. Я закрыл глаза и открылся для внутреннего зрения. Тут же увидел след от магии. Сильный, подогретый яростью и отчаянием. Что же они сделали юному волшебнику? Буллинг уже не в первый раз стал причиной покалеченных жизней, но всё же дети и подростки редко когда способны на такой мощный выброс. Значит, мальчишка был силён. Жаль пацана. Ему бы жить да жить.

Злость юного волшебника ощущалась явно, скорее всего, она долго копилась в нём. Возможно, даже несколько лет. Мне стало не по себе, как и всегда, когда человека уже не было в живых, а его эмоции всё ещё жили в подпространстве, подпитанные магией, убившей их хозяина. Я медленно пошёл по кругу – считывая магический выброс и его отдачу, сравнивая направления потоков. Никаких отклонений. Первичный вывод дежурного подтвердился: мальчишка в порыве ярости неконтролируемо выпустил магический потенциал и умер от отдачи. Для окончательного вердикта осталось только осмотреть тело. Я вышел за ограждение, дал указание на снятие оцепления и поехал в больницу.