
Полная версия:
Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника
– Тогда по служебному вопросу. Достаточно?
– Проходите.
Приемная Василькова располагала к общению. Белый вычурный диван, широкая плазма на половину стены, стойка с молоденькой секретаршей. Мне показалось, что ей не больше семнадцати и перерыва на обед ей шеф не дает, уж такой она показалась мне тонкой и субтильной. Когда наливала воду из кулера, казалось, что вот-вот и переломится пополам.
– , Петр Валентинович ждет вас.
– Здравствуйте, чем обязан? Нечасто к нам уголовный розыск захаживает? Что я натворил?
– Зря вы смеетесь. На самом деле ситуация серьезная.
– У соседки пропала дорогая собачка. Ваше посещение связно с этим?
– К сожалению, нет. Мне не хочется вас расстраивать, но у нас есть информация, что на вашу квартиру готовится покушение. Ее на днях хотят ограбить.
–Да перестаньте. Кому нужна моя квартира. Ценностей у меня нет. Так, по мелочи, телевизор, компьютер да золотишко по мелочи. Кого сейчас удивишь ноутбуком или айфоном!
– Если вы смотрите регулярно телевизор, а я думаю, что по долгу вашей службы вам положено интересоваться новостями, то случается иногда, что и убивают молодых девчонок за пару золотых недорогих сережек.
– Во-первых, криминальными новостями мне интересоваться необязательно, круг интересов нашего издания – курс доллара, торги на банковских биржах, читатель – люди из уважаемых деловых кругов.
– Я понимаю, что возможно вы мне не верите.
– Нет, что вы. Просто я не понимаю, что мне нужно делать? Не выходить из дома? Спрятать имущество?
– Я думаю, что это не потребуется. Дело в том, что нам как раз и нужно поймать воришку с поличным. Мы знаем, кто "бомбит" квартиры, но он ловко сбрасывает похищенное. Я предлагаю вам помочь.
– Как, расскажите.
– Дело в том, что у вас дома поочередно будут сидеть в засаде наши люди. Я и еще пара хороших парней. Вы не должны переживать по этому поводу. Он настоящие профессионалы. Нам будет достаточно, если вор просто взломает замок и войдет в квартиру. Все остальное наши ребята сделают. Замком придется пожертвовать.
– Вы знаете, у меня достаточно сложны и дорогой замок. Я могу заменить его на более дешевый. На время.
– Я думаю, что это будет даже лучше. Вот мой номер телефона, я сегодня к вам подъеду, познакомите меня и оперативников с женой. Насчет детей советую подумать, может, к бабушке на наделю?
–Не хотелось бы, чтобы сын пропускал школу, у него сейчас дополнительные занятия, все-таки идет на золотую медаль.
– Неделя ничего не изменит. Позанимается дома. У бабушки.
– Ну как скажете. Жду вас после семи.
– Что ж, Михалыч может мной сегодня гордиться. Нет, все-таки он голова. Я только сейчас после разговора с Васильковым поняла, что при его отношении к семье, если бы только заикнулась о том, что на него готовится покушение, "Скорая" просто не успела бы приехать. Он и так старался не выдавать своего волнения, держался передо мной, вроде как мы разговаривали о погоде или курсе рубля. Было видно при прощании, что руки его задрожали. Еле заметно дергающийся глаз не позволил скрыть от меня его настоящие чувства. Не впасть в истеричное состояние на глазах женщины ему не позволило только мужское достоинство.
Солнце било в глаза нещадно. Я вышла из здания редакции и почти ослепла. Покопавшись в своей сумке, нашла солнцезащитные очки. Нет, все-таки хорошо, когда сумка вместительная. Очки лежали в ней с прошлого лета. На улицах совсем немноголюдно. Солнце палило нещадно. Плотно закупоренные окна проезжавших автомобилей красноречиво говорили о наличии системы кондиционирования в машине. Остальным приходилось довольствоваться опущенными стеклами и лихо обмахиваться сложенными газетами, стоя на светофорах.
В "Посуда-центре" ажиотажа не наблюдалось. По всей видимости, народ предпочитал обходиться шампурами и мангалами в случай необходимости подкрепиться. Основная масса, безусловно, рвалась на море. Девчонки из отдела кадров рассказывали, что на трассе к морю пробки длиной в несколько километров. Это при том, что на двух полосах стоят в три, а то и четыре ряда. Добирались пять часов, хоть что тут ехать, каких-то сто двадцать километров.
Магазин был бесконечный. Чтобы купить пару чашек, нужно пройти с километр, потому что желаемый товар окажется где-то на выходе в противоположной стороне магазина. Набор из двенадцати премиленьких, неотразимых чашечек с блюдцами, это с учетом, что они все-таки бьются, по моему мнению, украсят квартирку. Я подумала и вместе с ними приобрела небольшую кастрюльку на три литра. На кассе мне подробно рассказали и о невероятных скидках. Это и понятно. Покупателей почти нет. К слову, мне пришлась по душе еще и миниатюрная сковородочка, эдакий набор для эгоиста на яишенку в одно яйцо. Ну что ж, день прошел не зря.
Вечером позвонил Слава Рулетов. Настроение прошедшего дня было безвозвратно испорчено. Славик работал вторым заместителем Дыма по непонятным мне вопросам. Мне всегда казалось, что даже Дым не воспринимает его серьезно, настолько внешне бестолковым он казался.
Сын влиятельного генерала, он часто нам рассказывал, что его семья им гордится. Славик добился определенного успеха, был заместителем начальника управления уголовного розыска, ждал присвоения ему полковника со дня на день. Но самым важным для нас было тот факт, что отец служивший начальником Главка в соседнем регионе, тем не менее, к себе его не брал. Чем больше он с нами служил, тем чаще мы склонялись к мысли, что все-таки не хотел позориться. Отец очень дальновидный и умудренный опытом человек, сын же яркое свидетельство, что на детях природа иногда отдыхает.
– Я завтра выхожу из отпуска. После общей планерки мне представь развернутый доклад, чем ты занималась все это время,– да, к сожалению, он был моим непосредственно моим руководителем.
С выходом Рулетов планерки стали проходить по полтора часа. Наверное, это безусловный талант руководитель, так бесславно и бесполезно занимать рабочее время подчиненных. Я чертила в рабочем блокноте, перейдя по датам уже на следующую неделю. Если так дело пойдет, что годового еженедельника мне хватит на квартал. Чтобы не занимать место, я стала играть сама с собой в слова. Так, например, из слова "Газификация" можно сложить слова, естественно, газ, фикция, фига и так далее. Семка толкнул меня в бок:
–Не наглей, видишь, руководитель выступает, старается для тебя, а ты вот так…
Рулетов самозабвенно читал вслух свою должностную инструкцию. И тут я поняла, настолько это надолго. Ведь эти инструкции я ему написала, Дым поручил в свое время. Но Слава этого не знал, поэтому старался читать неторопливо и даже с каким-то выражением. Мне стало не по себе: у меня в сейфе лежит кипа жалоб, материал проверки, который я должна рассмотреть в предельно краткие сроки, а именно не дольше трех суток. И, между прочим, жалобщики стали активнее, кризисы и изменяющиеся метеоусловия влияют порой негативно на отнюдь некрепкую психику граждан, постоянных клиентов районного психдиспансера.
Последнее время я стала ожидать с приходом вести и осени значительного увеличения обращений типа "помогите, соседи или еще кто не дают жизни". Чаще материалы с обращениями, писанными как под копирку: "Еду я себе в поезде, никого не трогаю, поставил вечером в тамбуре дорогущий мобильник на зарядку и, не ожидая ничего плохого, утром встаю, а его нет, да-да, прямо с зарядным устройством. А кстати, стоил он мне тридцать (сорок, пятьдесят) тысяч честно заработанных".
Как раз накануне я была на суточном дежурстве. Заявок немного, я успела подшить документы свои дела, привести их в приличное состояние на случай нежданной – негаданной проверки из вышестоящей инстанции.
Позвонил Вовка из дежурки:
– Будянская, слушаю.
– Рады очень. На сутках, Будянская?
– Так спрашиваешь, вроде график дежурств не у тебя перед глазами. Не томи, что случилось?
– Спускайся, Будянская. К тебе заявительница.
Вовка – парень интересный. Я как-то сразу напряглась: с чего это он так издалека заходит? Чувствуя какой-то подвох, я спустилась на первый этаж. На лавочке скромно сложив руки на коленях, сидела худенькая сухая женщина лет шестидесяти. Белая пластиковая сумка, на манер пляжной, стояла рядом с ней на лавке. Взгляд необыкновенно грустный и задумчивый.
– Вы меня ждете?
– Да, можно?
– Присаживайтесь поближе. Вот сюда, за стол. Рассказывайте, что у вас случилось.
– Вы знаете, у меня небольшая проблема. Мне нужна ваша помощь. Я уже ходила в ФСБ и МЧС, мне сказали, что только у вас мне смогут помочь.
– Рассказывайте.
– Дело в том, что меня очень беспокоит необразованность молодого поколения.
– Думаю, что в этом деле мы мало чем поможем, – сказать, что я насторожилась, значит, не сказать ничего.
– Да-да. Дело в том, что я тридцать лет проработала учительницей истории в школе. Сейчас я на пенсии, заслужила ее честным трудом. Не одно поколение выпустила в жизнь, давала знания. Все, что знала, все передавала.
– Понимаю. Простите, а я могу посмотреть ваши документы?
– Да, вот паспорт,– она проворно извлекала из сумки кулечек, из кулечка косметичку, из нее кошелечек, а уже из кошелечка наконец появился красная обложка паспорта.
– Так, Петрова Вера Ивановна, 1938 года рождения, прописана, понятно. А от нас что надо?
– Нужна помощь в организации просветительской работы. Я понимаю, что вы работаете населением, они безграмотны в юридическом плане. И ведь, что самое важное, не хотят повышать свою образованность. У меня душа болит вот за таких людей. Вы меня слышите?
– Да, я вас внимательно слушаю, продолжайте, пожалуйста,– я аккуратно, чтобы не привлекать внимание заявительницы, скосила глаза в сторону витражного окна дежурной части, где мелькала вихрасто-кудрявая голова Вовки. Он старательно отводил глаза.
– Так вот, вы меня слушаете?
– Ну конечно, очень внимательно.
– Чтобы наша конституция, самый важный юридический документ страны стал доступным для понимания широких масс, я оформила к ней иллюстрации. Вот, посмотрите,– она, немного покопавшись в «пляжной» сумке, извлекла на свет изрядно потертую школьную тетрадку листов в девяносто.– Я понимаю, что на мне теперь лежит глобальная ответственность за просвещение нашей страны, поэтому я пришла вас просить издать эти иллюстрации.
– Издать? Как это?
– Как? Очень просто. Вы оплачиваете издательству весь тираж, а уж как распорядитесь, мне не важно, главное, чтобы эта работа увидела, наконец, своего адресата. Мне, если можно, десяток авторских экземпляров, больше не надо. И если захотите, я, как популярный иллюстратор, могу подписать авторским напутствием.
Честно, я растерялась, но пенсионерка настойчиво протягивала потертую книжицу. Я бережно раскрыла ее. На каждой странице были нарисованы вишни. Тем самым изображением, как учат рисовать малышей в детском саду: две палочки, два красных кружка, а сверху справа зеленый листок. Различия были только в расположении этих самых вишен на листе: вот они крупно в центре листа, а вот они те же, но мелкие и в самом уголочке, а вот они справа и слева развороте симметрично.
– А что это? – только я смогла выдавить из себя.
– Экая вы непонятливая. Вот,– указала на самую крупную вишню,– президент. А вот,– указала ручкой по старой учительской привычке на вишни в развороте, – субъекты нашей страны. Вот, на этот рисунок обратите особое внимание, права граждан Российской Федерации. Это самый важный рисунок. – В центре разворота красовались три синие вишни неправдоподобно крупного размера. Одна даже не влезла в разворот, по размытым очертаниям можно предположить, что она тоже там есть.
– А почему только три? Прав- то в Конституции гораздо больше?– рассудительно поинтересовалась я.
– Ну конечно, больше. Видите, они четко разбиты по блокам, чтобы народ по своему неразумению не путался, когда разбирался в документе.
Я тихонечко покосилась в сторону окошка дежурки: там Вовка беззвучно смеялся, разводя руками. Он понял мой недоуменный и одновременно возмущенный взгляд без слов.
– Ну хорошо. Иллюстрации, безусловно, толковые и талантливые.
– Вы действительно так считаете? Так что, издадите? Вот заявление, я его прямо сейчас написала, такой приветливый дежурный, такой кудрявенький, – она ткнула ручкой в Вовкину сторону, – он дал мне ручку и листок бумаги, что согласна на издание такой редкой работы.
– Да, он у нас такой. Но дело в том, что мы бюджетная организация и денег на издание книг у нас нет совсем,– я судорожно соображала, что сказать и дальше придумывала на ходу, – но вы не расстраивайтесь. У нас сейчас планируется организоваться конкурс на лучшую иллюстрацию к Конституции, и я считаю, что у вашей работы имеются прекрасные шансы занять если не первое, то призовое место. И уж тогда у вас будут все права требовать издания ваших иллюстраций. Но одно условие, тетрадочку я должна буду у вас забрать, если вы не против, чтобы представить на конкурс,– и, правда, я же должна приложить ее к заявлению.
Проводив уважаемую пенсионерку Петрову, как она написала о себе в заявлении, я зашла в дежурную часть и потрясла тетрадкой с вишнями перед Вовкиным носом:
– Признавайся, знал про эти вишни?
Вовка в ответ громко захохотал на пару с помощником Васиным:
– Знал, и что? Ты на сутках? Гражданку принять должна? Заявление рассмотреть по существу обязана? Все, какие мои вопросы? Принимайте к исполнению.
– А сказать раньше не мог? Я сидела, как лопоухий ослик, слушала полчаса ее рассказы о конституции и безграмотности. Ладно, сейчас проштампую эту красоту в секретариате.
– Давай, а то поучится укрывательство сообщения от граждан, – Вовка опять засмеялся. Я насупилась.– Ладно не дуйся, я уже позвонила в психдиспансер, это их постоянная клиентка. Моя подружка уже готовил для тебя справку, тебе осталось только смотаться туда и забрать.
– Спасибо и на этом. Попроси свою подружку подготовить десяток справок, когда Вера Ивановна придет требовать приз за участие в конкурсе на лучшую иллюстрацию к Конституции.
Мысленно я вернулась в кабинет Рулетов, в котором от заучивания наизусть его инструкций в состоянии, близком к гипнотическому трансу, меня просто спас неожиданный звонок Дыма. Еле сдерживаясь, чтобы не выскочить резвым конем из кабинета Рулетова, подпрыгивая от радости и вопя от неимоверного облегчения, я осторожно выдохнула и выползла из ненавистного кабинета.
Особую неприязнь мне к Рулетова придавали яркие события, которые начались весной. Этот с виду неприметный, с большой лысиной в свои почти сорок с небольшим, сутулость и невероятную в наши дни развития генетики необремененность интеллектом, руководитель устроил мне травлю. Прямую и беспощадную.
Само собой разумеется, в единый миг, по его мнению, я стала самым бестолковым сотрудником подразделения: перестала понимать приказы Министра, потом указания руководства. С тех пор я каждый раз удивляюсь, как он еще не заявил мне, что я разучилась читать.
В последние дни перед своим отпуском мне пришлось особенно непросто. Даны указания сдать все дела, мне не отписывались документы на исполнение. Психологическая продуманная атака – меня в отделе объявили официально сотрудником, представленным к увольнению по отрицательным мотивам. В связи с тем, что отрицательные мотивы все никак не желали находиться, мое громкое и скандальное увольнение откладывалось на неопределенный срок.
Жаловаться я не привыкла. Отчего-то мне особенно было обидно оттого, что на самом деле я была сторожилой отдела. Все, кроме Дыма и его заместителя Валерия Григорьевича, пришли к нам работать намного позднее меня.
Я не первый год работаю в органах и знаю, что если ты неожиданного и резко теряешь свою квалификацию, становишься мгновенно неприятно тупым, значит, на твое рабочее место готов невероятно подготовленный кандидат. Или кандидатка.
В моем случае это была кандидатка. Юленька. С ней Славик был знаком еще на старом месте службы, до своего повышения на нынешней должности одного из заместителей Дыма. Знаком был достаточно близко, чтобы основательно понимать, что Юленька – толковый сотрудник и от этого не менее симпатичный. Такого сотрудника приятно видеть каждый день перспективному мужчине. Юленька была его любовницей.
Не знаю, чем могла поразить самое сердце Славика эта особа, похожая на обморочную мышь такую же серую и безрадостную, но дело обстояло именно так. Серость подчеркивало отсутствие вкуса в одежде. Полное. Серые тусклые волосенки стянуты в безжизненный хвост бельевой, с серьезной претензией на кокетство, часто спускался на плечо. Черный или серый макинтош модели "Прощай, молодость", изъятый по-видимому их прабабушкиного сундука, надевался в зависимости от официальности планируемых событий.
Черный – праздничный, а серый, соответственно, на каждый день. Ботинки, похожие на те, которые в советские времена выпускала фабрика "Красный большевик", наверняка позаимствован из тех же сокровенных сундуков. Острые на язычок девчонки из секретариата окрестили ее неповторимый стиль одежды «комсомолка восьмидесятых» за скучность образа и однотипность моделей, словно выпавших из моей пионерской юности, заставшей классические серо-полосатые ткани, ровнехонькими рядами висевшие в полупустых магазинах. Мы тогда рады были и этому, в перестройку пропало даже эти непрезентабельные на внешний вид ткани.
Юлькину ситуацию спасала форменная одежда, выдававшаяся бесплатно. Коллеги и я что числе подгоняли в ателье или у частных модисток по фигуре те рубища, которые выдавались в строго ограниченно количестве. До сих пор неведомо, по каким лекалам кроились те счастливые платья, юбки и рубашки, но фасон не подходил никому. Женщинам не подходил по объему, зато низ сидел классически, девчонкам в груди было в самый раз, то в области талии и бедер приходилось убирать почти половину объема. Было удивительно смотреть на выстроившуюся на строевом смотре девчачью часть подразделения. Все, как с иголочки, так уж ладно и складно. Мужчины могли лишь догадываться о тех неимоверных усилиях казаться красавицей в нескладной казенной одежде. Но это было только летом. Зимой все становилось как раз на свои места. Если ушить форменное платье или юбку специалисты брались в охотку, то посадить на место талию и плечи форменного бушлата отказывались самые опытные швеи и раскройщики. Так и стояли в строю словно кинологические пособия для отработки навыков захвата и задержания служебно-розыскной овчарки: ватные рукава висели почти до колен, подпоясанные женщины, чтобы хоть как – то обозначить наличие талии и области, где можно попытаться найти кобуру с табельным пистолетом Макарова. Из- под грузной, почти необъятного ватно-защитного вороха бушлата невероятно трогательно в каждом случае без исключения выглядывали, словно два шнурочка из стакана, тоненькие ножки – макаронинки, казавшиеся из-за грузности конструкции сверху почти невесомыми.
Не расстраивалась одна Банщикова. Гордо подняв голову с неизменной синей меховой шапкой с блестящей кокардой, она стояла в строю, никак не волнуясь и не переживая. Принцип "Что дали, то и носим" был тверд и непререкаемым. Как аксиома в геометрии, так и Юлька в жизни.
Чувствовать себя королевой ей помогла любовь Славки. Выйдя из декретного отпуска, место ей нашлось только в секретариате, но так хотелось нежной близости к перспективному генеральскому сыну.
Меня спас случай в лице одного из моих коллег. Я даже сейчас не знаю, кто раскололся у Дыма, но он меня спас. Вернул все дела и периодически дает по шапке Славику, чтобы корона на его главе не лишком давила на мозг, лишь подчеркивая его отсутствие.
Нет, я не жалуюсь. Мне хотелось, чтобы сразу стало понятно, отчего выскользнуть из неприятного общества для меня было небольшим, но все-таки счастьем.
– Алена, давай на квартиру подъезжай. Жду, – по тону Михалыча я поняла, что у него что-то не ладится.
Помня, что наверняка в квартире сидит и голодный Звонарев, я заехала домой, собрала в пластиковые контейнеры почти все, что было в холодильнике, оставив обед ребятам.
В квартире привычная беготня с новенькими чашками, чаем, кофе и плюшками. Наконец, все уселись на диван, держа в руке заветную кружку с горячим напитком.
– Что там с Васильковым?
– Вчера рассказала ему, как вы и сказали. Сегодня надо ехать к нему. Родственники должны привыкнуть посторонним.
– Да, так и сделаем. Возьмешь Кудрю. Григорич и Хрулев будут вас сменять – Дым отошел к окну и закурил. – Смотри, больше никто не в теме. С женой и детьми постарайся наладить контакт, постарайся, чтобы они ничего не поняли, занимались своими повседневными делами.
– я сказала, чтобы детей отправили к бабушке, но он не хочет.
–Может, и правильно, чтобы не вызывать подозрений в Виталика. Ты же не забывай, что он туда на чай ездит через день.
–А что мне делать с Рулетовым?
– Не переживай, я решу этот вопрос.
– Что у Лешки?
– Оружие на месте. Патроны я взял боевые и холостые. Вчера отстреляли в лесу винтовку, Остроумов остался доволен. Так что готовим на послезавтра.
– А чего тянуть-то? – мне не терпелось завершить эту неприятную историю.
– Нет, торопиться не следует. Езжайте вначале к нему, нам нужно знать, чтобы семья не запаниковала да дров ненужных не наломала. Давай, Лешка, вечером мне отзвонишься, как ведет себя заказчик. Подкрепись основательно, а то Алена тебе полхолодильника свезла. Без фанатизма.
***
– Подожди, я только комп выключу, – Кудря возился в отделе, как девчонка перед свадьбой. Я ждала его в коридор с добрых полчаса. Слава богу, что он был на машине.
Подъезд Василькова освещался со всех сторон. Я не удивлюсь, если вокруг установлено видеонаблюдение. Рассчитывать на него было слишком самонадеянно, но проверить бы не мешало.
Семен по пути забрал своего товарища. Как он сам про него рассказал, редкостный технарь. Где он работал, я так и не узнал, но точно кто-то из наших.
Широкая, металлическая дверь Василькова с резными узорами, маскирующими внушительность защиты, отворилась почти сразу. Квартира потрясал убранством: в коврах, тяжелых, винно-красного цвета, ноги, казалось, утопали по самые колени, бесшумность шагов потрясала, невольно заставляла идти дальше, по крайней мере, на носочках. Старинная увесистая люстра заслуживала демонстрироваться, по меньшей мере в театральном вестибюле.
Жена Василькова с нежным именем Лилия оказалась радушной хозяйкой. Нашего прихода ждали с накрытым на широкую руку столом. Лиля затащила за руку нас за стол, уговаривая покушать. Нужно сказать, Семен особо долго уговаривать себя не позволил:
–А где у вас можно помыть руки?
Я толкнула его в бок и, выйдя за ним в коридор, зашипела:
– Ты чего, мы же на работе!
– Я вас привез? Тебя и Сашку-техника? Привез. Какие ко мне вопросы? Все, работу сделал. Иди, устанавливай контакт, Сашка уже висит на люстре, устанавливает камеры и микрофоны. А я могу спокойно перекусить со спокойной совестью. Отчего же я должен страдать, между прочим, целый день в разъездах и без обеда. То вместо еды я искал камеры, то ждал под адресом Сашу. Все, иду пить чай.
Мне стал его жалко. Мужик, что поделаешь, должен правильно питаться. Кудря протиснулся мимо меня в ванную комнату. Зашумела вода и хозяйка выбежала из кухни, подавая ему чистое полотенце.
– Где выговорите, Лилия Николаевна, мне можно присесть?
– Вот здесь, пожалуйста,– она захлопотала над ним, как над самым любимым сыном.
– Идите тоже вымойте руки. Я столько наготовила, ждала вас целый день, – она металась между кухней и ванной.
– Мы же работать приехали, – вяло попыталась сопротивляться я, но ароматы манили и будоражили воображение. Я сдалась. Для контакта это даже лучше.
Не прошло и получаса, как вошел Сашка. Лиля и слушать не стала его отговорки и за руку почти силком усадила его за стол. Васильков достал из встроенного домашнего бара бутылку вина.
–Нет-нет, – я весьма невежливо замахала руками, но тут уже толкнул бок меня Кудря и выразительно посмотрел на меня своими синими глазами, мол, а контакт установить? Лучше повода и придумаешь. Я махнула рукой. Семка говори тосты один за другим, даже не подозревала, что он может быть таким красноречивым, чокаясь с нами белой полулитровой кружкой чая с надписью "Петр Первый". Наверняка, это была чашка хозяина дома.
Под неторопливый разговор, я, развесив уши, каким-то чудом пропустила несколько звонков. Телефон стоял на беззвучном режиме, в многоголосом обществе его было совершенно не слышно. Извинившись, я вышла из-за стола позвонить малышам и увидела восемь пропущенных. Два от детей и шесть от Лешки. И я, как сумасшедшая, в первую очередь стала набрать Лешку. Каждый раз озадаченно задаю себе вопрос, отчего же всегда ставлю интересы дела в первую очередь. И каждый раз об этом забываю, когда вижу пропущенные от Лешки, Хрулева, Григорича или Дыма. Рулетов никогда не шел в расчет.